II
В ту зиму, незадолго до Рождества, Дейзи открыла еще один ресторан. Тони и Бренда оказались в тот день в Лондоне и отправились в новый ресторан на ленч. Ресторан был переполнен (что бывало довольно часто, но никогда не уменьшало итоговую нехватку денег). Они шли к своему столику, весело кивая направо и налево.
- Знакомые все лица, - сказала Бренда.
Немного в стороне сидели Полли Кокперс и Сибил с молодыми людьми.
- Кто это?
- Бренда и Тони Ласт. Интересно, что с ними стряслось. Теперь они никогда не появляются на людях.
- Да и раньше они этим не злоупотребляли.
- Мне казалось, они разошлись.
- Чего-то не похоже.
- Если подумать, я действительно помню разговоры об этом прошлой весной, - сказала Сибил.
- Да, я тоже помню. Бренда увлеклась каким-то странным мужчиной. Я не помню, кто это был, но что очень странный - точно.
- Может, это была ее сестра Мэрджори?
- Нет, у нее был Робин Бизли.
- Да, конечно… Бренда прекрасно выглядит.
- И все впустую. Я не думаю, что у нее теперь когда-либо достанет сил уйти от него.
За столиком Бренды и Тони говорили о другом:
- Я бы хотела, чтобы ты встретился с ней.
- Нет, ты должен встретиться с ней.
- Хорошо, я встречусь с ней.
Тони надо было встретиться с миссис Бивер по поводу квартиры. Со времени его возвращения они пытались сдать ее в поднаем. Теперь миссис Бивер сообщила им, что на горизонте появился наниматель.
Так что пока Бренда ходила к доктору (она ждала ребенка), Тони отправился за угол в магазин.
Миссис Бивер сидела под новым абажуром, сделанным из целлофана и пробки.
- Как вы себя чувствуете, мистер Ласт? - поинтересовалась она. - Мы не виделись с вами с того прекрасного уик-энда в Хеттоне.
- Я слышал, вы нашли постояльца для квартиры.
- Да, похоже. Молодой кузен Виолы Чазм. Конечно, боюсь, от вас потребуются маленькие жертвы. Видите ли, квартиры стали слишком популярными, если вы понимаете, что я имею в виду. Спрос был настолько велик, что многие новые фирмы вышли на рынок и обрушили цены. Каждый хочет иметь квартиру такого рода, но строители-спекулянты сдают их по бросовым ценам. Новый наниматель будет платить только два фунта пятнадцать пенсов в неделю, и он настаивает, чтобы квартира была перекрашена. Мы, конечно, этим займемся. Думаю, мы сможем сделать очень хорошую работу за пятьдесят фунтов.
- Понимаете, - сказал Тони, - я об этом думал. Очень полезно иметь… квартиру такого рода.
- Абсолютно необходимо, - ответила миссис Бивер.
- Точно. Пожалуй, я оставлю ее за собой. Единственная проблема в том, что моя жена склонна нервничать из-за арендной платы. А я собираюсь использовать ее при посещении Лондона вместо клуба. Это и дешевле и много удобнее. Но моя жена может посмотреть на это совсем в другом свете… на самом деле…
- Вполне понимаю.
- Мне кажется, будет лучше, если моей фамилии не будет на табличке внизу.
- Естественно. Некоторые из моих постояльцев пользуются этой предосторожностью.
- Так что с этим порядок.
- Полный порядок. Рискну предположить, что вам потребуется какая-нибудь дополнительная мебель - письменный стол, например.
- Да, пожалуй, вы правы.
- Я пришлю его вам. Кажется, я знаю, что вам понравится.
Стол доставили через неделю. Стоил он восемнадцать фунтов; в тот же день на табличке внизу появилась новая фамилия.
Что касается цены стола, то миссис Бивер проявила совершенное благоразумие.
Тони встретился с Брендой в доме Мэрджори, и они успели на вечерний поезд.
- Ты избавился от квартиры? - спросила она.
- Да, все улажено.
- Миссис Бивер вела себя прилично?
- Очень прилично.
- Так что с этим покончено, - сказала Бренда.
И поезд помчался сквозь темень к Хеттону.
