14
Накануне дня свадьбы приехала из Бордо тетя Варя и теперь сидела за столом в столовой.
Люка внимательно разглядывала ее. Мамина сестра, а совсем не похожа. Такая толстая, самоуверенная. Только на три года старше, а совсем старуха.
- Это хорошо, - говорила тетя Варя, - что замуж выходит. Тебе легче будет. Да и спокойней. Долго ли с теперешними до греха. Очень я рада, что у меня сын, а не дочь. Вот и Люку поскорей пристрой.
- Ну, Люка еще ребенок…
- Я и не говорю, чтобы сейчас. Когда шестнадцать лет будет. Что же это Вера так долго. Завтра свадьба, выспаться даже не успеет. Эх, как все неправильно.
Екатерина Львовна улыбнулась.
- А ты по-прежнему хочешь, чтобы все правильно было?
- А то как же? - удивилась тетя Варя и, поставив локти на пеструю скатерть, поправила шпильки в прическе. - Все должно быть правильно, не так, как у тебя. В доме беспорядок, да и в жизни твоей всегда беспорядок был. Никогда ты не знала, что хочешь. Вот и дочку так воспитала. Любит она хоть жениха своего?
- Кажется, любит.
- Кажется? Мать, а не знаешь. Эх ты, - презрительно мотнула она головой. - Да и то, какая у них, у теперешних, любовь.
- Да ты, Варя, не волнуйся, - успокаивала Екатерина Львовна. - Вот, попробуй варенье. Я сама варила…
- Ты мне, Катя, зубы вареньем не заговаривай…
Вера бросает шубу на диван, снимает туфли.
- Ноги даже заболели. Люка, тащи саночки.
Люка бежит за саночками, Вериными утренними туфлями.
- Так смешно, - рассказывает Вера, там какой-то длинный все на меня смотрел, а Володя злился.
- Ты причащалась, Вера? - неожиданно спрашивает тетя Варя.
- Нет. А разве надо было?..
Тетя Варя всплескивает руками.
- Господи, да что же это такое?
- Ничего, ничего. И так окрутят. Вы не беспокойтесь, тетя. Ах, как я устала.
- Но ты хоть бы подумала серьезно о том, что в новую жизнь вступаешь…
- О чем там думать. Все уже передумано. Спать надо. Ну, спокойной ночи.
Вера встает и, на ходу развязывая пояс платья, идет в спальню. Люка бежит за ней. Вера садится на кровать.
- Завтра меня уже тут не будет…
Люка, сидя на корточках, стаскивает с нее чулки.
Вера брыкается.
- Оставь. Щекотно.
- Позволь. Позволь. Ведь в последний раз.
Люка тянет воздух носом.
- Как хорошо пахнет. Ты зачем колени душишь?
Вера улыбается.
- Затем…
- Нет, скажи, зачем, - Люка нагибается вперед и целует Верино розоватое гладкое колено.
Вера, смеясь, толкает ее ногой в грудь. Люка опрокидывается на спину на ковер.
- Убила, убила, - кричит Люка, складывая руки на груди.
- Нет, не верю. Те, которые мертвые, ногами дрыгают и "Боже, Царя храни" поют…
- "Боже, Царя храни", - громко поет Люка.
В дверь просовывается голова тети Вари.
- Что у вас тут еще?
- Взрыв патриотических чувств, - кричит Вера, задыхаясь от хохота.
- Господи, и это накануне свадьбы, - тетя Варя возмущенно захлопывает дверь.
Вера продолжает хохотать, уткнувшись в подушку.
- А теперь спать, спать, - вдруг серьезно говорит она, - а то ведь завтра ночь в поезде.
- Счастливая, - вздыхает Люка. - Ниццу увидишь. Там пальмы. Будешь сама бананы с них рвать.
- Что бананы? Обезьяну за хвост поймаю и тебе в подарок привезу. Ну, спи. Не болтай больше. Я тушу…
Вера повернулась к стене, подложила руку под щеку.
