Перед ними выросла толпа мужчин с фонарями в руках. И послышался страшный голос, показавшийся женщинам голосом осипшего дьявола:
– Вперед, друзья, – кричал он, – хватайте добычу для Железного клыка!
Тут добрые женщины все разом ловко пустили свои стрелы; злодеев освещали их собственные фонари, и женщины, стоя в тени, видели врагов как при свете дня. Две сотни разбойников упали: кому стрела угодила в голову, кому в шею, многим в живот.
Одним из первых, как услышали женщины, с ужасающим грохотом свалился Железный клык, ибо стрела, метко пущенная Вантье, вонзилась ему в глаз.
Иные хоть и не были ранены, но у них помутилось в голове, и, видя белые одежды, они решили, что это души несчастных, погубленных ими, явились теперь, чтобы с соизволения господня отомстить за себя. И, припав гнусными своими рожами к земле, полумертвые. от страха, разбойники жалобно закричали:
– Смилуйся, господи боже, прогони обратно в ад эти призраки!
Но, когда они увидели наступающих женщин, страх придал силы их ногам, и они бежали сломя голову.
Глава двенадцатая
В которой Питер Ганс ближе к костру, чем к кружке
Выиграв сражение, женщины вернулись на площадь и стали перед ратушей, но не торжествуя, а печалясь о том, что вынуждены были в опасности пролить христианскую кровь. И они горячо поблагодарили за победу пресвятую деву Марию и господа нашего Иисуса Христа.
Не забыли они и кроткого ангела, который спустился на помощь к ним в виде светлой звезды. И стройными голосами запели прекрасные гимны и прекрасные молитвы.
А в это время во всей округе проснулись петухи и друг за дружкой затрубили в трубы, возвещая приближение ясного дня.
Тут и гуляки продрали глаза и побежали к дверям узнать, откуда доносится столь нежное пение.
А на небе уже улыбалось солнышко.
Мужчины все высыпали на площадь; увидев там своих благоверных, иные мужья хотели поколотить их за то, что они покинули ночью супружеское ложе, но Андре Бредаль помешал этому и рассказал все, как было. Изумленные жители Уккле со стыдом и раскаянием слушали, как за них поработали, храбрые вояки в юбках. Питер Ганс, Бласкак и преподобный Классенс, настоятель местной церкви – святой жизни человек, тоже вышли на площадь.
Дядюшка Бредаль обратился к огромной толпе с такой речью:
– Друзья, – сказал он, – если вы все еще дышите божьим воздухом, благодарите за это ваших отважных жен и дочерей! А теперь вы должны дать обещание и поклясться, что впредь не будете пить – разве что только с их позволения.
– Полегче, дядюшка Бредаль, – возразил один из толпы. – Никогда выпивка не вгоняет в такой мертвый сон. Уж я-то в этом деле мастак: всю жизнь выпивал, собираюсь продолжать и дальше в свое удовольствие. Но я подозреваю другое: здесь не иначе, как замешан сам дьявол и его злые чары. А ну-ка подойди сюда, Питер Ганс, подойди, мы с тобой немного потолкуем, и если тебе что-нибудь известно, ты нам объяснишь все это дело!
– Ах-ах, – залепетал Питер Ганс, тряся головой и лязгая зубами (бедняга изрядно струхнул), – ах-ах, я ничего не знаю, дорогие друзья!
– Враки! – ответил тот, – ты все знаешь, ведь я вижу, как голова у тебя трясется и зуб на зуб не попадает.
Тут перед Питером Гансом внезапно оказался настоятель Классенс:
– Ты дурной христианин, – сказал он, – я отлично понял: ты был в сношениях с дьяволом на погибель всем этим честным людям. Покайся смиренно в своем грехе, и, может быть, мы помилуем тебя, но если ты будешь запираться, вариться тебе в наказание в кипящем масле!