СТАРАЯ ИСТОРИЯ
© Перевод. Ю. Здоровов, 2011
Леди Амелию воспитали с верой в то, что чтение романов по утрам является верхом неприличия. И сейчас, в сумерках своих дней, когда у нее было особенно мало способов занять два часа между ее появлением внизу в четверть двенадцатого, в шляпе, благоухающей лавандовой водой, и приглашением ко второму завтраку, она твердо придерживалась этого принципа. Однако как только завтрак заканчивался и кофе накрывали в гостиной - еще до того, как молоко успевало достаточно остыть в чашке Манчу, чтобы он мог его пить; пока солнечный свет, летом, лился сквозь венецианские витражи округлых окон в стиле эпохи Регентства; пока, зимой, аккуратно уложенные каминные угли алели за своей округлой решеткой в стиле эпохи Регентства; пока Манчу сопел и пил свое молоко, а леди Амелия расстилала на своих коленях грубую шерстяную пряжу различных оттенков, с которой ее вынуждало работать все ухудшавшееся зрение; пока элегантные часы эпохи Регентства отсчитывали минуты до половины третьего, времени чаепития, - читать роман вслух для своей хозяйки было обязанностью мисс Майерс.
С годами леди Амелия пристрастилась к романам, особенно к романам определенного типа. Таким, какие сотрудница платной библиотеки называла крепкими орешками и складывала в укромном месте под своим столом. Приносить и возвращать книги входило в обязанности мисс Майерс.
"Есть ли у вас что-то из того, что любит леди Амелия?" - мрачно спрашивала она.
"Вот только что поступила", - отвечала библиотекарша, вылавливая книгу откуда-то из-под ног.
Когда-то леди Амелия предпочитала любовные истории из жизни безответственных богатеев; потом у нее наступил психологический период; в настоящее время ее интересы сосредоточились на Америке, на школе животного реализма и непристойного сленга. "Что-нибудь еще типа "Убежище" или "Бесси Коттер"", - вынуждена была с неохотой просить мисс Майерс. И пока спокойное послеполуденное время нарушалось только осторожно модулированными интонациями мисс Майерс, читавшей страницу за страницей едва понятным говором, речь шла об изнасилованиях и предательствах, леди Амелия изредка фыркала над своей работой с шерстью.
- Женщины моего возраста всегда посвящают себя религии или романам, - сказала она. - Я заметила, что среди моих немногих живых друзей здоровье любительниц романов гораздо крепче.
История, которую они читали, подошла к концу в половине пятого.
- Благодарю вас, - сказала леди Амелия. - Это было исключительно увлекательно. Запомните, пожалуйста, имя автора, мисс Майерс. Вы можете пойти в библиотеку после чая и спросить, нет ли у них другой книги этого автора. Надеюсь, вы получили удовольствие от чтения.
- Ну, это было очень печально, не так ли?
- Печально?
- Я хочу сказать, что молодой человек, который написал это, должно быть, вырос в ужасном доме.
- Ну что вы говорите, мисс Майерс?
- Дело в том, что слишком уж это все надумано.
- Странно, что такие мысли приходят вам в голову. Я определенно нахожу современные романы болезненно сдержанными. Конечно, я вообще раньше романов не читала. Не могу сказать, на что они были похожи раньше. В прежние времена я была слишком занята своей жизнью и жизнью моих друзей - все они выросли где угодно, но только не в ужасных домах, - добавила она, бросив взгляд на свою компаньонку, взгляд острый и резкий, словно легкий удар по пальцам линейкой из слоновой кости.
До чая оставалось еще полчаса; Манчу спал на каминном коврике перед остывшим камином; солнце светило сквозь жалюзи, отбрасывая длинные полосы света на обюссоновский ковер. Леди Амелия остановила свой взгляд на узорчатом геральдическом каминном экране и продолжила задумчиво:
- Мне кажется, так нельзя. Нельзя писать о том, что случилось на самом деле. Люди настолько привыкли к романам, что реальным вещам не поверят. Бедные писатели тратят неимоверные усилия, чтобы правда выглядела приемлемой. Дорогая, я часто думаю о том, как вы сидите и, что очень мило с вашей стороны, читаете мне: "Если кто-нибудь просто описал события, происходившие в течение нескольких лет в любой семье, которую он знает… Никто бы не поверил". Я даже слышу, как вы сами говорите, дорогая мисс Майерс, что "возможно, такие вещи происходят на самом деле время от времени, один раз в столетие, в ужасных домах"; а на деле они происходят постоянно, каждый день вокруг нас - или по крайней мере происходили в пору моей молодости.
Возьмем для примера исключительно иронические обстоятельства наследования титула нынешним лордом Корнфиллипом.
