- Думайте, да недолго, - сказал Кудеяр, - а на нас ружья не поднимайте! Вот вам наше слово. Хотите биться, так мы вас примем в два огня, нас втрое больше, чем вас… Мы всех вас перебьем. А хотите мириться, так либо к нам переходите и поступайте в службу князя Владимира Андреевича, либо, коли не хотите ему служить, побросайте оружие и коней - наш государь князь Владимир Андреевич милостив - вас животом пожалует.
- Дайте подумать, - сказали новосильцы.
- Думайте, думайте, да, говорю вам, недолго, - сказал Кудеяр.
- Нас меньше, чем их, - сказал голова станичникам своим, - покинем им ружья и коней; мы скажем, что не смогли против большой силы. Все равно, коли станем им противиться, они перебьют нас, а царь-государь, может быть, нас и помилует за то, что мы все-таки не изменили ему. Так ли?
- Так, так! - говорили станичники.
Голова обратился к Кудеяру и сказал:
- Мы покидаем оружие и коней. Ваше слово твердо: отпустите нас домой.
- Кидайте оружие, - сказал Кудеяр, - мы вас убивать не станем.
Новосильцы стали слезать с лошадей и кидать оружие. Но двое, перешепнувшись прежде между собою, сказали:
- Мы пристаем на службу князя Владимира Андреевича.
- Так поезжайте сюда, к нашим, - сказал Кудеяр. - Кто перейдет на службу Владимира Андреевича, тот не слезай с коня, а завертывай налево, к нам!
За двумя последовало еще восемь человек. Остальные побросали оружие.
- Заберите ружья их, - сказал Кудеяр разбойникам, - и стерегите их. Они в полон сдались.
- Отпусти же нас! - сказал голова.
- Прежде караван разберем, - ответил Кудеяр.
Он подошел к царскому гонцу, которого уже успели связать разбойники.
- Подай грамоту, - сказал Кудеяр.
Гонец подал.
- Читай, да не лги, - сказал Кудеяр.
Гонец прочитал. В грамоте московский царь уверял Девлет-Гирея в дружбе, извещал, что посылает тяжелые подарки. Царь просил прислать двух пленных черкесских князей, сыновей Мамстрюка, обещал за то отпустить бывших в плену татар и несколько человек отпускал. В заключение было сказано: "А что твой посол говорил про Кудеяра, чтоб его отпустить к тебе, и Кудеяра не стало, а мы бы к тебе, брату нашему, его отпустили, коли б он был жив".
- Врет, мучитель! - сказал Кудеяр. - Я жив и поехал бы к светлейшему хану, да хочется отомстить злодею своему и избавить всю землю Русскую от мучителя.
В это время знакомый голос назвал по-татарски Кудеяра.
Кудеяр узнал одного из приезжавших с послом хана татар.
- Где Ямболдуй-мурза? - спросил он татарина.
- Задержал царь Иван.
- Братцы, - сказал Кудеяр своим, - отпустим всех татар. Девлет-Гирей наш друг. Ну, Иванов гонец, есть у тебя еще грамоты?
- Есть.
- К кому? Это к кому? - спрашивал Кудеяр, указывая на грамоту, взятую у гонца.
- К явлашскому бею.
- Читай.
Гонец стал читать. Кудеяр по его физиономии догадался, что он читает не то, что в ней написано. Он вырвал грамоту из рук гонца и спросил, обращаясь к своей ватаге:
- Есть кто грамотный?
Нашелся один из передавшихся новосильцев, бывший подьячим. Он прочитал грамоту, в которой царь Иван, лаская явлашского бея, делал намеки на возможность получить ему ханское достоинство. Кудеяр передал содержание грамоты татарину, назвавшему себя крымским гонцом, и, отдавая ему грамоту, сказал:
- Возьми эту грамоту и отдай светлейшему хану. Пусть увидит, какова московская дружба.
- Кудеяр, - сказал крымский гонец, - Ивановы поминки отдай нам. Это ханское добро.
- Друг мой, - сказал Кудеяр, - оно не дошло до рук ханского величества и посылалось не с чистым сердцем, как сам видишь. Мы идем войною на нашего врага и лиходея; они хану враг и лиходей. Нужно войску одежды и жалованья. Как мы изведем Ивана и посадим на царство иного царя, князя Владимира Андреевича, тогда, будучи у него первыми людьми, возблагодарим хана в десять крат. А теперь, коли все это выпустить из наших рук, то нечем будет войска нашего содержать и дело наше не пойдет на лад. Хан мудр и милостив, сам рассудит, что иначе нельзя. Для его милости будет лучше, как мы изведем его недруга.
