- Я вдруг захотел стать рыбой.
- Действительно, смешно, - согласился Одгар.
- И я о том же.
- Главное, чтобы не ослом, Уимедж, - вставила Кейт.
- А ты не хотела бы стать рыбой, Батстайн? - спросил он, лежа на настиле, глядя не на них, а в другую сторону.
- Нет, - ответила Кейт; - Сегодня - нет.
Ник крепче прижался к ее ноге спиной.
- А каким животным хотел бы стать ты, Одгар?
- Джей-Пи Морганом, - ответил Одгар.
- Какой ты милый, Одгар, - сказала Кейт, и Ник почувствовал, как просиял Одгар.
- Я бы хотела стать Уимеджем, - продолжила Кейт.
- Ты всегда можешь стать миссис Уимедж, - заметил Одгар.
- Никакой миссис Уимедж не будет. - Ник напряг мышцы спины. Кейт положила уже обе ноги ему на спину, вытянув их вперед, словно грелась на бревне у костра.
- Напрасно ты так уверен, - засмеялся Одгар.
- Я чертовски уверен, потому что собираюсь жениться на русалке.
- Так она будет миссис Уимедж, - сказала Кейт.
- Нет, не будет. Я ей не позволю.
- А как ты ее остановишь?
- Очень даже остановлю. Пусть только попробует.
- Русалки не выходят замуж, - засомневалась Кейт.
- Эта выйдет, - заверил ее Ник.
- Тогда тебя осудят по закону Мэнна, - предупредил Одгар.
- Мы будем жить за пределами четырехмильной зоны, - ответил Ник. - Едой нас будут снабжать контрабандисты, перевозящие ром. Ты сможешь приобрести гидрокостюм и навестить нас, Одгар. Захвати с собой Батстайн, если у нее возникнет желание приехать. Мы будем дома по вторникам во второй половине дня.
- А что ты собираешься делать завтра? - спросил Одгар. Голос вновь стал хрипловатым: сказалась близость Кейт.
- Слушай, давай не говорить о завтра, - попросил его Ник. - Давай поговорим о моей русалке.
- Насчет твоей русалки мы уже все обсудили.
- Хорошо. Вы с Одгаром продолжайте говорить. Я собираюсь о ней подумать.
- Ты аморальная личность, Уимедж. Отвратительная аморальная личность.
- Нет. Отнюдь. Я честный. - И, закрыв глаза, добавил: - Не беспокойте меня. Я думаю о ней.
И он лежал, думая о своей русалке, тогда как ноги Кейт вдавливались ему в спину, пока она с Одгаром разговаривала.
Одгар и Кейт разговаривали, но он их не слышал. Он лежал, более ни о чем не думая, совершенно счастливый.
Билл и Ги вылезли из воды достаточно далеко от пирса, прошли по берегу до автомобиля, а затем подъехали на нем к пирсу. Ник поднялся и оделся. Билл и Ги устроились на переднем сиденье, уставшие после долгого купания. Ник забрался на заднее, к Кейт и Одгару. Они откинулись на спинку. Билл поднялся на холм и вырулил на шоссе. Ник видел фары и огни других автомобилей. Они исчезали из виду, а потом вдруг появлялись гораздо ближе, слепя, когда идущий навстречу автомобиль возникал на вершине ближайшего холма. Дорога шла высоко над берегом озера. Навстречу ехали большие автомобили из Шарльвуа, где богатые недоросли сидели рядом со своими шоферами. Они проезжали мимо, занимая полдороги и не уменьшая яркости фар. Проносились, как встречные поезда. Билл включал боковую фару, чтобы осветить автомобили, стоящие у дороги в деревьях, заставляя находящихся в них менять позу. Никто не обогнал Билла, хотя какое-то время, пока Билл не оторвался от преследования, свет фар бил в заднее стекло. Билл сбросил скорость, а потом резко свернул на песчаную дорогу, которая вела через яблоневый сад к фермерскому дому. Автомобиль на низкой передаче неспешно покатил по яблоневому саду. Кейт прижалась губами к уху Ника.
- Через час, Уимедж.
Ник прижался своим бедром к ее. Автомобиль поднялся на холм над садом и остановился перед домом.
- Тетя спит. Не шумите, - предупредила Кейт.
