- Не одному тебе, дорогой. Отто таинственный человек. Мы с ним уже пять лет, и все еще я знаю о нем очень мало. Когда мы встретились, он выступал в музыкальном номере вместе с одной немкой, которая весила, наверное, больше ста килограммов. И вот однажды вечером, когда они играли в Айлингтоне в театре "Коллинз", она упала и умерла, - если собираешься умирать, то сцена такое же подходящее место, как и всякое другое, - и тогда он уговорил меня взять его к себе. Ты его слышал. Он может убедить кого угодно, в чем угодно… он образованный человек… и потом у него такой приятный голос, ты не находишь?
- Нет. По-моему, он слишком тихий и елейный.
- Это потому, что ты с севера. А кроме того, ты, наверное, ревнуешь. Но я не сплю с ним.
- Я так и не думал, Лили.
- Многие так думают. Прямо не говорят, но у них на лице написано. В том числе и у твоей подружки Сисси или как ее там, правда, сразу видно, что она не большого ума. Я тебе скажу одну вещь про Отто Мергена. И советую не пропускать мимо ушей. Что бы ты ни делал, не порти с ним отношений.
- Почему? А иначе что будет?
- Не знаю. Не знаю, каким образом. Но всегда случается что-нибудь скверное. Это святая правда, Дик. Я уж сколько раз своими глазами видала. Так что лучше не говори и не делай ничего такого, что бы его задело. Он очень обидчивый. Будь осторожен, дорогой, вот и все. Если можешь, подружись с ним.
Я чуть было не брякнул, что скорее подружусь с крокодилом. Но удержался и сказал только, что мне пора идти. Я уже подхватил ящик с рисовальными принадлежностями, как вдруг она подошла ко мне вплотную, поглядела на меня пристально и сказала своим тоненьким голоском:
- По-моему, ты нравишься Отто. И он знает, что ты нравишься мне. В следующий раз, когда придешь меня рисовать, мы запрем дверь, и никакой Альфред сюда не ввалится. Постой, не двигайся.
Я только успел заметить, что глаза у нее снова позеленели, а кончик носа, кажется, задрожал, хотя за это не поручусь, - и она слегка сжала мое лицо в ладонях. Я думал, она хочет поцеловать меня, но она просунула язык мне в рот, а руки ее скользнули вниз по моим бедрам. Я не ожидал и не хотел ничего такого, но мои руки сами собой потянулись обнять ее, и тогда она отскочила прочь.
- Ах ты, распутный мальчишка! - Она это не просто сказала, а как-то сердито выкрикнула, и вид у нее был и в самом деле безумный. И раньше, чем я успел захлопнуть за собой дверь, я услышал вслед несколько слов, весьма неожиданных в устах популярной исполнительницы английских сентиментальных песенок. Благополучно выбравшись в коридор и с облегчением убедившись, что я не забыл второпях свой ящик, я некоторое время вытирал лицо и убеждал себя, что все это мне не померещилось.
Но это был еще не конец. В ту неделю я гримировался и одевался вместе с Хейесами и Барни в довольно большой уборной. После второго представления они переоделись раньше меня, - у них была назначена встреча в баре, - а я замечтался и остался там один, как вдруг раздался резкий стук в дверь, и на пороге появился Альфред, весь красный, с мутными глазами, которые к тому же слезились.
- Здорово… как тебя… Хернстабл…
- Я - Хернкасл. Там на дверях написано.
- Ладно, ладно, не сердись, старина. Посмотри-ка, что я тебе принес. - Он извлек три бутылки виски из бумажного пакета. - Все тебе, хотя и я глотну, если ты предложишь. Стаканы есть? - Он с отвращением огляделся. - Мало радости одеваться в такой дыре. Ты бы посмотрел, какая у Лили уборная!
- Она звезда, а я всего-навсего один из индийцев.
- А лихо у вас получается. Нипочем не сообразишь. Ну, давай же чистый стакан, старина.
Я устало поднялся и отыскал наш единственный чистый стакан.
