- Значит, вы, плутишка, все-таки кое-что о нем знаете! Но не важно. Вам известно, как богат ваш отец, доход же Сайласа, младшего сына в семье, составлял чуть больше тысячи в год. Не играй он и не поторопись с женитьбой, денег ему хватало бы - порой младшие сыновья герцогов имеют меньше. Но он был mauvais sujet - вы догадываетесь, что это значит. Я не хочу злословить о нем… не хочу говорить больше того, что знаю, но он, думаю, любил удовольствия, - впрочем, как все молодые люди. Он играл, постоянно проигрывал, и ваш отец длительное время оплачивал громадные долги Сайласа. Я убеждена, что он действительно был крайне расточительным и испорченным молодым человеком и, думаю, он не станет теперь отрицать этого, ведь, говорят, он желал бы, будь это в его силах, исправить прошлое.
Я смотрела на портрет - на задумчивого мальчика восьми лет от роду, который несколько весен спустя сделался "крайне расточительным и испорченным молодым человеком", а теперь уже старик и живет страдальцем, изгоем. Смотрела и удивлялась: из какого же крохотного семечка произрастает болиголов и как микроскопично начало Царства Божьего или же греха в человеческом сердце.
- Остин, ваш отец, был к нему очень добр… очень. Но потом - а вы ведь знаете, папа - чудак, да-да, дорогая, чудак, хотя, возможно, вам никто этого не говорил, - Остин не смог простить ему женитьбы. Вашему отцу, я думаю, было больше известно об этой леди, чем мне, я была молода тогда. Ходили разные слухи, и все - неприятные. Леди не посещали, и на какое-то время установилось полное отчуждение между вашим отцом и дядей Сайласом. А помирил их, как ни странно, случай, который, казалось, должен был бы их развести окончательно. Вы не слышали ничего… ничего особенно поразительного в связи с вашим дядей?
- Нет, никогда. Они не говорят мне, но, я уверена, знают… Продолжайте, прошу вас.
- Хорошо, Мод, раз уж я начала, то расскажу историю до конца, хотя, возможно, лучше бы не рассказывать. Это был скандал, то есть ужасный скандал - его заподозрили в убийстве.
Я изумленно посмотрела на кузину, потом - на мальчика с портрета в овальной рамке, такого благородного, такого прекрасного… funeste.
- Да, дорогая, - сказала она, проследив глазами за моим взглядом, - кто бы подумал, что на него когда-нибудь может пасть столь чудовищное подозрение.
- Негодяи! Дядя Сайлас конечно же не виновен? - наконец выговорила я.
- Конечно, моя дорогая, - сказала кузина Моника со странным выражением на лице, - но, знаете ли, есть подозрения, порочащие не меньше самого преступления, а джентльмены в графстве были склонны подозревать его. Они его недолюбливали. Политические взгляды вашего дяди их раздражали. А он возмущался их отношением к его супруге - хотя на самом деле, мне кажется, Сайлас совершенно с ней не считался… Он досаждал им всем, сколько мог. Ваш папа очень гордится своей фамилией и никогда ни в коей мере не подозревал вашего дядю.
- Конечно нет! - с горячностью воскликнула я.
- Так, Мод Руфин, так, - произнесла кузина Моника с мимолетной грустной улыбкой и кивнула. - Ваш папа, как вы догадываетесь, был очень разгневан.
- Еще бы он не разгневался! - вырвалось у меня.