– Ах, – заплакал Питер Ганс, – я давно предсказывал, что буду вариться в масле, боже милосердный! Бласкак, где же ты, куманек? Дай мне совет, ах-ах!
Но Бласкак, испугавшись священника, уже улизнул.
– Вот, – сказал Питер Ганс, – видите, какой он предатель, он покинул меня в беде!
– Говори! – потребовал Классенс.
– Хорошо, ваше преподобие, – сказал Питер Ганс, заливаясь слезами, – я вам все расскажу без утайки.
– Ваше преподобие, – добавил он, закончив свой рассказ, – если вы меня не очень строго накажете, я из моих скудных грошей ежегодно буду делать свой вклад в церковь. Я истинный христианин, уверяю вас, и никакой не еретик. Примите во внимание и то, что мне нужно порядочно времени, чтобы как следует покаяться прежде, чем умереть. Но не бросайте меня в кипящее масло, молю вас!
– Мы еще посмотрим, – ответил настоятель, – а теперь веди нас в то место, где находится этот дьявол!
Когда они проходили мимо церкви, Классенс вошел туда и набрал святой воды, а потом мужчины, женщины и дети – вся община двинулась в "Охотничий рог".
Настоятель пожелал увидеть того, кто наслал порчу на стольких добрых людей, и Питер Ганс покорно указал на улыбающегося толстощекого мальчугана, в руках у которого был жезл, украшенный виноградными гроздьями и листьями, и женщины все до единой нашли, что для дьявола он слишком красив.
Священник сотворил крестное знамение, погрузив пальцы в святую воду, омочил ею лоб, живот и грудь статуи, и она – так велико могущество божие – тотчас рассыпалась в прах, и послышался жалобный голос: "Oї moi, ô phôs tethnêka!"
И священник пояснил слова дьявола, которые на греческом языке означали: "Горе мне, о ясный свет, я умираю!"
Глава тринадцатая
О том, как был изумлен и поражен герцог, узнав о мужестве женщин Уккле
Тем временем община отрядила к герцогу двух почтенных жителей Уккле с поручением надлежащим образом уведомить достойного государя о происшедшем. Они его встретили, когда он был уже на пути в Уккле, ибо, узнав от лазутчиков о замысле Железного клыка, которого тот и не скрывал, герцог тотчас отправился в погоню за ним с хорошо вооруженным отрядом всадников.
Жители Уккле, завидев герцога, бросились перед ним на колени, но добрый государь не допустил этого и велел им подняться и пойти с ним рядом.
Вдруг все увидали место, где была разбита шайка разбойников. Глядя на трупы, валявшиеся на земле, восхищенный герцог остановился в изумлении.
– Кто же, – спросил он, – предал смерти этих лиходеев?
– Наши жены, – ответил один из жителей Уккле.
– Что это еще за басни! – воскликнул герцог, нахмурившись.
– Упаси боже, государь, – прибавил другой, – я вам все расскажу, – что он и сделал.
– Вот как! – подивился герцог, – кто бы мог такое подумать об этих женщинах? Я желаю вознаградить их.
Сказав это, он велел поднять с земли и подать ему шлем Железного клыка, долгое время потом находившийся среди оружия монсеньора Карла, который наказывал его тщательно хранить.
Глава четырнадцатая
О том, как в Уккле был основан союз женщин-лучниц, и о щедрой награде, которую герцог пожаловал девице Вантье
Вступив в Уккле, добрый герцог увидел направляющуюся ему навстречу большую толпу и среди нее человека, который жалобно голосил:
– Господин кюре, господин кюре, не бросайте меня в кипящее масло!
На что тот отвечал:
– Мы еще посмотрим!
– Что это за шум? – спросил герцог.
Тут Питер Ганс, завидев его, подбежал к нему и, обняв ноги его коня, закричал:
– Государь, не допустите, чтобы меня сварили в кипящем масле!
– А почему, – спросил герцог, – должны сварить в масле одного из моих добрых подданных?
