Глава 22
Банкир Манфред Лорд смеется до тех пор, пока не поперхнется и не закашляется. Тогда он перестает смеяться, берет свой бокал и пьет. Вслед за этим проводит рукой по красивым седым волосам.
- Это безумная история, - говорит он. - Не правда ли, любимая?
- Да, Манфред, - отвечает Верена.
- Можно не уставать благодарить вас! Сейчас заграница видит наконец, что у нас здесь, на Западе, стало по-другому, что подрастает новое поколение с иммунитетом против всякой диктатуры. Это позволяет разрешить такие школы и по ту сторону, на востоке, - говорит Манфред Лорд, который так хорошо выглядит и, конечно, состоял в партии, хотя и определенно не совершил ничего особенного. Около двенадцати миллионов партайгеноссе не сделали ничего особенного. Поэтому, собственно говоря, и смогла свершиться эта страшная история, ни один из них и сегодня не смог сказать другому правду.
Вечер четырнадцатого декабря. Господин Лорд любезно вновь пригласил меня.
Вчера, через три часа, после того как я был близок с его женой в "нашем доме", он позвонил в интернат.
- Посидим по-простому. Никакого смокинга. Можете прийти в том, в чем вам удобно.
- Очень приятно, господин Лорд.
- Наверное, это в последний раз перед Рождеством, правда?
- Да. Двадцатого начинаются каникулы.
- Итак, в восемь?
- В восемь. Благодарю вас.
И вот мы сидим перед темными ночными стеклами зимнего сада дорогой виллы господина Лорда на Лисквель-аллее во Франкфурте. Вокруг тропические растения обвивают потолок, свисают с коробов с чудесными орхидеями, катлеями, киприпедиями. В этом зимнем саду действительно уютно, обустроить его стоило, конечно, целое состояние, так как, когда я пришел, Манфред Лорд показывал мне с большой гордостью растения настолько редкие, каких по всему свету вряд ли найдешь дюжину. Он любит и собирает растения.
И старые раритетные книги. У него фантастическая библиотека.
Тоже наверняка стоит целое состояние…
Они с Вереной пьют "Джинджер Але" с виски, я пью только пиво "Туборг" из серебряного бокала. Я не стану напиваться при господине Лорде еще раз.
Мы все одеты в свитеры, Верена - в красный, так как я однажды сказал ей, когда мы встречались в "нашем домике", что мне нравится ее красный свитер.
- Вы стали великолепными парнями, - рассуждает Манфред Лорд и вновь берется за бутылку. - И великолепными девушками. Я считаю это замечательным, правда.
Как только он поворачивается к нам спиной, мы с Вереной смотрим друг на друга. Последнее время мы часто бываем вместе. И настолько близки, насколько только могут быть близки два человека. Когда мы обмениваемся взглядами, возникает ощущение, что мы обнимаем друг друга. Один раз Лорд вышел, и Верена быстро передала мне в руки несколько своих фотографий, которые я быстро положил в карман брюк.
- И этот маленький Джузеппе! Он, конечно, фрукт!
- Да, - говорю я и смотрю на Верену, которая губами изображает поцелуй до тех пор, пока ее муж снова не оборачивается. - Милый парнишка. Но знаете, господин Лорд, нельзя сказать, что эта история закончилась благополучно.
- Что это должно значить?
- В газетах ничего нет об этом. Этого никогда не напечатают. История эта имеет последствия, и это создает проблемы вашему директору. Вчера вечером он говорил со мной об этом. По положению дел он практически банкрот и к каникулам может закрыть свою лавочку, если не произойдет чуда.
- Этого я не понимаю.
- Один из отцов, которые определенно поучаствовали в том, что "засветили" доктора Фрея, и который забрал своего сына из интерната, - известный господин Кристианиа.
- Кристианиа? - Лорд морщит лоб. - Не тот ли Хорст Кристианиа из фирмы "Кристианиа и Вольф" в Гамбурге?
- Да, он.
- Но Хорст же… - Лорд замолкает. Я уверен, он хотел сказать "…мой добрый друг". Но он осторожен: - Что же было с Хорстом?