- Но вы не можете вообразить, моя дорогая, как он разгневался. Он дал распоряжение адвокату предъявить иск всем без исключения, кто дурно отзывался о вашем дяде. Законоведы отказались слушать дела. Тогда ваш дядя, со своей стороны, попробовал настаивать - но безуспешно. Он жестоко страдал от унижения, и ваш отец отправился к министру, добивался должности лорда-наместника для брата… или какой-то подобной. У вашего папы были большие связи в правящих кругах, помимо власти в своем графстве он тогда представлял два города в парламенте. Но министр опасался предпринять такой шаг, недоброе мнение о вашем дяде разделяли слишком уж многие. Дяде предложили службу в колониях, о чем ваш отец не желал и слышать. Это была бы, как вы понимаете, ссылка. Чтобы уладить вопрос, теперь уже вашему отцу предложили звание пэра; он не принял предложение и порвал с партией. Если не брать во внимание сказанное - а все делалось, как вы понимаете, чтобы поддержать честь семьи, - я не думаю, что ваш отец, учитывая его огромное состояние, много постарался для Сайласа. До женитьбы Сайласа ваш отец отличался терпимостью, но тогда, по словам старой миссис Эйлмер, дал обещание: впредь Сайлас не будет получать больше пяти сотен в год - какие ваш отец, кажется, сохраняет ему и поныне. Ваш отец также разрешил Сайласу остаться в поместье, однако, я слышала, там полное запустение.
- Вы живете в том же графстве - вы бывали у него в недавнее время, кузина Моника?
- Нет, в недавнее - нет, - сказала кузина Моника с рассеянным дидом.
Глава XIII
Что случилось до и после завтрака
На другой день рано утром я отправилась поглядеть на любимый портрет, изображавший в полный рост мужчину в сюртуке коричневого цвета и высоких сапогах с отворотами. Извлечения из темной и эксцентричной биографии, сообщенные кузиной Моникой, хоть и были скупы, все для меня изменили. Душа вселилась в волшебную форму. Истина прошла рядом, неся свой неугасимый светильник, и на мгновение печальный свет пал на загадочное лицо.
Здесь стоял roué… дуэлянт, но при всех провинностях он виделся мне героем! В больших темных глазах таилась глубокая исступленная страсть, отмеченная несчастливой звездой. Изысканный, но твердый абрис рта изобличал отважного паладина{19}, который с оружием в руках - пусть в одиночку - проложит себе дорогу среди вельможного воинства и в очищающей битве восстановит честь Руфинов. Чуть насмешливо раздутые нервные ноздри для меня означали вызов умнейшего человека своему окружению; этот вызов настроил против Сайласа Руфина земельную олигархию графства, ответившую смельчаку чудовищной клеветой. В трепещущих крыльях тонкого носа, в изгибе бровей и губ был также холод презрения. Я увидела человека и выпавший ему жребий - увидела расточителя, героя, мученика. Я вглядывалась в портрет с девичьим любопытством и восхищением. Разные чувства переполняли меня - гнев, жалость… и надежда. Возможно, когда-нибудь я смогу словом или поступком помочь восстановлению доброго имени этого блестящего романтического страдальца. Меня, как Жанну д’Арк, охватил порыв, ве́домый, я думаю, многим девушкам в мои годы. Но тогда я даже не представляла, насколько тесно и каким непостижимым образом судьба моего дяди однажды переплетется с моей.
От размышлений меня отвлек голос капитана Оукли. Капитан заглядывал в раскрытое солнечным утром окно, облокотившись на подоконник и приветственно подняв кепи в руке. Он улыбался.
- Доброе утро, мисс Руфин! Восхитительнейшее старинное поместье! Подходящие декорации для романтической истории - этот лес и этот прекрасный дом. Я на самом деле люблю такие дома - в простом черно-белом стиле - чудесные образчики старины{20}. Между прочим, вчера вы отнеслись к нам скверно… да, клянусь, очень скверно - убежать и пить чай, уединившись с леди Ноуллз, она ведь призналась. Я… я не должен бы вам говорить, но до чего же я рассердился - памятуя, как непродолжительно время, которым я располагаю.
Я была застенчивой провинциальной девушкой, но не глупышкой. Я сознавала: я - наследница, кое-что значу. Я не была тщеславной, но, думаю, это сознание вселяло в меня какое-то чувство уверенности, наделяло способностью владеть собой; впрочем, возможно, именно поэтому я могла показаться высокомерной или же простодушной. Вероятно, мой без опаски устремленный на него взгляд выражал вопрос, потому что капитан принялся объяснять:
- Уверяю вас, мисс Руфин, со всей серьезностью: нам вас очень недоставало.