- Спокойной ночи, - прошептал Билл. - Зайдем утром.
- Спокойно ночи, Смит, - прошептал Ги. - Покойной ночи Батстайн.
- Спокойной ночи, Ги, - ответила Кейт.
Одгар оставался на ночь в доме.
- Спокойной ночи, - попрощался Ник. - Утром увидимся, Морган.
- Спокойной ночи, Уимедж, - с крыльца отозвался Одгар.
Ник и Ги спустились по дороге в яблоневый сад. Ник поднял руку и сорвал яблоко с одного из деревьев. Еще зеленое, поэтому он откусил кусок, пожевал, высосал сок, а мякоть выплюнул.
- Вы с Биллом устроили дальний заплыв, Ги.
- Не такой уж дальний, - ответил Ги.
Миновав почтовый ящик, они вышли из сада на шоссе. Холодный туман затянул низину там, где шоссе пересекало речку. Ник остановился на мосту.
- Пошли, Уимедж, - позвал Ги.
- Ладно, - согласился Ник.
Они поднялись на холм, где дорога сворачивала в рощу у церкви. В домах, мимо которых они проходили, свет не горел. Хортонс-Бей спал. Мимо не проехал ни один автомобиль.
- Не хочется мне спать, - признался Ник.
- Хочешь, чтобы я прогулялся с тобой?
- Нет, Ги. Я сам.
- Хорошо.
- Я поднимусь с тобой к коттеджу.
Они под дели крючок дверной рамы с москитной сеткой и вошли в летнюю кухню. Ник заглянул в холодильник, посмотрел, что в нем.
- Хочешь чего-нибудь, Ги? - спросил он.
- Кусок пирога, - ответил Ги.
- Я тоже. - Он завернул жареную курицу и два куска вишневого пирога в промасленную бумагу, которая лежала на холодильнике. - Я возьму это с собой.
Ги запил пирог кружкой воды из ведра.
- Если захочешь что-нибудь почитать, Ги, возьми в моей комнате.
Ги уставился на завернутую в промасленную бумагу еду.
- Не будь дураком, Уимедж.
- Все хорошо, Ги.
- Ладно. Только не будь дураком, - повторил Ги, открыл дверь кухни и через лужайку пошел к коттеджу.
Ник выключил свет и вышел следом, закрыв сетчатую дверь на крючок. С завернутой едой в руке пересек лужайку. Перелез через изгородь, зашагал по дороге, под высокими вязами, мимо почтовых ящиков на перекрестках. Вышел на шоссе, ведущее к Шарльвуа, пересек по мосту речку и свернул в поле. Обогнув яблоневый сад, перелез через изгородь и оказался на лесном участке, в центре которого росли четыре сосны. Землю устилал толстый, пружинящий слой сосновых иголок, на который не садилась роса. Лес на этом участке никогда не вырубался, поэтому подстилка была теплой и сухой, и здесь не росли кусты. Ник положил сверток с едой у ствола одной из сосен и лег рядом. Увидел Кейт, идущую в темноте между деревьев, но не подал виду. Она же его не видела и какое-то время стояла в нерешительности, держа в руках два одеяла. В темноте она выглядела беременной. Ник поначалу ужаснулся. Потом ему стало смешно.
- Привет, Батстайн, - позвал он. Она выронила одеяла.
- Ох, Уимедж, нельзя меня так пугать. Я боялась, что ты не придешь.
- Дорогая моя Батстайн. - Ник обнял ее, чувствуя все ее сладкое тело своим телом. Она тесно прижалась к нему.
- Я так люблю тебя, Уимедж.
- Дорогая, дорогая, несравненная Батстайн.
Они расстелили одеяла, Кейт их разгладила.
- Я так рисковала, унося одеяла.
- Знаю, - кивнул Ник. - Давай разденемся.
- Ох, Уимедж.
- Так будет интереснее.
Они разделись, сидя на одеялах. Ник немного стеснялся сидеть в таком виде.
- Я нравлюсь тебе без одежды, Уимедж?
- Слушай, давай заберемся под одеяло, - предложил Ник.
Они улеглись между шершавых одеял. Он искал своим жарким телом ее прохладное, охотился на него, а потом все стало хорошо.
- Все хорошо?
