Впервые напечатан в журнале "Голос", 1896, №№ 8-17 с указанием даты написания: "Люцерн, февраль 1896 года". Рассказ был включен в сборник "Прозаические произведения" (Варшава, 1898).
Название рассказа заимствовано из известной народной песни, содержание которой поэтически передал А. Мицкевич в XII книге "Пана Тадеуша":
"И в такт сплетаются созвучья все чудесней, Передающие напев знакомой песни:
Скитается солдат по свету, как бродяга, От голода и ран едва живой, бедняга, И падает у ног коня, теряя силу, И роет верный конь солдатскую могилу".
(Перевод С. Мар.)
Д - ру Рафалу Радзивилловичу посылает на память
В 1888 г. Жеромский в доме помещика Заборовского познакомился с протоколами и декретами городского суда в Олеснице в XVIII в., когда судопроизводство в этом городе и в ряде других городов малопольского Повислья велось по магдебургскому праву. Заинтересовавшись этими материалами, Жеромский пишет небольшой историко - этнографический очерк "Мучители" ("Голос", 1891), в котором рассказывает о "далеком туманном прошлом", когда право суда и расправы над крестьянами окрестных деревень имел городской совет, в состав которого входили бургомистр, купцы, мещане. Высшей инстанцией этого суда был помещик - собственник замка. "Применяемый городским судом ужасный, основанный на мешанине извечных суеверий способ вынесения приговоров становится в руках помещика бичом для окрестного люда и нередко применяется просто по его приказу, - писал Жеромский в очерке "Мучители". - Трудно найти лучший пример маскировки варварства. Народное предание, с которым я познакомился в нескольких окружающих Олесницу деревнях, рассказывает о парне "бедняге", который убил в поле помещичьего пса и, преданный городскому суду, был присужден к повешению. Это предание не может быть вымышленным - слишком свежо оно в народной памяти, слишком живой ненавистью дышит к "мучителям", слишком повсеместно оно известно. А казнь "бедняги произошла совсем незадолго до издания под соседним Поланьцом благородного, но совсем не удивительно, что безрезультатного универсала" (имеется в виду изданный 7 мая 1894 г. Поланецкий универсал Костюшко, который провозглашал личное освобождение крестьян от крепостной зависимости и уменьшение феодальных повинностей).
На русском языке повесть впервые напечатана в сборнике Стефан Жеромский, "Рассказы", перевод В. Высоцкого, М. 1915.
I
Заря чуть забрезжила и в долине еще не рассеялся густой мрак, когда на постоялом дворе Zum Bär кто‑то постучался в комнату, занятую командующим. Гюден тотчас же отбросил ногой перину, вскочил с постели и, не одеваясь, пошел отпереть дверь. В комнату решительным шагом вошли несколько офицеров в небрежно накинутых мундирах и сержант одной из рот третьего батальона. Генерал уселся с ногами на высокой постели и повернулся к сержанту, который стоял, вытянувшись в струнку и пригнув голову, чтобы не измять помпона на шляпе, задевавшего за матицу низкого потолка.
- Ну как, был? - спросил генерал, протирая глаза.
- Был, гражданин генерал, с шестью солдатами. В излучине реки…
- Что ты мне о реке толкуешь! Их‑то ты видел? - вспылил обеспокоенный генерал.
- Издали…
- Кто же там был? Часовые?
- И часовых видели, да и войска.
- Где же они были?
- Человек двадцать солдат разводили костры внизу у озер, другие поднимались по тропе, а на самой вершине расхаживало несколько часовых.
- Заметили они вас?
- Так точно, гражданин генерал, - робко прошептал сержант.
- Видел ты лагерь Гримзель - Госпис?
- Никак нет, гражданин генерал.
- Так где же ты был, черт побери, если даже туда не дошел?
- Лагерь, должно быть, позади вала. Этот вал - он как плотина между озерами, которые мы видели издали.
Генерал молча стал разыскивать эти озера на карте, разложенной около его кровати. Офицеры, столпившиеся у одного из окон, раздвинули ситцевые занавески, но от этого в комнате стало немногим светлей, так как заря еще не рассеяла теней, притаившихся во дворах и закоулках между домами. Кто‑то высек огонь и зажег маленькую сальную свечку.
