- Смотри, - вдруг говорит она, вытягивая шею. - Какая у нее шуба, у той черной у окна. - Я редко видела такую красивую. Ах какая, - глаза ее суживаются от зависти. - Какая чудная.
Владимир Иванович наклоняется к ней.
- Тебе очень нравится, Верочка?
- Еще бы. Вот вопрос. Посмотри, какая пушистая.
- Раз тебе так нравится, надо будет тебе такую же купить.
- Мне?.. - ее брови удивленно поднимаются. - А ты знаешь, сколько она стоит?..
Но он спокойно улыбается.
- Раз тебе нравится…
- Ты… Ты серьезно?
- Конечно. Завтра же утром пойдем выбирать.
Но она все еще не верит.
- Ты смеешься надо мной. Я даже мечтать никогда не смела. Ведь у меня на пальто кролик.
- А завтра у тебя будет белка. Самая лучшая. Какую захочешь.
- Завтра?.. Такая широкая, с огромным воротником, на парчовой подкладке?.. Правда? Ах, как я рада, какой ты милый.
Она громко хлопает в ладоши.
- Верочка, не шуми, - успокаивает Екатерина Львовна. - На нас смотрят.
- И пусть смотрят. Пусть. Ты только подумай, мама… Завтра с утра пойдем покупать. Ах, Володя, теперь я знаю, ты меня любишь. И мне очень, очень весело. И это все вздор. Мы наверно будем счастливы. Я танцевать хочу, Володя. Ах, как мне весело. Как весело…
10
- Мама, - кричит Люка из прихожей. - Мама!
Люка зажигает свет. В столовой на буфете записка. "Не жди нас". И даже чая нет. Люка проходит на кухню. На столе грязные тарелки, кусок холодной телятины, жареная застывшая в жире картошка.
Люка кладет одну в рот, выплевывает - невкусно. И снова возвращается в столовую.
Что же могло случиться? Куда они делись? Вот почему Вера ее отослала. Люке грустно и тяжело быть одной. В кинематографе она плакала. Было так похоже на ее, Люкину, жизнь.
Жених бросил невесту, как Арсений ее. И Люка опять все вспомнила. Правда, там в конце все устраивается, но на то и кинематограф. И что же у Люки может устроиться, раз ничего, кроме воспаления легких, и не было?
Люка смотрит на желтые полосы обоев. Полосы, как прутья клетки. Люка чувствует себя птицей, запертой в клетке.
Надо лечь. Она медленно раздевается. Как тихо. Как грустно. Даже немного страшно. А вдруг сейчас откроется дверь… Люка быстро оборачивается. Нет, дверь закрыта и войти некому. Надо спать. Она тушит свет и ложится. Занавески неплотно задернуты, зеленый луч уличного фонаря падает на пол. Лучше на него не смотреть. Закрыть глаза и спать. И не думать об Арсении. Но так тихо, так грустно…
Люка прижимается щекой к подушке. Слезы текут быстро-быстро, и нельзя их остановить. Она будет плакать так, пока не изойдет от слез, не умрет от любви, нежности и жалости к себе. Она высоко подтягивает ноги, целует свои колени.
- Бедная Люка, бедная, ах, какая бедная, - шепчет она…
- Тише, Вера, тише. Разбудишь, Люку. Не стучи.
Люка сквозь сон слышит легкие шаги и шелест шелка. Она открывает глаза.
- Вера, ты?
Вера стоит посреди комнаты вся в белом, свет фонаря падает на нее.
Люка протягивает к ней руки.
- Верочка…
Шелк шуршит. Платье светлым кругом ложится на пол. Туфли со стуком летят в угол.
Вера подходит к Люкиной кровати.
- Подвинься.
Люка отодвигается к стене.
- Верочка, как давно ты не ложилась ко мне.
Вера поднимает одеяло, ложится рядом с сестрой и обнимает ее.
- Как у тебя тепло.
Люка кладет мокрую щеку на Верино плечо.
- Ты плачешь, Люка?..
- Это во сне. Я видела дурной сон.
- Вот возьми, - Вера сует ей в руки что-то холодное и шершавое. - Я привезла тебе грушу.
- Спасибо…
Слезы падают на грушу, и у груши солоноватый вкус
- Слушай, - Вера целует Люкины мокрые губы. - Слушай, я выхожу замуж.
- За Владимира?..
- Да. И ты подумай, он купит мне завтра беличью шубу.
- Беличью?..