- Господин Кристианиа… - вообще-то ужасно, что я так спокойно беседую с человеком, жена которого спит со мной, жену которого я люблю; невероятно, как быстро привыкают к подобному -…господин Кристианиа финансировал интернат. Только тогда интернат и был хорошо отстроен. До тех пор виллы лишь арендовались. Три года назад директор купил их. Для этого ему нужны были деньги, много денег.
- Ясно.
- Вчера вечером он сказал мне, что занял слишком много. Но это не катастрофа! При более чем трехстах учениках он мог бы оплатить ссуду в рассрочку. Но за последний год просрочил три векселя. Он каждый раз просил господина Кристианиа отсрочить их оплату или прибавить к погашению последнего векселя, который подлежит оплате в 1964 году. Всякий раз господин Кристианиа делал это без промедления, так как в интернате учился его сын и…
Лорд качает головой. Какое-то время курит трубку. Потом говорит:
- Дальше можете мне не рассказывать, Оливер. Я уже понял. Теперь Кристианиа, конечно, продлит оплату всех векселей, которые необходимо погасить сразу, не правда ли?
- Да, господин Лорд.
Лорд смеется.
- Старый нацист! Сын его больше не учится в интернате. Но надо же понимать и положение других людей? Я всегда говорю так, не правда ли, любимая? - И он похлопывает свою жену по колену. А если он и вправду попытается вникнуть в наши отношения с Вереной? - Ваше пиво становится теплым. Нет, нет, никаких возражений, отдайте! - Он выливает остатки пива из моего бокала и берет новую бутылку из серебряной чаши со льдом. - О! У этого другой вкус! Сколько стоят эти три векселя? Все вместе? - Я думаю. - Сколько необходимо заплатить вашему учителю немедленно?
- Сто тысяч.
- Гм.
- Да, но и весь остаток Кристианиа также хочет получить сразу. Он пытается расторгнуть договор.
- Он может это сделать?
- Говорит, что может.
- Гм.
Манфред Лорд делает глоток, потом поднимается во весь свой рост и прохаживается по зимнему саду туда и обратно между пальмами, кактусами и вьющимися растениями.
- Гм, - говорит он и притягивает к себе темно-фиолетовую в белых пятнах катлею. - Красиво, верно?
Он продолжает свою прогулку и рассматривает другую орхидею. Поворачивается ко мне спиной, но инстинкт подсказывает мне, что не стоит в данный момент смотреть на Верену и делать ей знаки, так как он сразу же обернется…
Это и происходит!
Итак, он ставит ловушку.
А почему бы господину Лорду не делать этого? Каждый устраивает западню. Никто не должен попадать в нее. Я не попал.
- Скажите вашему… как зовут учителя?
- Профессор Флориан.
- Скажите профессору Флориану, что я могу дать ему сто тысяч и что я позвоню Кристианиа по поводу договора. Если с ним не удастся прийти к соглашению, - мы, старики, все же немного закоснелые, - говорит он и обворожительно улыбается, - тогда я возьму на себя ответственность за весь договор. Вашему профессору не надо более мудрить с этими проблемами.
Если бы я не сидел, я упал бы.
Я смотрю на Лорда. Он улыбается. Смотрю на Верену. Она тоже улыбается.
- А почему вы хотите сделать это?
- Что, дорогой Оливер?
- Так… так рисковать!
- Это не риск. Дела в школе идут хорошо. Я не боюсь за свои деньги, еще и заработаю на этом. Кристианиа же лишится хороших процентов с этих векселей.
- Мой муж любит помогать другим, - говорит Верена.
И тут я вспомнил, что Верена уже однажды говорила это. Господин Лорд благодетель. Щедрый и великодушный господин Лорд. Зачем он это делает? Верена знает это, я тоже это знаю: для того чтобы заслужить расположение своей жены. И показать, что он за человек. Чтобы она научилась его любить. То, что она не делает этого, он, конечно, заметил уже давно. Он любит ее. Так же как бедная собака, думаю я, радуясь за шефа, и мне приходят в голову строки из стихотворения Гейне:
"Она была любезна, и он ее любил,
Но он был нелюбезен, и она не любила его".
