На семейном совете Долгоруковы решили помогать Алексею Григорьевичу в осуществлении этого плана, только один Иван Долгоруков высказался против этого.
- Что ты, отец, задумал?.. Наша Катя вовсе неподходящая невеста государю, - возразил он отцу.
- Неподходящая, ты говоришь? А дозволь узнать - чем?
- А тем, во-первых, что она старше государя, а во-вторых, нрав у неё крутой, капризный.
- Ты говоришь так потому, что не любишь Катю и не желаешь ей счастья, но всё-таки она будет царицею.
- Едва ли!
- А я говорю: будет, будет… Или ты пойдёшь против меня, отца?
- Не против тебя, батюшка, я пойду, а против неправды. Наш государь одной неправдой окружён. Впрочем, делайте, как хотите, мешать я вам не буду Мне с вами не справиться: вас много, я один, - с тяжёлым вздохом проговорил князь Иван.
- Завтра государь отправляется на охоту в наши заповедные леса и обещал посетить наши Горенки… Ты поедешь ли? - спросил у сына Алексей Долгоруков.
- Нет! Скажусь больным и не поеду… Без меня вам же лучше будет. Некому будет государя остановить.
- Эх, Иван!.. И язык же у тебя!.. Что бритва!.. А ты когда же на Шереметевой женишься?
- Не знаю.
- Видно, ещё не перебесился!.. Жаль Настеньку Трубецкую покинуть?.. Так, что ли? Ты думаешь, твои шашни мне неизвестны? Думаешь, не знаю, как ты князя Никиту Юрьевича Трубецкого за нос водишь? Всё я знаю, всё знаю…
- Твоё знание при тебе и останется, - холодно и спокойно возразил отцу князь Иван.
- А если невеста узнает про твои любовные проделки?
- Наташа и без того всё знает, я сам рассказал ей.
- И после твоих рассказов она идёт за тебя? - с удивлением воскликнул Алексей Долгоруков.
- Да, идёт…
- Или она дура набитая, или уж чересчур крепко полюбила тебя!.. Когда же обручение будет?
- На днях… Государь дал слово быть.
- Государь к тебе благоволит… Только гляди, Иван, крепче держись за государя… Врагов у тебя немало. Князь Трубецкой - первый твой враг.
- Не боюсь я его, не боюсь. Знаю, за что злобится.
- Ещё бы не злобиться, когда ты жену у него отнял.
- Не моя вина, если он не сумел сберечь свою жену.
- Ну ладно; это - дело твоё, а я за тебя - не ответчик. Об одном прошу: не порти нашего дела и против счастья всей нашей семьи не иди.
- Смотри, отец, не ошибись! Чаешь счастья, не получи несчастья!
- Типун тебе на язык! Ты, как чёрный ворон, одно лишь несчастье и сулишь, - сердито вымолвил старый князь. - Лучше уйди! Ты только на то и горазд - отца расстраивать.
Проговорив эти слова, князь Алексей Григорьевич оставил в горнице сына, сердито хлопнув дверью.
Едва только вышел князь, как ему на смену быстро вошёл Лёвушка Храпунов и таинственным голосом проговорил, обращаясь к Ивану Долгорукову:
- Тебя какая-то дама спрашивает; по нужному, говорит, делу.
- Дама? Молодая или старая?
- Не ведаю; под вуалем не видно.
- И фамилии своей не сказала?
- Не сказала… Твои холопы её не пускают.
- Прикажи, Лёвушка, пустить, а сам помедли, не входи, пока не позову.
Спустя немного к Ивану Долгорукову вошла какая-то стройная женщина, богато одетая; её голова была покрыта густым вуалем. Не говоря ни слова, она быстро подняла вуаль.
- Настя? - с удивлением воскликнул молодой князь.
- Да, Настя! Не ждал? Удивлён?..
- Признаюсь… Чему приписать твой неожиданный приход?
- А вот сейчас скажу… Дай мне дух перевести! Устала, спешила… - проговорила княгиня Настасья Гавриловна Трубецкая, уже давно находившаяся в близких отношениях с Иваном Долгоруковым.