Вместо ответа Кейт только сильнее прижалась к нему.
- Это интересно?
- Ох, Уимедж. Я так хотела этого. Я так нуждалась в этом.
Они лежали вдвоем между одеял. Уимедж сдвинулся ниже, его нос коснулся ее шеи, двинулся дальше, дошел до ложбинки между грудей. Словно по клавишам пианино.
- Ты так вкусно пахнешь.
Он мягко коснулся губами одной груди. Сосок ожил под его губами, Ник прижал его языком. Почувствовал, как нарастает знакомое желание, его руки скользнули вниз, переворачивая Кейт на живот. Он сдвинулся чуть ниже, и она подстроилась под него. Ее ягодицы плотно прижимались к нижней части его живота. И как же ему это нравилось. Он поискал, немного неуклюже, потом нашел. Обеими руками обхватил груди, прижал Кейт к себе. Принялся целовать ее спину. Голова Кейт упала вперед.
- Так тебе хорошо? - спросил он.
- Я так обожаю. Обожаю. Обожаю. Ох, давай, Уимедж. Пожалуйста, давай. Давай. Давай. Пожалуйста, Уимедж, пожалуйста, пожалуйста, Уимедж…
- Вот и все, - сказал Ник.
Он вдруг понял, на каком шершавом одеяле лежит, как оно колет его голое тело.
- Тебе было плохо со мной, Уимедж? - спросила Кейт.
- Нет, ты была превосходна, - ответил Ник. Голова его работала, как часы. Он все видел ясно и отчетливо. - Я голоден.
- Мне бы хотелось, чтобы мы с тобой могли провести здесь всю ночь. - Кейт прижалась к нему.
- Это было бы круто, - согласился Ник, - но мы не можем. Ты должна вернуться в дом.
- Я не хочу уходить, - ответила Кейт.
Ник встал, легкий ветерок обдувал разгоряченное тело. Надел рубашку и порадовался, что она уже на нем. Потом штаны и туфли.
- Ты должна одеться, шлюха. - Она лежала, накрывшись одеялом с головой.
- Подожди минутку, - отозвалась она.
Ник поднял сверток с едой, который лежал у ствола сосны, развернул его.
- Давай, одевайся, шлюха.
- Я не хочу, - ответила Кейт. - Я останусь здесь спать. - Она села в одеялах. - Дай мне мою одежду, Уимедж.
Ник дал.
- Я просто подумала. Если я останусь спать здесь, они сочтут меня идиоткой, потому что я пришла сюда с одеялами, и все будет хорошо.
- Спать здесь тебе не понравится.
- Если не понравится, я вернусь в дом.
- Давай поедим до того, как мне придется уйти, - предложил Ник.
- Я только что-нибудь надену.
Они сели рядышком и съели жареную курицу и по куску вишневого пирога.
Ник встал, потом опустился на колени и поцеловал Кейт.
По мокрой траве он дошел до коттеджа, поднялся в свою комнату осторожно, чтобы не скрипели ступеньки. Как же это хорошо - кровать, простыни, возможность вытянуться в полный рост, зарывшись головой в подушку. Хорошо в кровати, удобно, приятно, завтра рыбалка, он помолился, как молился всегда, если вспоминал об этом, - о родных, о себе, о том, чтобы стать великим писателем, о Кейт, о мужчинах, об Одгаре и хорошем клеве, о бедном-бедном старине Одгаре, спящем сейчас в фермерском доме, может, и не спящем, может, не спящем всю ночь. И однако с этим он не мог ничего поделать, абсолютно ничего.
ВДВОЕМ
День свадьбы
Он поплавал в озере и вымыл ноги в тазике после того, как поднялся на холм. В комнате было жарко, и Датч, и Луман, похоже, оба нервничали. Ник достал из комода чистую смену белья, чистые шелковые носки, новые подвязки, белую рубашку и воротник. Надел все это. Встал перед зеркалом и завязал галстук. Датч и Луман напоминали ему боксеров или футболистов в раздевалке перед матчем. Его забавляла их нервозность. Он задался вопросом, а нервничали бы они точно так же, если б его собирались повесить? Скорее всего. Он не умел предсказывать то, чего еще не случилось. Датч сходил за штопором, вернулся и открыл бутылку.