В старые времена я очень хорошо знала семью Корнфиллип, - продолжила леди Амелия. - Этти была кузиной моей матери… и в пору моего первого замужества мы приезжали к ним каждую осень охотиться на фазанов. Билли Корнфиллип был исключительно скучным человеком - на редкость скучным. Он служил в полку моего мужа. В те времена я встречала много скучных людей, но Билли Корнфиллип отличался особой тупостью даже среди друзей мужа. Их поместье находилось в Уилтшире. Я слышала, что мальчик пытается продать его сейчас. Ничего удивительного. Оно было очень уродливым и нездоровым местом. Поездки туда наводили на меня ужас.
Этти была совершенно другой - живая непосредственная женщина с очень красивыми глазами. Люди считали ее легкомысленной. Конечно, это была очень хорошая партия для нее; она была одной из семи сестер и ее отец, бедняжка, был самым младшим сыном. Билли был старше на двенадцать лет. Она пыталась заполучить его много лет. Я помню, как я плакала, получив от нее письмо о ее предстоящей помолвке… Это было за завтраком… она пользовалась очень красивой бумагой с бледно-голубыми краями и голубыми лентами в углу.
Бедная Этти всегда была очень артистичной, пыталась что-то сделать со своим домом - украсить фазаньими перьями и раскрашенными тамбуринами и очень модными трафаретными узорами, - но результат был всегда удручающим. Она устроила небольшой садик для себя на некотором отдалении от дома, с высокой стеной и запирающейся дверью, где любила в одиночестве подумать - во всяком случае, она так говорила - порой часами. Она называла его "садом моих размышлений". Я однажды побывала там - это было великой привилегией - после ее очередной ссоры с Билли. Там ничего не росло - видимо, из-за высоких стен, как я считаю, и потому, что она все делала сама. В центре было мшистое сиденье. Я думаю, что именно на нем она размышляла. В садике стоял неприятный запах сырости…
Мы все обрадовались выпавшей Этти удаче, и мне кажется, что сначала ей Билл очень нравился и она была готова хорошо относиться к нему, несмотря на его тупость. Видите ли, это случилось, когда мы уже потеряли всякую надежду. Билли многие годы дружил с леди Инстоу, и мы все боялись, что она никогда не позволит ему жениться, но в тот год они повздорили в Коузе, и Билли приехал в Шотландию в прескверном расположении духа, а маленькая Этти гостила тогда в доме; так что все было устроено и я была одной из подружек невесты.
Единственным, кому это не понравилось, был Ральф Блэнд. Видите ли, как ближайший родственник Билли, он стал бы его наследником, если бы тот умер бездетным, и надежды его со временем росли.
Он очень плохо кончил - я не знаю точно, что произошло с ним, - но во время, о котором я рассказываю, он был очень популярен, особенно у женщин… Бедная Виола Чазм была ужасно в него влюблена. Хотела сбежать. Она и леди Анкоридж сильно ревновали друг друга к нему. Это стало совсем непристойным, особенно когда Виола выяснила, что леди Анкоридж платит ее служанке пять фунтов в неделю, чтобы читать все письма Ральфа к ней прежде, чем Виола читала их сама, ей это совсем не понравилось. У него действительно были хорошие манеры, и он говорил такие странные вещи… брак Этти и Билли был настоящим разочарованием для Ральфа; он сам имел семью и растил двоих детей. У жены его когда-то были кое-какие деньги, но Ральф промотал их. Билли не ладил с Ральфом - у них, конечно, было мало общего, - но он относился к нему достаточно хорошо и всегда помогал выбраться из трудных ситуаций. Какое-то время он давал ему деньги регулярно, и с этими деньгами и с тем, что он получал от Виолы и леди Анкоридж, Ральф чувствовал себя вполне нормально. Но, как он сам говорил, он должен был думать о будущем своих детей, и с этой точки зрения женитьба Билли была большим разочарованием для него. Он даже поговаривал об эмиграции, и Билли дал ему большую сумму для покупки овечьей фермы в Новой Зеландии, но из этого ничего не вышло, поскольку друг-еврей Ральфа похитил деньги и скрылся. Все случилось самым прескверным образом, поскольку Билли дал ему эту сумму, рассчитывая, что регулярных выплат больше не будет. А затем Виола и леди Анкоридж, сильно опечаленные его разговорами об отъезде, тоже предприняли кое-какие действия, так что Ральф оказался в очень жалком положении, бедняжка.
Однако настроение его стало улучшаться, когда два года спустя не появилось и намека на наследника. В пору моей молодости детей рожали намного регулярней. Все ожидали, что у Этти будет ребенок - она была молодой здоровой малышкой, - а когда наследник так и не появился, поползли разные злонамеренные слухи. Сам Ральф повел себя очень скверно в этом деле. В своем клубе он публично отпускал на сей счет шуточки дурного тона - мне рассказал это мой муж.