Тогда выступил вперед преподобный Классенс и с великим негодованием рассказал обо всем случившемся, а Питер Ганс продолжал горько плакаться. Итак, один плакал и стенал, а другой в это время говорил ладно и складно, делал разные умозаключения, так что все очень спуталось, и добрый герцог не знал, кого из двоих слушать.
Вдруг из толпы вышла Вантье и так же, как Питер Ганс, крикнула: "Милосердия и сострадания!"
– Государь, – сказала девица, – этот человек совершил великий грех перед богом, но в простоте сердечной и по природной трусости. Дьявол его запугал, он ему и покорился. Простите его, государь, ради нас!
– Девушка, – сказал герцог, – ты хорошо говоришь, и я тебя послушаюсь.
Но преподобный Классенс возразил:
– Государь, вы не думаете вовсе о боге!
– Отец мой, – ответил герцог, – я никогда не забываю о боге. Однако я полагаю, что ему не очень-то приятно видеть, как поднимается чад от растопленного жира христианина и как варится его мясо, но что он любит тех, кто кроток душою и не преграждает ближнему путь к раскаянию. А особенно сегодня, когда пресвятая дева соблаговолила сотворить чудо для нас, я не хочу опечалить ее материнское сердце смертью христианина. Итак, никто из обвиняемых, ни Питер Ганс, ни другие на сей раз не будут преданы казни.
Услышав это, Питер Ганс залился смехом, как полоумный, и начал петь и плясать.
– Хвала государю! – закричал он, – я не буду вариться в масле! Весь Брабант любит доброго герцога.
И все закричали вместе с ним:
– Хвала государю!
Тогда герцог велел им замолчать.
– Вот что, – улыбаясь, сказал он, – женщины, совершившие этой ночью мужской подвиг, подойдите сюда, я награжу вас, словно мужчин. Первым делом я вручу тяжелую золотую цепь самой храброй из вас. Где она?
Женщины подтолкнули Вантье к герцогу.
– А, это ты, моя милая говорунья! Не хочешь ли поцеловать меня, хоть я и старик?
– Да, государь! – ответила она. Так она и сделала, хотя и очень смутилась.
И добрый герцог, надев ей на шею золотую цепь, продолжал:
– А для всех вас, добрые женщины, которые отважно сражались в эту ночь, я учреждаю прекрасный союз под покровительством пресвятой девы. Я хочу, чтобы здесь водрузили длинный-предлинный шест и чтобы каждое воскресенье вы приходили сюда стрелять! из ваших луков в память о том, как с их помощью вы спасли жизнь мужьям своим и детям. И ежегодно самая искусная из вас получит прекрасный лавровый венок и кошелек, полный звонких золотых монет, который остальные поднесут ей на подушечке. И этот кошелек послужит ей приданом, ежели она девица, и подспорьем в нужде, ежели она замужем.
Так был в Уккле основан союз женщин-лучниц, и каждое воскресенье под покровительством девы Марии они стреляли из луков подобно мужчинам.
Бланка, Клара и Кандида
Глава первая
О трех благородных девицах и о великой их красоте
В лето от Рождества Христова шестьсот девяностое жили три милые девицы, происходившие по отцовской линии из благородного рода великого императора Октавиана.
И звали их Бланка, Клара и Кандида.
Хоть и посвятили они богу цвет своей невинности, вовсе не следует думать, что сделали они это по недостатку воздыхателей.
Ибо всякий день, когда шли девицы в церковь, собиралась большая толпа народу поглядеть на них, и все говорили:
– Смотрите, до чего хороши у них глаза! А руки-то какие белые!
И не один из тех, у кого слюнки текли при виде девиц, с сокрушением прибавлял:
– И подумать только, эти пригожие девицы посвятили себя богу, да ведь в его райских кущах таких, как они, одиннадцать тысяч, если не больше!
– Но не таких милых, – отвечал старый кашлюн, шагавший по пятам за девицами, вдыхая аромат их платьев.