"Завтра моя свадьба, - смутно подумала она. - А если бы не с Володей, а с Арсением? Ах, все равно. Так тоже хорошо. Я буду замужем. И богатой, - она закрыла глаза. - Пусть все, что со мной случится, мне сегодня во сне приснится, - прошептала она. - Кажется, надо себя за левый мизинец дернуть?.." - но руки уже стали тяжелыми и непослушными, и двинуть ими не было сил.
Вера спала. Ей снилось, что она идет одна по незнакомой улице в своем старом коричневом платье. Она садится в автобус и едет куда-то. Потом снова идет мимо магазинов и домов. Дверь в церковь открыта. "Венчаться", - вспоминает Вера и входит в церковь. Пусто и тихо и нет ни жениха, ни священника. Вера ждет. На аналое лежит икона. Свечи ярко горят перед ней. Вера берет икону, оглядывается и выбегает из церкви. Она бежит по улицам, прижимая икону к груди. За ней погоня. "Держи, держи! Воровка!" Вера бежит все скорее, подбегает к обрыву. Она разобьется! Все равно пусть. Только бы не поймали. Но бежать легко и не страшно. Песок сыплется из-под ног. Вот она внизу. А на горе стоят Люка, Екатерина Львовна и Владимир. "Вера, Вера", - кричат они. Вера поднимает голову и смотрит на них. Как они высоко… И в руках у нее вместо иконы большие столовые часы. Стрелки показывают десять. Как поздно!
Из кухни несся слабый стук ножа о тарелку, с пустой Люкиной кровати свешивалось на пол одеяло.
Вера заложила руки под голову. "Какой скверный сон. Скверный. Но почему скверный?.. Просто глупый. Нет, скверный". И сейчас же в памяти всплыли когда-то слышанные объяснения снов. В церкви быть - к несчастью, и с горы бежать плохо. "Глупости, глупости, - успокаивала она себя. - Вздор. Не в какие сны я не верю. Вот еще".
Она встала с кровати, подошла к окну и открыла ставни. Мелкий, косой дождь стучал в стекла. Небо было серое и низкое. "Дождь в день свадьбы - хорошее предзнаменование. И это вздор. Такой же вздор, как и сны".
Вера накинула халатик и прошла в столовую. Все уже было чисто прибрано. Паркет блестел, на столе стояла большая корзина белых цветов. Свадебные цветы. Она села на диван. "Свадьба. Сегодня ее свадьба, а день такой похоронный". Она смотрела на серое небо, на мокрые зонтики прохожих.
"Господи, как грустно. Как больно. Что больно?.. - быстро спросила она себя. - Ничего, ничего, ничего не больно: никакой боли нет и даже грусти нет. Просто скучно. Но так ли еще будет скучно потом. Арсений… Нет, об Арсении думать нельзя".
Из кухни выбежала Люка, вся вымазанная в муке.
- Верочка, встала уже? Мама спрашивает, класть в соус мадеру?
- Что? В соус?
- Ну да, в соус, с мадерой вкусней. Но бутылка двадцать франков стоит.
Вера нетерпеливо повела плечами.
- Ах, делайте как хотите. Почем я знаю.
- Она велела побольше налить, - уже несся Люкин голос из кухни. - Она говорит, ничего, что двадцать франков. Хоть пятьдесят - только бы вкусно было.
Дождь тихо стучал в стекла. Цветы на столе тускло белели. Вера закрыла глаза. Вот так сидеть. И чтобы ничего не надо было. Ничего. Так сидеть и знать, что все уже кончено и больше ничего не будет, кроме этого серого, мокрого окна и этих белых, ненужных цветов.
- Вера, ты здесь? - озабоченно прокричала из коридора тетя Варя. - Одевайся. Скоро в мэрию.
Снова вбежала Люка.
- Вера, иди на кухню. Там лангуста принесли. Такого симпатичного, черного, и усами двигает. А то его сейчас варить будут. Идем.
Вера слабо отмахнулась.
- Оставь.
- Но он хорошенький. Ты непременно должна посмотреть.
- Оставь, у меня голова болит. Закрой плотнее дверь. Жареным пахнет.
- Это утка, - радостно объяснила Люка, убегая.