Он ненадолго замолчал, а я - о, как простушка! - опустила глаза и покраснела.
- Я собирался уехать сегодня, отпуск, к моему великому огорчению, истекает… Это действительно огорчительно. Но не знаю, позволит ли тетушка Ноуллз уехать.
- Я? Конечно, мой дорогой Чарли. Я совершенно в вас не нуждаюсь, - послышался живой голос леди Ноуллз - из открытого рядом другого окна. - И что это вы, дорогой, вообразили?
Окно захлопнулось.
- Она такая чудачка, бедная старая тетушка Ноуллз, - пробормотал молодой человек, ничуть не смутившись, и рассмеялся. - Никогда не могу угадать, чего она хочет и как доставить ей удовольствие. Но она - само добродушие, а когда на светский сезон она перебирается в город - впрочем, не ежегодно, - ее дом - один из самых веселых, вам даже трудно представить…
Тут его опять прервали - отворилась дверь, и вошла леди Ноуллз.
- К тому же, Чарлз, - продолжила она свою реплику из соседнего окна, - вам не следует забывать про визит к Снодхерстам, вы их уведомили, и у вас остается всего лишь сегодняшний вечер и завтрашний день. А вы только и думаете об охоте - я же слышала, как вы договаривались с егерем. Он егерь, не правда ли, Мод, - тот смуглый человек с большими бакенбардами и в крагах. Мне очень жаль, но я должна сорвать вам охоту, ведь вас ждут у Снодхерстов, Чарли. И потом, вам не кажется, что открытое окно повредит мисс Руфин? Мод, моя дорогая, воздух слишком свеж. Закройте окно, Чарлз, и лучше попросите, чтобы после завтрака послали в город за экипажем. Дорогая, пойдемте, - обратилась она ко мне. - Не к завтраку ли звонят? Почему ваш папа не заведет гонг - так трудно отличить один звонок от другого!
Я заметила, что капитан Оукли задержался ради моего взгляда, но я на него не взглянула и, улыбаясь, вышла из комнаты вместе с кузиной Моникой. Шла, а про себя удивлялась: почему это все старые леди такие ворчливые?
В холле кузина с неожиданно добродушным видом сказала:
- Не позволяйте никаких ухаживаний, моя дорогая, - у Чарлза Оукли ни гинеи, наследница его бы очень устроила. Конечно, он присматривается. Нет, Чарлз не глуп, и я порадуюсь его удачной женитьбе, потому что, думаю, иначе он свои дела не поправит. Но он иногда бывает невыносимо развязен.
Я была восторженной читательницей "альбомов", "сувениров", "кипсеков"{21} и всех многочисленных подарочных изданий, ежегодно наводнявших Англию под Рождество, - роскошный переплет, изобилие чудесных гравюр… Изящные безделицы, которыми тогда тешилось юношество, жаждавшее духовной пищи. Все это и формировало мой ум. Я сама завела маленький альбом, украшенный россыпью мыслей, наблюдениями, какие я записывала подходящим слогом. Много позже, переворачивая поблекшие страницы стихов и прозы, я наткнулась на помеченные этим днем мудрые раздумья; под ними стояло мое имя.
"Не живет ли в женском сердце неискоренимая ревность, которая, разжигая страсть юных, побуждает к советам старых? Не зависть ли (Небесам ведомо, насколько теснимую сожалением) испытывает старость… из-за чувств, которые она уже не в силах пробудить, а возможно, - и пережить? И не вздыхает ли в свой черед юность из зависти к силе, способной губить? - Мод Эйлмер Руфин".
- Он и не ухаживал за мной, - ответила я довольно резко. - Мне он совсем не кажется развязным, а вообще мне безразлично, уедет он или останется.
Кузина Моника взглянула на меня со своей обычной насмешливой улыбкой и расхохоталась.
- Когда-нибудь вы, дорогая Мод, лучше узнаете этих лондонских денди. Они превосходны, но они любят деньги… не накапливать, разумеется. Любят деньги и знают их власть.
