- Пожалуйста, мадам, позвоните.
Она с готовностью дернула шнурок. Потом я узнала, что звонок не работал.
- Что сталось с моей цыганской булавкой? - вскричала я и почувствовала, как сердце у меня почему-то упало.
- О, эта штючка с красни головка? Наверно, свалилься на поль. Ми найдем, когда ви встанете.
Я подозревала, что мадам взяла ее, чтобы досадить мне. Это было в ее духе, не могу выразить, насколько утрата крохотного амулета расстроила и взволновала меня. Я искала булавку в кровати, я перевернула всю постель, искала везде. Но наконец отказалась от поисков.
- Ужасно! - вскричала я. - Кто-то выкрал ее, чтобы просто помучить меня.
Как дурочка (а я ею и была) я упала на кровать и, зарывшись лицом в подушку, расплакалась - от гнева и отчаяния.
Через какое-то время я, впрочем, перестала плакать. Я надеялась, что верну себе амулет. Если мадам выкрала его, он найдется. Но пока пропажа беспокоила меня как дурное предзнаменование.
- Боюсь, моя дорогая дьетка, вам не совсем корошо. Так престранно, что ви подняль шум из-за какой-то булявка! Никто не поверит! Ви согласен, что лючше, если вам завтракать в постель?
И она продолжала в том же тоне, пока я наконец не овладела собой и, решив, что не буду осложнять отношений с мадам, которая может сделать остаток путешествия для меня невыносимым и по прибытии мне навредить, спокойно сказала:
- Хорошо, мадам, я знаю, что веду себя очень глупо. Но я так давно берегла этот пустячок, эту крохотную булавку, что мне она стала дорога. Наверное, она потерялась, и я должна смириться, хотя смеяться, как вы, не могу. Что ж, я сейчас встану и оденусь.
- Вам лючше лежать, сколько можно, - проговорила мадам. - Но как ви хотель, - добавила она, видя, что я встаю.
Еще не успев полностью одеться, я спросила:
- Из окна вид красивый?
- Нет, - ответила мадам.
Я выглянула и увидела мрачный двор колодцем, в одной из четырех каменных стен которого было мое окно. Не пригрезилось ли мне все?
- Эта гостиница… - начала я в замешательстве. - Но гостиница ли это? О, это так похоже… это же внутренний двор в Бартраме-Хо!
Мадам всплеснула своими громадными руками, сделала фантастическое па и разразилась смехом в нос, похожим на крик попугая. А потом сказала:
- Дражайший Мод, разве не лёвки трюк?
Я была настолько поражена, что, онемев, только глупо озиралась вокруг, чем вызывала у мадам новые взрывы смеха.
- Мы в Бартраме-Хо! - выговорила я. - Как же это?
Ответом мне был все тот же смех. Мадам пустилась в свой вальпургиев танец, столь ей удававшийся.
- Я ошибаюсь - ведь так? Что это?
- Разюмееться, все только ошибка. Бартрам Хо совсем как Дувр - это известно всем филёсоф.
Я молча села и стала смотреть в темный глубокий колодец, пытаясь осознать действительность, понять, что все это значит.
- Хорошо, мадам, наверное, вы сумеете убедить моего дядю в вашей преданности и сообразительности. Но мне кажется, что его деньги потрачены впустую, а его указаниями вы пренебрегли.
- Ах! Не важно. Он меня простит. - Мадам захохотала.
Ее тон испугал меня. Ощущая какую-то неясную, но повергавшую в дрожь опасность, я начинала думать, что она действовала по макиавеллиевским указаниям своего господина.
- Значит, вы привезли меня обратно по распоряжению моего дяди?
- Разве я так сказаль?
- Нет. Но сказанное вами ничего другого означать не может, хотя я не в силах поверить этому. И зачем меня привезли сюда? В чем цель обмана… трюка? Я узнаю. Невозможно, чтобы мой дядя… мой родственник, джентльмен, участвовал в столь постыдной интриге.