- Я так рада. Я буду богатой и тебе подарю что хочешь.
- Поздравляю тебя, - шепчет Люка, слезы все еще текут из ее глаз. - Я бы хотела туфли на белой подошве. Только дорого - полтораста франков.
- Ничего, куплю. И уроки музыки брать будешь.
- Ну, можно и без уроков…
Вера прижимается к сестре. От нее пахнет духами и вином.
- Я так рада…
- А ты влюблена, Вера, влюблена?.. - шепчет Люка над самым ухом.
- Ах, я не знаю. Я рада. Мне было очень грустно, а теперь…
Вера легко вздыхает, и Люка отвечает таким же легким вздохом на вздох сестры. Ей тоже было грустно, а теперь… Рассказать Вере об Арсении? Нет, лучше помолчать. И может быть, все еще устроится, как в кинематографе. Люка крепче прижимается к сестре и сонными губами целует ее плечо.
- Хорошо тебе, Верочка?..
- Хорошо…
Сонные глаза закрываются.
- Спи, Люка…
- Сплю…
11
На столе в вазе большой букет белых роз. Это от Владимира.
Вера сидит на диване, на коленях у нее новая шуба. Она гладит ее, прижимается щекой к меху.
- Знаешь, мама, мне кажется, что она живая и чувствует. И не она, а он. Такой пушистый, теплый, милый зверь. И зовут его Мурзик. Непременно живой. Вот, дай руку, погладь его. Чувствуешь, как мех прижимается к ладони? Это Мурзик ласкается, - Вера зарывается лицом в шубу. - У, милый. И как пахнет - еловыми шишками, миндалем, сбруей. Мурзик мой.
Екатерина Львовна смеется.
- Ну уж и миндалем…
- Мама, сыграй что-нибудь, а мы с Мурзиком послушаем. В доме, где невеста, всегда должна быть музыка. Цветы и музыка.
- Мне надо жарить котлеты, - слабо защищается Екатерина Львовна. - Сейчас Люка придет завтракать.
- Мама, невесте нельзя отказывать.
Екатерина Львовна садится за рояль. Вера устраивается поудобнее на диване.
- Как ты хорошо играешь, мамочка. Вот теперь я чувствую себя настоящей невестой. Такой веселой, почти счастливой.
Звонок… Екатерина Львовна идет отворять. В прихожую входит высокая, бледная, немолодая женщина.
- Я хотела бы видеть Веру Алексеевну Вишневскую.
Под короткой вуалькой заплаканные глаза, и руки в белых перчатках слегка дрожат.
- Войдите, пожалуйста. Верочка, это к тебе.
- Ко мне? - удивляется Вера и лениво встает. Шуба падает с дивана и сворачивается на ковре, как громадная серая кошка.
- Я пришла… Извините меня, - путается посетительница. - Вы - Вера Алексеевна Вишневская?
Вера кивает.
- Садитесь, пожалуйста.
Но дама остается стоять.
- Простите, я не знаю, с чего начать…
Она стоит у окна. Солнце падает прямо на ее лицо, усталое, красивое со складками у рта и заплаканными глазами.
- Я не знаю, поймете ли вы меня… Владимир Иванович…
Вера быстро поднимает голову.
- Ах, вот оно что. Владимир Иванович…
- Да. Он в вас влюблен. Он мне сам сказал. И я… Я пришла просить, умолять вас отказать ему. Ради Бога. Вы так красивы, так молоды… У меня ничего нет кроме него… - она протягивает к Вере дрожащие руки в белых перчатках. - Ради Бога. Я старая. Пожалейте меня…
Вера пожимает плечами.
- При чем тут я. Это его вам надо было просить… Если он предпочитает вас…
- Ах, нет. Он влюблен в вас. Ему кажется, что он тяготится мной. Но если вы ему откажете - он вернется ко мне… Ведь мы уже десять лет…
Вера трясет головой.
- Нет, я не откажу ему. Я ничем не могу вам помочь.
Ресницы быстро моргают под темной вуалькой. По бледной щеке катится слеза.
- Какая вы черствая. У вас вместо сердца камень…
- Всего хорошего, - говорит Вера.
- Прощайте. Я хотела вас еще попросить… Но это тоже напрасно. И все-таки, постарайтесь не делать его слишком несчастным.
Вера смеется и снова устраивается на диване.
- Ну, это уже касается только его и меня…
Екатерина Львовна молча провожает гостью. Вера поднимает шубу с пола.