Это мы читали прямо по-немецки (вновь разрешено читать писателей-евреев). Так и этот Манфред Лорд любезен, и тем не менее Верена не любит его. И все же слава богу! Я говорю - потому что я должен что-то сказать и именно до наступления Нового года:
- Вы спасли его репутацию, господин Лорд!
- Вот как!
- Серьезно. Он будет вне себя от счастья!
- Ему следует завтра после обеда в четыре часа прийти в мое бюро.
Завтра после обеда я встречаюсь с Вереной…
- Так точно, господин Лорд. И я благодарю вас от имени шефа, от имени профессора Флориана.
- Ну, закончим с этим, - говорит хозяин дома, срывает цветок "дамская туфелька", подходит к своей жене, вынимает из ее волос шпильку, с помощью которой прикрепляет орхидею к ее красному свитеру на правой стороне груди. - Самая красивая, которая цветет, - говорит Манфред Лорд и целует ей руку.
У меня более слабые нервы, чем я думал. Я не могу спокойно смотреть на то, как он целует ее руку, касается ее груди, проводит рукой по волосам. Я говорю:
- Половина двенадцатого. Опасаюсь, что должен идти спать, иначе будут неприятности.
- Ах, останьтесь еще, Оливер! Сегодня все так мило. Так непринужденно! По-свойски…
Совсем непринужденно.
- Нет, действительно. На улице гололед. И сильный туман. Ехать придется очень медленно.
- Ну конечно, если вам и в самом деле нужно… - Он подходит ко мне и вновь наполняет серебряный фужер до самых краев. - Последний глоток перед дальней дорогой!
- Спасибо, господин Лорд.
- Сигару?
- Нет, премного благодарен.
- А я вот еще одну… Где же моя зажигалка?
- Разрешите… - Я лезу в карман. Вынимая коробок спичек, едва не вытаскиваю вместе с ним фотографию Верены.
Я вижу, как она кусает губы. Даю господину Манфреду Лорду прикурить. Он хлопает меня по плечу.
- Спасибо. Потом еще благословенный праздник и хороший старт, как скольжение на коньках, в Новый год, мой дорогой! Нам обоим будет не хватать вас, правда, Верена?
- Очень.
- Ах, еще кое-что. Хотите сделать мне приятное?
- Конечно.
- Это касается вашего отца.
- Моего отца?
- Да. Он ведь такой же книжный червь, как и я, верно?
Это правда. Мой отец покупает все. Чем дороже, тем лучше. Ему нравится смотреть на книги, он приобретает книги не для того, чтобы читать. В его доме в Эхтернахе полно первых изданий, фолиантов, старых экземпляров Библии.
- Полгода назад я разыскал для него книгу, о которой он мечтает. Он никогда об этом не спрашивал, но я знаю, он не хотел обременять меня. Теперь я наконец-то раздобыл эту книгу. Это мой рождественский сюрприз. Возьмете с собой книгу для него?
- Охотно, господин Лорд.
Клянусь вам, тогда у меня не было ни малейшего подозрения! Почему я не должен был брать с собой книгу? Но они уже тогда начали чертовски хитро: мой старик, свинья, и достойный уважения, почтенный господин Манфред Лорд…
Глава 23
Почтенный Манфред Лорд звонит. Сразу же после звонка раздается стук в дверь, и на этот раз в черном костюме, но высокомерный, сухопарый, улыбающийся, с ледяными рыбьими глазами, как всегда, входит господин Лео. Господин Лео, слуга виллы наверху, на Таунусе, который получил от меня пять тысяч марок, который крал любовные письма, написанные Верене другими мужчинами, подслушивал и записывал на магнитофон телефонные разговоры. Господин Лео - вымогатель и шантажист.
- Вы звонили, милостивый государь? О, добрый вечер, господин Мансфельд.
- Добрый вечер, господин Лео.
Манфред Лорд говорит звучно, спокойно:
- Не будете ли столь любезны сходить в спальню? На ночном столике лежит тоненькая книга. Принесите мне ее.
- С превеликим удовольствием, господин.
