- Надо вам сказать, - принялась объяснять миссис Митти, - что этот тип, которого он передразнивает, - владелец кино в Бирмингеме. Он малый неплохой, но ужасно комичный, Фред и другие над ним всегда потешаются. Во-первых, он, когда говорит, кривит рот…
- Так ведь то же самое делает и Фред, - объявил напрямик мистер Смит.
- Папа! - ахнула миссис Смит. - Как ты можешь…
- Это верно, миссис Смит, - сказал и Далби. - Я тоже обратил внимание… Это просто привычка - и больше ничего. Вы перестали уже, наверное, это замечать, - деликатно обратился он к жене Фреда. - А почему? Потому что привыкли.
- Ну, у Фреда это совсем иначе, - возразила та ледяным тоном. Но рассказ свой продолжать не стала. - Подождите, вот он войдет, тогда сами увидите.
Однако первое, что увидел мистер Смит, когда вошел Фред, были собственные его, Смита, парадные пальто и шляпа, надетые Фредом. Он, должно быть, выбрал их потому, что они были ему малы и придавали комичный вид. Пальто он с трудом натянул на плечи, а шляпа, отличная серая фетровая шляпа, которую мистер Смит надевал только по воскресеньям и в особо торжественных случаях, была небрежно нахлобучена на голову и ужаснейшим образом смята посередине. Мистер Смит так разозлился, что едва усидел на месте.
- Добрый вечер, господа, - начал Фред фальшивым, натужным голосом, скривив рот. - Я мистер Снук из Бирмингема и желал бы сообщить вам, что являюсь владельцем кинотеатра на одной из главных улиц нашего города. Театр этот я строил, не считаясь с расходами. Гм! - Тут Фред глупейшим образом закашлял и так неосторожно поднес руку ко рту, что пальто чуть не лопнуло по швам. Его жена и миссис Смит запищали от смеха. Далби и жена Далби улыбнулись, а мистер Смит стал еще мрачнее. Это продолжалось несколько минут, в течение которых Фред, во что бы то ни стало желая пленить публику, орал во весь голос, чуть не разрывая на себе пальто и приминая кулаком шляпу, пока она не потеряла всякую форму. Наконец мистер Смит не выдержал.
- Одну минутку, - сказал он, шагнув к Фреду. - Извините, что я вас перебил (если вы еще не кончили), но знаете, это моя шляпа, моя парадная шляпа. Если она вам больше не нужна, то… - И он протянул руку к шляпе.
- Ладно, ладно, старина, - сказал Фред, отдавая ему шляпу. - Ничего с вашей шляпой не сделалось. Поверьте мне, господа, - добавил он, утирая пот, - от этого устаешь почти так же, как от работы. Да, я, пожалуй, выпью, Эди. - И он принялся за виски.
Эдна и Дот вернулись из кино. Теперь наступила очередь Дот развлекать публику.
- Ох! - воскликнула она вдруг, дергаясь, как гальванизированная кукла. - Ох, если бы вы видели Дюси Делвуд в той картине, что мы сейчас смотрели! Она играет студентку…
- И по-моему, играет прескверно, - вставила Эдна. - А по-вашему, Дот?
- Мне тоже она не очень понравилась. Вот я ее вам сейчас изображу. Смотрите на меня все! Смотрите! Вот она какая. - И Дот, возбудив своим криком всеобщее внимание, начала приплясывать, как будто под джаз-банд, и вращать глазами, то падая на стул, то снова вскакивая. - Знаешь, мама, - сказала она, захлебываясь, - та новая песенка, которую теперь все поют, - из этого фильма. Ну, та, что начинается… "Победить или погибнуть". И Дюси Делвуд поет ее вот так… - Она стала в позу, расставив ноги, подогнув колени, согнув руки в локтях, растопырила пальцы и, покачиваясь, запела, вернее - пыталась пропеть своим жидким, гнусавым голоском запомнившиеся ей слова песенки. Мистер Смит, заметив, что Эдна наблюдает это кривлянье с нескрываемым восхищением, подумал про себя, что, хотя он человек миролюбивый и добрый, он с наслаждением дал бы этой Дот хорошую оплеуху и отправил бы ее спать.