Снова стало тихо и пусто. И дождь по-прежнему стучал в стекло. Так тихо, так грустно. Свадьба. Разве к свадьбе готовятся в этом доме? Не похоже. Скорее к похоронам.
От белых цветов шел слабый сладковатый запах. "Как ладан", - подумала она, и сразу вспомнился сон, и церковь, и как она бежала с горы, прижимая икону к груди. И почему-то стало страшно.
В комнату вошла Екатерина Львовна.
Вера взяла ее за руку.
- Подожди, мама. Сядь сюда.
Екатерина Львовна торопливо и робко села на диван.
- Мама, - Вера посмотрела прямо в глаза матери, - скажи, теперь уже поздно отказаться?
Веки Екатерины Львовны испуганно заморгали.
- Отказаться?..
- Ну, да. От свадьбы.
На щеках Екатерины Львовны выступили красные пятна.
- Я думаю, поздно, - нерешительно начала она. - Как же? Ведь через два часа в мэрию. И шафера…
Вера кивнула.
- Я тоже так думаю, - сказала она серьезно и спокойно. - Поздно. И довольно об этом.
Она тряхнула головой, короткие волосы запрыгали во все стороны.
- Поцелуй меня, мама. И давай одеваться…
Маленькие белые туфли, уверенно стоявшие на коврике, тонкие пальцы, крепко державшие свечу, и улыбка - все говорило: "Не неволей иду. Сама хотела и очень счастлива".
Пламя свечей… Голоса певчих… Высокие окна…
Сквозь белую фату, опускавшуюся на глаза, все казалось каким - то особенным, чуть-чуть волшебным, чуть-чуть смешным.
Шафер плотно надел Владимиру венец на голову, и Владимир похож на султана с табачной коробки. Люка на длинных, худых ногах совсем цапля, а голова с большим бантом в профиль заячья. Цаплезаяц или зайцецапля… Вера тихо засмеялась, закрыв лицо руками.
- Плачет, - удовлетворенно прошептала тетя Варя. - То-то. Даже и ее пробрало.
Вера рассеянно улыбалась из окна вагона, держа в руках подвенечный букет.
- Пиши каждый день, Верочка, - просила Екатерина Львовна.
- Веселись, - кричала Люка. - Пришли фруктов.
Екатерина Львовна тронула Владимира за рукав.
- Берегите ее, пожалуйста. Это смешно. Все матери так говорят - но Вера такая слабенькая.
Владимир поцеловал ее руку.
- Будьте спокойны.
Становилось скучно. Говорить больше было не о чем. Наконец поезд тронулся.
- Ура! - закричали шафера. - Ура! - нестройно подхватили остальные и замахали платками. Люка побежала за поездом.
- Люка, сумасшедшая. Под колеса попадешь, - кричала Вера.
Екатерина Львовна крестила уходящий поезд. Вера постояла еще немного у окна, размахивая платком. Но ничего уже не было видно.
- Вот мы и едем, - сказал Владимир.
Вера прошла в купе, сняла новое дорожное пальто, маленькую шляпу и села на диван. Владимир сел напротив нее и улыбнулся.
- Теперь ты моя жена.
"Этого он мог и не говорить, - подумала она, поправляя волосы. - Ну, что? Что дальше?"
Она нетерпеливо и смущенно взглянула на него.
- Я с России не ездила в первом классе.
И погладила красный бархатный диван.
- Когда мы будем в Ницце?
- Завтра в три.
Он сидел напротив нее и разговаривал так спокойно и сдержанно, как простой знакомый. Он даже ни разу не поцеловал ее после венчания.
"Что же это такое? - тревожно думала она. - Что же это?"
- Тебе, наверное, понравится Ницца. Мы съездим в Монте-Карло поиграть в рулетку. Ты азартна?
- Я не знаю. Я никогда не играла.
- И в карты не играла?
- И в карты тоже не играла.
- Ну тогда, наверное, выиграешь. В первый раз всегда везет.
Они снова замолчали. Вагон слабо подпрыгивал. Колеса стучали.
- Ты должно быть устала, - сказал он и встал. - Тебе надо лечь, уже поздно.