Манфред Лорд широко улыбается:
- Удивляет вас, что он здесь, а не во Фридхайме, да?
- Да нет. Это значит…
- Я разрешил ему спуститься. Точнее говоря: он просил об этом. Там, наверху, ему очень одиноко. Положа руку на сердце, я могу его понять. У садовника хоть есть супруга. Лео же совсем один. И потом, зимой у нас бывает также много гостей. Здесь он может быть полезным. Во Фридхайме он лишь колет дрова да сгребает лопатой снег и ничего более. (Все это невыразительно, ни на что не намекая, ни на кого не глядя.) Моя жена тоже рада, что он здесь. Не правда ли, моя любимая?
- Да, - говорит она и, улыбаясь, смотрит мне прямо в лицо для того, чтобы я мог узнать, как больше не дать запугивать себя. - Он, конечно, большой помощник. Такой отличный слуга.
Стук.
Дверь открывается.
С поклоном входит плут и негодяй.
- Это та книга, господин?
-, Она, большое спасибо. Можете идти спать, Лео.
- Благодарю, господин. Желаю господам приятного сна.
Лорд подходит ко мне. Книга, которую он держит в руке, выглядит старой, ее переплет в пятнах. Определенно, она долгое время лежала в каком-нибудь подвале.
- Это "Дюбук", - говорит Манфред Лорд. - Известная драматическая легенда из истории восточного еврейства. - Он перелистывает титульный лист. - Вообще-то, название здесь не "Дюбук" - это злой дух, который может вселиться в человека, - а "Между двух миров".
- Но это же немецкие буквы, а не еврейские.
- Это перевод на немецкий язык. Смотрите: издательство "Бенджамен Гарц". Первое издание, раритетное, мечта знатоков. Автор вещицы - Ан-Ски. "Дюбук" - одно из произведений, которое чаще всего играют в еврейских театрах. Итак, если вы хотите взять ее с собой…
- Само собой разумеется!
Вечер подошел к концу.
Манфред Лорд берет Верену под руку, пока я надеваю в зале свое пальто. Я все еще надеюсь хотя бы мгновение побыть с Вереной наедине, но Лорд накидывает пальто. Жене он говорит:
- На улице действительно сильный туман и гололед. Ни в коем случае не выходи на холод, любимая! Я провожу Оливера до машины.
- Спокойной ночи, мадам. - Целую руку. Ее пальцы цепляются за мои. - Благодарю вас за чудесный ужин.
Это все. Больше мне ничего не приходит в голову. Сначала он пропускает меня к двери. Его широкая спина закрывает Верену, я больше не вижу ее. Кованые фонари освещают с двух сторон аллею, которая идет к воротам парка.
- Ах, - радуется Манфред Лорд, - Лео уже посыпал дорожку песком, что вы на это скажете? Действительно, не человек - сокровище. Я могу положиться на не него на сто процентов. Всегда! Он уже восемь лет со мной! В огонь за меня пойдет!
Как далеко мы зашли? Что знает господин Лорд? Может быть, Лео…
Мы останавливаемся перед "ягуаром".
Жмем друг другу руки.
- Большой привет семье, Оливер! Всего хорошего!
Я отъезжаю. Он стоит - одна рука в кармане - и кивает. Я тоже киваю в ответ. Что мне еще остается делать?
В эту ночь во Франкфурте очень плотный туман, и шоссе сильно запружено машинами. Еду со скоростью не более тридцати километров, но и при этом машину иногда заносит.
На зловеще пустой, тревожно тихой стоянке автомобилей я останавливаюсь и вынимаю фотографии, которые подарила мне Верена. Всего семь штук, разных размеров, несколько новых, остальные старые. На одной фотографии она совсем юная девочка на бале-маскараде, на другой - в чулках в сеточку, коротких черных брючках, фрачной куртке и цилиндре. Она держит в руках трость и бесконечный мундштук для сигарет во рту, явно подражая Марлен Дитрих.
На одном фотоснимке она совершенно нагая. Должно быть, он сделан совсем недавно: прическа такая же, как у нее сейчас. И модные туфли. Кто ее фотографировал?