- Благодарю, - не поднимая головы, сквозь зубы процедил Гюден. Затем, бросив взгляд на сержанта, громко и насмешливо спросил:
- Что же, значит, правду говорят очевидцы и знатоки, будто эта позиция неприступна? Значит, правду говорят, что мы с нашей французской храбростью ничего тут не поделаем, что наш французский гений будет посрамлен и белые австрияки забросают нас с этих гор своими медвежьими шапками? Ну‑ка скажи, Рато…
- Это неприступное место, - мрачно ответил сержант.
Офицеры тихо зашептались между собой. Генерал медленно поднял голову и с ненавистью посмотрел на капитана, стоявшего в нише другого окна.
- Разрешите, гражданин генерал, задать сержанту несколько вопросов, - со спокойной улыбкой, за которой скрывалась ядовитая насмешка, обратился капитан к генералу.
- Пожалуйста, - ответил Гюден.
- Выходит, правду говорят, - повернулся капитан к сержанту, - что неприятель с Гримзеля может забро сать нас не медвежьими шапками, а грудами камней? Что, пока мы будем карабкаться на гору, он может бесславно перебить нас, как крестьяне из Швица перебили когда‑то под Нефельсом предков этих белых австрияков , с той только разницей, что мы полезем на гору, уверенные не. только в неизбежности нашей гибели, но и в том, что будет посрамлен наш гений… Рато! - громче сказал капитан, - ты знаешь, я не боюсь…
- Гражданин Ле - Гра, вы, кажется, хотели задать сержанту вопрос? - прервал его Гюден.
- Да. Я хочу задать ему несколько вопросов. Сколько времени вы шли до озер от того места, где долина сужается?
- Часа три, пожалуй, - ответил сержант.
- А какой ширины там долина?
- Камень, брошенный мною с тропинки, по которой мы шли, даже в самом широком месте долетал до другой стены ущелья, а река в ущелье почти везде течет по всей его ширине.
- Правда ли, что в некоторых местах тропа идет на высоте нескольких сот метров?
- Так точно, гражданин капитан.
- И по этой тропе рядом могут идти не более двух человек?
- Так точно, гражданин капитан.
- Значит, прежде чем пять батальонов успеют добраться до озер, австрийцы, укрывшись за скалами, смогут перестрелять половину нашей колонны, которая сможет идти только по двое в ряд?
- Думаю, что да…
- А видел ты в бинокль тропу, ведущую от озер на Гримзель?
- Видел, гражданин капитан.
- И поэтому говоришь, что это место неприступно?
- Так точно.
Офицер поклонился генералу и сказал:
- Я хотел выяснить только это.
- Граждане, - небрежно сказал Гюден, обращаясь ко всем присутствующим, - сегодня, и притом немедленно, мы выступаем на штурм перевалов Гримзель, Фурка, Сен - Готард…
- И вершины Монте - Роза… - проронил капитан Ле - Г ра так тихо и невнятно, что могло показаться, будто он просто кашлянул.
- План операции составлен главным штабом. Его подписал Массена . Двадцать седьмого термидора мы выступили с тридцатью тысячами войск. Наши братья бьются сейчас не на жизнь, а на смерть. Они поднимаются вверх по Рейсу, штурмуют перевал Штейнен, чтобы проникнуть в долину Мейен - Рейс, бьются в Ронской долине, - смеем ли мы оставаться в бездействии здесь, в Гуттаннене? Победа ли ждет нас, или гибель от камней, пуль, штыков, но мы пойдем на штурм этой горы, даже если бы с вершины ее в нас метали громами! Я с удовольствием объяснил бы вам весь план нашей кампании, но у меня нет времени. Пока я буду одеваться, я хотел бы изложить этот план, ну хотя бы, капитану Ле - Гра. Если хочет, может остаться подполковник Лабрюйер…
Офицеры с сержантом толпой вышли из комнаты. Гюден вскочил с постели и, торопливо надев мундир, разложил карты и, указывая по ним отмеченное красной чертой направление удара, стал быстро объяснять офицерам.
