57
Вердикт судьи Томпсона едва успели предать гласности, как он уже всполошил весь город. В темных переулках сбиваются шайки, бары и салуны захвачены орущей пьяной толпой. Вспыхивают жаркие ссоры. Кричат случайные ораторы. Винокуры предлагают выпить на даровщинку, водка на рынках льется бочонками. Люди начинают угрожающе роптать. У Сутера слишком много врагов. Эмиссары его противников подстрекают народ, и все законники, объединившиеся с ними против него, призывают к сплочению и вооруженной борьбе. По всем кварталам прокатывается волна митингов. К вечеру в Сан-Франциско вспыхивают серьезные беспорядки. Сжигают Дворец правосудия, сносят здание Судебной канцелярии, уничтожают архивы, штурмом берут тюрьмы. Чернь призывает линчевать судью Томпсона. На следующее утро восстанием охвачен уже весь штат, и тут же возникают вооруженные банды.
Власти бессильны.
Те же люди, что так недавно прославляли генерала Сутера, приходили за ним, триумфально несли его, устроили ему чествование и воздали невиданные в истории Соединенных Штатов почести, снова идут к Эрмитажу, на сей раз чтобы на него напасть. Их десятки тысяч, и по дороге к ним беспрестанно примыкают новые отряды. Мужчины вооружены, на телегах везут бочонки с пушечным порохом. Над огромной беспорядочной толпой веет звездно-полосатый флаг, и с криками "Да здравствует Америка!", "Да здравствует Калифорния!" они грабят все, что попадается на пути, не оставляя камня на камне, устраивая страшный погром.
Эрмитаж сожжен, взрывают мануфактуры, заводы, лесопилки, мастерские, мельницы, вырубают фруктовые деревья, протыкают канализационные трубы, стада расстреливают из ружей, а индейцев, канаков, китайцев, не успевших убежать, просто вздергивают там, где их застали. Все, на чем были штемпели и торговые марки Сутера, исчезло бесследно. Плантации предают огню, виноградники выкорчевывают и вытаптывают. Наконец добираются до подвалов с запасами вина. Тут разрушительная ярость толпы перерастает в неистовое бешенство, она убивает, крушит, грабит все подряд, и доходит до такого остервенения, что под чьи-то команды расстреливает артиллерийскими залпами домашнюю птицу. Потом взбираются в Бургдорф и Гренцах, где тоже ровняют все с землей, рушат, обращают в пепел. Ломают шлюзы, мосты и дороги взрывают.
Руины и пепел.
Когда четыре дня спустя после отъезда Сутер возвращается домой, от его громадных предприятий не осталось ничего.
Тоненькие струйки дыма еще выбиваются из - под развалин. Устрашающие стаи грифов и воронов с окровавленными клювами вырывают друг у друга куски падали, скота и лошадей, разбросанных по окрестным полям.
На толстом суку дикой смоковницы раскачивается то, что осталось от Жана Марше.
На сей раз потеряно все.
Навсегда.
58
Сумрачным взглядом обводит Сутер весь этот разгром.
Иоганн Август Сутер обессилен. Его одолели. Его жизнь, нищета, лишения, вся его энергия и воля, его стойкость, трудолюбие, упорство, его надежды - все пошло прахом. Его книги, бумаги, подручные инструменты, его шпаги, рабочие станки, медвежьи и леопардовые шкуры, меха, моржовые клыки, китовые усы, чучела птиц, коллекции бабочек, висевший на стенах арсенал индейского оружия, склянки с амброй и янтарем, золотым песком, драгоценными камнями, всевозможными минералами превратились в жалкий ворох еще не остывшего пепла.
Все самое дорогое, что составляло жизнь и достоинство человеческое, пущено по ветру, стало дымом и прахом.
У генерала Иоганна Августа Сутера больше нет никакой собственности, все, что у него остается, - дорожная сума да томик Апокалипсиса в кармане.
У него, едва не ставшего самым богатым на свете!
Он долго оплакивает свою судьбу. Он разбит.
59
И вдруг он вспоминает о детях.
Где они? Что с ними стало?
Тогда он пускается блуждать по округе, от фермы к ферме, из одной деревни в другую. Повсюду насмехаются, издеваются над ним, выказывают презрение. Люди оскорбляют его. Мальчишки бросают в него камни.
Сутер лишь угодливо выгибает спину, не отвечает, терпеливо сносит все, и унижения и злобу.
Он чувствует себя безгранично виноватым.