За завтраком отец объяснил капитану Оукли, где поохотиться: если желает, то может поехать - это полчаса верхом - в Дилсфорд, может сам выбрать собак и найдет свору еще до полудня на месте.
Капитан лукаво улыбнулся мне и поглядел на тетушку. Наступила напряженная пауза. Я старалась, чтобы никто не заметил моего особого интереса к теме, но что с того… Кузина Моника была непреклонна.
- Охота, травля, ловля - вздор! Вы понимаете, Чарли, мой дорогой, об этом нечего и помышлять. Он уезжает в Снодхерст сегодня днем, он не может, - обращалась кузина Моника то к племяннику, то к моему отцу, - вы же понимаете, Чарлз! Не поехать он не может, иначе он допустил бы крайнюю грубость, причем винили бы и меня… Он должен ехать и сдержать обещание.
С вежливым сожалением папа принял отказ и выразил надежду на будущий благоприятный случай.
- О, это вы предоставьте мне. Когда капитан понадобится, только дайте знать, и я пришлю или привезу его, если позволите. Я всегда знаю, где найти его, - верно, Чарли? Мы будем очень рады.
Влияние тетушки на племянника было безграничным, ведь она часто помогала ему значительными суммами, и он, кроме того, рассчитывал на ее завещание. Я, ничего не знавшая об этих причинах, возмущалась его покорностью, а деспотизм кузины Моники вызывал у меня отвращение.
Как только капитан покинул комнату, леди Ноуллз, не обращая на меня внимания, торопливо обернулась к папе:
- Никогда больше не пускайте этого молодого человека в свой дом. Сегодня утром я застала его произносящим речи перед малышкой Мод. У него и двух пенсов нет за душой - поразительное бесстыдство!
- И какие комплименты ты слышала, Мод? - поинтересовался у меня отец.
Я рассердилась и поэтому отвечала смело:
- Его похвалы предназначались не мне - он хвалил дом.
- Как же иначе? Конечно, он полюбил дом, - вмешалась кузина Моника. И продекламировала:
Вдовьи владенья - вот где он
Опустился, крылатый стрелок, Купидон.
- Ну-ка, ну-ка, мне не совсем ясно, - хитро проговорил мой отец.
- Неужели, Остин? Чарли - мой племянник, забыли?
- Вот теперь вспомнил, - сказал отец.
- А какой еще может быть интерес у настоящей вдовы, кроме одного - вас самих с Мод? Я желаю Чарли счастья, но он не получит мою маленькую кузину и ее наследство в свой пустой карман! Нельзя этого допустить! И здесь еще одна причина, Остин, почему вам необходимо жениться. Вы ничего не смыслите в таких делах, а умная женщина сразу бы все разглядела и предотвратила несчастье.
- Да, умная бы сумела… - согласился отец со своим мрачным, озадачивающим видом. - Мод, ты должна попытаться стать умной женщиной.
- Станет… в свое время, но оно еще не пришло. А я повторяю вам, Остин Руфин: если вы не осмотритесь и не женитесь на ком-нибудь, кто-нибудь, весьма вероятно, женит вас на себе.
- Вы, Моника, всегда прорицали, но в данном случае я в полном недоумении, - сказал отец.
- Акулы снуют вокруг вас - с хищными глазами и прожорливой пастью. А вы как раз достигли возраста, когда мужчин проглатывают живьем, как Иону{22}.
- Благодарствую за сравнение, но это был несчастливый союз - даже для рыбы. И срок ему был - несколько дней. Я не доверюсь… Да и нет никого, кто бы толкнул меня в пасть чудовища, сам я прыгать туда не намерен; наконец, чудовища никакого нет, Моника.
- А вот в этом я не уверена.
- Но я совершенно уверен, - сказал отец сухо. - Вы забыли, как я стар, как давно живу один, с малышкою Мод. - Он улыбнулся, провел рукой по моим волосам и, как мне показалось, вздохнул.
