Толпа возмущённо загудела. - Да откуда же мы возьмём, милый? Сами с Вешнего Миколы впроголодь живём, весь хлебушек съели, а новины ещё нет. Не токмо себя - детей кормить нечем! - настойчиво убеждал тиуна крестьянин.
- К вам когда ни заявись, всё жрать нечего. Работать надобно, а не на печке валяться! Только и ведаете, что детей плодить, а как прокормить их - не мыслите. Завтра же чтоб всё было!
- Ишь взъярился, боров окаянный! Сам наших баб брюхатит, да ещё и укоряет, - послышалось в толпе.
- Ежели вы, - угрожающе произнёс Мисюрь, - не исполните воли боярина, я выгоню вас всех из ваших изб, а избы спалю!
- Как схоронили великого князя Василия Ивановича, так житья не стало от этих Шуйских! - в сердцах произнёс высокий и красивый ещё крестьянин, Олькин отец Филат Финогенов.
Тиун расслышал его слова, молча кивнул Юшке Титову. Тот в сопровождении стражников двинулся в толпу. Вот он схватил Филата за грудь и коротким сильным ударом раскровенил ему лицо.
- За зловредные речи следовало бы, Филат, вырвать твой язык, яд источающий, но я вельми добр ныне, а потому велю проучить тебя кнутом.
Стражники сдёрнули с Филата порты, повалили на землю. От первого удара поперёк ягодиц проступил широкий ярко-красный след. Ошарашенный дикой болью, мужик вскинул голову и слабо ойкнул. Стражники били не торопясь, со знанием дела. Вскоре вся спина стала пунцовой. Из кровавого месива торчали кусочки кожи. Голова Филата безжизненно поникла.
Кудеяр стоял рядом с Олькой и краем глаза видел, как с каждым ударом вздрагивают её худенькие плечи. Ему было невыносимо горько оттого, что он ничем не мог помочь ей. Сжав кулаки, Кудеяр прикрыл глаза, чтобы не видеть жестокой казни.
Мужики подхватили окровавленное тело, понесли в дом. Рядом, громко причитая, шла жена Филата Пелагея. В избе Олькиного отца уложили на лавке под образами. Он не приходил в себя. Крестьяне молча постояли над ним и разошлись. В избе остались лишь Пелагея, древняя старуха - мать Филата, Олька, её пятилетний братишка и Кудеяр.
- Пелагея, - прошамкала старуха, - надо бы траву, что от правежа помогает, разыскать. Ведаешь ли такую?
Пелагея отрицательно покачала головой.
- Я, бабушка, знаю эту траву, мне её знахарка Марья Козлиха показывала.
- Та трава ныне в силе, цвет её ещё не опал, по цвету и ищи.
Олька вытащила из-под лавки свою корзину, направилась к двери. Кудеяр нагнал её во дворе.
- Можно я пойду с тобой?
Олька по-взрослому посмотрела на него.
- Далеко идти придётся.
- Не беда, а то вдруг на тебя волки нападут.
- Чего волков бояться? Люди страшнее диких зверей. Иди, коли хочешь.
Лес встретил ребят пряным запахом прелых листьев. Под сенью могучих деревьев было сумрачно. Редкие солнечные блики, пробивавшиеся сквозь густые кроны, выхватывали из темноты то изумрудно-зелёные подушки мха, то скрюченные в мёртвой схватке корни, то поваленные буреломом полузасохшие ели. Ребятам было немного не по себе, поэтому они разговаривали шёпотом.
- Трава от правежа, - объясняла Олька, - ростом бывает с меня. Цвет у неё жёлтый, сидит на верхушке стебля. Растёт она по опушкам, лесным оврагам, кустарникам.
Деревья вскоре поредели, и путники оказались на широкой лесной поляне, поросшей сочным разнотравьем. Мать сыра-земля сплела удивительно красивый и яркий ковёр из ромашек, раковых шеек, смолок. Ребята с двух сторон обошли эту поляну, пристально всматриваясь в цветущие растения-травы от правежа среди них не было.