- А купцы, - сказал гонец, - они деньги платили за товары.
- Мне их жаль, - сказал Кудеяр, - да что же делать? Нам хлеба нужно и на войско одежды. Не с голода же умирать нашим и не от холода окоченевать! Придет время, воцарится князь Владимир, за все убытки заплатит, потому что у них взят товар на его обиход по крайней нужде.
- А людей? Они купленные.
- Русские есть между ними? - спросил Кудеяр.
- Нет, - отвечали ему, - все воинский полон немецкий.
- Возьмите их! - сказал Кудеяр. - Нам они не нужны! Вот вам еще новосильцы, что вас провожали. Ведите их в неволю.
Татары бросились вязать новосильцев. Поднялся вой, вопли, крики.
Кудеяр взял у московского гонца денежную казну и приказал его самого изрубить; потом велел отвязать двуколки и забрать вьючных лошадей с товарами, а все, принадлежащее собственно татарам, отдал им. Наконец, сказавши ханскому гонцу, что по возведении князя Владимира на престол докажет хану свою любовь и преданность, отпустил татар с невольниками.
Разбойники с приобретенными возами, вьючными лошадьми и стадами двинулись вправо от Муравского шляха, по правому берегу Быстрой Сосны. Оказалось, что в то время по берегам этой реки не было уже безлюдно. Местами стояли селения; беглецы, искавшие себе свободы от всяких тягостей, селились там; были тут и дети боярские, убежавшие со своими людьми. Сельца были ограждены рвами и частоколами. Разбойники не нападали на них; они шли по опушке лесов, иногда проходили и леса. Так миновали они Елец, стараясь не показываться ельчанам, к для того в этом месте особенно должны были держаться леса.
Когда уже недалеко был Дон, Кудеяр стал дуванить отбитый караван. Всю царскую денежную казну и деньги, отнятые у купцов, он не пустил в дуван, объявил, что это казна князя Владимира и пойдет на уплату жалованья его служилым. Чтоб уравнить всех, Кудеяр назначил по выбору ценовщиков, которые оценяли меха, одежды и другие товары, исключая хлеба; каждый мог брать себе, что хотел, приплачивая деньгами, если брал больше того, сколько приходилось на его долю по оценке. Лошади были также поделены, но лишние оставлены в запасе для тех, которые были на Дону. Скот и хлеб не делили; Кудеяр назначил поваров, которые должны были готовить есть разбойникам по кучкам: на кучку в тридцать человек назначался повар. Для смотрения за скотом назначены были скотари. Установивши правила хозяйства, Кудеяр привел свою ватагу на Дон, где соединился с другою ватагою, еще более многолюдною.
II
Зимовье
Донская ватага с радостью приветствовала новых товарищей; они были ей дороги, потому что привезли с собой оружия, запас съестного, лошадей. Все проникались уважением к Кудеяру, о котором прибывшие товарищи рассказывали удивительные вещи; все обещали слушаться Кудеяра, особенно когда он всем им роздал жалованье и обязал считаться служилыми людьми князя Владимира. Однако донские смотрели с завистью на прибывших, потому что последние были богаче и носили меховые шубы, тогда как донские должны были довольствоваться овчинами.
- Вы прежде караван разбейте, как мы, - говорили донским прибывшие, - коли у нас что есть, так досталось не даром.
Кудеяр занялся устройством жилищ на зиму и велел делать землянки в горе над Доном. Для скота и лошадей были сделаны деревянные загоны.
Пока не спал снег, скот и лошади были на подножном корму; а на зиму у донских заранее припасено было несколько стогов сена. Хлебного зерна и овса было вдоволь награблено в караване. За неимением мельниц, зерно толкли в деревянных ступах, которые в небольшом количестве изготовили донские.