- Как известно, - говорил он, - эрцгерцог Карл со своими войсками занимает длинную цепь позиций от Симплона и городка Бриг в Ронской долине до самого Цюриха. В его распоряжении семьдесят восемь батальонов пехоты и восемьдесят пять эскадронов кавалерии, или шестьдесят четыре тысячи шестьсот тринадцать штыков и тринадцать тысяч двести девяносто девять сабель. Он занимает все перевалы и все дороги в Центральных Альпах: Гримзель и Фурка, долину Урзерен, Чертов мост, всю долину Рейса вплоть до озера Четырех Кантонов вместе с пересекающими ее долинами Мейен - Рейс и Исси, затем ущелье Швица, плоскогорье Эйнзидельн с перевалом Этзель, долину Зиль и Цюрих. Мы должны ударить на врага со всех сторон, вытеснить его со всех позиций, расчленить, перерезать связь и прогнать, прежде чем подоспеет помощь. Тюрро ударит по бригаде Штрауха в долине Валлис, мы поднимемся на Гримзель, отбросим неприятеля с позиций у истоков Роны и встретим его перекрестным огнем, чтобы заставить отступить к Италии каким ему будет угодно путем. После этого мы займем перевал Фурка, долину Урзерен, Урнерлох, Чертов мост и долину Рейса…
- Всем известно, - все больше оживляясь, продолжал генерал, порывистыми движениями показывая на карту, - что в Иннерткирхене мы расстались с генералом Луазон и что этот храбрый человек повел свои два батальона и три роты в долину Гадмен, откуда должен подняться к Штейнену, выбить неприятеля из ледников и через Мейен - Рейс дойти до Вассена. Дома идет из Энгельберга и через Сюренен должен войти в ущелье Рейса. С Флюэлена прямо в лоб австрийцам ударит сам Лекурб. Прошу обратить внимание на то, что исход операции зависит от нас. Если мы захватим Гримзель, то нанесем неприятелю удар в самое сердце, так как овладеем квадратом, который я обозначил здесь красной чертой. Этот квадрат занимает пространство от Иннерткирхена до Вассена, от Вассена до Чертова моста, оттуда до Фурка и Гримзеля и от Гримзеля до Иннерткирхена. Пока неприятель владеет Гримзелем и Урзереном, мы ничего не добьемся, так как он может сидеть в этих местах, как в крепости, и держать связь с долиной Тессина через Сен - Готард и с Хур через долину Рейна. А меж тем гражданин Ле - Гра считает овладение этой главной позицией чем‑то настолько маловажным, что даже позволил себе в присутствии почти половины наших офицеров - мало того, в присутствии сержанта - смеяться над моими словами. Если бы нам сегодня не надо было идти в наступление, я должен был бы, гражданин, немедленно приговорить вас к смертной казни.
- О! - пробормотал Ле - Гра, прикрывая красивые глаза.
- Да! - крикнул Гюден, - неповиновение дошло уже до того, что офицеры насмехаются над генералами, а простые солдаты ворчат, когда им отдают приказания…
- Генерал! - прошептал Ле - Гра, - солдаты в неповиновении заходят еще дальше: они не только ропщут, но и не едят по целым дням.
- Я их в этих горах не могу угощать обедами!..
- Они тоже не рассчитывают на такое чудо и поэтому преспокойно грабят швейцарские деревни и городки. Они пришли из единой и неделимой республики, должны были нести на острие штыков братство и другие прелести, а пока что принесли сюда насилие и грабеж и оставляют после себя руины и пепелища. Что сделали мы с Мейрингеном и Иннерткирхеном?
- Кого вы осмеливаетесь спрашивать об этом, гражданин? - закричал Гюден.