Князь Иван открыто вёл связь с Трубецкою, нисколько не стесняясь её мужа; по словам современника, князя Щербатова, он, бывая у князя Трубецкого с другими своими молодыми собутыльниками, "пивал до крайности, бивал и ругивал мужа, бывшего офицером кавалергардов, имевшего чин генерал-майора и с терпением стыд свой от жены сносившего".
- Скажи мне, ты всё-таки решил жениться на Наталье Шереметевой? - сердито посматривая на князя, спросила Трубецкая.
- Всё-таки решил; ведь тебе известно об этом?
- А я-то как же?
- А ты, Настя, при своём муже будешь, - насмешливо ответил Долгоруков.
- Грех тебе, Ваня!.. Меня, женщину, которая тебя так горячо любила, а может, любит и теперь, ты променял на девчонку. Чем она лучше меня? Моложе, только и всего…
- Молчи! Можешь ли ты равнять себя с моей Наташей? Она и ты, ведь это - рай и ад. Если, Настя, хочешь, чтобы я слушал тебя, не говори ни слова о Наташе. Она - святая!
- Святая!.. Ишь, что выдумал!.. Святая, пока…
- Молчать, говорю! - крикнул князь.
- Что ты кричишь, злодей? Или драться со мною задумал? Что же, бей меня!.. - и княгиня Трубецкая заплакала.
- Слушай, Настасья! Утри свои слёзы, ведь меня не разжалобишь. Не хнычь! Ваших бабьих слёз я не люблю… Домой ступай, пред своим мужем-тюфяком плачь, пред ним притворяйся.
- Злодей, ещё смеешь гнать меня!. Теперь я стала не нужна, надоела…
- И то, надоела! Знаешь, Настя, расстанемся по-хорошему, друзьями.
- Легко сказать - расстанемся. Я так привыкла к тебе, полюбила…
- Не верю я в твою любовь, не верю Прежде ты мужа полюбила, а там меня, и точно так же другого полюбишь.
- А Шереметеву Наташу ты любишь?
- Изволь, скажу: свою невесту я и любить боюсь.
- Как так? - с удивлением воскликнула Трубецкая.
- Рассказывать про то тебе не буду, ты не поймёшь. Одно скажу: слишком чиста Наташа! Ну, прощай, Настя, мне недосуг - к государю надо идти.
- Неужели мы так и расстанемся с тобой, тиран ты мой, мучитель?
- Проститься к тебе, Настя, я как-нибудь приеду, а теперь прощай!
- Хоть немного проводи меня!
- Говорю, недосуг мне. Ну, да так и быть, напоследок, пойдём, немного провожу, - и князь Иван встал, чтобы проводить свою отвергнутую возлюбленную.
Она, заливаясь слезами, опустила свой вуаль и беспрепятственно вышла с ним из его покоев.
Князь вполне равнодушно простился с нею; его нисколько не тронуло горе молодой женщины, и он совершенно спокойно продолжал свой образ жизни, полный веселья, кутежей и даже безобразий. Это веселье происходило не только вне царского дворца, но и в стенах последнего, и в него князь Иван, подчиняясь указаниям отца, втягивал и юного императора. Чтобы всецело ослабить волю Петра Алексеевича и овладеть им, Долгоруковы старались затуманить его мозг жизненным угаром и, несмотря на его крайнюю молодость, познакомить его с такими отрицательными сторонами жизни, которыми непристойно было бы увлекаться и вполне возмужалым людям. Это очаровывало отрока-императора, он охотно поддавался этим "радостям жизни", не замечая страшного вреда их для себя.
Но вот наступил день обручения князя Ивана Алексеевича Долгорукова с графиней Натальей Борисовной Шереметевой. Часа за два до приезда жениха и гостей наречённая невеста сидела в своей богато отделанной горенке, в кругу подруг и родственниц. Совсем готовая к приёму жениха и гостей, она была чудо как хороша, в белом обручальном платье из дорогого шёлка, шитом серебром и крупным жемчугом, с дивной диадемой из крупных алмазов на голове и с такими же алмазами в ушах и на груди. Однако невеста была задумчива и печальна; когда же её подруги запели венчальные песни, ей стало ещё печальнее, ещё скучнее, она закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Пелагея Степановна, пожилая вдова-боярыня, тётка графини Натальи Борисовны, заметив эту печаль племянницы, выслала из горницы её подруг и, оставшись с Наташей одна, спросила её:
- Что с тобой, светик?