Снова углубились в лес. По дороге Олька рассказывала про Шуйских:
- Вчера вечером, когда вы ушли в ночное, тиун напился пьяным и сказывал старосте, будто месяц назад двоюродный брат нашего боярина князь Василий Шуйский женился на двоюродной сестре великого князя. Сам старый-престарый, а жену молоденькую взял. Чудно!
- Отчего же великий князь отдал свою сестру за такого старца?
- Великий князь мал ещё, говорят, меньше нас с тобой. А ты бы хотел стать великим князем?
- Не знаю, - пожал плечами Кудеяр, - мне и так хорошо.
Лес расступился, и ребята оказались посреди поляны, край которой круто загибался в овраг.
- Здесь-то уж наверняка должна расти трава от правежа, - прошептала Олька.
Кудеяр ещё издали приметил жёлтые цветы, но, боясь ошибиться, промолчал. Олька в это время наклонилась, чтобы сорвать ягоду земляники. Увидев Кудеяра возле нужного растения, она предостерегающе закричала:
- Будь осторожен, трава от правежа ядовита, дай лучше я сама её возьму.
Олька присела перед растением на корточки и, произнеся непонятные Кудеяру слова, принялась копать землю вокруг корня руками.
- Дай я выкопаю, у меня нож есть.
- Железом копать траву от правежа нельзя, только руками.
Из земли показался округлый клубень. Слегка раскачав растение, девочка вытащила его и положила в корзинку. Вскоре ребятам посчастливилось найти ещё несколько растений, причём самое крупное удалось отыскать Кудеяру. Он старательно выкапывал его, когда услышал слабый вскрик Ольки. Оказалось, та сорвалась с кручи и теперь сидела на дне оврага, потирая ушибленную ногу. В несколько прыжков Кудеяр очутился рядом с ней.
- Ногу сбедила, - виновато улыбнулась Олька и попыталась было подняться, но тотчас же, ойкнув, присела.
- Давай я тебя понесу.
- Что ты, я ведь тяжёлая. Лучше я буду держаться за тебя и скакать на одной ножке.
С трудом ребята выбрались из оврага. Поджав больную ногу, девочка прижалась к берёзе, устало закрыла глаза. Кудеяр встал к ней спиной, опустился на колени.
- Держись крепче!
Тонкие Олькины руки обвили его шею. Поднатужившись, паренёк поднялся с земли и, слегка пошатываясь, пошёл. Он шагал долго. Время от времени Олька просила его остановиться, передохнуть, но он не слушал её.
- Я и не знала, что ты такой сильный, - Олькин голос показался Кудеяру ласковым, нежным. Таким же голосом она произносила вчера заговор одолень-травы. - Но всё равно тебе очень тяжело, почему ты не хочешь остановиться?
- Посмотри на солнце: скоро настанет вечер и идти по лесу будет нельзя.
- До ночи мы всё равно не успеем выбраться из леса.
- Придётся переждать ночь в лесу, а пока светло, поищем надёжное место для ночлега.
- Глянь, вон под той ёлкой можно отсидеться.
Недалеко лежала огромная ель, поваленная бурей. Её корни, словно щупальца неведомого зверя, торчали во все стороны. В том месте, где росла ель, зияла огромная яма. Часть ямы была отгорожена комлем ели и представляла собой надёжное убежище.
"А вдруг это нора волка или медведя?" - подумал Кудеяр. Он спрыгнул в яму и, просунув в нору палку, осторожно обшарил ею все углы, но никого не обнаружил. Расширив отверстие, дети пробрались через него внутрь.
- Как тут хорошо! - похвалила Олька укрытие. - А вдруг ночью явится хозяин этой норы, что будем делать?
- Мы встретим его дубиной.
- Дай и мне такую же палку. В случае чего я помогу тебе.
