Они поехали к судье и получили желаемое постановление, однако мало-мальски значительных сумм в банке не оказалось.
Такое вот печальное известие ожидало пробуждения Марии Заландер; когда же алые краски разгорающегося утра на безоблачном небе словно безмятежная греза оживили ее спящее лицо, муж ее снова отложил суд над своим легкомыслием, в коем себя винил, до той поры, когда детей отослали за провизией, а затем и до после завтрака. Не хотелось ему, чтобы жена в первое утро воссоединения стояла у плиты в слезах.
V
Дети ушли и пришли, жена готовила завтрак, и в кругу семьи это занятие доставляло ей искреннюю радость, а уж дети так веселились, что даже отца взбодрили и печаль его опять ненадолго задремала, хотя на всех колокольнях уже пробило семь. Тут Мартин вспомнил и о подарках, которые в щедром настроении купил в Англии. Он тотчас открыл чемоданы и принялся выкладывать кожаные футляры со стальными приборами, на редкость красивые иллюстрированные книжки, английский текст которых он немедля решил использовать для первоначального обучения через игру, тонкие шали и кружева для жены и девочек и целую кучу всевозможного печенья, которым были заполнены пустоты во всех сундуках и чемоданах.
Все это стало превосходной забавой и подтверждением, что начинается золотой век, а одновременно подтолкнуло хозяйку дома к исполнению обязанностей, приличествующих этакому образу жизни. Она ушла одеваться для необходимого похода по магазинам, а добряк Мартин разом вспомнил о том, что его злополучные трансакции не иначе как уже известны всему городу; ведь не только друг Вигхарт вчера вечером прогулялся по кофейням, со всем сочувствием сообщая эту новость, но ввиду открытия конкурсного производства и у чиновников не было причин умалчивать о столь необычных прецедентах. Он никак не мог допустить, чтобы эти слухи настигли жену, как говорится, посреди улицы. Поспешно сунул детям одну из книжек и горсть английского печенья и предложил устроиться на воздухе под платаном, что сразу же пришлось им по душе.
- Знаешь, Нетти! Мне наш отец нравится, а тебе? - сказала, выходя из комнаты, не по годам умная Зетти сестре, которая, подражая ей, отвечала с еще большей солидностью:
- О, вполне! И я нахожу, он хорошо подходит для нашей матушки! Верно?
Арнольд, молча шагавший следом, слышал эти мудрые суждения и понимал все куда лучше, чем думали умницы-сестры; ведь то, что родители хорошо подходят друг другу, он воспринимал как таинственную удачу и охотно поверил девочкам, хоть и не сказал ни слова.
Отец между тем уже вошел в спальню, где г-жа Мария успела надеть верхнее платье и начала застегивать пуговицы на груди.
- Мария, - сказал он, - ты никогда не писала мне, что Луи Вольвенд сызнова занялся коммерцией, даже своего рода банковским делом?
Жена замерла, с удивлением глядя на него:
- Я ничего об этом не знала и не знаю! Откуда мне знать, коли живу я в уединении и среди людей не бываю?
- И о фирме "Шаденмюллер и компания" ты тоже не слыхала? - спросил он, все еще медля.
- Да нет же! А кто это?
- Это фирма, на которую переведены все мои, сиречь все наши сбережения, которые в Рио я наличными поместил в банк. Погоди!
Он шагнул к одному из открытых кофров и достал заключенную в Бразилии главную книгу, уступая безотчетной догадке, что большая наглядность, возможно, облегчит разговор.
На последней заполненной странице красивыми цифрами было проставлено сальдо его состояния, над безупречно ровной чертой, с удовольствием проведенной по линейке, а ниже написано: из вышеозначенного сальдо должно вычесть сумму в 25000 швейцарских франков как активы моей супруги Марии N. N. из полученного мной за нею состояния.
Открытую книгу он положил на маленький столик и указал пальцем на заключение счетов.