- Сначала ви позавтракаете, дорогая Мод, а потом расскажете все вашему дяде, мосье Руфин, и послюшаете, что он скажет о моем столь чьюдовищни действий. Какой ерюнда, дьетка! Ви разве не понимать, что слючаются вещи и меняют планы вашего дяди? Разве ему не грозит арест? Bah! Ви все еще дьетка, ви не разюмнее дьетки. Одевайтесь, я похляпочу про завтрак.
Я не могла разобраться в интригах, жертвой которых оказалась. Почему меня так бесстыдно обманывали? Если было решено, что я должна оставаться здесь, для чего меня так далеко увозили, якобы отправляя во Францию? Почему доставили обратно тайно? Почему поместили в неудобной, нежилой комнате, на одном этаже с той спальней, в которой умер Чарк? В комнате, что была не с фасада дома, но смотрела в глубокий, заросший травой двор, который походил на заброшенное городское кладбище?
- Наверное, я могу пойти в свою комнату?
- Не сегодня, моя дорогая дьетка. Там все переставлено, когда ми уехаль. Комната подготовят через два-три день.
- Где Мэри Куинс? - спросила я.
- Мэри Квинс? Она едет за нами во Франс! - Ответ был нарочито нелепым. - Здесь не знают, в какой сторона ехать, что делать, еще день-два. Я иду за завтрак. Прящайте пока! - С этими словами мадам вышла, и мне показалось, что она, закрыв дверь, повернула ключ в замке.
Глава XXVII
Заглядывает хорошо знакомое лицо
Если с вами не случалось подобного, вы не в силах себе представить мой гнев и испуг, когда я - какое жестокое оскорбление! - обнаружила, дергая дверь, что меня заперли.
Ключ оставался в замке - я видела в замочную скважину. Я звала мадам, трясла крепкую дубовую дверь, колотила по ней руками, стучала ногами, но - тщетно.
Я бросилась в смежную комнату, позабыв - если вообще обратила раньше внимание, - что из нее не вела дверь в галерею. В ярости, в растерянности и отчаянии, подобно узникам из романов, я метнулась к окнам и обследовала их.
Я была потрясена, я ужаснулась, обнаружив то, что видят упомянутые узники, - железные решетки на окнах! Прутья прочно сидели в дубовых оконных рамах; помимо этого каждое окно было закреплено винтами, так что не открывалось. Спальню превратили в темницу. У меня мелькнула мысль: может, все окна укреплены таким же образом? Но нет, решетки предусматривались только для этих окон.
Несколько минут я пребывала в полной растерянности, но потом сказала себе: вот он, час, когда надо устоять перед страхом и проявить весь свой ум.
Я взобралась на стул и осмотрела дубовую оконную раму. Мне показались свежими следы, кое-где оставленные инструментами на дереве. Винты тоже казались новыми. И винты, и царапины на раме были покрыты краской для маскировки.
Пока я осматривала окно, послышался звук от двери… осторожный поворот ключа в замке. Я подумала, что мадам решила застать меня врасплох. Она всегда подбиралась к двери неслышно, кошачьим шагом.
Я стояла посреди комнаты, лицом к мадам, когда она вошла.
- Зачем вы заперли дверь? - потребовала я ответа.
С хитрой улыбкой она проскользнула в комнату и быстро заперла дверь.
- Тс-с! - прошептала мадам, подняла широкую ладонь к лицу, втянула щеки и кинула взгляд через плечо в сторону коридора. - Тс-с! Тихо, дьетка, я вам такой наговорю сию минут! - Она помолчала, приложив ухо к двери и прислушиваясь. Теперь слюшайте мой россказнь, ma chère. Бейлиф в доме… два-три-пять такие нагли человек! И еще с ними один, не лючше их самих, - мебель описивает… ми не дадим, чтобы он здесь, в комнаты, описял, дорогая Мод.
- Вы оставили ключ в двери с той стороны не для того, чтобы их не впустить, - опровергла я ее, - но чтобы меня не выпустить, мадам.
- Разве я оставиля ключ в дверь? - воскликнула мадам, всплеснув руками с видом такого неподдельного ужаса, что я на миг растерялась.
Ложь этой женщины часто сбивала с толку, но редко была убедительна.
- Я по-настоящему говорю, Мод: все переворот, волнения - они повредят бедни моя голова.