Он расстелил плед. Вера увидела, что руки его дрожат. "Значит, он тоже волнуется, - подумала она с торжеством. - Не только я, он тоже".
- Я еще не хочу спать…
- Но поздно.
- Ну хорошо, - она вытянулась на диване, подложила маленькую кожаную подушку под голову. - Спокойной ночи. Я уже сплю.
- Тебе так будет неудобно. Ты разденься. Я постою в коридоре.
Он вышел, закрыв за собою дверь.
Вера вскочила, быстро отперла новый чемодан, достала флакон духов и стала душить диван, плед и подушку. Потом сняла платье, надела халатик и дорожные мягкие туфли, перед зеркалом в стене попудрилась, накрасила губы, надушилась и повела носом. Кажется, перестаралась. Дышать нечем. От выпитого за обедом вина все еще шумело в голове. Она закрыла чемодан.
- Сейчас?.. Или еще до завтра ждать?.. Господи, как я влюблена, - вдруг вслух сказала она и тихо рассмеялась. - А он боится. Какой смешной.
Она притушила свет, легла, покрылась пледом. Кровь громко стучала в левом ухе.
- Я влюблена, влюблена, влюблена, и сейчас ко мне придет мой муж…
Она вытянула ноги. Что же так долго? Но он уже стучал в дверь.
- Ты легла? Можно?..
- Можно.
Он вошел, и, хотя было почти темно, она заметила, что он очень бледен.
- Что это так пахнет? - растерянно спросил он.
- Я разлила нечаянно духи.
- Надо открыть окно, а то задохнемся.
- Нет, нет, оставь, - испугалась она. - Это "Fol Arome". От них ничего не будет.
- Как хочешь. Я о тебе беспокоюсь.
В теплом, надушенном, темном купе слабо мерцала синеватая лампочка. На подушке белело Верино лицо. Владимир осторожно пробрался к своему дивану и остановился.
Она видела, как он поднял руки, снял роговые очки. Стекла тускло блеснули, очки стукнулись о столик. Теперь у Владимира было совсем новое, доброе и растерянное лицо. Но Вере почему-то стало страшно.
- Вера, - тихо позвал он.
- Что? - еще тише ответила она.
Он подошел и сел рядом с ней.
- Спокойной ночи, - она немного отодвинулась от него.
Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
- Какие сильные духи. Действительно сумасшедший запах.
Вера молчала.
- Ты моя жена, - сказал он снова.
"Слышала уже", - подумала она по привычке насмешливо и в ту же минуту почувствовала, что зубы ее стучат.
- Тебе удобно?..
Он поправил подушку и, наклонившись близко, посмотрел на нее близорукими, выпуклыми глазами.
- Что же это такое?.. Как томительно…
Владимир поправил плед. Рука его легла на ее голое колено.
- Какие у тебя холодные руки, - сказала она только, и они снова замолкли. - Ах, нет, нет, - крикнула она вдруг. - Не надо. Не тут. Не в поезде. Завтра. В Ницце. Я прошу тебя, пожалуйста, Володя, Володя…
Колеса стучали, вагон подпрыгивал. Вера открыла глаза. Сквозь синюю штору на окне пробивался синеватый дрожащий свет. Вера вдохнула теплый, надушенный, тяжелый воздух, подняла голову, и все поплыло перед глазами. На пальце тускло блестело тонкое золотое кольцо. Вера не отрываясь смотрела на него. Потом села на диван и свесила ноги.
На соседнем диване спал Владимир, ее муж. Он лежал на спине красный, с полуоткрытым ртом. В ногах валялся пиджак, подтяжки упали на пол. Вера отвернулась, чтобы не видеть. Ее замутило. Это от духов. Надо выйти в коридор. Она сбросила плед и быстро запахнула халатик над разорванной рубашкой.
На столике рядом с очками лежал ее подвенечный букет. И даже цветы были противны.
Коридор был пуст. Уже совсем рассвело. Розоватое сияющее лучистое солнце медленно выплывало из-за прозрачных туч. Вера смотрела на низкие круглые холмы, на низкие пыльные деревья. Холодный утренний ветер влетел в окно. Вера съежилась, плотнее запахивая халатик. "Так вставало солнце Аустерлица, - подумала она, как всегда, насмешливо, - так встает солнце моей новой жизни".