- Видишь, это тридцать шесть миллионов рейсов, чуть больше двухсот тысяч франков на наши деньги! Что бы там ни было, я, как ты можешь прочитать, записал здесь полученный за тобою капитал! Три четверти обшей суммы я передал солидному банку в Рио и получил взамен чек на здешний банк "Шаденмюллер и компания", каковой должен был выплатить мне наличные деньги. Но из кого состоит эта "Компания Шаденмюллер"? Из одного - единственного человека, а зовут его Луи Вольвенд, и он неплатежеспособен, так как снова обанкротился, нынче об этом сообщат в официальном бюллетене. Вдобавок тем временем сюда уже пришла весть, что и банк в Рио-де - Жанейро исчез! Покамест никто знать не знает, куда девались деньги - то ли их выкрали еще в Рио, то ли Вольвенд прикарманил.
Все это он поведал сухим, порой прерывающимся голосом. Г-жа Мария, поначалу слушавшая вполуха, смотрела то на книгу, то на его лицо, самое для нее важное и более всего привлекавшее ее внимание, но под конец побледнела как смерть; ни слова не говоря, она дрожащей рукой застегнула последние пуговицы и только затем начала бессвязно лепетать вопросы, мало-помалу примиряясь со злым роком. Терпеливо и чуть ли не покорно Мартин приноровился к ее беспорядочной речи и повторял одни и те же выводы и подтверждения, пока она не уразумела все целиком и полностью.
Вот тогда-то она, ломая руки, залилась горючими слезами и вскричала:
- Ах, бедный ты, бедный! Где теперь наши семь лет разлуки и печали?
Судорожные рыдания внезапно сменились страстным взрывом гнева:
- Он загубил нашу уходящую молодость, пес окаянный! Куда он скрылся, этот кровосос, эта пиявка? Соли бы ему на хвост насыпать! Придавить как следует да выжать эту губку, которая все засасывает! Ирод проклятый! Погоди, Мартин! Коли ты не можешь найти на него управу, я воспитаю сына, чтобы он с ним расквитался! Теперь мне понятно, отчего при виде этого пронырливого хорька меня всякий раз охватывало дурное предчувствие! Возможно ли, что вот только что я была счастлива и бодра, как пташка, а теперь так несчастна, так больна!
В отчаянии она металась по комнате, отворила окно, выглянула наружу.
- Какой чудесный день! Какой дивный летний воздух - и отравлен! Значит, вот так обстоит, вот так, вот так! Вот так! - добавила она чуть ли не нараспев, от лютой боли, закрыла окно, опустилась в углу на пол и уткнулась головой в сложенные руки.
При всем отчаянии Мартин Заландер изумился неистово-страстной вспышке жены, он даже не предполагал, что она способна на такое; но мягкое сострадание помогло ему подняться над эмоциями супруги и над собственным чувством вины. Он подошел к ней.
- Мария, милая! - сказал он с ласковой серьезностью. - Не убивайся так! Это же всего - навсего деньги! Разве они единственное и лучшее, что мы имеем и можем потерять? Ведь у нас есть мы и наши дети, верно? И разве же это утешение вмиг становится пустым звуком, коль скоро речь идет о нас, а не о других? Ну, будет, будет, незачем сидеть на полу, как ребенок, все деньги вкупе с Вольвендом не стоят этакой глубокой печали! По страстному твоему порыву я вижу, что, вопреки сетованиям на потерянные годы, ты еще молода, и, на мой взгляд, это прекрасно, как дивный летний ветерок за окном; ну, вставай же, утри слезы и постарайся ничего не показывать детям, тогда сразу возьмешь себя в руки! Ты, наверно, не услышала, я спас часть состояния, она со мною, в надежных бумагах, к каковым Вольвенд касательства не имеет, а стало быть, положение мое несравненно лучше, нежели семь лет назад, вдобавок полезного опыта и знаний у меня тоже прибавилось. Ну полно же, наведи-ка красоту, пора отправляться по делам - мне по канцеляриям, тебе за покупками, а после обеда совершим вместе с детьми хорошую прогулку. Коли мы оба будем держаться спокойно, выход найдется, вот увидишь!