Едва ребята забрались в укрытие, как сразу же стало совсем темно. На месте упавшей ели в лесном пологе образовалась прореха, через которую был виден кусок неба с неяркими июньскими звёздами. Ребята чутко вслушивались в темноту. Вот под чьей-то осторожной лапой хрустнула валежина. Хруст повторился, но уже ближе. Невидимое животное всхрапнуло и стало удаляться. Олька с Кудеяром совсем было успокоились, но тут дикий вопль огласил окрестности. А потом кто-то как будто рассмеялся.
- Ой! - вскрикнула Олька и прижалась к Кудеяру.
- Не бойся, это неясыть.
- А я думала-лесовик.
Когда Олька прижалась к Кудеяру, её волосы коснулись его лица. Ему показалось, что они испускают тонкий и нежный запах добытой им вчера кувшинки. Этот запах Олькиных волос вызвал неясные волнения в его душе.
- То, что можно потрогать руками, понятно, - размышляла вслух девочка, - дерево, камень, человек, корова… А вот звёзды нельзя потрогать. Как ты мыслишь, что это такое?
- Одни говорят, будто это золотые пшеничные зёрна, рассыпанные по небу. Другие же бают: звёзды - глаза умерших людей. Покинули они мир, а всё равно хочется им посмотреть, что на земле делается, вот и смотрят по ночам.
- Чудно, - подивилась Олька, - мертвецов каждый год вон сколько хоронят, а звёзд не прибывает.
- А ты их считала?
- Считать не считала, но ведь всем ведомо, какие звёзды в какой час на небе загораются. Я так думаю: звёзды - это как бы дырки в небе. Через них мёртвые и смотрят на нас.
- И каждую ночь дерутся: мертвецов-то много, а дырок мало.
Олька так и прыснула, представив дерущихся мертвецов.
- Кудеяр, глянь, звезда падает.
- Падающие звёздочки называются Белым Путём. Это блуждают по небу проклятые люди; они будут переходить с места на место до тех пор, пока Бог не простит их.
Некоторое время посидели молча.
- Кудеяр, ты бы поспал немного, устал ведь, меня тащивши. Ночь летняя коротка, скоро светать начнёт.
- Не хочется мне спать.
- А ты закрой глаза и спи.
Олька положила его голову себе на колени. Кудеяр сделал вид, будто спит. На самом же деле он внимательно вслушивался в себя. Почему он смутился, когда Олька положила его голову себе ни колени? Хорошо, что кругом непроглядная темень, иначе она обязательно бы увидела, как огнём полыхает его лицо. Почему ему так покойно и славно, когда на плече лежит Олькина невесомая ладошка?
Рассвет в глухом лесу наступает не так, как в поле. Длительное время все изменения происходят лишь в небе. Сначала оно чуть-чуть светлеет. Совсем незаметно исчезают звёзды, как будто растворяются в свете наступающего дня. Освещаемое сбоку, небо приобретает глубину. В этот миг особенно красивы облака: хорошо заметны их объём, форма и очертания. А в самом лесу по-прежнему царит темень. Лишь когда появляется солнце, темнота начинает таять и как бы превращается в клочья тумана, цепко хватающегося за кустарники.
Кудеяр не видел рассвета. Уткнувшись головой в Олькины колени, он крепко спал и проснулся лишь от птичьего переполоха. Раскатисто гремела по лесу трель зяблика. "Витю видел? Витю видел?" - бесконечно повторяла чечевичка. Ночных страхов как не бывало.
Выбравшись из укрытия, Кудеяр посадил Ольку на спину и уверенно пошёл вперёд. Когда они вышли из леса, в Веденееве ещё спали. Лишь возле одной избы, словно деревянный истукан, подперев голову кулаком, стояла женщина. То была мать Ольки Пелагея, пристально всматривавшаяся в сторону леса. Заметив вдали крошечные фигурки, она перекрестилась и козырьком приставила руку к глазам.
ГЛАВА 6
В конце сентября 1538 года с береговой службы в Москву возвратились русские полки. Вместе с войском из Коломны вернулся воевода Иван Фёдорович Бельский. Великий князь отсутствовал в Москве - вместе с братьями Шуйскими и дворецким Большого дворца Иваном Ивановичем Кубенским он уехал на богомолье в Троицкий монастырь.