- Пожалуйста. А я не хочу. Я не пью не закусывая. Но спасибо за три бутылки, Альфред, если они в самом деле мне.
- Конечно. Я же сказал. Все тебе, кроме этой капли, которую я выпью. Будь здоров! Давай посидим немножко, поговорим о том о сем, Джек… нет, не так… Дик. Вот теперь правильно - Дик? Хорошо!
Он не был пьян, но уже хлебнул спиртного и теперь пытался небрежно раскинуться на одном из наших жестких маленьких стульев; в конце концов это ему удалось после того, как он облокотился на полочку с гримом под большим освещенным зеркалом. Я еще не кончил переодеваться и потому вернулся к прерванному занятию, слушая, что он говорит.
- Пришел извиниться. Дик, - начал он торжественно. - Собственно, это ее идея. Она мне сказала: "Альфред, ты должен извиниться перед этим мальчиком". Вот ее точные слова, Дик, старина. Принимаешь мои извинения? Давай сначала покончим с этим. Принимаешь извинения? - Он с беспокойством смотрел на меня, широко раскрыв рот.
- Принимаю, Альфред. Забудь об этом. Еще раз спасибо за виски. Ты пей. - Я завязывал галстук.
- Присядь на секунду, Дик, старина. Мне надо сказать кое-что очень серьезное, и я не могу этого сказать, пока ты не сядешь. Вот так лучше. - Он выпил еще виски и снова взглянул на меня беспокойно, немного кося.
- Ладно, Альфред. - Я начинал терять терпение. - В чем дело?
- Ну, не стану ходить вокруг да около, Дик, старина. Буду говорить прямо. - Тон у него был решительный. - Я люблю Лили Фэррис, и плевать мне, видно это или нет. Я полюбил Лили Фэррис с первого взгляда - она тогда пела "Тропинку через луг" и "Жимолость". Изумительно! Какой номер - с ума сойти, а ведь это только начало, только начало. Ты ведь по-настоящему не знаешь Лили?
- Не знаю, Альфред, - ответил я без колебаний.
- А я знаю, старина. Мне и полагается знать после того, как я столько за ней ездил. Если хочешь, сначала я ее преследовал, да, просто преследовал. Но теперь мы лучшие друзья. Но только друзья - больше ничего. - Тут он словно бы посуровел. Выражение лица изменилось, и он продолжал другим голосом: - Мне кажется, я ей нравлюсь. Я даже уверен, что нравлюсь. А как я к ней отношусь, я тебе уже сказал. Но она не только чистая, прелестная девушка, какой ее все знают, Дик, старина, потому что ей хоть и приходится слегка разыгрывать звезду - то есть в жизни, я хочу сказать, - но при всем том она застенчива. Хочешь верь, хочешь не верь, но она дико застенчива.
Тут он надолго умолк, так что через некоторое время я почувствовал, что мне надо что-то сказать.
- Наверное, вы правы, Альфред. Вы же в самом деле знаете ее, а я нет. Только я не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете.
- Причина есть… важная причина. - Нахмурившись, он уставился в свой стакан, словно там высматривал эту причину. - Потом объясню. Не забудь, Дик, старина, я ведь пришел извиниться. Она мне сказала, что я должен извиниться, и я сказал: "Конечно, конечно". Ну, вот я и извинился, правда? Пусть мы еще не друзья, но мы могли бы подружиться. Нельзя же мне быть все время с ней. Поднимется черт знает какой скандал, если мой родитель пронюхает, сколько времени я с нею провожу. Но ты-то будешь колесить с ней повсюду неделями - будешь видеть ее каждый день.
- Едва ли, Альфред. Можно значиться на одной афише с человеком и совсем его не видеть, особенно если вы в разных отделениях. Не думаю, что мне придется часто видеться с Лили Фэррис.
Он бросил на меня лукавый взгляд, вернее - взгляд человека, безуспешно пытающегося быть лукавым.
- А все эти штучки с портретом?
- Может быть, второй попытки и не будет. А если даже будет, что из того?
- Ну, а как Мерген - проклятый мистер Отто Мерген?
- А при чем тут он?