Он протянул жене руку, и она встала. В самом деле, она взглянула на него чуть ли не с видом пристыженного ребенка, но так продолжалось всего лишь секунду, потому что по лицу ее скользнул луч надежды и доверия. Ведь она увидела, что муж не пал духом и способен ободрить ее, жену, придать сил; да и уныние его, которое особенно ее напугало, благоприлично, без шума отступило на задний план. Через полчаса они были готовы вместе отправиться в город. Зетти составит компанию матери, остальным детям велели сидеть дома, с учебниками. Когда Заландер обвел взглядом голый, посыпанный гравием двор и с досадою отметил, что вдобавок исчезло и множество плодовых деревьев, некогда затенявших дорожки, внимание его привлекла дощатая вывеска над входной дверью, с надписью: "Пансион и садовый буфет на Кройцхальде".
- Погодите, - сказал он, - вывеску надо убрать, прямо сейчас.
Взявши стул, он снял доску с крючьев и поставил за дверь.
- Отныне ты избавлена от этой унылой харчевни! - сказал он. - И мы немедля дадим объявление, что она закрыта!
Избавленная от странной необходимости ждать посетителей, которые не приходили и которым было нечего подать, когда они появлялись, Мария Заландер воспрянула духом, а деньги на покупки, которых в кошельке наконец-то опять было в достатке, придали ее шагам былую уверенность; только лицо при всем спокойствии оставалось серьезным, поскольку происшедшие за последние без малого двадцать четыре часа перемены только теперь привели ее натуру в неустойчивое состояние, ведь конца-то не предвиделось. Но эта безмолвная неуверенность лишь укрепила ее волю не склонять голову и быть опорой семье.
Вскоре муж и жена разошлись по своим делам, уговорившись в обеденное время встретиться вновь. Мартин Заландер направился в нотариальную контору. Газеты только что опубликовали судебное объявление. Вольвенд категорически отказал нотариусу поставить на чеке Заландера какую-либо надпись и при рассылке ничего не говорящего циркуляра своим "клиентам" тоже обошел ограбленного друга.
По совету нотариуса, Мартин еще в первой половине дня посетил почтенного стряпчего и поручил ему свое дело, снабдив надлежащей доверенностью, в свою очередь тот попросил его представить заверенные выписки из книг и корреспонденции касательно связей с банком в Рио-де-Жанейро. Так или иначе, тяжба предстояла долгая. Обстоятельства таковы, сказал стряпчий, что было бы лучше, если бы дело свелось к настоящему обману, когда можно применить арест и уголовное расследование и обнаружить украденное, тогда как при обычном банкротстве доверенные ценности в любом случае пропадут.
Пришлось Мартину Заландеру покуда утешаться этим, обдумывая на досуге, что покамест можно предпринять. Поэтому к обеду он появился спокойным и даже вполне удовлетворенным, а обед жена приготовила хоть и без больших затрат, но вкусный и сытный. Вина в доме не осталось, сказала она, пусть Мартин сам решает, что надобно закупить; нынче же все обойдутся свежей водою; ведь коли затем они предпримут прогулку, то Мартин все равно завернет с ними туда, где можно выпить вина, пусть хотя бы и к "Рыжему парню".
Этот намек она обронила с легкой улыбкой и совершенно беззлобно, однако, не случись сегодняшней исповеди, вообще бы промолчала. Муж вполне ее понял и тотчас ответил, что она совершенно права, напомнив ему об этом; он непременно прикупит бочонок того вина, которое ей конечно же понравится. В свою очередь жена была довольна, что он не стал вдаваться в объяснения, так как усмотрела в этом признание оплошности, которую он совершил, когда почти от порога родного дома отправился с посторонними в трактир. Для примирения она, кстати, сказала, что просто мечтает побродить часок-другой на природе; она никогда не поднималась в лес, даже в то, время, когда еще держала прислугу.