Бельский был недоволен посылкой его в Коломну, понимая, что таким путём его устранили от государственных дел. Без него все дела вершили Шуйские.
Воспользовавшись отсутствием государя и его главных советников, Иван Фёдорович решил сделать всё возможное, чтобы укрепить своё положение при юном великом князе. Прежде всего он направился к старшему брату.
Узнав о его прибытии, Дмитрий Фёдорович поспешил на крыльцо, где долго тискал толстенными ручищами.
- Послал мне Господь великую радость лицезреть тебя, Ваня. За делами да походами всё недосуг встретиться, поговорить по душам.
Иван Фёдорович приветливо и чуть насмешливо смотрел на брата, колобком катившегося впереди него.
- Что и говорить, редко приходится нам видеться. У нас как ведётся: не угодил великому князю - угодил в темницу, а там кого увидишь?
В его словах Дмитрий Фёдорович уловил упрёк себе: дескать, вот сижу я в темнице, а ты, брат, и не заступишься за меня перед великим князем.
- Много раз говорил я Елене Васильевне, чтобы выпустила тебя из нятства, но ты же знаешь её жестокосердность. Когда же великим князем стал Иван Васильевич, тебя сразу же освободили.
- Твоя ли то заслуга, Дмитрий? - Иван насмешливо глянул в глаза брата. - Впрочем, я не в обиде, на тебя. Знаю, осторожен ты, разумен. Давай выпьем за нашу встречу, за наши успехи.
Выпили по бокалу фряжского духовитого вина.
- Хотел бы я ведать, что нового на Москве, как брат наш молодший, из-за которого я в темницу угодил, поживает? Как утёк он в Литву вместе с Иваном Ляцким, так за мной тотчас же и пришли. И чем я хуже тебя, Дмитрий? Ты у нас словно колобок - и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл, а я - козёл отпущения. Михаил Львович Глинский не позволил мне первым войти в Казань, оба мы виновны одинаково. Так нет же - ему ничего, а меня Василий Иванович в темницу упрятал.
- Так ведь Михаил Львович - ближний родственник покойного Василия Ивановича. Великий князь тогда только что, оженился на Елене Васильевне, нешто можно было ему её дядю родного в темницу сажать?
- А меня, выходит, можно? И почему это тебе всё с рук сходит? Помнишь, чай, как приходил на Русь Мухаммед-Гирей, принёсший неисчислимые бедствия?Так ты в ту пору был главным воеводой на Оке, Василий Иванович всех воевод наказал тогда за то, что пропустили крымскую орду в глубь русских земель, а тебя простил "по молодости лет".
- Опалу на меня тогда государь и впрямь не наложил, да только несколько лет после того меня не пущали на береговую службу.
- И правильно делали: тихие у тебя успехи на ратном поприще. Потому как робок ты, не любишь опасности.
- Тише едешь, Ваня, дальше будешь.
- Во-во… А я так всё лезу на рожон, оттого одни шишки и имею. Ты не обижайся на мои речи. Тебе вон и в семейных делах везёт. Мы с Семёном до сих пор бездетные, а у тебя Ванька с Настькой растут.
- Ишь, чему позавидовал! Пошлёт Господь Бог и вам с Семёном наследников, я ведь постарше вас. А коли жёнка твоя к этому делу не способна - другую возьми, помоложе. Благо пример для подражания есть - мой тесть, старец Василий Васильевич Шуйский месяца три назад вон какую молодуху отхватил.
- Жалко бабу свою, она и так давно в монастырь просится, а я не пущаю. Доволен ли ты невесткой-то?
Дмитрий Фёдорович не так давно оженил своего сына Ивана на дочери Василия Васильевича Шуйского.
- Сын доволен, это главное. Живут в любви да согласии.
- Хитёр ты, Дмитрий, вон как ловко детишек пристроил: через Ваньку с Шуйскими породнился, а Настьку отдал за сына Михаилы Юрьевича Захарьина Ваську. Родственники хоть куда, наизнатнейшие!