- А зачем окна укреплены решеткой? - зашептала я, с яростью указывая пальцем на мрачные окна.
- Сорок лет… больше уже прошель - тогда сэр Филипп Эйльмер жиль в доме, этот комнат считаль дьетская, держаль здесь дьеток и боялься, чтоб не випали.
- Вы присмотритесь - эти решетки совсем недавно поставлены; винты - новые, отметины на дереве - свежие.
- О, в самой дело! - воскликнула мадам с подчеркнутым ужасом в голосе. - Но, моя дорогая, мне так наговорили там, внизу, когда я спросиль причина! Дайте я посмотрю.
И мадам взобралась на стул, с явным любопытством осмотрела окно, однако не согласилась со мной, что плотничали здесь недавно.
Мне кажется, ничто не раздражает так, как подобная фальшь, смысл которой - отвергать очевидное.
- Вы хотите сказать, мадам, что действительно думаете, будто этим укреплениям сорок лет?
- Почем я знаю, дьетка! Где видно, что сорок, а не четыренадцать! Bah! Ми лючше подумаем про дрюгой вещь. Эти нагли люди! Я обрядована, что вижу решетка и винт, замок и ключ по меньшая мере в наш комната, чтобы им к нам не бывать!
В этот момент постучали. Мадам гнусаво выкрикнула: "Минунтку!" - осторожно приоткрыла дверь и высунула голову.
- О, все в порядок. Отойдите… ничего больше… отойдите прочь.
- Кто там? - вскричала я.
- Помалькивать! - категорично проговорила мадам кому-то за дверью… кому-то, чей голос мне показался знакомым. - Отойдите прочь.
Мадам опять выскользнула из комнаты, заперла дверь, но теперь сразу же вернулась, неся поднос с приготовленным завтраком.
Наверное, она опасалась, что я попробую вырваться из своей темницы и убежать, но тогда у меня не было такой мысли. Торопливо опустив поднос на пол возле порога, она заперла дверь изнутри.
Мой завтрак свелся к глотку-другому чаю, но пищеварение мадам никак не зависело от ее настроения, и она ела с волчьим аппетитом. Этому процессу всегда сопутствовало гробовое молчание. Покончив с завтраком, она предложила пойти разведать, что же с моим дядей, - арестован он или нет.
- А если они упрячут бедни стари жентльмен - как ви виряжаете? - в каталяшка, куда ми отправимся, моя дорогая Мод, - в Ноуль или в Эльверстон? Ви дольжны решать.
И она исчезла, заперши меня, как и раньше. По старой привычке - а она всегда запиралась в комнате и оставляла ключ в замке - на этот раз она опять забыла вытащить ключ.
Я же в унынии закончила свой бесхитростный туалет, размышляя о том, сколько было лжи в словах мадам и была ли хоть какая-то доля правды. Потом я заглянула в грязный внутренний двор, в этот глубокий сырой темный колодец, и подумала: "Как мог убийца, не сорвавшись, забраться на такую высоту, как мог не разбудить заснувшего игрока?.. Но у меня-то железные решетки на окнах. Какая я дурочка - возмущалась тем, что служит моей безопасности!"
Я очень старалась приободриться и не подпускала мрачные мысли совсем уж близко. Но все же мне хотелось, чтобы моя комната была с фасада, чтобы вид из окна был не таким безрадостным.
Борясь со страхом, я заглядывала во двор, как вдруг услышала быстрые шаги в коридоре, а потом звук ключа, поворачиваемого в замке.
Охваченная ужасом, я отпрянула в угол; я не сводила глаз с двери. Она приоткрылась, и Мэг Хокс просунула свою черноволосую голову в щель.
- О Мэг! - вскричала я. - Слава Богу!
- Я догадалась, что это вы тут, мисс Мод. Я боюсь, мисс…
Дочь мельника была бледная, глаза у нее покраснели и опухли от слез.
- О Мэг! Ради бога - что все это значит?