- Годы не помеха, чтобы делать глупости… - начала леди Ноуллз.
- Или - говорить глупости, Моника. Разговор зашел слишком уж далеко. Разве вы не видите, что ваши шутки напугали малышку Мод?
Да, я действительно испугалась, но не могла понять, как он догадался.
- Полный сил или немощный, в здравом уме или в безумии, я никогда не женюсь, поэтому - прочь эту мысль.
Его слова были обращены скорее ко мне, чем к леди Ноуллз, которая, с чуть насмешливой улыбкой, взглянула на меня и сказала:
- Мод, возможно, вы правы, приобрести мачеху - рискованный шаг, лучше бы я прежде спросила у вас, что вы об этом думаете, и… право слово, - продолжала она весело и добродушно, видя, как мои глаза, не знаю по какой причине, вдруг наполнились слезами, - право слово, я больше никогда не посоветую вашему папе жениться, прежде чем не поинтересуюсь у вас, хотите ли этого брака вы.
Это была большая уступка леди Ноуллз, склонной навязывать советы друзьям и руководить ими.
- Я очень доверяю инстинкту. Я считаю, Остин, что инстинкт надежнее разума, но вы с Мод, полагаясь на разум, восстаете против меня, хотя, знаю, и разум на моей стороне.
Отец ответил ей суровой улыбкой, тогда кузина Моника поцеловала меня и сказала:
- Я так давно сама себе госпожа, что иногда забываю о вещах, называемых "страхом" и "ревностью". Вы отправляетесь к своей гувернантке, Мод?
Глава XIV
Гневные слова
Я собиралась к гувернантке, как угадала леди Ноуллз, и ушла. Необъяснимое чувство опасности, охватывавшее меня при виде этой женщины, сделалось еще мучительнее после происшедшего накануне вечером; уже не только инстинкт или предубеждение отвращали меня от нее, ведь я подметила омерзение, с каким леди Ноуллз - пусть чего-то не договаривая - обнаружила, что знает ее.
Тон, которым кузина Моника спросила, не к гувернантке ли я отправляюсь, и крайне мрачное, встревоженное выражение ее лица взволновали меня… А тон был какой-то странный… голос - леденящий, будто от внезапного воспоминания она ощутила озноб. Этот леденящий голос все еще звучал у меня в ушах, ее озабоченное лицо все еще представлялось моему взору, когда я подымалась по широкой темной лестнице к комнате мадам де Ларужьер.
Мадам не появилась в "классной", как называли декорации, на фоне которых я совершенствовалась в науках. Она решила разыграть повторный приступ болезни и поэтому в то утро не спускалась вниз. В галерее было сумрачно и пустынно, я еще больше разволновалась, когда подошла к ее комнате и встала у двери, собираясь с духом, чтобы постучать.
Но дверь неожиданно распахнулась - и будто по щелчку волшебного фонаря прямо перед моими глазами возникло огромное, обвязанное шалью и жутко ухмылявшееся лицо мадам.
- Что вам, дьетка? - спросила она, злобно сверля меня взглядом, а ее лживая улыбка ошеломила даже больше внезапности самого ее появления. - Зачем такой тихи шаг? Я не сплю, как видите, но, возможно, ви опасались, что будете иметь несчастье разбудить меня, и поэтому - верно? - подкрались, чтобы подслюшать и подсмотреть тихонько в щельку, как я? Vous êtes bien aimable d’avoir pensé à moi. Bah! - воскликнула она, не пряча иронии. - Отчего же леди Ноуллз собственной персона не подкралясь к замочни скважина, чтобы заполючить материаль для сплетен? Fi donc! Какая тут тайна? Никакой! Входите, если хотите. Добро пожалявать всякому! - Она широко распахнула дверь, повернулась ко мне спиной и причитая - я не смогла разобрать слов - шагнула в комнату.
- Я пришла без намерения подсматривать или вторгаться к вам, мадам. Не подумайте… вы не должны так думать… вы не должны измышлять таких оскорблений.
Я была очень рассержена, и весь мой страх пропал.