- Ну, пожалуй, надо собираться, - сказала миссис Далби.
- Да, пора, - подтвердил ее муж.
- Нет, не уходите еще, миссис Далби, - воскликнула миссис Смит.
- Еще рано, - прогремел Фред. - А я полагал, что у вас в Лондоне принято веселиться всю ночь. В Бирмингеме мы и то иной раз, когда соберется своя компания, засиживались до утра. Честное слово.
"До каких же пор он намерен торчать здесь?" - спрашивал себя мистер Смит, пока неугомонный Фред продолжал разглагольствовать. Миссис Далби не сдалась на уговоры и тихонько пробиралась к дверям, улыбаясь хозяйке. Мистер Далби последовал за ней, и, когда они наконец вышли, мистер Смит, ища предлога хоть на минуту уйти из гостиной, проводил их на улицу. Вечер был прекрасный. Темный и тихий, он словно радовался, что мрак его не населен никакими Митти.
- Веселый малый, - сказал Далби, когда они на минуту остановились.
- На мой взгляд - чересчур веселый, - возразил мистер Смит, понижая голос. - Он, видите ли, двоюродный брат моей жены, - добавил он, как бы снимая с себя всякую ответственность.
- Откровенно говоря, мистер Смит, - промолвила миссис Далби, - мне показалось странным, что они позволяют этой девчонке так ломаться. Право, будь это моя дочь…
- Или моя, - вставил мистер Смит мрачно.
- Все же мы очень приятно провели вечер, не правда ли, Том? - продолжала миссис Далби. Она, конечно, этого не думала и сказала так из вежливости.
Проводив их, мистер Смит несколько минут стоял у дверей, наслаждаясь тишиной и прохладой. А вернувшись в гостиную, направился прямо к камину и кочергой сгреб уголья в кучу, но свежего угля не подбросил. Потом зевнул раза два довольно откровенно. Подождав еще минут десять, велел Эдне идти спать, выразительно заметив, что обычно в этот час она уже давно в постели. После того как Эдна, энергично пожимая плечами, неохотно ушла наверх, семейство Митти как будто собралось уходить, но, к несчастью, в это время вернулся домой Джордж, и гости задержались еще на полчаса, к концу которых мистер Смит уже только в отчаянии таращил на них глаза. Наконец они ушли, и миссис Смит с Джорджем проводили их, а мистер Смит продолжал сидеть на своем месте.
Комната имела такой вид, как будто здесь много дней подряд ели, пили, курили пятьдесят человек. На ковре валялись два сандвича и растоптанный окурок. На столике у дивана кто-то пролил портвейн. Пустые бутылки, грязные рюмки, осколки разбитого Фредом стакана, остатки еды, пепел от папирос, застоявшийся в воздухе табачный дым. Эта комната, краса и гордость дома, самая уютная гостиная, какую можно найти на всей Чосер-роуд, выглядела пьяной, замызганной, запущенной, а ее хозяин устало слонялся по ней, с отвращением подбирал разные остатки и бросал их в огонь, водворял все вещи на место, и у него было такое чувство, словно семейство Митти навсегда оставило здесь на всем свой отпечаток. Он распахнул окна и успел еще услышать с улицы прощальные приветствия. Вернулась его жена.
- Джордж пошел к себе, - объявила она. - Я только что сказала ему, что маленькая Дот, кажется, совсем вскружила ему голову.
Мистер Смит только крякнул.
Миссис Смит, как всегда в таких случаях, села у камина с последним сандвичем в руке, собираясь приятно поболтать о прошедшем вечере.
- Сегодня я ни до чего пальцем не дотронусь. Пускай остается так до утра. Ну, не знаю, как другим, а мне сегодня было очень весело. - На миг ее лицо осветилось тем радостным возбуждением, какое оставляют по себе приятно проведенные вечера. Но это выражение исчезло, как только она посмотрела на мужа.
- Однако признаюсь, никогда еще я не видела тебя в таком настроении. Ты, наверное, воображал, что я ничего не вижу, а я заметила. И нельзя было не заметить. Полвечера ты вел себя как настоящий брюзга, а раза два был неприлично груб, если хочешь знать. Жена Фреда тоже это заметила.