- Печаль, тоска на сердце, тётушка, а с чего - и сама не знаю. И рада бы я, тётушка, не плакать, рада бы не горевать, да слёзы сами бегут из глаз.
- С чего бы это? Уж не с глаза ли с тобой попритчилось? Твоя пора, племянница, не слёзы лить, не тосковать, а веселиться да радоваться. Жених твой - краса писаная, знатный, любимец государя… Легко сказать!
- От всех одно и то же слышу я, тётушка, все моему счастью завидуют, но от этого счастья у меня больно-больно сердце сжимается. Видно, не пред добром это!
- Полно, Наташенька, полно! Хочешь, позову я подружек и петь их заставлю величальные песни, весёлые?
- Нет, нет, не надо, тётушка… С их песен мне ещё скучнее становится; похоронными те песни мне кажутся.
- О, Господи, помилуй! Сглазили тебя, Натальюшка, сглазили, моя сердечная! Перестань же плакать! Того гляди, жених приедет, а у тебя и глазыньки заплаканы… Нехорошо!..
В этот момент вбежала Груша, любимая прислужнице графини, и поспешно проговорила:
- Едет… Князь-жених едет…
- Ну, слава Богу! Пойдём, Наташа, навстречу жениху.
Пелагея Степановна взяла за руку побледневшую ещё более графиню Наталью и пошла с нею навстречу князю Ивану Долгорукову.
Подруги Натальи Борисовны и её сенные девушки встретили жениха величальной песней.
- Спасибо вам, красные девицы, спасибо! Вот вам на наряды да на сладкий леденец, - весело проговорил князь Иван, кланяясь девицам, и дал им горсть червонцев.
Вслед за князем Иваном в палаты Шереметевых прибыл император-отрок с цесаревной Елизаветой Петровной, и тотчас же начался обряд обручения, а затем был открыт блестящий бал.
Государь, двор и все вельможи принимали участие в нём, веселье было общее, одна невеста по-прежнему оставалась печальной.
Жених заметил это и спросил у Наташи:
- Радость моя, ты печальна; скажи, с чего? Я так счастлив, безмерно счастлив, а ты, моя голубка, грустишь?
- Тебе так показалось, князь, я весела.
- Нет, нет, меня ты не обманешь. Ну да скоро я развеселю тебя цыганской песней и пляской. Под Москвой стоит табор цыган, я приказал привести их сюда; твои братья дали мне своё согласие. Вот как уедет государь, я и прикажу ввести цыган, конечно, если ты дозволишь.
- Что же, пускай повеселят…
Действительно, по отъезде государя и двора в палаты Шереметевых были введены пятеро цыган и шесть цыганок. Долго веселили они гостей своими песнями и пляской, а потом цыганки стали гадать, получая за это с гостей щедрую подачку.
- Эй, старая колдунья, погадай и мне про мою судьбу!.. Скажи, что ждёт меня впереди, - подзывая к себе старую цыганку, одетую в рубище, грубо сказал князь Иван Долгоруков, протягивая руку.
Долго смотрела на его ладонь цыганка, а потом, не говоря ни слова, хотела отойти прочь.
- Стой!.. Куда же ты? Сказывай, что на моей ладони увидела! - остановил её князь Иван Долгоруков.
- Ох, князь-красавец, лучше не спрашивай. Цыганкины слова вещие, они сбудутся, не минуются. Судьба твоя плачевна и несчастна. Кровь, кровь я видела… Несчастный, бесталанный!.. Лютая казнь ждёт тебя.
Как ни тихо проговорила эти слова цыганка, но они дошли до слуха графини Натальи Борисовны, стоявшей рядом с женихом, и она упала без чувств.
Произошёл большой переполох. Все бросились на помощь графине. Старая цыганка воспользовалась этим и скрылась из палат незамеченной. Сколько ни искали её, нигде не могли найти. Некоторые из гостей заметили, что с этой цыганкой пред тем долго говорил князь Никита Трубецкой, находившийся на балу; кивком головы он показал старухе цыганке на своего соперника, князя Ивана Долгорукова.