Словом, все вместе они зашагали вверх по склону, в лес, встретивший их прозрачной тенью. Глава семейства, который давненько не дышал воздухом такого цивилизованного леса, повеселел и оживился; давний учительский дух проснулся в нем, и он принялся рассказывать жене и детям о различии меж девственными лесами западного континента, где властвуют борьба и истребление, и пронизанными животворным ветром лесными угодьями Старого Света, где лес сажают и берегут, почти как сад возле дома. Однако и тут, как он показал, встречаются контрасты: мол, по чистоте почвы и прореженности стволов узнаёшь государственные или кооперативные участки, а по чащобе, бурелому и захиревшим деревьям - владения нерадивых крестьян. Он проэкзаменовал детей, умеют ли они назвать то или иное цветущее растение и знают ли птицу, которая вот только что подала голос. Они ничегошеньки не знали, и он сказал жене:
- Вот то-то и оно; дети слишком одиноки!
- Но, дорогой мой, - возразила она, - дети же весь год находятся среди сотни других, а стены в их классных комнатах сплошь увешаны картинками, в том числе множеством изображений птиц, и они знают их названия! Что же до живых птиц, то я девочкой как раз в силу незнания пережила кое-что запавшее в душу. Однажды воскресным вечером, после урока пения, я совершенно одна шла по холму домой и на вершине присела отдохнуть. Напротив лежал еще один лесистый холм, а среди его деревьев, распевая, пряталась неведомая мне птица, пела она так прекрасно, так чудесно, в особенности благодаря покою и уединенности, что меня вправду взяло за сердце, даже слезы набежали. Я рассказала об этом дома, очень мне хотелось узнать, что же это была за птица. Все терялись в догадках, один мальчик, который умел подражать птичьим голосам, свистел так и этак, каждый раз называя соответствующую певчую птицу; однако ж ни одна песня не походила на ту, что я слышала. Теперь, спустя столько лет, в свободные минуты я по-прежнему слышу незримую певунью и радуюсь, что так и не узнала, кто она, а потому навек сохранила в памяти торжественность тех вечерних минут.
- Ты уже рассказывала мне об этом, - засмеялся Заландер, - история весьма симпатичная, не спорю! Но коли это аргумент против изучения подобных вещей, то я должен призвать тебя к порядку, госпожа иезуитка! Возвестница таинственного и неведомого!
- Будет тебе, ты прекрасно понимаешь, я имела в виду совсем другое, педант несчастный!
Шуточная перепалка обернулась серьезной беседой о целях и пределах воспитательного общения с детьми, но храбрая женщина, выказывая внимательное участие, с честью выдержала сей экзамен. Глядя на бегущих впереди детей, супруги забыли о настоящем и, окрыленные надеждами, устремили взоры в грядущее, которое мнилось им чуть ли не столь же прелестным, как неведомая певунья г-жи Марии.
Так они прошли изрядное расстояние и спустились в лесную долинку, где протекал красивый прозрачный ручей, мчавший свои щедрые воды по пестрым камням наносов и осыпей. В овальной заводи с замшелых глыб низвергался небольшой водопад, выныривая прямо из молодой буковой поросли, и Мартин Заландер тотчас узнал уютный уголок.
- Давайте-ка присядем вон там, отдохнем, - сказал он и окликнул детей, указывая им дорогу. Г-жа Мария тоже пришла в восторг от долинки и бодро поспешила вниз по крутой, кое-где засыпанной камнями тропе. Давным - давно ей не случалось бывать на природе, просто так, без всякой иной цели, кроме самой прогулки. На берегу ручья им оставалось только обогнуть довольно крупный выступающий обломок скалы, за которым и пряталось превосходное тенистое местечко. Бежавшие впереди дети вдруг замерли, а отец с матерью, подойдя к ним, увидели мужчину, который босиком, в подвернутых брюках, без сюртука стоял в воде и шарил под камнями, разыскивая раков. На берегу, на сухом плоском камне, лежали несколько маленьких снулых форелей возле посудины из тех, какие носят с собой рыболовы, и открытой ботанизирки, в которой виднелись завернутые в бумагу съестные припасы. В защищенном месте охлаждалась в ручье бутылка вина.
- Место уже занято, - негромко сказал Заландер, - идемте дальше! - Он зашагал по узкой тропинке между раколовом и его снаряжением, семья следовала по пятам, первой шла жена. Тут человек в ручье выпрямился, глянул по сторонам. И был это г-н Луи Вольвенд, видимо, он тихонько здесь развлекался.