- Я не смею войти к вам. Старуха француженка пошла вниз и заперла дверь в коридоре, а меня поставила сторожить. Они думают, мне до вас нету дела, - как им самим. Я не все знаю, но побольше ее. Ей ничего не говорят, она ж пьянчуга - значит, ненадежная и может проболтаться. А я кое-что слыхала, когда папаша и мистер Дадли вели разговор на мельнице… Да они думают, я так - пришла, ушла; а я способна одно с другим сложить. И вот что: не ешьте тут и не пейте ничего, мисс. А это - спрячьте… черный, но чистый как-никак! - Девушка вытащила ломоть грубого хлеба из-под фартука. - Смотрите ж, спрячьте! И пейте только воду вот из кувшина - родниковая.
- О Мэг! Мэг! Я понимаю, о чем вы, - проговорила я едва слышно.
- Ой, мисс, боюсь я, что они попробуют… попробуют покончить с вами так или этак. Как стемнеет, я пойду к вашим друзьям; раньше я не осмелюсь… Доберусь до Элверстона, до вашей леди-кузины, и приведу их всех сюда, так что не падайте духом. Мэг Хокс постоит за вас. Вы были ко мне добрей отца с матерью, добрей кого ни возьми… - И она обхватила меня за талию, спрятала лицо у меня на груди. - Я жизни для вас не пожалею, милая, и, ежели они вас обидят, я себя убью.
Через минуту она была вновь непреклонной Мэг.
- Больше ни слова, - проговорила она своим прежним тоном. - И не пробуйте выбраться отсюда - они убьют вас… вы сами не сможете выбраться. Оставьте это мне. До двух-трех часов ночи ничего такого они не учинят. А я приведу сюда ваших друзей куда раньше. Не падайте духом, вот что, милая.
Потом она, наверное, услышала приближавшиеся шаги - или ей почудилось, - но девушка оборвала себя своим "Тс-с!".
Ее бледное, взволнованное лицо исчезло, дверь быстро и бесшумно закрылась, а ключ опять повернулся в замке.
Мэг вела свою грубоватую речь еле слышно, почти шепотом, но даже прорицание, выкрикнутое пифией, не отдалось бы в моих ушах таким громоподобным эхом. Она и представить себе не могла, как я была испугана. Я слушала ее, а мои глаза, должно быть, остекленели, и кровь стыла у меня в жилах. Она не знала, что каждое ее слово жгло мой мозг адским пламенем. Она высказала свое страшное предостережение напрямик; была точной и краткой. Да, как хирург, который режет быстро и уверенно, она была милосердной со мной, потому что не медлила, не запиналась, не говорила уклончиво - не кромсала мою душу, не подвергала ее варварской пытке… Мадам пока не появлялась. И я, сев у окна, попробовала обдумать свое положение. Разум бездействовал, зато разыгравшееся воображение рисовало жуткие картины; но я воспринимала их отстраненно, как мы порой смотрим во сне на отрубленные головы и дома, обращенные пожаром в кучку пепла. Мне казалось, что все это происходит со мной не на самом деле. Помню, я сидела у окна, всматривалась в каменную стену напротив, как человек, который не может - хотя и старается - увидеть что-то отчетливо, и каждую минуту прижимала руку к виску со словами: "О, этого не случится… не случится… о нет! Никогда! Этого не может быть!"
Такой и застала меня, вернувшись, мадам.
Но мрачная долина смерти внушает страхи разного свойства: "великую тьму" будоражат непостижимые голоса, пронизывают неведомые огни; за оцепенением и изнеможением следует взрыв буйного ужаса. И за долгие часы пути по этой долине я познала все - агонию, сменяющуюся летаргией, и летаргию, которая вновь оборачивается неистовством… Порою я удивляюсь, что смогла сохранить рассудок, пройдя через это испытание.
Мадам, войдя, заперла дверь и занялась своим делом. Она не обращала внимания на "дьетку", напевала в нос какие-то французские песенки и, самодовольно улыбаясь, разглядывала свои новые шелка при свете дня… Внезапно я поразилась - какой мрак, а ведь еще рано! Я посмотрела на свои часы. Мне стоило немалых усилий понять, что показывали стрелки. Четыре часа. Четыре часа! Темнело в пять. Через час наступала ночь!