- Глотни, Датч.
- После тебя, Стайн.
- Нет. Какого черта. Пей.
Датч глотнул. Приложился как следует. Нику не понравилось, что он так много выпил. В конце концов бутылка виски у них была одна. Датч передал бутылку ему. Он - Луману. Луман выпил поменьше Датча.
- Все хорошо, Стайн, старина. - И Луман протянул бутылку Нику.
Ник сделал пару глотков. Он любил виски. Ник натянул на себя брюки. Голова его была совершенно пуста. Озабоченные Билл, Арт Мейер и Ги одевались наверху. У них наверняка было спиртное. И явно больше, чем одна бутылка.
После свадьбы они сели в "форд" Джона Котески и поехали к озеру по дороге через холмы. Ник заплатил Котески пять долларов, после чего Котески помог ему отнести чемоданы в весельную лодку. Они пожали руку Котески, после чего "форд" уехал. Шум его мотора доносился до них еще долго. Ник никак не мог найти весла, которые его отец спрятал в сливах за ледником, и Элен ждала его у лодки. Наконец нашел и принес на берег.
Потом они бесконечно долго плыли по озеру. Жаркой и душной ночью. Практически не разговаривали. Несколько людей испортили свадьбу. У берега Ник увеличил частоту и силу гребков, нос лодки уткнулся в песчаный пятачок. Ник протащил лодку дальше, и Элен вышла из нее. Ник ее поцеловал. Она ответила на поцелуй, как он ее учил, чуть раскрыв рот, чтобы их языки могли поиграть друг с другом. Они постояли, тесно прижавшись друг к другу, потом пошли к дому. Длинному и темному. Ник открыл дверь. Затем они вернулись к лодке за чемоданами. Он зажег лампы, и они вместе прошлись по комнатам.
О писательстве
Делалось жарко, солнце припекало ему затылок. Одна хорошая форель у него уже есть. Много ему и не надо. Река становилась широкой и мелкой. По обоим берегам шли деревья. Деревья с левого берега отбрасывали на воду предполуденные короткие тени. Ник знал, что в каждой теневой полосе сейчас залегла форель. Он и Билл Смит открыли это однажды в жаркий день на Блэк-Ривер. Во второй половине дня, когда солнце начнет опускаться к холмам, форель уплывет в прохладную тень к другой стороне реки.
Самые крупные лягут совсем близко к берегу. На Блэк-Ривер они всегда их там находили. Они с Биллом вместе сделали это открытие. Когда солнце опустится к западу, форель уйдет в быстрину. И когда, перед тем как зайти, солнце сделает реку ослепительно яркой, по всей быстрине будет полным-полно крупной форели. Удить тогда будет почти невозможно, поверхность воды будет слепить, как зеркало, на солнце. Можно, конечно, идти вверх по течению, но здесь, как на Блэк-Ривер, течение очень быстрое, и, где поглубже, вода валит с ног. Удить против течения совсем не легко, хотя во всех книжках написано, что это единственно правильный способ.
Единственно правильный способ. Сколько раз они с Биллом в то время смеялись над этими книжками. Все они начинаются с ложной посылки. Сравнение с охотой на лис. Парижский дантист Билла Бэрда любил говорить, что тот, кто удит на муху, состязается с рыбой в сметливости. А Эзра ответил, что он всю жизнь так считал. Есть над чем посмеяться. Было много в то время над чем посмеяться. В Штатах считали, что бой быков - это повод для шуток. Эзра считал, что рыбалка - повод для шуток. Многие думают, что поэзия - повод для шуток. И англичане - тоже повод для шуток.
Помнишь, они нас пихнули в Памплоне через барьер на быка, потому что приняли нас за французов? Биллов дантист так же судил о рыбалке. Дантист Билла Бэрда, конечно. Раньше Билл - это был Билл Смит. А теперь это Билл Бэрд. И Билл Бэрд проживает в Париже.
Когда Ник женился, вся старая бражка ушла - и Джи, и Одгар, и Билл Смит. Ушли потому, он решил, что все трое не знали женщин. Джи-то, положим, знал. Нет, старая бражка ушла потому, что, женившись, он как бы сказал всем троим: есть что-то поважнее рыбалки.