- Генерала, имеющего право приговорить меня к смерти и расстрелять. Я безвестный офицер, у меня нет никакой родни, даже дяди, который бы мне покровительствовал… Оно и понятно! Я вышел из низов. В сентябрьские дни меня можно было видеть среди санкюлотов. И поэтому, когда генерал бригады Цезарь - Шарль - Этьен Гюден де - ля - Саблоньер спрашивает меня…
- Я не отвечаю на подобные оскорбления! - с высокомерием сказал генерал, отвернувшись от дерзкого капитана и выпятив губу. - Никакой дядя мне не покровительствует, я сам выдвинулся! Я был на Сан - Доминго, в Арденнской армии под командованием Феррана, в Северной и Рейнской армии, был в Германии под командованием Моро. Кровью и ранами я заслужил эполеты в долине Кинциг…
- Капитан Ле - Гра хочет предложить план операции, целью которой является взятие Гримзеля, - медленно и холодно проговорил подполковник Лабрюйер, мужчина огромного роста с широким бритым лицом, отвислой нижней губой и угрюмым выражением умных глаз. Он молчал до сих пор, с совершенным безразличием рассматривая ногти, словно весь этот спор велся на незнакомом ему языке.
- Капитан Ле - Гра? - переспросил генерал, усилием воли сдерживая охвативший его гнев и стараясь скрыть блеск ненависти в глазах. - Слушаю… Что это за план?
- Вчера под вечер, - снова заговорил Ле - Гра, - возвращаясь после рекогносцировки возвышенности в долине Хасле, я при приближении к водопаду Хандег увидел крестьянина, который на одном из склонов горы косил траву. Я дал знак гренадерам, и мы подошли с ними к подножию горы так осторожно, что швейцарец нас не заметил. Я тихо скомандовал, и четыре солдата взяли его на прицел. Тогда я крикнул ему, чтобы он немедленно спустился к нам. Крестьянин онемел от ужаса. Он быстро сполз по крутому склону и в испуге остановился перед нами. Я стал его допрашивать, откуда он и что там делал. Это крестьянин из Гуттаннена, фамилия его Фанер. Узнав, что мы идем из Иннерткирхена к горе Хасле, он и другие жители деревушки бежали со своим скотом и домашним скарбом и скрылись среди голых скал. На вопрос, где они сейчас находятся, он показал рукой на кручи. Действительно, в вышине слышался звон колокольчиков, которые здешние пастухи привязывают на шею коровам и козам. Я стал подробно расспрашивать крестьянина о горных тропах и дорогах, так как мне казалось немыслимым взять перевал лобовой атакой, о чем я вчера уже имел честь говорить в вашем, гражданин генерал, присутствии. После долгого допроса мне удалось выжать из него сведения, что на Гримзель можно подняться не только низом, не только по берегу Ааре, как требуется по плану операции, но и верхом, через горы. Я тогда и подумал, - продолжал Ле - Гра, - чем карабкаться на перевал снизу по отвесным, как стена, скалам, правда завернувшись в тогу французского гения, но зато под градом пуль и камней, не лучше ли зайти по горам в тыл неприятеля и свалиться на него как с облаков, налететь на лагерь, как коршун налетает на гнездо овсянок…
Гюден сел на стул, совершенно подавленный этим сообщением. От волнения губы у него так пересохли, что он не в состоянии был произнести ни слова. Он страдал невыносимо и, не поднимая глаз, чувствовал, что Ле - Гра смотрит на него и, может, сам того не замечая, снисходительно улыбается.
- Где этот крестьянин? - спросил, наконец, командующий.
- Я держу его под стражей в отведенной мне квартире. Мы разговаривали с ним ночью. Собственно, подполковник…
- Он действительно знает тропу, по которой могут пройти пять батальонов?
- Он говорит, что есть какое‑то место, где можно перевалить через горы. Конечно, переход очень трудный. Надо идти по ледникам…
- Ах, вот как! - проронил Гюден, лишь бы что‑нибудь сказать.
- Оттуда мы можем сразу подняться на Фурка или спуститься прямо к Урзерену. Крестьянин согласился проводить нас до самого Гримзеля. Я спросил, какую он хочет награду за это, и он сказал, что хотел бы получить в собственность луг на правом берегу Ааре у входа в ущелье Хасле. Не знаю, правильно ли я сделал, пообещав ему…
- Проводник будет щедро награжден, если заслужит. Там видно будет. Каким бы то ни было путем, но мы выступаем, - с решительным видом сказал генерал. - Во всяком случае, я хочу видеть этого человека и поговорить с ним сам. Через минуту я выйду. Объявите войскам, что мы выступаем.