И если упомянутый старый кашлюн встречал по пути молодого парня, который плевал в лужу или, развалясь на брюхе, грел спину на солнце, то давал ему пинка и говорил при этом:
– Эй ты, неужто не взглянешь на самую распрекрасную красоту, что только есть на земле?
Глава вторая
Как один аравийский принц, без памяти влюбился в меньшую из сестер, и что из этого вышло
Многие замышляли склонить девиц к браку, но, потерпев неудачу, впадали в тоску и сохли на глазах.
Среди них был и аравийский принц, который с превеликой торжественностью принял святое крещение. И сделал это только ради меньшой из сестер.
Но ничего от нее не добившись – ни мольбами, ни угрозами, – сел он однажды утром у порога ее двери и вонзил себе в грудь кинжал.
На крики прекрасного сеньора девица поспешно спустилась вниз и велела его положить на ее ложе, чему он, не успев еще отдать богу душу, несказанно обрадовался.
Когда же она склонилась над ним, чтобы осмотреть и перевязать его рану, он, собрав последние силы, поцеловал ее в нежные уста, вздохнул с облегчением и, ликуя в сердце своем, испустил дух. Но поцелуй этот вовсе не был приятен меньшой сестре, ибо она полагала, что он похищен у Иисуса, ее небесного супруга. Несмотря на это, она все же поплакала о прекрасном сеньоре – самую малость!
Глава третья
Из которой видно, как сатана преследует юных девушек, возымевших желание удалиться от мира
У дома, где жили девицы, часто толпились влюбленные: одни пели жалобные песни, другие лихо гарцевали на прекрасных скакунах, а иные, храня молчание, целыми днями глядели на окна. И нередко они затевали драки и убивали друг друга из ревности, что очень огорчало сестер.
– Ах, помолись за нас, Бланка, по праву так названная, – говорили старшие младшей, – ибо непорочна душой ты, непорочна и телом. Помолись за нас, душенька, Иисус охотно внемлет молитвам таких юных девушек, как ты.
– Ах, сестрицы, – отвечала она, – неужто я достойнее вас? но чтобы вам угодить, помолюсь.
– Помолись, – говорили они.
И все три опускались на колени, и Бланка молилась так:
– Иисусе сладчайший! Мы, наверно, грешны пред тобой, а то разве дозволил бы ты, чтобы лукавый смущал нашей красотой этих гадких мужчин? Да, мы грешили, но по слабости нашей мы грешили невольно, о господь наш! Ах, даруй нам прощение ради нашей скорби великой! Ты пожелал, чтобы тебе мы себя посвятили, и все, что дано нам – юность и красоту, радости и печали, обеты и молитвы, тело и душу, помышления и поступки, – все мы храним для тебя. И разве не думаем мы о тебе постоянно: утром, в полдень, вечером – каждое мгновенье, каждый час? Восходит ли красное солнышко, загораются ли на небе ясные звезды, о жених наш возлюбленный, – они всегда видят, как мы тебе молимся, и не золото, ладан и мирро несем тебе в дар, а смиренную нашу любовь и наше многострадальное сердце. Но этого мало, мы знаем. Ах, научи нас, господь, что еще надобно сделать!
Она умолкала, и все три горько вздыхали.
– Иисусе сладчайший, – продолжала молиться меньшая, – нам известно, чего домогаются эти мужчины. Они почитают себя сильными, красивыми и достойными нашей любви. Но они не столь сильны, не столь добры и прекрасны, как ты, Иисусе! Потому принадлежим мы тебе и будем принадлежать тебе вечно, а им – никогда. Полюби же и ты нас хоть немного, Иисусе! В этом горестном мире лишь в тебе наши радость и утешение. Не оставь же нас! Лучше пошли ты нам смерть поскорее: мы алчем и жаждем тебя. Но, если такова твоя воля, пусть эти гадкие мужчины преследуют нас своею любовью, нам будет сладко пострадать ради тебя. Но даже земной супруг не оставит супругу в опасности, не оставит и невесту жених. А разве не ты самый милостивый, разве не ты защитишь нас от дьявольских козней? Если тебе неугодно, не делай этого, но ведь тогда у нас смогут отнять нашу девственность, а она принадлежит тебе. Ах, сделай лучше уж так, о супруг наш возлюбленный, чтобы всю жизнь были мы безобразными, старыми, больными проказой, а потом попали бы в ад, и там среди дьяволов, огня и серных паров дожидались бы часа, пока не сочтешь ты нас достаточно чистыми и не призовешь нас, наконец, в твой рай, где нам будет дозволено тебя созерцать и вечно любить. Смилуйся над нами! Аминь.