Альфред резко нагнулся вперед и чуть не упал.
- Я ему не верю, Дик, старина, не верю ни на грош. Умен как дьявол и имеет на нее огромное влияние, а она такая простодушная, что не может понять, какой это мерзавец. Я предупреждал ее, но она только смеется, как невинное, доверчивое дитя. Послушай, Дик, старина, сделай одолжение, огромное личное одолжение - можно тебя попросить, чтобы ты поглядывал за сукиным сыном, мистером Отто Мергеном?
- Прошу прощения, но…
- Ты внакладе не останешься. Скажем так: меня несколько дней нет… может, даже неделю… а потом, когда мы встречаемся… потихоньку, конечно… ты мне вкратце рассказываешь…
- Нет, Альфред, от меня тут толку мало. Я согласен: в Мергене действительно есть что-то зловещее… но я не собираюсь проводить с ним и Лили много времени, так что я тебе не пригожусь. Попроси кого-нибудь еще.
- Ну, кого, например?
- Не знаю.
- Конечно, не знаешь, потому что никого нет. А ты Лили нравишься… нет, тут ничего такого, просто по-дружески, может, оттого, что ты хочешь стать художником… Я тебе говорил, это она заставила меня прийти и извиниться… а раз ты ей нравишься, значит, Мерген тоже будет тереться возле, подлиза… и тут…
- Прошу прощения, Альфред, я не могу тут быть полезен. - Я встал и начал укладывать бутылки обратно в пакет. - А виски не надо оставлять. Я сам не слишком много пью, а если оставить его здесь, тогда у нас в номере окажется пьяный карлик. А теперь мне пора. Я хочу есть, и надо спешить в гостиницу, а то ужина не останется…
- Поужинай с нами, старина, - сказал он с жаром. - Лили всегда в ударе, когда мы ужинаем после представления. - Его глаза засияли от предвкушения такой радости, и на миг я почувствовал к нему симпатию и жалость. Но я больше не стал слушать, заставил его забрать виски и пошел узнать, здесь ли еще дядя Ник. Его уже не было.
На следующий вечер, в пятницу, мальчик принес мне записку от мистера Мергена, который осведомлялся, не буду ли я столь любезен и не загляну ли в его уборную после первого представления. Я спустился этажом ниже, где Мерген, взмокший после выступления, без пиджака, поправлял грим, повязав вокруг шеи полотенце.
- Вы очень любезны, Ричард. Могу я по примеру вашего дядюшки называть вас Ричардом? Что вы предпочитаете - джин, виски… или вот у меня есть превосходное пиво? Отлично, выпьем пива.
Он наполнил стаканы, и мы с ним выпили, после чего он сказал со своей обычной кошачьей вкрадчивостью:
- Кажется, вчера вечером у вас была весьма продолжительная беседа с нашим бедным другом Альфредом Дансопом. Он не показался вам странным?
- Отчасти, но не слишком. Он только сказал мне то, что я уже слышал от вас, - что он безумно влюблен в Лили. Она послала его извиниться…
- Да, да, я знаю. И сделала это не только затем, чтобы показать свою власть над ним, - хотя она это любит… Сказать по правде, вы произвели на нее весьма сильное впечатление.
- Она на меня тоже, - сказал я без всякого выражения, так что он мог толковать эти слова как ему заблагорассудится.
Его странноватые оловянные глазки шарили по моему лицу, выискивая смысл сказанного. Я снова принялся за пиво, и он последовал моему примеру, и, видимо, обдумывая новое наступление.
- Лили - человек необыкновенный, ее трудно отделить от ее сценического образа, одних это отвращает, меж тем как другие - вроде Альфреда, но не всегда глупые - находят ее обворожительной. А как вы, Ричард?
- Да, мистер Мерген, в ней есть определенное очарование, - ответил я прежним тоном. Мне самому вдруг показалось, будто я постарел на двадцать лет.