Люди, составлявшие донскую ватагу, главным образом были холопы опальных бояр и их крестьяне, затем беглые и лишившиеся поместьев служилые, а к ним присоединились еще забубенные бродяги, которым с юности было противно всякое порядочное, законное дело, омерзело жить посреди мира и связывать себя его тяготами. То были любители простора, вольности и так называемого воровства, т. е. всего того, что осуждается и преследуется законом: порок и злодеяния стали, так сказать, их природою. Люди боярские, наполнявшие дворни бояр и знатных людей, и крестьяне, несмотря на видимое подобие, разнились между собою по своим нравам. Первые, как холопы, составляли такой класс, для которого неизбежным казалось всегда служить кому бы то ни было, быть в неволе у кого бы то ни было. Гнев царский, постигший их господ, освобождал их от холопства, они сами собою делались свободными; но свобода была им несвойственна, как рыбе воздух без воды: обыкновенно в Московской Руси освобожденный холоп делался снова холопом другого господина. В их положении никто не хотел брать их в холопы, потому что судьба связывала их в прошедшем с опальными; в людском обществе им было небезопасно: достаточно было на такого холопа кому-нибудь донести, что он хвалил своего бывшего опального господина или пожалел о нем, и холопу была беда; это тревожное положение, лишая таких холопей средств устроиться в людском обществе, увлекало их в разбойническую шайку. Но качества, приобретенные ими в холопьем быту, не оставляли их и в разбойничьем. Кудеяр, начальствуя над ватагою, не нося звания атамана, назывался хозяином и исполнял то, что обыкновенно составляло признак господина дворни: платил жалованье, распоряжался продовольствием: он был первым, важнейшим лицом в ватаге; и поэтому стал полным господином над теми, которые прежде были холопами и не понимали никаких других отношений зависимости, кроме рабского повиновения тому, от кого получали жалованье. По понятиям своего времени, они и относились к нему как вообще к такому, которому давали на себя кабалу. На их постоянство, верность и честность не могли полагаться и прежние господа - Кудеяр еще менее. При малейшем противном ветре, подувшем на их господина, при первом лакомом обещании, данном сильною стороною во вред господину, они способны были предать и продать его. Таково достоинство холопа. Крестьяне были люди иного склада, чем холопы, но так же, как холопы, не могли составлять для Кудеяра надежного оплота. Крестьяне, прежде находясь в своих дворах, не были, подобно холопам, челядью без определенного призвания, обязанною исполнять ту либо другую прихоть господина, их кормившего и одевавшего. Крестьяне были тружениками, в поте лица добывавшими хлеб свой с полученной по договору земли от ее владельца. Горькая судьба разорения постигла их случайно, оттого только, что им пришлось жить на земле того боярина, которого постигла царская опала. В них не было тех пороков, которые присущи были дворне. Земледельческий труд облагораживает человека, и, как бы ни было порочно какое-либо общество, те, которые занимаются исключительно земледелием, будут сравнительно лучшими и честнейшими людьми в этом обществе до тех пор, пока не перестанут быть земледельцами. После того как царь, без всякой вины со стороны этих крестьян, приказал сжечь их дома, истребить скудное их имущество и самих разогнать на все четыре стороны, осуждая их на голодную смерть, им приходилось каким-нибудь иным способом поддерживать свое существование, и они пошли в разбой из-за куска хлеба. Других средств им не представлялось. Но пока они не привыкли к новому образу жизни и не вошли еще во вкус к злодействам, они всегда готовы были покинуть разбойное дело, лишь бы представилась возможность заняться прежними средствами добывания хлеба. Стоило им сказать: вот вам земля, вот вам соха, борона, серп - и они оставят Кудеяра на произвол судьбы! Служилые люди, ушедшие от службы, были разных свойств. Одни убежали от опасностей войны, следовательно, от трусости; многие из их братии уходили в степи и там селились со своими людьми; в разбой шли такие из них, которым нечем было подняться и вообще не представлялось удобств к переселению. На них нельзя было слишком полагаться Кудеяру; трусость, загнавшая их в разбой, взяла над ними верх и здесь, как в государевой службе. Такие были отважны только тогда, когда приходилось расправляться с безоружными и слабейшими, но при встрече с очевидною опасностью храбрости у них не хватало. Другие, как передавшиеся Кудеяру рыльчане, увлеклись минутною надеждою на выигрыш дела, на удачу предприятия. Эти люди при неудаче тотчас бы поддались увещаниям противной стороны, если б она посулила им прощение их вины. Наконец, тут были служилые, которых судьба походила до известной степени на судьбу Кудеяра: то были те, которых царь лишил поместьев, не принявши самих их в опричнину, или подверг опале их родных - эти сердечнее относились к делу, предпринятому Кудеяром; но их было меньшинство.