Обморок невесты на всех гостей произвёл удручающее впечатление. Они поспешили разъехаться, и в палатах Шереметева у своей невесты остался только Иван Долгоруков со своими любимцами и приятелями - Лёвушкой Храпуновым и Степаном Васильевичем Лопухиным . "Свойственник государев по бабке его Лопухиной, первой супруге Петра Великого", Стёпа Лопухин был камер-юнкером при дворе и пользовался особою привязанностью царского фаворита.
- Ну что, как Наташа? - дрожащим голосом спросил Иван Долгоруков у брата невесты, графа Петра Борисовича Шереметева, только что вернувшегося из горницы сестры.
- Всё ещё без памяти; впрочем, лекарь говорит, что опасного ничего нет.
- Господи, и с чего это с нею, с чего? Неужели враньё проклятой цыганки так подействовало на неё?
- Страшные слова сказала цыганка, князь Иван Алексеевич, страшные.
- Неужели же верить им?..
- Ох, князь, большинство людей верит в цыганские предсказанья.
- Неспроста старая цыганка сказала те слова, неспроста, - тихо проговорил Храпунов. - По-моему, её подучили сказать их.
- Кто, кто?
- Верно сказать, князь, я не могу, а только видел, что князь Никита Трубецкой с цыганкой что-то долго говорил, и на тебя кивнул ей головою.
- Ты думаешь, Трубецкой подучил цыганку? Может быть! У Никиты Трубецкого есть ненависть ко мне и злоба, он ненавидит меня, и, без сомнения, это он подучил цыганку. Но он поплатится за это!.. Я всё узнаю, - с большим волнением проговорил Долгоруков.
- Что ты задумал делать? - спросил Лопухин.
- Я… я сейчас поеду к Трубецкому и спрошу у него…
- Разве он скажет тебе?
- Я заставлю его сказать правду!.. Силою заставлю повиниться!.. Стёпа и ты, Лёвушка, со мною поедете!
- Ехать в такое время!.. Ведь ночь, - возразил Лопухин. - Отложи хоть до завтра.
- Нет, нет, сейчас. Ни одной минуты не стану медлить!.. Вас, друзья мои, тревожить я не буду, один поеду.
- Но мы тебя не отпустим… Куда ты, туда и мы.
- Спасибо, друзья, спасибо! Я верю вашей дружбе и привязанности, верю.
Вскоре же Долгоруков со своими приятелями уехал из палат Шереметевых и, несмотря на то, что была глубокая ночь, приказал везти себя к дому князя Никиты Трубецкого. Всю дорогу он был печален и наконец произнёс:
- А что, друзья мои, если слова старой цыганки и на самом деле будут вещими? Ведь многие говорят, что цыганские предсказания сбываются. А вдруг и действительно меня ждёт лютая казнь?
- Что ты, что ты! С чего такие мысли! - в один голос испуганно воскликнули его товарищи.
- Кто знает… Будущее от нас закрыто непроницаемою завесой.
- Если так, то как же цыганка может знать твою судьбу? - успокаивая приятеля, проговорил Храпунов.
- Да, пожалуй, и так! Ну, да что!.. Чему быть, тому не миновать, от своей судьбы не уйдёшь, не уедешь. А теперь, друзья, давайте брать от жизни то, что она даёт нам. Эй, ямщик, говорят, ты горазд песни петь. Запой весёлую, а мы тебе подтянем.
И вот среди безмолвной тишины ночи громко раздалась весёлая песня; звонко понеслась она по улицам Москвы и замирала где-то далеко, в беспредельном пространстве.
Но вот показался дом князя Никиты Юрьевича Трубецкого. Полнейшее безмолвие царило в нём: огни были давно погашены и ворота на запоре. Князь Никита и его жена давно вернулись с бала от Шереметевых и теперь уже крепко спали.
Громкий стук в ворота в неурочный час разбудил не только княжеских холопов, но даже самого князя и его жену.
- Поди узнай, кто стучит, кто смеет нарушать мой покой? - сердито приказал князь своему дворецкому.