- Она ничего не сказала, но мне кажется, ей очень обидно, что вы не назначили день нового сеанса…
- Понимаете, мистер Мерген… - Я снова стал самим собой. - …Первый сеанс был только вчера. А сейчас я хочу воспользоваться хорошей погодой. Сегодня я ходил на этюды в окрестности Спика, а завтра поеду на Уиррал…
Он мягко прервал меня:
- Лили устраивает завтра маленький ужин… она часто это делает по субботам… И если вы придете, она пригласит и вашего дядюшку, и мисс… мисс…
- Мейпс. Сисси Мейпс. Это очень любезно со стороны Лили, и если дядя Ник и Сисси примут ее приглашение, я приду тоже. В противном случае - нет, мистер Мерген.
Наступило тяжелое молчание - он рассматривал меня, слегка скривив свой кукольный рот, но я так и не понял, означало ли это улыбку или нет.
- Я пытаюсь понять, Ричард, - то ли вы уж очень наивны, то ли, как теперь выражаются, "из молодых, да ранний", молодой наглец, если это определение не кажется вам оскорбительным…
- Вчера днем меня назвали распутным мальчишкой, хотя я ничего не сделал и слова не сказал, только взял то, что было предложено. Считайте лучше, что я просто наивен. Очень вкусное пиво, мистер Мерген. Спасибо.
В конце концов, дядя Ник решил не ходить к Лили на холодный ужин в ее гостиной, но сказал, что я могу взять Сисси, которая никогда не пропускала ни одной вечеринки, даже если предполагала, что ей там не понравится. Альфред тоже был, очевидно, для того, чтобы уплатить по счету; он держался и говорил так же, как в моей уборной, и по-прежнему называл меня "Дик, старина". Мерген, шаркая, бродил по комнате и разговаривал полушепотом. Были еще два господина средних лет, ливерпульцы, деловые знакомые Альфреда, которые постарались оставить своих жен дома и теперь гадали, будет ли это всего лишь обычное застолье с разговорами или начнется оргия. Лили в розовом платье с белыми кружевами - бесенок в образе хорошей, примерной девочки - тут же подсунула им Сисси, а меня повела в угол с большим креслом, торшером и вазой с камышами и представила очень милой девушке с черными локонами, большими карими глазами и ямочками на щеках, по имени Филлис Робинсон, которая была приглашена специально для меня. Девушка, вспыхнув, принялась отрицать это, но стоило Лили покинуть нас, чтобы сказать официанту, что он свободен, а Альфреду - чтобы он помог, как Филлис тут же заставила меня сесть в кресло, а сама примостилась на его ручке, прячась за мной от света торшера и от камышей.
Филлис Робинсон не стоила бы большого внимания, если бы это было ее единственным появлением в нашей поездке; но поскольку ей предстоит еще один выход, на сей раз в более важной роли, я, очевидно, должен о ней рассказать. Ей было восемнадцать лет, из коих последние пять она до умопомрачения обожала Лили и поклонялась ей. Теперь, при некоторой помощи, она сделала свой собственный номер, откровенное подражание ее номеру, - Филлис иногда даже называли ланкаширской Лили Фэррис, - и после нескольких местных ангажементов надеялась получить контракт у манчестерского агента, который поговаривал о летнем сезоне в одном из блэкпульских театров на набережной. К Лили она относилась, как я к Тёрнеру, Гёртину и Котмену, но мои кумиры были мертвы, а ее Лили находилась рядом, в той же комнате. Она все время расхваливала мне Лили, смотрела на нее с обожанием, надеясь получить в ответ улыбку или просто взгляд. Она была невинна, как только что снесенное яйцо, хороша собой и невероятно глупа. Когда я отошел за новой порцией закуски и выпивки и, вернувшись, обнаружил, что кресло занято Альфредом, уставшим от оказания помощи, то почувствовал не раздражение, а облегчение. Теперь Филлис и Альфред среди камышей могли дуэтом петь дифирамбы Лили.