От неожиданности оба остолбенели, так что волны ручья слегка вспенились вокруг Вольвендовых ног, а за спиною Заландера тесной кучкой сбилось его семейство. Как зачастую бывает, пострадавший от несправедливости снова смутился больше другого, а Вольвенд, с изумлением узрев перед собою заландеровское семейство, выпрямился во весь рост, поднес руку к шляпе и воскликнул:
- Ах! Приветствую!
- Ты даешь здесь аудиенции? - наконец сказал Заландер, не двигаясь с места.
- Как тебе угодно! - отвечал Вольвенд. - Куда же мне нынче податься, как не на лоно матушки-природы? Некоторым образом нынче у меня торжественный день, я вступаю на путь мученичества нашего столетия как жертва взаимосвязей, жертва борьбы за существование! Нынче обо мне напечатано в официальном бюллетене, и вот первый результат: я поневоле лишился своего скромного местечка в кофейне и безобидной карточной партийки за кофе; так требует этикет, покамест не схлынет потоп досужих сплетен! Ты ведь знаешь, друг Мартин, я с незапамятных времен служу благородному идеализму, и теперь он мне весьма пригодился, позволяет искать утешения в столь идиллических предметах, что явлены здесь!.. Ах, любезная сударыня! Прекрасная дама, со всем почтением приветствую вас спустя столь долгое время…
- Вольвенд, вы не можете говорить здесь с нами о ваших делах; при наших детях подобные разговоры не к месту! Им это слушать незачем! Прошу тебя, дорогой Мартин, идем отсюда!
С этими словами г-жа Заландер взяла мужа за плечо. Мартин покорно отвернулся и молча продолжил путь; Мария немного посторонилась, пропуская детей вперед, а затем, уже не оглядываясь, последовала за ними. Ей пришлось подобрать юбки, чтобы пройти меж разложенных на берегу вещей Вольвенда, в том числе чулок и сапог, и не задеть их.
Тот стоял в ручье, словно окаменев. В лице и голосе женщины, несмотря на ужасную недвижность, сквозила такая пронизанная презрением суровость, что его едва не захлестнул страх, уж не существуют ли помимо конкурсных судей и собраний кредиторов и силы куда более высокие. В воде ему сделалось неуютно, он выбрался на берег и поспешно обулся, чтобы, по крайней мере, тверже стоять на ногах. Потом подобрал трех-четырех пойманных раков, которые успели сбежать из ведерка и устремились к воде. А в конце концов, дабы оправиться от смехотворного бабьего выпада, вытащил из воды бутылку и с нею и ботанизиркою устроился на плоском камне.
Однако он снова прервал свой полдник. Как эта женщина посмела назвать его не господином Вольвендом, а просто Вольвендом, будто он слуга или тряпичник какой! Более же всего его занимало упоминание о детях. Разве он сказал что-нибудь непристойное, чего им слышать нельзя? Вовсе нет! Он произнес скорее прекрасные, возвышенные слова, хоть и не вполне искренние. Лучше бы Заландер бранился, тогда бы он разъяснил ему правовой параграф, так нет же, Заландер благоразумно молчал.
Эта женщина решительно разрушила Вольвендову идиллию, и он собрался уходить, но выбрал другую дорогу, не ту, по какой ушли Заландеры.
Семейство между тем снова поднималось вверх по склону и несколько минут не говорило ни слова, пока Мартин не рассмеялся, вспомнив короткую речь жены.
- Круто ты с ним обошлась! - воскликнул он. - Как, черт возьми, тебе пришло на ум назвать его просто Вольвендом?
- По-моему, так в тюрьмах говорят с арестантами, а он, на мой взгляд, ничуть не лучше!
Ее сей инцидент словно бы тоже слегка развеселил, а Мартин снова посмеялся, подумав о том, с какою хитростью банкрот избегал кофеен, чтобы глубоко в лесу на него нашлась управа. После некоторого молчания, когда жена наконец могла идти с ним рядом, он заговорил снова: