Это была просторная, светлая комната во втором этаже. Два широких окна выходили на Владимирскую улицу, - молодые каштаны, посаженные у тротуара, касались кронами окон. В эту пору каштаны уже выставили у самых окон праздничные белые свечи своих цветов. Пол в комнате был устлан пестрыми коврами - неплохая коллекция украинского ковроткачества с обоих берегов Збруча: ковры полтавские, черниговские, подольские и верховинские - с Гуцульщины. У одной из стен стоял огромный, мореного бука письменный стол, за ним - большое, с готической спинкой кресло, а перед ним - еще два таких же, только спинки пониже, для посетителей. Еще один круглый стол с несколькими стульями стоял поодаль в углу - для бесед с гостями "на равной ноге". Кроме того, в комнате были еще лишь два узеньких, тоже готических и тоже мореного бука, небольших шкафчика. Один из них на самом деле шкафом не был; и него были вмонтированы стоячие часы, и тикали они мягко и мелодично. Второй был настоящим книжным шкафом, однако на его полках стояло всего одиннадцать книг в роскошных сафьяновых переплетах с золотым тиснением на корешках. Это было полное издание "Истории Украины-Руси" профессора Михаила Грушевского. Других книг в кабинете не было: одолев за свою жизнь огромные книжные горы, профессор на склоне лет не любил держать перед глазами какие-либо печатные труды, кроме собственных.
На столе лежала кипа типографских гранок: профессор готовил к переизданию сокращенное изложение своего научного труда: "Краткую иллюстрированную историю Украины". Потребность и подобном издании была для него совершенно очевидной: раз приближалась пора государственной жизни нации, каждый сын нации должен знать прошлое своей страны, но не может же каждый прочитать десять тысяч страниц!
На стенах комнаты глаз мог приметить лишь один скромное украшение. Над креслом висела небольшая рамка. На белом муаре скрестились два маленьких флажка - малиновый и желто-голубой; над ними - отчеканенный из латуни небольшой трезубец, а под ними - на бронзовом щитке с голубой эмалью - контур льва, взбирающегося на скалу.
Лев, взбирающийся на скалу, трезубец, малиновый и желто-голубой флаги - все это были исторические эмблемы украинской государственности, однако профессор украинской истории Грушевский не решил еще, на которой из них следует остановиться, учреждая государственный герб Украины теперь, когда пришла пора создавать государство.
Больше в комнате ничего не было.
И был это не домашний кабинет профессора в его собственном доме на Паньковской улице, - это был кабинет в здании Педагогического музея по Владимирской, 57, где разместилась теперь украинская Центральная рада. Ибо председателем Центральной рады и был именно профессор Грушевский.
И сидел он сейчас в кабинете один, погруженный в глубокие размышления.
Впрочем, состояние духа у профессора было чудесное и нестроение - прекрасное.
Миллионы украинцев - веками дискриминируемые, денационализированные и обезличенные, которые и украинцами-то не смели себя называть, ибо им за это угрожали каторгой или тюрьмою, - после Февральской революции вдруг признали себя детьми своей нации. Разве не свидетельствовало это о том, что нация может и впрямь возродиться: распространится национальное просвещение, расцветет национальная культура, возникнут национальные организации, окрепнет национальная экономика - следовательно, утвердится и национальная государственность.
Нет, что ни говорите, а основания для хорошего настроения были у профессора Грушевского весьма существенные! И дел у председателя Центральной рады было сейчас уйма, а еще больше возникало всяких вопросов - и все дела необходимо было решить, и на все вопросы дать ответ. И принимать решения и давать ответы приходилось перед лицом истории. Прайда, взаимоотношения с историей были у Грушевского панибратские: историю Украины он написал своею собственной рукой.
Но тому, кто претендовал теперь возглавить исторический процесс на Украине, предстояло историю уже ни писать, а делать, и это было посложнее.
Потому-то профессор Грушевский - выдающийся эрудит, свой человек в любом историческом архиве, признанный авторитет в среде историков всего славянского мира, - стал председателем Центральной рады, все чаще задумывался и принимался жевать свою пышную бороду.
Жевать бороду было его общеизвестной привычкой. Именно за эту привычку уличные мальчишки с Паньковской дразнили профессора "дедом-бородоедом"… А взрослые прозвали его Черномором, ибо только пушкинский злой волшебник мог бы помериться с профессором Грушевским длиной бороды.
А Центральная рада возникла, полтора месяца тому назад, 17 марта, освященная молебном в святой Софии и вызванная к жизни стараниями партии украинских кадетов, именовавшей себя "Товариществом украинских прогрессистов". Партию эту составляли человек двадцать пять, люди солидные и не голодранцы, и все они скопом, как основоположники, и вошли в состав Центральной рады. Все прочие: партии на Украине, добавлявшие к своему названию непременную приставку "укр", как-то: "укрэсдеки", то есть украинские социал-демократы, "укрэсеры", то есть украинские социалисты-революционеры, украинские социал-федералисты, украинские национал-революционеры и украинские самостийники - выделяли для этой надобности своих представителей на паритетных началах. Однако выделили в Центральную раду своим послом и украинские губернии и различные солидные общественные организации, пребывающие на территории Украины, отрядив в состав Центральной рады, представителей русских социал-демократов меньшевиков, русских социалистов-революционеров, русских трудовиков, польских социалистов, польских националистов, еврейских бундовцев, еврейских сионистов и прочих. Среди них трех попов, двух ксендзов и одного раввина. Таким образом и получилось, что персональный состав Центральной рады, представляющий партии и организации, обходившиеся без приставки "укр", неожиданно перевесил количеством элемент с упомянутой приставкой. С этого и началась беда - именно это истощало ныне мозги председателя Центральной рады.
Как же в сложившемся положении устоять на ногах? Как осуществить политическую программу, которая была бы с точки зрения национальной - украинскою, а с партийной точки зрения - кадетской? Каким образом обеспечить утверждение украинской государственности, чтобы она была, во-нервых - государственностью, ш-вторых - украинской, а главное - чтобы соответствовала стремлениям и чаяниям национальной элиты, то есть кругов национально-сознательных, умеренных, почтенных, владетельных на своей земле? Ибо только эта часть нации, полагал профессор Грушевский, в состоянии стать основой государства, а не какие-то там голодранцы и прощелыги, не имеющие ничего святого в душе и тянущиеся лишь за куском хлеба, и уж конечно не какие-нибудь ренегаты или пришельцы-чужеземцы…
Вот чем был озабочен председатель Центральной рады. Вот почему мысли его бежали от неотложной работы. Ведь выразителем чаяний национальной элиты именно себя и почитал профессор украинской истории Грушевский.
Грушевский дожевал бороду - он принимался жевать с конца и мало-помалу добирлся до начала, силясь подтянуть подбородок ко рту, - затем он распушил ее широко, пошевелил нависшими кустистыми бровями, поправил пенсне на носу и позвонил.
2
В тот же миг дверь открылась, и порог переступила девушка.
Черные, крыльями врона падающие на обе стороны лица волосы были по-немецки коротко острижены под "бубикопф" и завиты маленьким здорным чубчиком над высоким лбом. Такие же черные, шнурочками, брови оттеняли белизну этого лба снизу; прикрытые густыми, неправдоподобно длинными; однако совершенно натуральными ресницами, поблескивали внезапно, чтобы тут же померкнуть и снова мгновенно вспыхнуть быстрые, острые, но вместе с тем и томные глаза. Изящная головка посажена была на в меру длинную и в меру тонкую шею и поворачивалась движением, исполненным достоинства и горделивости.
Девушка была в военной форме; серо-зеленый австрийский френч, на ногах высокие шнурованные гонведские бутсы; только вместо галифе или кавалерийских рейтузов она носила из того же сукна, что и френч короткую юбку.
Это была небезызвестная София Галчко - ныне личный секретарь председателя Центральной рады, а не так давно - аспирантка профессора Грушевского во Львовском университете. С первых дней войны пылкая укранская патриотка оставила университетские занятия и вступила в ряды легиона "сечевых стрельцов".