Ее плечи вздрогнули, она прижалась головой к холодному стеклу.
- Я такая несчастная, - всхлипнула она вдруг, - я такая несчастная. Но отчего? - она нетерпеливо и обиженно подняла голову. - Отчего я несчастна?..
Вагон сильно тряхнуло, и она снова беспомощно прижалась лбом к окну, слезы, как капли дождя, потекли по стеклу.
- Я несчастна оттого, что я злая. Да, да. Оттого, что я такая злая.
Третья часть
1
Вечером в доме испортилось электричество. Екатерина Львовна уже спала. У нее болела голова, и она рано легла.
От непривычного слабого света свечи все в комнате стало каким-то особенным, таинственным. И было слишком тихо. Хоть бы хлопнула дверь, услышать бы чей-нибудь голос. Но прийти некому, а мама спит.
У пустой стены, где еще недавно белела Верина кровать, теперь кресло, и на нем сидит рыжий кот Васька. Обыкновенный кот, но на стене его большая черная тень кажется тигром. Люка не любит его, но с тех пор, как Вера уехала, берет его на ночь к себе. Все- таки живой. Все-таки вдвоем, не одна.
Люка раздевается, откидывает одеяло.
- Кись, кись, кись. Господин кот Васька, пожалуйте сюда.
Но кот не слушается. Он, не двигаясь, пристально смотрит на свечу.
- Что ты там видишь, глупый? Иди спать ко мне.
Кот все так же смотрит на пламя круглыми, зелеными, немигающими глазами.
Люке становится не по себе. Она замахивается на кота рукой.
- Брысь!
Но кот остается сидеть неподвижно.
- А, ты вот какой. Так погоди же. Я тебе усы спалю.
Люка подносит свечу к самой морде кота. Круглые, стеклянные глаза смотрят прямо в огонь, прямо ей в лицо. И вдруг словно укол в сердце, похолодевшие пальцы разжимаются, роняют подсвечник.
- Ступка…
Свеча ударяется о пол. Темно. Темно и нельзя дышать от страха. Но сейчас же открывается дверь, и Екатерина Львовна входит с лампой.
- Что ты шумишь, Люка?
- Я уронила свечу. Не уходи. Мне страшно.
Колени еще дрожат. Люка ложится в постель. Закрывает глаза.
- Перекрести меня, мама.
Екатерина Львовна крестит ее.
- Спи, деточка.
Люка боится взглянуть туда, на кресло.
- Мама, а Ступка, нет, что я, а Васька все еще сидит?..
- Васька? Разве он у тебя?
- Он на кресле, - испуганно шепчет Люка.
- Что с тобой, Люка? Никакого Васьки здесь нет.
- Тогда он под креслом. Поищи его, мамочка.
Екатерина Львовна наклоняется, смотрит под кресло, под кровать.
- Нет его. Тебе показалось.
- Он только что сидел здесь, - волнуется Люка. - Где же он? Найди его.
- Он, верно, на кухне, - Екатерина Львовна выходит из комнаты. - Ну конечно. Спит на плите. Принести его тебе?
- Ах, нет, нет. Не пускай его ко мне. И запри его в кухне. Запри.
- Что за глупости. Зачем?
- Ну пожалуйста, мама.
Замок щелкает.
- И пожалуйста, завтра же отдай его кому-нибудь.
- Хорошо, - равнодушно соглашается Екатерина Львовна. - Я и то говорила, какой с него толк. Ведь мышей нет… Спи, Люка.
Люка лежит в темноте, прижимая маленький холодный крестик к груди.
- Господи, спаси и сохрани…
За стеной в кухне вода по капле падает в раковину и тихо поскрипывает пол. Там окно не завешено, и луна свободно гуляет по кухне, перебирает блестящие кастрюли, наводит тонкий луч на ножи… И он не спит. Он ходит от окна к плите и обратно. Оттого и пол скрипит. Только кто он? Васька? Или Ступка?.. Или?..