- Мадам, который же час? Уже вечер? - Сбитая с толку, я прижимала руку ко лбу.
- Два… три минут пятого. Быль четыре без пять минут, когда я зашля, - ответила она, не прерывая своего занятия, - она рассматривала чиненые кружева у самого окна.
- О мадам! Мадам! Мне страшно! - вскричала я безумным и жалобным голосом; я схватила ее за руку и заглянула ей в лицо, как человек, испускающий последний вздох, глядит в Небеса. Мадам тоже казалась испуганной, когда смотрела на меня. Наконец она, стряхнув мою руку, довольно раздраженно спросила:
- Про что ви, дьетка?
- О, спасите меня, мадам! О, спасите меня! Спасите меня, мадам! - умоляла я, позабыв все другие слова от полнейшего ужаса; я цеплялась за ее платье и, с искаженным мукой лицом, вглядывалась в глаза этой мрачной Атропос.
- Спасти вас! Спасти! Какой niaiserie.
- О мадам! О дорогая мадам! Ради бога, только вызволите меня… избавьте меня от этого, и я буду всю жизнь делать для вас что ни попросите! Буду… буду, мадам, буду! О, спасите меня! Спасите меня! Спасите меня! - В отчаянии я цеплялась за мадам как за ангела-хранителя.
- Но кто сказаль вам, дьетка, что ви в опасность? - спросила мадам, и на меня, будто тень, опустился ее ведьмовской взгляд.
- Это так, мадам… так… я в большой опасности! О мадам, подумайте обо мне… пожалейте меня. Нет никого, кто бы помог мне… никого, кроме Бога и вас!
Все это время мадам мрачно изучала мое лицо, будто читала на нем мою судьбу.
- Может, и так - почем я знаю? Может, ваш дядя безюмны… может, ви безюмны. Ви всегда быль мой вряг. И какой мне дело?
Я вновь неистово молила ее, стискивала ее в объятиях, я заклинала ее со смертной горечью.
- Я не верю вам, малишка Мод. Ви маленьки мошеннис… petite traitresse! Поразмислите, если способен, как ви всегда относилься к мадам. Ви пробоваль навредить мне - ви сговорилься со скверни прислюга в Ноуль погубить меня, а здесь хотите, чтобы я держаля ваш сторона! Ви никогда не слюшаль меня… никогда не жалель меня… ви вместе со всеми гналь меня из ваш дом, будто я вольк. И что ви хотите от меня теперь? Bah!
Это издевательское "Bah!" прозвучало в моих ушах как удар грома.
- Говорю вам, ви безюмны, petite insolente, если думаете, что ви для меня больше значить, чем для бедни заяс гончая… чем для птис, которая вирвалься, oiseleur. Мне нет дело. Мне не может быть дело до вас. Ваш черед страдать. Ляжитесь на ваш постель и страдайте втихомольк.
Глава XXVIII
Кларет с изюминкой
Я не легла. Но я впала в отчаяние. Я кружила и кружила по комнате, ломая руки в безумном страхе. Я бросилась на колени возле кровати - и не могла молиться. Только дрожала и стонала, сжимая руки, обратив безумный от ужаса взор к Небу. Наверное, мадам, при всей ее жестокости, была смущена. О том, что мне собирались причинить зло, она наверняка знала, но, видимо, Мэг Хокс не ошиблась, когда говорила, что они не до конца посвятили ее в свои замыслы.
За отчаянием последовала иная пытка. Внезапно моим умом безраздельно завладела мысль о Мэг Хокс, о ее плане и о моем возможном спасении. Дорога в Элверстон в одном месте поднимается вверх, и там она неожиданно поворачивает - у двух гигантов ясеней справа, между которыми на обочине стоит дорожный знак, увитый плющом. Когда я ездила в Элверстон и возвращалась оттуда, я не особенно приглядывалась к этому месту, но теперь оно было перед моими глазами: тоненький серпик луны проливал над ясенями слабый свет, а по дороге, спиной ко мне, взбиралась… медленно взбиралась Мэг Хокс. Картина перед глазами была все та же - то же движение на месте, и меня неотступно терзало чудовищное нетерпение.