- Какая наглость. Нет, какая наглость, мама. Врываться к чужим людям…
- Но, Верочка, мне ее очень жаль.
- Ах, оставь, пожалуйста. Смешная. Такая старая и еще любить хочет…
- Но, Верочка, она несчастна…
- Мало ли несчастных?.. Какое мне дело. Мне так приятно сегодня. Сыграй еще что-нибудь, мамочка.
Вера снова прижимается щекой к меху и закрывает глаза, слушая музыку.
12
- Я тебе говорила, Вера, что надо было розовое одеяло купить. А то лиловое совсем как гроб.
- Оставь, мама. Мне нравится. И почему непременно розовое. Я ведь не немка, чтобы сентиментальничать.
- Как хочешь, - соглашается Екатерина Львовна. - А обои какие? Тоже лиловые?
- Обои в хризантемы, - вмешивается Люка. - В лиловые и белые. И в птицы. Птицы желтые с большими хвостами. Ужасно красиво. Я знаю, где такие купить можно.
- Ах нет, я птиц терпеть не могу. Мне ночью будет сниться, что они меня клюют. Уже девять часов. Сейчас Володя придет.
Вера причесывается в спальне.
- Нет. Лиловое одеяло очень красиво… Надо купить лиловый бобрик.
Звонок. Паркет тихо скрипит под мужскими шагами. Вера прислушивается, улыбаясь.
"Я гадаю, кто - там? Не жених ли. Не жених ли это мой?.." Ах, какой бы он, Владимир, ни был. Пусть в очках, пусть некрасивый.
Но он все-таки ее жених. Разве можно хоть чуточку не быть влюбленной в своего жениха?
Голоса в столовой звучат громко. О чем они так? Что случилось?
- Вера, Вера, - зовет Екатерина Львовна. - Иди скорей.
Вера не спеша поправляет складки платья и, стараясь ступать особенно легко и грациозно, выходит в столовую.
- Здравствуй, Володя. Что у вас такое?
У Екатерины Львовны испуганное, взволнованное лицо.
- Вера, эта дама, эта дама, которая утром приходила, отравилась, - почти кричит она.
Вера садится в кресло, расправляет широкое платье и, склонив голову на бок, спрашивает, все еще улыбаясь.
- Умерла?..
- Вера, Господи! Как ты можешь?.. - вскрикивает Екатерина Львовна.
- Нет, нет, - торопится Владимир Иванович, - она жива. Ее удалось спасти. Она отравилась вероналом… Слишком много приняла…
Вера слушает с любопытством.
- Ну конечно. Все они так. Или слишком мало, или слишком много, чтобы не умереть.
Но она чуть не умерла… Доктор говорил…
Вера перебивает его.
- Чуть не в счет. Если бы по-настоящему отравилась, так и умерла бы. И пожалуйста, Володя, довольно об этом. Мне неинтересно.
Екатерина Львовна хватается за сердце.
- Господи, Вера. Какая ты злая. И в кого ты только такая?..
- Ах, мама, перестань. Я совсем не злая. Но какое мне дело?.. Пусть она себе живет на здоровье…
Вера сидит на кровати матери, обхватив руками угловатые колени.
- Мама, - быстро говорит она, удивленно глядя на мать, - мама, как это случилось, скажи? Ведь еще недели нет, я ждала Арсения и мучилась. А теперь я влюблена в Володю. Да, да, влюблена, хоть и смешно. Влюблена. В особенности сегодня, когда эта идиотка отравилась. Но как это случилось?
- Что же, Верочка. Естественно. Он твой жених. Когда станешь его женой, еще и не так полюбишь его, по-настоящему.
- Ах нет, мама. Совсем не то. И когда женой стану, наверное, разлюблю. Ты ничего не понимаешь. Это, должно быть, от ожидания, оттого, что с ним целуюсь. Но я влюблена, - нетерпеливо и обиженно проговорила она. - И скорей бы уже свадьба. Ждать тяжело. Даже часто дышать трудно, как будто сердце распухло, - она на минуту умолкает. - Слушай, мама, - вдруг спрашивает она, - а ты… Как ты можешь?
- Что могу? О чем ты, Верочка?
- Ну, как ты можешь, - нетерпеливо продолжает Вера. - Как ты можешь… спать одна? Разве тебе не тяжело?
Екатерина Львовна поднимает брови и краснеет.
- Вера! Что ты говоришь! Ведь я твоя мать.