Тут меньшая сестра заливалась слезами, а за нею и сестры ее, повторяя:
– Смилуйся, Иисусе, смилуйся!
Глава четвертая
О голосе небесного жениха и о прекрасном всаднике в серебряных латах
Вдруг услышали они сладкозвучный голос:
– Уповайте на милость господню!
– Вот божественный супруг, – сказали они, – сподобивший нареченных своих услышать речь его!
И комната наполнилась благоуханием более сладостным, чем аромат драгоценного ладана в священных курильницах.
Голос продолжал:
– Завтра на рассвете покиньте город. Садитесь на своих иноходцев и скачите вперед, все время вперед, не заботясь о дороге. Я буду вас охранять.
– Мы послушны тебе, – отвечали девицы, – послушны тому, кто нас сделал счастливейшими из дочерей человеческих.
И, поднявшись с колен, они радостно расцеловались друг с дружкой.
В то время как внимали они небесному голосу, на площади показался прекрасный всадник в серебряных латах и в золотом шлеме, и на нем развевался подобно крылу птицы султан, сверкавший ярче огня; конь под всадником был весь белоснежный, без единого пятнышка.
Никто не заметил, как появился всадник, будто он вырос из-под земли в толпе влюбленных, и они от страха не смели взглянуть, на него.
– Презренные, – сказал он, – покиньте площадь вместе с конями вашими. Разве не понимаете вы, что стук копыт мешает трем дамам молиться?
И, сказав это, ускакал на восток.
– Ах, видали вы эти серебряные латы, этот огненный султан? – толковали меж собою влюбленные. – То был, наверное, ангел божий, прилетевший из рая к трем дамам.
Но самые бесстыдные бормотали:
– Не запретит же он нам стоять перед домом! ну и будем здесь тихо стоять.
Глава пятая
Как по небесному велению три девицы отправились в путь неведомо куда
На другое утро, ни свет ни заря, влюбленные опять пришли гурьбой к дому девиц, оставив, однако, своих лошадей в конюшнях. Когда взошло солнце, они увидали, как три девицы, повинуясь приказанию божьему, вышли из дому и сели, каждая' на своего иноходца. Подумав, что девицы отправились на соседний луг подышать свежим воздухом, воздыхатели двинулись следом за ними, распевая в их честь веселые песни.
По городу иноходцы шли медленным шагом, а очутившись за пределами города, понеслись вскачь.
Влюбленные бросились было пешком догонять лошадей, но под конец один за другим без сил повалились на землю.
Пробежав несколько миль, иноходцы остановились. И три девицы, видя, что они избавились от докучливых преследователей, приняли решение возблагодарить бога за его великую помощь и выстроить во славу ему прекрасную церковь.
Но где? Этого они не знали. Однако все уже было заранее определено в раю, как вы сами сейчас увидите.
Ибо, как только девицы снова сели на своих иноходцев, кони, ведомые божьим духом, пустились бежать дальше.
И скакали они через реки, мчались сквозь леса и города, – и городские врата открывались перед ними и закрывались за ними, – прыгали через стены.
И все пугались, глядя, как неслись мимо три быстрых, как ветер, белых коня и три белокурые дамы на них.
И так пробежали они тысячу миль, если не больше.