- Честь по нашему роду, Бельским родниться с кем попало не след.
- Со всеми норовишь ты жить в дружбе, оттого и не ушибаешься, когда падаешь.
- На всё воля Божья, Ваня.
- Ты, Дмитрий, как родственник, часто беседуешь с тестем Василием Шуйским, потому, поди, ведаешь, что мыслит он о митрополите Данииле?
- Скажу откровенно, как на духу: не жалует Василий Васильевич Даниила, затаил на него обиду за то, что тот, сославшись на болесть, отказался самолично венчать его с юною невестою. Да и иных обид на митрополита у Шуйских накопилось немало.
Иван Фёдорович удовлетворённо кивнул головой: в той борьбе, которую он намеревался начать, митрополиту отводилась важная роль.
- Надеюсь, ты не забыл, Дмитрий, что род Бельских ведёт своё начало от доброго корня. Отец наш был женат на племяннице деда нынешнего государя Ивана Васильевича, княжне рязанской. Так Василий Шуйский решил потягаться с нами в родственных связях - женился на двоюродной сестре великого князя. Ныне власть Шуйских настолько велика, что, поди, перевелись на Москве люди, готовые идти им встречу?
Дмитрий Фёдорович кротко глянул на брата, пытаясь уловить, к чему этот вопрос.
"Властолюбив брат, оттого и шишек набил немало. Власть можно добывать по-разному-не только оружием, но и силой разума".
- Не все, Ваня, пляшут от радости, видя усиление Шуйских. Взять хоть боярина Тучкова, хитёр он, ой как хитёр! И хитростью своей противостоит Шуйским. Не больно-то жалует их и дьяк Фёдор Мишурин. Правда, прямо об этом он никогда не скажет - большого ума человек, но догадаться можно.
- Ну а о брате Семёне какие вести?
- Ещё летом писал я тебе в Коломну, что ногайский князь поймал его и просил у нашего государя большой выкуп за него. Бояре приговорили выкуп заплатить, да ничего из этого не вышло. Только что у меня был гонец из Крыма, привёзший грамоту от Сагиб-Гирея великому князю, так он поведал много любопытного. Оказалось, Ислам-Гирей схватил Семёна и намеревался было отправить его в Москву на суд великого князя, да ногайский князёк Багай- друг Сагибов нечаянно напал на Ислама, убил его, а брата нашего увёл к себе в Ногаи. Однако турецкий султан повелел Сагибу немедля выкупить Семёна у ногайского князя. Так что Семён ныне вновь в Крыму. И Сагиб, ставший наконец единовластным правителем, прислал великому князю грамоту. Вот она. В ней писано: "Если пришлёшь мне, что посылали вы всегда нам по обычаю, то хорошо, и мы по дружбе стоим; а не придут поминки к нам всю зиму, станешь волочить и откладывать до весны, то мы, надеясь на Бога, сами искать пойдём, и если найдём, то ты уж потом не гневайся. Не жди от нас посла, за этим дела не откладывай, а станешь медлить, то от нас добра не жди. Теперь не по-старому с голой ратью татарской пойдём: кроме собственного моего наряду пушечного, будет со мною счастливого хана сто тысяч людей; я не так буду, как Магмет-Гирей, с голой ратью, не думай, побольше его силы идёт со мною. Казанская земля - мой юрт, и Сафа-Гирей- царь - брат мне; так ты б с этого дня на казанскую землю войной больше не ходил, а пойдёшь на неё войною, то меня на Москве смотри".
- Ну и наглец этот Сагиб!
- С Исламом нам было, конечно, полегче.
- Что же ты, Дмитрий, намерен присоветовать великому князю, когда он вернётся с богомолья?
- Не послушать царя, послать свою рать на Казань, и царь пойдёт на наши украйны, то с двух сторон христианству будет дурно, от Крыма и от Казани. Надеюсь, Боярская дума согласится со мной.
Иван Фёдорович покачал головой, то ли одобряя, то ли возражая брату.
Митрополит встретил Ивана Бельского насторожённо, почти неприветливо.