Увидев, что я покидаю угол, Лили подозвала меня и представила такой высокой и худой даме, каких я никогда не видел. Это была леди Чернок, как Лили потом объяснила, вдова богатого текстильного фабриканта. У нее были широкие скулы, поблескивавшие над впадинами щек, а рот свело так, точно она жевала лимон; правда, смеясь, она широко его раскрывала, обнажая крупные желтые зубы. Одета она была очень элегантно и походила на участницу какого-нибудь французского декадентско-аристократического кружка, но говорила с ужасающим ланкаширским акцентом, а умом едва ли превосходила Филлис Робинсон. Пока мы беседовали с ней, Лили встала впереди меня, почти вплотную, заложила руку за спину и принялась ощупывать меня и щекотать, после чего я сказал, что нам с Сисси пора идти.
- У меня чертовски большой дом, с которым я не знаю, что делать, - сказала леди Чернок на прощанье. - Лили его знает, не правда ли, моя прелесть? Скажите ей, чтобы она привезла вас как-нибудь на уик-энд.
Сисси давно уже не терпелось уйти. Она была по горло сыта господами средних лет и Мергеном. Погода стояла хорошая, и мы решили вернуться в отель пешком. Она захмелела и потому всю дорогу держала меня под руку и прижималась.
- Я бы не пошла, но подумала, может, это меня развеселит. Но нет, какое с ними веселье. Я такая несчастная, Дик, милый. Ты скажешь, я всегда это говорю, - но тут совсем другое. Во-первых, это странное чувство. Оно у меня с самого начала поездки. Я надеялась, что с нами будут какие-нибудь славные, симпатичные люди и хотя бы одна-две женщины, с которыми можно будет поболтать, но их нет. Эта мисс Даффилд, что присматривает за собачками, - правда, чудные? - она еще туда-сюда, но какая-то точно неживая, измученная и до смерти боится не то своего братца, не то еще чего-то. А от Лили Фэррис и этого Мергена у меня мурашки начинают бегать. Дик, обещай мне, что не будешь с ними водиться. Ведь Ник их тоже не любит, ты знаешь.
- Не могу сказать, что они мне нравятся, Сисси. Но если я позволю дяде Нику решать за себя, мне не часто придется бывать в компаниях.
- Он смеется, когда я говорю ему про это свое странное чувство. А сам, с тех пор как мы в Ливерпуле, все больше сердится и раздражается - и не из-за дел и публики, тут все в порядке.
- У него не выходит трюк с двумя карликами…
- Вот и это еще. И с одним-то карликом не знаешь, как управиться, - Барни все время пристает; я ему тут надавала пощечин, когда мы остались вдвоем в темноте, - а что ж начнется, когда их будет двое?
- Может, будет и лучше, Сисси. Есть ведь карлики серьезные и умные; мы видели одного такого в Лондоне…
- Осторожно, Дик. - Она крепче уцепилась за меня. Вокруг нас, покачиваясь и горланя, толкались пьяные; некоторые распевали песни Лили и Мергена. Правда, виднелись и полицейские исполинского роста. Но все равно зевать по сторонам не приходилось. Тени оживали неожиданно и угрожающе.
- Как ты думаешь, Дик, он не завел в Лондоне другую женщину? - спросила она.
- Если и завел, то ничего мне об этом не говорил. Да он и не скажет. Но мне кажется, что нет.
- А я вижу, что я ему совсем не нужна - только для номера. Правда, он и теперь говорит; "Пошли, девочка!" - может, и сегодня скажет. Но что с того? Любая сойдет - кроме того фонарного столба, с которым ты разговаривал у Лили. Тут он, я думаю, спасует. - Она хихикнула, потом снова стала серьезной. - Не связывайся с Лили Фэррис, как с Джули Блейн. Она сучка еще почище той, держу пари. А как там милая малютка Нэнси Эллис - ты ничего не знаешь?
- Нет, Сисси. Я ей писал, но она не ответила.
- Ой, ты вспомни, как у нас плохо с письмами. Я тебе расскажу. Их теряют, возвращают отправителю, или они месяцами ходят за тобой следом. Так что не отчаивайся, милый. И где бы она ни была, она славная девочка, совсем не то, что все эти… Нет, Дик, честное слово: у меня все время это странное чувство. Быть беде.
И Сисси как в воду смотрела.