Легион украинских "сечевых стрельцов" - УСС, или в просторечии "усусов" - был сформирован в саном начале войны в составе австро-венгерской армии, с благословения австрийского императора Франца-Иосифа. Организовал его "Союз освобождения Украины" - СВУ, - созданный в канун войны украинскими социал-демократами и украинскими социалистами-революционерами, однако по инициативе трех не принадлежащих ни к одной партии завзятых украинских патриотов. Этими тремя были: идеолог украинского национального возрождения по обеим берегам Збруча, профессор (русского подданства, но австрийской службы) Михаил Грушевский; руководитель украинского национально-религиозного движения, склонивший к католицизму сынов украинской нации, проживавших к востоку от Збруча (в то время, как сам он возглавлял украинскую грекокатолическую церковь от Збруча на запад), униатский митрополит отец Андрей граф Шептицкий и блестящий офицер императорской гвардии и царской крови, младший в династии правящих в Австро-Венгрии монархии, принц Вильгельм Габсбург.
Вильгельм - как младший и императорской фамилии - был лишен династических перспектив и готов был претендовать хотя бы… на трон украинского короля. Ради этого он сменил имя "Вильгельм" на "Василий", а фамилию придумал "Вышванный", легализируя прозвище полученное им в народе за то, что он издавна ходил в вышитых украинских сорочках, настойчиво демонстрируя свою монаршью приверженность к украинской национальной эмансипации.
"Союз освобождения Украины" на следующий же день после основания получил политическую и финансовую поддержку от австро-венгерского правительства в целях активации борьбы за отторжение восточных земель Украины от Российской империи и присоединения их к западным землям Украины в составе империи Австро-Венгерской.
Именно эти скандальные и крамольные по отношению к Российской империи факты привели к тому, что профессор Грушевский, когда начавшаяся война неожиданно застигла его не в принадлежавшем Австро-Венгрии Львове, а на территории Российской империи, был царскими властями лишен права проживать в родном Киеве и подвергнут высылке за рубежи Украины, в северные русские губернии.
Именно эти факты привели к тому, что и митрополит Шетнцкий, едва русская армия заняла Львов, где на горе святого Юра находилась резиденция главы униатской церкви, был незамедлительно заключен под почетный, сообразно высокому сану князя церкви арест и также перемещен с надлежащими почестями, ибо он состоял в родственных связях с династиями Габсбургов в Австро-Венгрии и Гогенцоллернов в Германии, на север России, в Спасо-Евфимиевский православный монастырь.
Февральская революция освободила обоих узников: профессору Грушевскому - русскому подданному - дозволено было возвратиться на Украину, в ее столицу Киев, а душепастырю Шептицкому - австрийскому подданному - определено переехать до окончания войны в столицу России, Петроград.
Верная их последовательница, благочестивая грекокатоличка и прилежная аспирантка-историчка, прелестная Софья Галчко, очутившись в легионе "усусов", сразу же получила офицерский чин хорунжего, ибо надлежащую военную выучку прошла еще до войны, в студенческие годы, в украинском спортивном обществе "Сечь". Общество "Сечь", состоя под высокой опекой австрийского эрцгерцога Карла, готовило своих членов не столько для спортивных рекордов, сколько для предстоящих воинских подвигов. Однако бои в предгорьях Карпат не привели очаровательного хорунжего в юбке к желанному подвигу. Напротив, она очутилась в плену за колючей проволокой, на жесткой койке особого лагеря для австрийских военнопленных украинцев, в Киеве, на Собачьей тропе.
Из этого неуютного положения вызволил ее академический патрон, едва возвратился он в Киев и принялся создавать Центральную раду. Эту небольшую услугу в обмен на такие же маленькие любезности оказал ему командующий войсками Киевского округа полковник Оберучев в знак единства политических устремлений Временного правительства и Центральной рады. Австрийская студентка была лишена чина хорунжего, ибо по уставу российской армии женщины не имели права на присвоение офицерского звания. Вслед за тем рядовой София Галчко и вовсе была отчислена из армии, ибо в соответствии с тем же уставом российской армии женщины мобилизации не подлежали. Таким образом, гражданка австро-венгерского подданства была переведена в разряд "гражданских заложников военного времени" и выпущена из-за колючей проволоки с одним лишь условием - еженедельно являться для регистрации.