Кто сделал этот снимок? Я ненавижу его. Никто не должен знать и видеть, как красива Верена. Я рву все фотографии. Потом поджигаю обрывок за обрывком и жду, пока все они не превратятся в пепел. Пепел топчу. Наконец еду дальше. Туман становится все плотнее. Ветка дерева едва не попадает в машину. Я охотно сохранил бы фотографии, особенно ту, на которой Верена была обнаженной. Но я не имею права рисковать. Я уверен, она подумала, что доставила мне большую радость. Нет, я должен был сжечь снимки. Лео…
Глава 24
Пятнадцатое декабря 1960 года, семнадцать часов.
Четверг. У меня очень много времени. Но без Верены. Она должна быть дома. В четыре часа ее муж пригласил к себе шефа, чтобы дать ему денег на векселя.
("Я благодарю вас, Оливер. Вы замечательный парень. И этот господин Лорд тоже должен быть замечательным парнем! Вы не знаете, что это для меня значит, ваша помощь". - "Да, господин доктор, есть еще приличные люди в этой стране…")
Мы провели много часов в "нашем доме". Сейчас Верена одевается. Я с таким удовольствием смотрю на нее, движения ее прекрасны.
Все в ней прекрасно.
Я уже одет, сижу на кровати и курю. Свечи опять догорели. На улице, за закрытыми ставнями, идет снег. Станция АФН передает рождественскую музыку без перерыва.
- Почему Лео здесь?
- Для того чтобы следить за мной, конечно.
- Ты не боишься?
- С тех пор, как мы вместе, нет. - Она пристегивает чулки, надевает юбку. - Смешно, раньше я всегда боялась.
- Лучше все же бояться и сейчас.
- Почему ты говоришь это? - Она застегивает молнию на юбке и берет в руки красный свитер. - Что-то случилось?
- Нет. Но если ты сама говоришь, что он за тобой следит…
- Я жутко осторожна. Меняю такси. Хожу в разные почтовые отделения. Я хитрее его… - Она улыбается. - Этот красный свитер долго не выдержит, если я буду носить его вечно.
- Мы купим новый.
- Тебе понравились мои фотографии?
Я киваю.
- И как?
- Кто снимал тебя обнаженной?
- Зачем тебе это?
- Я хочу это знать.
- Тебе это не нравится? Я сама. С помощью спускового устройства.
- Верена!
- Застегни мне свитер! Я солгала. Это снял Энрико. Теперь ты этот снимок выбросишь?
Я застегиваю свитер.
- Я тоже не хочу лгать. Я его сжег.
- Из ревности?
- Из предосторожности. Я сжег все снимки. Еще вчера ночью. Но я очень хорошо рассмотрел каждый. И, когда закрываю глаза, каждый из них в отдельности стоит передо мной. Особенно один. Тот, на котором ты нагая. Но мы должны быть осторожными, оба! Здесь Лео. Думай об этом.
- Я думаю об этом.
- Верена… - Я сижу сейчас перед ней, она смотрит на меня. - Мы действительно должны быть осторожны… Если что-то произойдет… Если мы потеряем друг друга… тогда… тогда я не смогу дальше жить… - Я подхожу к радиоприемнику и выключаю его. - Извини, я пошлый.
- Ты не пошлый, любимый. Ты прав. Только это печально. Фотографии должны были стать моим рождественским подарком.
- Я его получил, - говорю я и достаю папку-регистратор из своего портфеля. - Сейчас ты получишь свой.
- Что это?
- Наш роман. Все, что я уже напечатал.
- О! - Она бежит ко мне - еще в чулках - и берет из рук папку.
- Ты уже так много написал?
- Я написал намного больше. Здесь лишь то, что я поправил и смог напечатать. Это будет очень большая книга.
- Это тоже очень большая… афера, не так ли?
- Ты хочешь сказать, любовь?
- Нет!
- Правда нет?
- Нет! Нет! Нет! - Она гладит меня по щеке. Потом листает рукопись. - Сто восемьдесят шесть страниц… - Она открывает папку и листает дальше, читает первый лист: "Любовь - только слово".
- Переверни страницу.