Хорошо помню, как Ральф последний раз гостил у Корнфиллипсов; это была рождественская вечеринка, и Ральф пришел с женой и двумя детьми. Старшему мальчику в то время было около шести лет, и с ним произошла очень тягостная сцена. Сама я там не была, но мы были неподалеку, у Локджозов, и знали все в деталях. На Билли сошел самый высокопарный стих, и когда он показывал гостям дом, мальчишка Ральфа произнес торжественно и очень громко: "Папа сказал, что когда я займу ваше место, то могу сровнять этот дом с землей. Единственное, о чем стоит беспокоиться, - это деньги".
Это случилось к концу большого и достаточно старомодного рождественского праздника - никто никому ничего прощать не собирался, - и это стало окончательным разрывом между кузенами. До тех пор, несмотря на неудачный новозеландский проект, Билли, пусть и неохотно, поддерживал Ральфа. Теперь помощь прекратилась раз и навсегда, и Ральф принял это с обидой.
Вы знаете, что значит - а возможно, дорогая мисс Майерс, вам так повезло, что не знаете, - когда ближайшие родственники начинают враждовать. Нет пределов жестокости, к которой они могут прибегать. Мне стыдно говорить, что творили эти двое по отношению друг к другу в течение следующих двух-трех лет. Ни один не щадил другого.
Например, Билли был консерватором. Ральф перешел в радикалы и на всеобщих выборах победил в своем графстве.
Это, вы должны понимать, происходило во времена, когда низшие классы еще не начали заниматься политикой. Для кандидатов с обеих сторон считалось нормой быть состоятельными и, при определенных обстоятельствах, тратить значительные средства, гораздо большие, чем Ральф мог себе позволить. Но в те дни члены парламента имели много возможностей для улучшения своего положения, так что мы все считали, что это мудрый шаг со стороны Ральфа - первая по-настоящему разумная вещь, которую он сделал. То, что последовало, поразило всех.
Билли, конечно, отказался финансово поддержать его кампанию - этого и следовало ожидать, - но когда выборы закончились и все были довольны результатами, он сделал то, что я всегда считала очень дурным поступком: обвинил Ральфа во взяточничестве. Речь шла о трех фунтах, которые Ральф дал садовнику, которого Билли уволил за пьянство. Рискну предположить, что такие вещи сейчас уже не практикуют, но во время, о котором я рассказываю, это было повсеместно распространено. Никто не одобрял Билли, но он настоял на обвинении и бедный Ральф был лишен парламентского мандата.
Именно после этого, мне кажется, бедный Ральф и повредился немного умом. Это очень печально, мисс Майерс, когда человек средних лет становится одержим обидой. Вы помните, как тяжело было наблюдать за викарием, решившим, что майор Этеридж преследует его. Он как-то сказал мне, что майор Этеридж залил воду в бензиновый бак его мотоцикла и платит по шесть шиллингов мальчикам из церковного хора, чтобы те пели фальшиво, - именно так и происходило с бедным Ральфом. Он вбил себе в голову, что Билли намеренно уничтожает его. Он снял коттедж в деревне и стал действовать Билли на нервы - приходил на каждый деревенский праздник и смотрел на него, не отрывая взгляда. Бедный Билли всегда терялся, когда ему приходилось произносить речь. Ральф взял за правило иронично подсмеиваться над ним, но никогда не делал это так громко, чтобы его выставили вон. Кроме того, он начал напиваться в общественных местах. Дважды его находили спящим на террасе. И конечно, никто в округе не пытался оскорбить его, поскольку в любой момент он мог стать лордом Корнфиллипом.
Это, должно быть, были очень тяжелые времена для Билли. Они с Этти совсем не ладили между собой, бедняжки, и она много времени проводила в саду своих размышлений, опубликовала маленькую глупую книжку сонетов, главным образом о Венеции и Флоренции, хотя она никогда не могла убедить Билли отвезти ее за границу. Он считал, что иностранная кухня вредна для него.
Билли запретил ей говорить с Ральфом, что было весьма нелепо, поскольку они часто встречались в деревне и были большими друзьями в молодости. Ральф часто презрительно отзывался о мужских качествах своего кузена и говорил, что уже давно пора кому-то избавить Этти от мужа. Но это была всего лишь шутка Ральфа, потому что Этти за эти годы ужасно похудела и стала одеваться в самой артистической манере, а Ральф всегда любил женщин шикарных и пухленьких - типа бедняжки Виолы Чазм. Каковы бы ни были ее ошибки, - сказала леди Амелия, - Виола всегда выглядела шикарной пухлюшкой.