- Ну и что же, что мать? Уважать тебя надо, бояться? Нет, нет, - Вера, смеясь, обнимает мать и целует ее в шею. - Я тебя люблю, ужасно люблю, вот и все. И мне тебя жаль. Да, жаль.
- Оставь, оставь. Задушишь.
- Тебя никто не целует, так хоть я. Моя красивая, моя молодая мама.
Екатерина Львовна смущенно отбивается от дочери.
- Ну довольно. Успокойся. Полежи тихо. Хуже Люки.
Вера вытягивается поверх одеяла рядом с матерью.
- Нет, мне серьезно жаль тебя, мамочка. Тебе непременно надо еще замуж выйти. У тебя такие плечи, такие глаза, такие губы. Тебе нельзя быть вдовой.
- Глупости все это, Верочка. Но как ты нервна.
- Ах, я совсем не нервна. Я влюблена, я счастлива. И я хочу, чтобы все были счастливы, и прежде всего ты.
Вера снова целует мать.
- Мамочка моя милая. Мама-кролик. Мама-персик. Мама-соловей. Помнишь, как я тебя в детстве звала.
Екатерина Львовна нежно гладит ее темные волосы.
- Странная ты. Такая ласковая, а сердца у тебя настоящего нет, и никого ты не любишь. Как кошка. Ну иди спать. Дай я тебя перекрещу. Уже поздно.
- Спокойной ночи, соловей мой.
Вера целует еще раз мать и, соскользнув с постели, бежит, смеясь, к себе.
Люка еще не спит. Она лежит в темноте с закрытыми глазами, сложив руки на простыне.
Вера тихо проходит мимо нее, кровать легко скрипит, шуршат простыни.
- Вера, - зовет Люка, - Вера, послушай.
- Ты не спишь, Люка? Уже поздно.
- Послушай, Вера.
- Ну что?
- Я все лежу, думаю о тебе и не могу заснуть.
Вера тихо смеется.
- Брось думать. Знаешь, индейский петух тоже думал…
- Вера, не смейся. Вера, ты не боишься выйти замуж?
- Боюсь? Что ты еще выдумала?
- Но ты разве забыла? Ты ведь мне сама рассказывала… И все это будет с тобой, подумай…
- Ах, вот ты о чем, - Вера зевает. - Спи лучше, - простыни снова зашуршали.
- Но, Вера, - взволнованно зашептала Люка. - Ведь это так страшно, так страшно…
- Молчи. Не мешай мне спать. И не волнуйся, пожалуйста. Ты еще мала, не понимаешь. Я совсем не боюсь, я очень счастлива. Спи, Люка.
Люка замолкает на минуту.
- Вера, - снова зовет она. - Вера…
Но ответа нет.
Люка подгибает выше холодные колени, закрывается одеялом до самого подбородка и вздыхает. Вера смеется, не хочет слушать. Неужели она не понимает, что ее ждет?
Люка закрывает глаза, чувствуя страх перед этой тяжелой, непонятной грязной жизнью, и сейчас же засыпает.
13
Екатерина Львовна разбирала покупки, только что принесенные из магазина. Вера сидела на диване и безучастно глядела в окно.
- Кружева очень хороши. А шелк слишком тонкий, будет плохо стираться. Да что с тобой, - Верочка? Даже не посмотришь, будто не для тебя все это.
- Скучно…
В столовую вбежала Люка, неся Верину новую шубу.
- Стыдно хандрить, Вера. Тебе скучно, а нам от этого тошно. Вот и Мурзик загрустил, - Люка высоко подняла шубу. - Видишь, Даже рукава повесил. Улыбнись Мурзику, Вера, а то он обидится.
- Отстань, Люка.
- Фу, какая ты злая, слышишь, Мурзик говорит: для того ли я пятнадцать тысяч стоил, чтобы на меня и взглянуть не хотели. Для того ли я такой пушистый и теплый. Ну, улыбнись, а то Мурзик обидится. Неужели ты больше не любишь его?
- Что там любить, подумаешь. Ведь это только шуба. Пускай дорогая, но все-таки только шуба, больше ничего.
Люка, прищурившись, взглянула на сестру.
- А ты что хотела, чтобы шуба Исаакиевским собором была?
Вера рассмеялась.
- Ты глупая, Люка. Ну пойдем, помоги мне одеться. И Мурзика тащи. Хочешь, поедем с Володей в Булонский лес чай пить?
Люка запрыгала. Рукава шубы замахали в воздухе.
- Ура! Не сердится, не сердится. Только пить будем не чай, а шоколад, хорошо?