Мистер Смит пробурчал что-то вроде того, что его мало интересует мнение жены Фреда.
- Может быть, ты устал, милый? - спросила миссис Смит, меняя тон. - Мне несколько раз казалось, что у тебя утомленный вид, и миссис Далби тоже это говорила.
- Да, пожалуй, - согласился мистер Смит.
- Ну, если ты утомлен и настроение у тебя неподходящее, тогда другое дело. Ничего, в следующий раз тебе будет так же весело, как и нам. Митти просили нас приехать к ним всей семьей на той неделе. У них будут какие-то знакомые из Бирмингема.
- Надеюсь, ты сказала, что я не смогу.
- Конечно, нет, с какой стати, папа? Придет же в голову!
- Так знай, что я не поеду.
- Но почему?
- Потому что не поеду. Если уж хочешь знать, - прибавил мистер Смит дрожащим голосом, - они мне достаточно надоели за сегодняшний вечер, и я вовсе не желаю видеть их опять.
Жена с негодованием посмотрела на него и выпрямилась на стуле.
- Вот так разговор, нечего сказать! Чем они тебе не угодили? Ни Фред, ни его жена не виноваты в том, что у тебя сегодня дурное настроение.
- Да, виноваты. Если не они, так кто же виноват? - возразил мистер Смит. - Я его не выношу, и жену его не выношу, и эту кривляку, их дочку. И чем меньше Эдна, да и Джордж будут встречаться с этой…
- Ну, ну, пожалуйста, поосторожнее выбирай выражения! - воскликнула миссис Смит. - Ты сейчас скажешь бог знает что, а потом сам пожалеешь. Знаешь что, папа, ты сегодня утомлен, и, пожалуй, они в самом деле вели себя немного шумно. Фред, когда разойдется, любит пошуметь, это верно. Но завтра утром тебе все представится в совсем ином свете. Иди спать.
- Хорошо. Но ты запомни, Эди: я не пойду с тобой в гости к Фреду Митти ни на будущей, ни на какой другой неделе. Если хочешь идти, я тебе не запрещаю, и если ты вздумаешь опять пригласить их сюда, я тоже не могу тебе помешать… (Конечно, если он повадится ходить к нам часто и выпивать столько виски, сколько он выпил сегодня, то у нас с тобой будет серьезный разговор.) Но меня он увидит не скоро, в этом можешь не сомневаться.
- Что за тон! - сказала миссис Смит, направляясь к двери. - Но сегодня я с тобой объясняться не намерена. Я тоже устала и уверена, что ты от усталости сам не знаешь, что говоришь. Запри двери, папа.
Да, без сомнения, он был утомлен. Даже тогда, когда он, потушив все лампы, проверив замки и задвижки у дверей, шел наверх в спальню, он еще немного дрожал. Но вопрос о Митти был им решен бесповоротно. Есть известное удовлетворение в сознании, что тобой принято твердое решение, что ты уперся на чем-нибудь, занял стойкую позицию, - в особенности, если ты (как мистер Смит) поступаешь так весьма редко, не будучи человеком своевольным или деспотическим. Такое именно удовлетворение испытывал мистер Смит, проходя через маленькую темную переднюю, а потом взбираясь по лестнице наверх. И рука, которой он держался за перила, была рукой сильного, решительного человека, настоящего главы семьи. Но раньше, чем он успел дойти до спальни, к этому чувству удовлетворения примешалось - и постепенно вытеснило его - какое-то беспокойство, смутное предчувствие грядущих бед.
Глава седьмая
Тарджис переживает сказку "Тысячи и одной ночи"
1
- Да, - говорил мистер Пелумптон, уставив на Тарджиса неподвижный взгляд и затягиваясь своей трубкой, отвечавшей ему каким-то противным урчанием. - Да, вот что вам требуется, мой друг, - какой-нибудь спорт, чтобы убивать время. Понимаете?
- Верно, - подхватила миссис Пелумптон. Она сидела на краешке стула, всем своим видом показывая, что это только передышка в бесконечной войне с постелями, лестницами, грязными тарелками, жареной бараниной и картофелем. - Вам следует немножко развернуться, мистер Тарджис, - если вы понимаете, что я хочу сказать. Ты это имел в виду, папа?