Итак, на повелительный звонок шефа прелестный хорунжий приоткрыл дверь и застыл на пороге в позиции "смирно".
- К услугам пана профессора!
В левой руке у нее был блокнот, и правой - карандаш: ревностная секретарша, она, в любую секунду готова была застенографировать отданный приказ или драгоценную, принадлежащую истории и специально для нее изреченную мысль своего высокого шефа и научного руководителя.
- Которой час, панна Софии?
Галчко взглянула на часы в углу.
- Пятнадцать минут четвертого, прошу пана профессора!
- А поезд? Разве не в три?
- Точно так, пан профессор: в три пополудни, согласно расписанию. Но, прошу пана профессора, я справлялась по телефону на вокзале: поезд задерживается на час сорок пять минут и прибудет около пяти, прошу пана профессора.
- Э! - сердито крякнул Грушевский и распустил бороду веером, что было у него признакам крайнего неудовольствия.
С поездом Петроград - Киев должен был прибыть митрополит Шептицкий, и именно для встречи с ним председатель Центральной рады явился в свой кабинет сегодня, в неприсутственный день.
Настоятельные хлопоты святейшего прихода христианской православной церкви, "Украинский национальной рады", а также заступничество родовитой петербургской знати, а чьих салонах митрополит Шептицкий собрал "Общество содействия католической вере", принесли пастырю братьев-униатов по обе стороны Карпат разрешение Временного правительства покинуть гостеприимную столицу бывшей Российской империи и возвратиться к своим чадам во Христе. Но пока еще не во Львов, ибо Львов с обителью на Святоюрской горе вот уже два года как был снова захвачен австро-германскими войсками, а в Буковину, где русская армия еще удерживала свои позиции, под надзор российского генерал-губернатора. По пути следования митрополиту не разрешалось останавливаться на землях Восточной Украины и ни в коем случае в столице Украины, Киеве.
Но из Петрограда в Черновцы прямые поезда не ходили, в Киеве нужно было четыре часа ожидать пересадки, а любому пассажиру, коротая час, не возбраняется прогуливаться по улицам, осматривая достопримечательности города. Во время подобной экскурсии фаэтон может невзначай остановиться на Владимирской улице, и случайно, совершенно случайно - разве намеренно застанешь кого-нибудь в воскресный день в служебном кабинете?! - митрополит может повстречаться даже с паном головою Центральной рады, который - и надо ж случиться такому! - окажется именно здесь, скрывшись в тиши кабинета со своими рукописями от домашней праздничной сутолоки…
Так готовилась историческая встреча двух претендентов возглавить украинское национальное возрождение - бывшего главы церковной власти на западной, австрийской, Украине и будущего главы светской власти на Украине восточной, российской.
Но поезд опаздывал, сокращая тем самым время исторического свидания двух мужей.
Грушевский был рассержен и раздражен.
Предстояло обсудить множество неотложных дел. Революция все перевернула вверх дном, любой вопрос оборачивался мировой проблемой, а великие мужи не успели еще перемолвится ни единым словечком. А поговорить им было о чем.
Например, самый щепетильный вопрос, выдвинутый революцией с первого дня, - земельный! Как разрешить эту проблему?
Крестьяне требуют земли. То есть украинские крестьяне требуют, чтобы украинская земля была отобрана у помещиков и отдана им, украинским крестьянам. Bene! украинская нация, по авторитетному утверждению самого же профессора Грушевского, является нацией крестьянской - следовательно, крестьяне и есть ее первейший и главный компонент. А значит, требования сего первейшего компонента несомненно должны быть удовлетворены. Подобный акт, бесспорно, пробудил бы у крестьян доверие к своей власти, и украинская нация не понесла бы при этом никакого урона, поскольку, согласно авторитетному утверждению того же профессора Грушевского, все помещики российской Украины - русские или поляки, а на Украине австрийской - поляки или немцы и мадьяры.