Он бормочет молитву: "Отче наш, иже еси на небеси…"
Он впадает в детство.
Бедный старик.
60
Проходят месяцы, и вот печальная судьба скитальца приводит его в Сан-Франциско.
Он проникает в город никем не узнанный. Он пугается выросших повсюду огромных зданий, уличных перекрестков, быстроходных механических экипажей, деловых людей, то и дело толкающих его. Человеческие лица вызывают у него особенный ужас, и он не смеет поднять глаз.
На его личность неистово ополчилось зло.
Он спит на портовой пристани и попрошайничает на окраинах. Подолгу стоит на том пустыре, где еще вчера высились конторы его сына, адвоката.
Однажды он машинально заходит в дом судьи Томпсона. Он встречает свою дочь, которую тут приютили. Мина не встает с постели, у нее нервная горячка, и она почти ничего не соображает.
Здесь же ему сообщают новости о сыновьях. Виктор отплыл обратно в Европу. Артур был убит, когда защищал ферму. Эмиль, старший, адвокат, который держал в руках все дело и вел процесс о золоте, убил себя в портовом притоне.
Поскольку Сутер почти совсем оглох, ему повторяют эту печальную историю дважды.
"Да свершится воля Твоя. Пусть будет так".
ГЛАВА XV
61
У подножья Твин-Пикс высится большой белый дом, его фронтон и ионические колонны выточены из дерева. Он окружен большим парком и широкими полями цветов. Это сельский дом судьи Томпсона, он любит приезжать сюда в конце недели, придирчиво осматривая свои новенькие розарии с томиком Плутарха под мышкой. В этом убежище Сутер мало - помалу возвращается к жизни и приходит в себя.
Его почти не держат ноги, и он чудовищно разбух. Седые пряди падают на ожиревшие плечи. По всей левой половине тела пробегает легкая судорога. Слезятся глаза.
Мина быстро оправляется от пережитого ужаса, материнской заботы миссис Томпсон и природного здоровья юности достаточно, чтобы она выздоровела. Она стала невестой Ульриха де Винкельрида, молодого дантиста; свадьба назначена на Рождество; это так радует ее, а вот вид и мельтешение старого свихнувшегося отца ей невыносимы. Поэтому она остается в городе, в доме четы Томпсонов, этих прекрасных людей, таких простых, таких веселых, таких человечных, они подсказывают ей, как ублажить и обиходить своего молодого жениха.
Иоганн Август Сутер снова остается совсем один.
62
Он прохаживается туда-сюда под деревьями и часами простаивает, созерцая едва распустившуюся розу. Он никогда ни с кем не разговаривает. Иногда он словно из-под земли вырастает перед кем-нибудь из садовников, делает едва уловимое движение, будто хочет спросить о чем-то, но тут же поворачивается и уходит, так и не разомкнув губ. Ветер вздымает фалды его редингота. Деревья самых пустынных аллей смыкают кроны над его головою. Издали доносится рокот тихоокеанского прибоя.
Дважды в неделю судья Томпсон приезжает навестить генерала.
63
Только один человек на всей необъятной территории Соединенных Штатов, только судья Томпсон понимает судьбу генерала и полон сочувствия. У Томпсона точный, спокойный и ясный ум, способный принимать решения абсолютно самостоятельно. В молодые годы он основательно изучал древнегреческий и сохранил любовь к изящной словесности и резонерскую манеру, позволяющую ему с легкостью уноситься в благородные и изысканные выси логических умозаключений, совсем заоблачных, которые он умеет довести до завершения. По природным наклонностям духа это созерцатель. Поэтому он понимает жизненную трагедию Иоганна Августа Сутера.
Он согласился защищать интересы генерала, пересмотрел все дело, просиживал над документами целые ночи напролет. Ему не в чем себя упрекнуть. Его приговор был вынесен с полным на то основанием, согласно его человеческой совести и сознанию высокого магистрата: положа руку на сердце, он произнес его в соответствии с буквой и духом закона. Однако, однако… Сейчас он понимает, что речь идет не столько о законе, сколько о спасении человека, старика, и поступает так, как ему велит сердце. И когда он навещает генерала, то с жаром принимается наставлять того на путь истинный.
Тем временем он дает ему кров и окружает заботами, каких требует его состояние.