- Да, - подтвердил ее супруг, занятый в эту минуту тем, что ковырял в трубке длиннейшей головной шпилькой.
- Я, право, не знаю… - промямлил Тарджис неуверенно и печально.
- Вот возьмите нашего Эдгара, - продолжала миссис Пелумптон. - Он увлекается состязаниями в беге - это, знаете, множество их бегут и бегут, все вместе, мили за милями, и надето на них не больше, чем на вас, когда вы входите в воду во время купанья. Правда, в последнее время он что-то мало бегает…
- И я этому ничуть не удивляюсь, - с содроганием пробормотал Тарджис. Меньше всего на свете он хотел бы быть одним из таких спортсменов, которые "бегут и бегут", пока с ног не свалятся, да еще имеют при этом преглупый вид. Тьфу!
- Теперь он ходит на собачьи бега…
- Слыхали? - насмешливо подхватил мистер Пелумптон, пыхтя трубкой. - Собачий бег! Вот славно! Ты что-то путаешь, мать. Никто не станет платить деньги зато, чтобы видеть собачий бег, это можно во всякое время увидеть и на улице - мало там собак, что ли? Смех, да и только! - И в доказательство мистер Пелумптон хихикнул.
- Ну, тебе все смешно… А вы-то понимаете, о чем я говорю? - обратилась миссис Пелумптон к Тарджису.
- Вы имеете в виду состязания борзых?
- Вот, вот, это самое! - обрадовалась миссис Пелумптон. - Эдгар ходит на них раза два в неделю. Он их никогда не пропускает. И хотя это стоит денег…
- Еще бы! - вставил мистер Пелумптон. - Ведь там держат пари - играют все равно что на скачках.
- Да неужели? - Лицо миссис Пелумптон приняло озабоченное выражение. - Это уже хуже… Я вовсе не хочу, чтобы Эдгар пристрастился к разным пари и всяким таким штукам. Из этого ничего хорошего не выходит.
- Занятие для дураков, - сказал Тарджис тоном светского человека, много видевшего и разочарованного.
- А я-то воображала, что туда ходят просто смотреть на собак! Ну, думаю, пусть себе развлекается, - продолжала с беспокойством миссис Пелумптон. Но затем лицо ее прояснилось. - Нет, Эдгару можно верить, он глупостей не станет делать.
- Да, да. Истратит какой-нибудь шиллинг или два, вот и все. Он мальчик хороший, не шалопай. Надо вам сказать, что я никогда не любил никаких азартных игр, и ставок на лошадей, и всего такого. Товарищи, бывало, советуют: "Ставь все, что имеешь, на такую-то лошадь, дело верное". А у меня один ответ: "Нет". Тут все дело в принципе. Мне не надо денег букмекеров, и они моих денег не увидят. Все, что я наживал, - мистер Пелумптон увлекся и, кажется, воображал в эту минуту, что были времена, когда он наживал целые состояния, - я наживал честным трудом. Для меня совершенно достаточно риска в торговых делах. Да, совершенно достаточно.
- Во всяком случае, пусть Эдгар ходит лучше в такие места, хотя он там и тратит свои шиллинги, только бы не ходил по кабакам, - заключила миссис Пелумптон, вставая. - Вот это - дорогое удовольствие! И ты не можешь сказать, что ты этого не пробовал, отец. Если у тебя когда-нибудь и были принципы насчет того, чтобы не отдавать трактирщикам своих денег, так могу одно сказать - эти принципы не больно тебе помогали. То, что ты честно зарабатывал, ты чаще всего честно и пропивал. - И миссис Пелумптон, переваливаясь, поплыла на кухню.
- Да, - продолжал мистер Пелумптон, целиком игнорируя реплику жены и устремив теперь на Тарджиса водянистые глаза, - с меня совершенно достаточно риска в торговых делах. Вот я вам приведу пример…
"Да ну тебя к черту с твоими примерами!" - выругался про себя Тарджис.