Старик дворецкий немного спустя принёс такое известие:
- Князь Иван Алексеевич у ворот твоих, государь! Слышь, в гости к твоей княжьей милости прибыл.
- В такую-то пору? Не отпирать ему ворот!
- Грозится, государь, выломать.
- Бесчинник, разбойник! Что с ним и делать? - упавшим голосом проговорил князь.
- Принять его надо; скорее принять!.. Ведь князь Иван выполнит свою угрозу, - несколько смущённо посоветовала мужу княгиня, наскоро одеваясь.
- Принять!.. Знаю, ты рада его приезду, бесстыжая баба! - крикнул Трубецкой, но волей-неволей ему пришлось отдать приказ отпереть ворота и, несмотря на ночную пору, впустить нежданного гостя во двор.
Князь Иван в сопровождении Лопухина и Храпунова вошёл в горницу. Неласковым взглядом встретил его князь Никита Трубецкой и резко проговорил:
- Надо бы тебе пору знать, гость незваный. "Не в пору гость - хуже татарина".
- Не гостить к тебе я приехал, а за делом, - хмуро ответил Долгоруков.
- А дня-то разве тебе мало? Кто это по ночам за делом ездит?
- Спешное, неотложное дело у меня, князь! По злобе ты подучил цыганку на балу сказать, что меня казнь ожидает.
- С чего ты вздумал, князь Иван Алексеевич, зачем я буду подучать? - меняясь в лице, воскликнул Трубецкой.
- Ты смутился, - значит, я прав! Но я и внимания не обратил бы на всё это, если бы от цыганкиных слов не пострадала моя невеста, графиня Наталья… С испуга она и посейчас лежит без памяти.
- Так что же, князь, от меня ты хочешь?
- А ты вперёд покайся.
- Разве ты - поп, что меня каяться заставляешь?
- Ох, князь Никита, не виляй, а прямо говори: ты подучил цыганку?
- Ничего я не говорил, ничего не знаю.
- Так ли, князь Никита? - насмешливо посматривая на Трубецкого, проговорил Долгоруков.
- Что? Или божиться меня заставишь, а может, пыткой задумал от меня признания добиться? - крикнул Трубецкой.
- Не кричи, этим себя не оправдаешь, да и не испугаюсь я тебя! Вижу, виноват ты, и с тобою мне не о чем больше говорить. Поди-ка ты отсюда вон да пошли ко мне свою жену: с нею я поговорю.
- Моя жена спит.
- Так разбуди. Я так хочу!
- Не забывай, князь Иван, в моём доме нет твоей власти. Ни хотеть, ни приказывать ты тут не можешь! - крикнул Трубецкой.
- Не хочешь разбудить свою жену, так я разбужу её, - и Долгоруков направился в спальню княгини Трубецкой.
- Ты куда? Не дури, князь Иван, опомнись… Не то холопов позову.
- Ты ещё смеешь мне холопами грозить! Если ты мне не страшен, то холопы твои и подавно.
Князь Иван нисколько не постеснялся бы войти в спальню к жене Трубецкого, если бы она сама не появилась около двери.
- Что тебе, князь Иван, надо? Что ты шумишь? - полусердитым голосом спросила она у назойливого гостя.
- А, княгиня, не спишь? Поговорить мне с тобой, Настя, надо.
- Шальной ты, князь Иван, как есть шальной! Что же ты ночью, а не днём?
- Днём-то, Настя, недосуг - всё в разъездах. Князь Никита, выйди на малое время, мне с твоей женой поговорить кой про что надо…
- А зачем мне выходить? Говори при мне…
- Выйди, говорю!
- Лучше ты выйди, а я не пойду.
- Не выйдешь? Так я выброшу в окно! - невозмутимо проговорил Долгоруков.
- Что такое? Меня в окно? Да ты, верно, князь, не прочах ещё с вина? Поезжай домой и спать скорей ложись. По доброй воле не пойдёшь, прикажу холопам силою вывести тебя. Эй, люди! Сюда, ко мне! - задыхаясь от бешенства, крикнул князь Никита Юрьевич.
- А, ты вот как!.. Ты у меня, пёс, сейчас за окном очутишься! - и Долгоруков, схватив в охапку тщедушного Никиту Юрьевича, потащил его к окну.