64
- Послушайте, генерал, вы столько пережили, не упорствуйте вы в этом деле, которое принесло вам несчастье. Вот что вам нужно будет сделать, я долго размышлял над этим. Вы отказываетесь от всех судебных исков против частных лиц. Вы отказываетесь от всех прав на земельные территории, которые уже давно перешли к другим владельцам и теперь прошли новую регистрацию; вы окончательно оставляете идею о ваших правах на золото, будь то уже добытое или каковое еще будет добыто, поверьте мне, даже сами власти штата и правительство никогда не станут в это вмешиваться; заявите, что готовы договориться, потом запросим, ну, пожалуй, пожалуй, миллион долларов выплат в качестве возмещения ущерба, и я могу обещать вам, что с моей помощью вам его выплатят. Если у вас есть охота работать, вы также можете затребовать новые территории и легко их получите, ибо сами прекрасно знаете, что недостатка в земле мы не испытываем, слава Богу, тут хватит места еще для многих и многих; но не продолжайте этого дела, которое ничем для вас не кончится. Вы хорошо понимаете, что на карту поставлено слишком много частных интересов и что в Вашингтоне все интригуют против вас. Послушайте меня, отступитесь.
- Судья Томпсон, - неизменно отвечает на это генерал, - судья Томпсон, вы судили по совести и вынесли приговор. А теперь говорите мне про деньги. Скажите на милость, чего я требую? Я требую справедливости, и ничего другого. Самая высшая инстанция в этой стране должна объявить, правы вы были или не правы. И она объявит об этом. Впрочем, я ведь не к людскому суду обращаюсь, а к Божьему. Мне необходимо идти в этом деле до конца, ибо если в этом мире мне не воздадут по справедливости, то у меня останется утешение в мысли, что мне воздастся на небесах и настанет день, когда я сяду по правую руку Вседержителя.
- Но подумайте же о ваших детях, о Мине, которая вот-вот выйдет замуж, а вы станете дедушкой.
- Судья Томпсон, человек вроде меня - проклятое существо и не должен иметь детей. Это была единственная ошибка моей жизни. Артур был убит, Эмиль покончил с собой, вы сами сообщили мне, что и Виктора должно считать мертвым, ведь он погиб при кораблекрушении "Золотых ворот", когда корабль вышел из Магелланова пролива в открытое море. Доводя до конца свое дело, я уже не смогу причинить вреда Мине, поскольку у меня нет ничего и я ей ничего не даю; но если я выиграю, то, напротив, стану работать ради внуков и правнуков моих и ради семижды семи поколений вперед.
- Да на что вы жить-то будете?
- Господь даст мне все, позаботится о самом необходимом, ведь кормит же Он птиц небесных.
- Умоляю вас, не уезжайте; вы можете оставаться здесь сколько пожелаете.
- Нет, нет, я поеду в Вашингтон, под Рождество, когда Мина уже выйдет замуж. Тогда и увидим, что за судьи в Вашингтоне.
65
Мина вышла замуж за своего дантиста, а генерал уехал в Вашингтон под Рождество, как и говорил. Он вооружился рекомендательным письмом мэра Сан-Франциско, а в кармане у него приговор судьи Томпсона рядом с томиком Апокалипсиса. Томпсону удалось-таки выхлопотать у правительства штата пенсию для старого генерала, это 3000 долларов в год пожизненно.
ГЛАВА XVI
66
Проходят годы. Весь Вашингтон знает генерала, его приземистое обрюзгшее тело, его больные ноги, шаркающие в стоптанных сапогах, его покрытый пятнами и перхотью редингот, его мясистую лысую голову, трясущуюся под продавленной фетровой шляпой. И весь Вашингтон знает его, и все официальные учреждения.
Поначалу из-за интриг, которые плели его враги, он был принят плохо. Но прошли многие годы, и столько воды утекло, и соперники его умерли, а чиновники сменились. Теперь уже никто не знает толком, чего он хочет, этот сумасшедший старик, вы его знаете, этот старый генерал, отличившийся на мексиканской войне, который все бурчит что-то о золотых приисках. По всему видать, человек он непростой и с соображением, рациональное зерно тут есть. И конторы затевают с ним крупную игру, гоняя от двери к двери, от одной инстанции к другой. Генерал обошел все закоулки Дворца правосудия и лестницы всех министерств: он ходит туда-сюда, поднимается, спускается, стучится, вступает в споры, терпеливо ждет за дверьми, обегает тысячи контор, тысячи раз возвращается обратно, словно попавший в ловушку зверек.
Но он не теряет надежды.
67
Все эти годы Иоганн Август Сутер жил на свою генеральскую пенсию. Жил - слишком громко сказано, ибо в действительности вся пенсия из года в год уходила на сомнительной репутации адвокатов, продажных посредников, третьестепенных министерских чиновников, которые все как один гарантировали ему, что процесс удастся выиграть.