- В Холлоуэй продавался комод, и мне поручили осмотреть его. Ну, я съездил, посмотрел: очень красивая вещь, очень красивая. Такая вещь стоит больших денег. Понимаете, это я так думал в то время. Возвращаюсь я в Лондон и говорю мистеру Пику, что за этот комод можно заплатить десять фунтов, как одно пенни. "Поезжайте обратно, - говорит он мне, - и можете в крайнем случае предложить за него семь". Приезжаю - вещь уже продана. Ее купил старый Крэгги, и как раз за семь! Я готов был сам себе надавать пощечин… Да… С тех пор прошло… сколько же?.. восемь… десять месяцев, нет, ровно год. Хорошо. На днях захожу к старому Крэгги, и что я вижу? Этот самый комод. Говорю ему: "Мне эта вещь знакома" - и объясняю, где и когда я ее видел. Потом спрашиваю: "А сколько вы за нее теперь хотите?" И как бы вы думали, что он мне ответил?
- Пятьдесят фунтов, - сказал Тарджис не задумываясь. Он слышал много таких историй от мистера Пелумптона.
- Вот и ошиблись, мой милый! - воскликнул мистер Пелумптон, очень довольный. - Вот и ошиблись! Не пятьдесят, а пять фунтов, на два фунта меньше, чем он сам заплатил. Он никак не может от него отделаться - понимаете? - и все сбавляет да сбавляет цену. Верьте слову, я мог бы купить у него этот комод за четыре, так ему надоело держать его в лавке. А я чуть не отдал за него семь, и то же самое сделал бы на моем месте мистер Пик, и вы, и кто угодно. Вот вам и пример. Торговое дело - та же азартная игра.
- Если хотите знать, все в жизни - игра, - изрек Тарджис с мрачным глубокомыслием.
- А вы не падайте духом, дружище, не падайте духом. Вы интересуйтесь всем на свете, вот как я. Человек должен иметь какую-нибудь страсть.
- А у вас к чему страсть? - спросил Тарджис не слишком любезно. И тут же мысленно ответил сам себе: "Охотиться за бесплатной выпивкой, вот она, твоя страсть, старый пьяница".
- Теперь к моей работе, - ответил мистер Пелумптон серьезно и важно. - У меня было в жизни много увлечений, начал я с разведения голубей, а кончил тем, что пошел добровольцем в армию. Ну, а теперь меня интересует только мое дело. Не только работа, но игра, так сказать. Если хочешь быть настоящим коммерсантом, то единственный способ - заниматься этим всегда и повсюду, быть начеку, держать глаза и уши открытыми и все время ворочать мозгами. Если бы у вас было побольше денег, знаете, что я бы вам посоветовал?
Тарджис знал, какие советы мог бы дать ему мистер Пелумптон, если бы у него были деньги, но он не сомневался, что сейчас ни один из этих советов не придет в голову мистеру Пелумптону. Поэтому он только покачал головой.
- Я бы вам вот что сказал: начните собирать какую-нибудь коллекцию - не важно, какую именно. Сначала помаленьку. А я буду для вас разыскивать вещи. Это большая удача, что вы сможете воспользоваться моим опытом и знанием дела.
Тарджис возразил, что у него нет склонности коллекционировать, а миссис Пелумптон, которая как раз в этот момент пришла из кухни, вытирая руки о передник, объявила, что она тоже не видит проку в таком занятии - это значит тратить деньги попусту и загромождать комнату хламом.
- И не набивай ты ему голову глупостями, отец. Лучше бы уж вы, мистер Тарджис, занялись политикой, как мистер Парк.
- А ты знаешь, кто такой твой мистер Парк? - сказал ее супруг. - Он большевик, вот он кто!
- Ну и что ж? Поэтому он такой степенный, - ответила миссис Пелумптон. - Не пьет, никогда не шумит и никого не беспокоит. Впрочем, ни за что не поверю, чтобы такой славный, тихий молодой человек мог быть настоящим большевиком. В России он не бывал, в глаза ее никогда не видел. Я это от него самого слыхала.
- Это не важно, - сказал мистер Пелумптон.
- А что важно? Ну-ка скажи! - спросила его жена, торжествуя.
Всеведущий мистер Пелумптон, без сомнения, мог бы ответить на ее вопрос, но не счел нужным. Он только пренебрежительно фыркнул и углубился в вечернюю газету.