Из атаманов той шайки, к которой пристал Кудеяр, двое - Лисица и Муха - были из боярских людей; их шайки состояли почти исключительно из людей и крестьян опальных бояр. Лисицу сделали атаманом за его юркость; он то и дело вертелся, бегал запыхавшись, кричал так торопливо, что понять его не всегда было можно, строго приказывал и сам же нарушал свое приказание. С прибытием Кудеяра он беспрестанно совался к нему с советами, а Кудеяр не обращал на них внимания, хотя никогда не противоречил ему, и Лисица исполнял во всем волю Кудеяра, хоть и был этим постоянно огорчен. Муха был образчиком иной натуры, также свойственной холопьему быту: в нем было мало поворотливости, какая-то сонливость, тяжеловатость, говорил он не скоро, но зато как будто всегда думал и силился выдумать что-то такое, чего не выдумать другим: его считали умным, знающим и за то выбрали атаманом. Он невзлюбил Кудеяра, который не дослушивал его тягучих речей, потому что ничего умного и способного в нем не находил; однако и Муха, как Лисица, не любя Кудеяра, повиновался ему. Третий атаман, Васька Белый веневский - сын боярский, был трус преестественный, зато хвастун и лгун, жесток до бесчеловечия над бессильным и при всякой опасности дрожал как лист. Он ненавидел Кудеяра, как ненавидит действительно сильного слабый, считавшийся по ошибке сильным. Еще более ненавидел Кудеяра четвертый атаман, Федька Худяк. Он был давний злодей и начал с того, что когда-то, живучи в Серпухове на посаде, по злобе сделал поджог, а потом, когда причина произведенного им пожара стала раскрываться, Худяк бежал в лес. Одаренный большой телесною силою, он сделал несколько удачных грабительств; к нему пристали молодцы, нарочно отправившиеся в лес искать его, когда о нем пошел слух. У него явилась шайка человек в пятнадцать: до опричнины такая шайка считалась бы многолюдною. Разбойники поселились в лесу, между Серпуховом и Коломною, жили в землянках, грабили проезжающих, нападали и на усадьбы. Они завели торговлю с крестьянами в разных местах, покупали у крестьян необходимое, а крестьянам дешево продавали такие вещи, которые было трудно найти в деревнях; многое из карманов богатых людей переходило к небогатым. Крестьяне нарочно не расспрашивали разбойников, кто они, и хотя хорошо это знали, но притворялись незнающими: при таких отношениях ни разбойники не обижали этих крестьян, ни крестьяне не доносили на разбойников. Но скоро губной староста, услыхавши многие жалобы на разбой, поднял на разбойников всеуездных людей; Худяк убежал в Веневский уезд, а там, в лесу, жил уже Васька Белый с двенадцатью удальцами; два атамана встретились и стали вместе вести разбойное дело. Тут случилось, что опричнина изменила вообще положение разбойников и отношения к ним населения. Разогнанные люди и крестьяне опальных бояр, дети боярские, лишенные своих поместий, осужденные на переселение и не хотевшие идти на новоселье, сыпнули в леса. У Худяка и Белого вдруг стало много народа. Крестьяне боялись разбойничьих шаек, были рады, чтоб только оне их щадили, а потому заведомо потакали им, укрывали их, всегда предупреждали, когда губные старосты посылали бирючей кликать всеуездных людей на ловлю разбойников, и сами отлынивали от таких походов. Разбойники смеялись над высылками против них и над губными старостами. Дошло до царя, что наместники и губные старосты ничего с ними не поделают. Царь отправил в Веневский и Рязанский уезды Алексея Басманова с ратными людьми и пушками. Это заставило Худяка и Белого со своими ватагами уйти на юго-восток в леса, где можно было прятаться за омшарами, как назывались в Рязанской земле лесные топи. Туда же опасность загоняла другие шайки, и таким образом Худяк и Белый соединились с шайками Лисицы и Мухи. Через крестьян, везде мирволивших им, они узнали, что царь не хочет их оставлять в покое и там; они решили двинуться южнее, совсем в поле, как говорилось тогда, т. е. туда, где уже оканчивались сплошные населения, и очутились на берегу Дона, где застал их Кудеяр. Крестьяне, наполнявшие ватаги, были того намерения, чтобы оставить разбойное дело, поселиться на новых землях и жить своим обычным способом, возделывать землю и питаться от плодов ее. Но пришел Кудеяр, соблазнил всех надеждою обогатиться, наделил их жалованьем, лошадьми, оружием и завербовал в службу князя Владимира Андреевича. Худяк сильно увлекся предприятием Кудеяра, надеялся на успех и воображал играть великую роль в будущем. До прибытия Кудеяра Худяк над всеми верховодил, и при Кудеяре хотелось ему остаться с прежним значением главного коновода; он стал показывать свою прыть даже над самим Кудеяром и позволял себе кричать на него так же, как он привык кричать не только на подчиненных, но даже на равных ему атаманов. Кудеяр не вдавался с ним в споры и ругательства, выдерживал его выходки покойно, равнодушно и заставлял его поступать так, как Кудеяру хотелось. Весь круг был за Кудеяра, во всем ему повиновался, ни в чем ему не перечил, и Худяк злился, но поневоле покорялся Кудеяру, не теряя притом веры в успех руководимого последним предприятия.