В 1863 году молодой датский мошенник, накануне прибывший из Нью-Йорка, с которым Сутер познакомился на религиозном собрании, забирает у него все бумаги и на следующий день сводит со своим подельником, представившимся секретарем министра юстиции. Два проходимца совершенно завладевают беднягой. Сутер пишет судье Томпсону, что отныне его дело в руке Божией и отстаивать его интересы в суде будет сам министр собственной персоной, и просит для министра 10000 долларов. Мина, которой он пишет то же самое, высылает ему 1000 долларов. Ему удается обратить в деньги и получить из Швейцарии худосочное приданое своей покойной жены. Все собранные средства оказываются у двух жуликов, которые в один прекрасный день просто сматываются, поняв, что больше со старика состричь нечего.
И сколько раз еще приходят к нему адвокаты настоящие и мнимые, заставляющие его изложить им дело и подписать кучу документов, по которым Сутер отказывается от четверти, от половины, от трех четвертей и даже от всего в случае успешного исхода, ибо что ему все эти деньги, золото, земли, если он жаждет одной только справедливости, суда и приговора.
Проходят годы. Бедность, неприкаянность. Чтобы прожить, он хватается за самую черную работу: уличный чистильщик сапог, рассыльный, прислуга на побегушках, мойщик посуды в дешевой харчевне для солдатни, которая уважает его за генеральский титул и отвращение к виски. Мина теперь посылает ему ежемесячно 1000 долларов, и эти деньги тоже разлетаются по вербовщикам и зазывалам разного разбора, которые ловко их у него выманивают. Он отдает все до последнего доллара, чтобы ускорить процесс.
В 1866 году Сутер появляется в сенате и требует один миллион долларов наличными и возвращения своих плантаций. Сделать так ему настоятельно посоветовал один польский еврей.
В 1868-м Сутер посылает в сенат письменное прошение. Он пространно излагает суть дела и готов удовольствоваться лишь 500000 долларов и своими землями. Это прошение составил один сержант пехоты.
В 1870-м в новом послании, адресованном сенату и написанном неким Бюжаром, фотографом из кантона Во, Сутер требует уже лишь 100000 долларов, отрекается от любого другого возмещения ущерба, не претендует на свои земли, обязуется покинуть территорию Соединенных Штатов и вернуться в Швейцарию, где собирается поселиться в кантоне Во, "ибо не могу, - говорит он, - бывши некогда самым богатым человеком на свете, вернуться в родной кантон нищим и жить на иждивении общины пращуров своих".
В 1873-м он входит в секту герренгутгеров, поручает вести свой процесс Совету Семи Старцев Иоаннитов и подписывает акт, согласно которому передает в дар свое возможное состояние и все калифорнийские владения братству, "с тем чтобы запятнанность этих прекрасных долин золотом была бы смыта чистотою Адамовой". И Процесс возобновляется опять, на сей раз его ведет владелец адвокатского бюро, он же основатель и духовник этого германо-американского коммунистического фаланстера.
Сутер покидает Вашингтон и переезжает в Литиц, штат Пенсильвания, чтобы креститься и обрести очищение по великому обряду вавилонян. Теперь это совершенно непорочная душа, живущая в интимном общении с Вседержителем.
68
Герренгутгеры в Литице занимают большое поместье, где выращивают и обрабатывают многочисленные посевы зерновых. Есть у них и нефтяная скважина. Мешки с зерном и бочонки с нефтью возят на побережье, а их зарегистрированной торговой маркой служит изображение лежащего пасхального агнца, который держит в лапах хоругвь. На хоругви начертаны черные жирные инициалы И.Х. - нет, не Иисуса Христа, а Иоханнеса Христича, основателя, управителя и великого магистра секты, а помимо этого еще и въедливого и опасного сербского адвоката, продувной бестии и удачливого предпринимателя, который сколачивает себе одно из самых крупных промышленных состояний на хребтах почти четырехсот иллюминатов, по происхождению преимущественно немцев.
Основные догматы веры в этом фаланстере таковы: общность женщин и имущества, живительная святость труда, некоторые правила жизни адамитов, прорицательство и религиозный экстаз. Единственное Евангелие здесь - это Апокалипсис. В своем маленьком приходе Сутер быстро завоевывает известность благодаря глубокому знанию этой книги и личным комментариям к ней, с которыми выступает.