Ведь все создавал он сам. До начала их дружбы Билл не ходил на рыбалку. А потом они были вдвоем. На Блэк-Ривер, на Стэрджен, Пайн-Барренс, на Аппер-Минни и на разных малых речушках. И почти все открытия они сделали вместе с Биллом. Работали вместе на ферме, вместе удили рыбу и с июня до октября уходили надолго в лес. Только весна шла к концу, и Билл увольнялся с работы, и он увольнялся тоже. А Эзра считал, что рыбалка - повод для шуток.
Билл простил ему все рыбалки до начала их дружбы. И все реки тоже простил. Он гордился их дружбой. Это вроде как с девушкой. Она может простить все, что было с тобой до нее. Но после - дело другое.
Вот почему ушла старая бражка.
До того все они поженились с рыбалкой. А Эзра считал, что рыбалка - повод для шуток. Почти все так считали. Он сам был женат на рыбалке до того, как женился на Элен. Всерьез был женат. И тут совсем не до шуток.
Старая бражка ушла. Элен думала - потому, что она им не нравится.
Ник сел в тени на валун и привесил мешок так, что его повело в глубину. Вода, бурля, обтекала валун с обеих сторон. Нику было прохладно. Ниже деревьев берег реки был песчаным. По песку шли следы норки.
Хорошо посидеть в холодке. Камень был сухой и прохладный. Ник сидел, и вода стекала с сапог по краям валуна.
Элен думала - потому, что она им не нравится. В самом деле так думала. Уф, вспомнил он, как это казалось ужасно, когда люди женились. Теперь и подумать смешно. Наверно, он чувствовал так потому, что водился со старшими, убежденными холостяками.
Одгар хотел непременно жениться на Кейт. Но Кейт не хотела вообще выходить замуж. Они постоянно спорили, и Одгар хотел жениться только на Кейт, и Кейт не желала знать никого, кроме Одгара. Но она говорила, что лучше всего, если она и Одгар останутся просто друзьями. И Одгар тоже хотел, чтобы они оставались друзьями, и они постоянно ссорились и были оба несчастны, стараясь остаться друзьями.
Должно быть, это Сударыня внушила им их аскетизм. И Джи был затронут тем же, хотя он бывал в Кливленде в веселых домах и водился там с девушками. И Ник был затронут тем же. И все это было ложным. Вам внушают ложное чувство, потом вы к нему приспосабливаетесь.
А любовь вы всю отдаете рыбалке и лету.
И эта любовь была для него всем на свете. Он любил копать с Биллом картошку в осеннюю пору, долго ехать в машине, удить рыбу в заливе, лежать в гамаке с книгой в жаркие дни, уплывать далеко от пристани, играть в бейсбольной команде в Шарлевуа и в Петоски, оставаться гостить у них в Бэе; ему нравилось все, что стряпала им Сударыня, ее обращение с прислугой; он любил есть в столовой, глядя в окно на огромный клин поля, упиравшийся в озеро, любил толковать с Сударыней, выпивать с отцом Билла, уезжать от них на рыбалку, просто слоняться без дела.
Он любил это долгое лето. И его хватала тоска, когда первого августа ему вдруг открывалось, что еще только месяц - и ловля форели кончится. И сейчас это чувство порой посещало его во сне. Ему снится, что лето кончается, а он не ходил на рыбалку. И его хватает во сне такая тоска, словно он пробудился в тюрьме.
Холмы у южного берега Уоллунского озера, моторка на озере в штормовую погоду, а ты с зонтиком на корме бережешь от воды двигатель; или помпой работаешь, или гонишь моторку в большую волну, развозишь заказчикам овощи, волна - за тобой; или везешь бакалею с южного берега озера - чикагские газеты и почта укутаны в парусину, и ты еще сядешь на них, чтобы надежней укрыть от дождя; такая волна, что трудно стать у причала, сушишься у костра, ветер свищет в верхушках деревьев; и, когда ты босой бежишь принести молока, под ногами - сырая хвоя. Встаешь на рассвете, на веслах идешь через озеро, а потом - на попутной машине, поудить в Хортонс-Крике после дождя.
Хортонс-Крику дождик полезен. А Шульц-Крику всегда во вред. Поднимается муть со дна, и река разливается по прибрежному лугу. Интересно, куда же уходит форель?