На следующее утро меня ждал первый сюрприз. На столе лежала во-о-от такенная стопка писем. К каждому был прикреплен чек, выписанный на имя моего предвыборного штаба. А само письмо было своего рода контрактом между приславшей организацией и мной. Помню, одно пришло от "голубых" правозащитников. Мне и делать-то ничего не надо было - только подписать соглашение, тем самым обещая поддержать однополые браки, уравнять их в юридических правах с обыкновенными парами, ввести уроки полового воспитания для геев в начальной школе, установить уголовное преследование за нетерпимость по отношению к сексменьшинствам… всего и не упомню. А в обмен предлагался чек на двадцать тысяч. Сама постановка дела возмутила меня; я распорядился, чтобы секретарша отправила письмо по обратному адресу. Во-первых, то была абсолютная чепуха, а во-вторых, большинству моих избирателей, наших черных братьев и сестер, наплевать на тяжкое положение гомосексуалистов, белых там или черных. Когда все эти борцы за права геев, среди которых, конечно же, одни белые, начинают сравнивать свою "борьбу" - а у них это всегда "борьба" - с борьбой нашего брата… в смысле, что столько белых обнимаются и целуются с народом, сбрасывающим с себя оковы рабства… уф-ф… от такого прямо пар из ушей валит. Так что я ни на секунду не усомнился в том, что принял единственно верное решение. То есть вернул письмо и чек с вежливой запиской, что мол, спасибо, ребята, но не надо и давайте на этом закончим. Так что ты думаешь? Буквально через несколько дней на первой полосе еженедельника "Файв пойнтер" меня пропечатали как ненавистника сексменьшинств, не желающего отстаивать даже фундаментальные права геев. Ты можешь сказать: "Ну и что с того?" И в самом деле, тираж еженедельника всего тысяч пятнадцать, не больше, и это вообще так называемая альтернативная газета. Но она очень популярна среди гомосексуалистов. Вот и получается - не успел я и рта раскрыть, чтобы высказаться по данному вопросу, как уже потерял голоса геев.
В каждом письме из пачки предлагалась подобная сделка. "Соглашайся на наши условия, и деньги твои". А без денег уже через два месяца начинаешь попросту задыхаться. Они становятся нужны как воздух. Предвыборные кампании прямо-таки пожирают денежные суммы, а через некоторое время тебе уже не оказывают доверия в кредит. И ты начинаешь жалеть о тех чеках, которые так гордо отверг. Начинаешь задумываться: а нельзя ли пересмотреть свои взгляды… потесниться и взять под зонтик кое-кого из этих… не таких уж и ужасных… с их особыми интересами… а также… чеками на двадцать тысяч. Потому что теперь ты уже усвоил первый и основной урок: никто и никогда не выигрывает выборы, выезжая на своих личных заслугах. Для победы необходимы деньги и организация. А под организацией я имею в виду людей, которые знают каждый квартал как свои пять пальцев, особенно в Южной Атланте.
Ну вот, а теперь я дошел и до "денег на разводку голосов". За считанные дни до голосования к тебе подходят люди и заявляют, что могут обеспечить столько-то и столько-то голосов. Какой-нибудь тип в растянутой футболке подваливает и говорит: "У меня - Механиксвиль. Только сразу говори - да или нет. Такса - десять тысяч". Ты колеблешься - голос у парня уж больно агрессивный, да и сам парень нагловатый - а тот долго не ждет: "Не надо? Ну и пошел ты… Я не торгуюсь! Или десять кусков на бочку, или катись ко всем чертям!" И вот какой-то придурок с воспаленными глазами бросает "Пошел на хрен!" тебе в лицо, в лицо будущего мэра Атланты, но ты уже ученый и понимаешь, что взвиваться на дыбы ни к чему. И молча проглатываешь оскорбление. А вдруг этот тип в самом деле может привести на избирательный участок весь Механиксвиль. Вот здесь-то и важна организация. У тебя должны быть люди, которые знают - этот может привести на участок целый квартал, а этот нет, а вот этот может привести половину. Такие люди должны уметь разговаривать с типами вроде того парня на понятном им языке. И не должны бояться замарать руки.
- Замарать руки? - переспросил Роджер.
- Да-да, - подтвердил Уэс. - Когда ты определился с тем, кому платить, ты должен найти человека, который передаст посреднику его двадцать, тридцать, сорок или сколько там тысяч, - не сам же ты будешь этим заниматься. И передаст наличными. Как только деньги отданы - все, ты больше не владеешь ситуацией и, случись что, деньги уже не вернешь. Ты заключаешь устное соглашение с каким-то мутным субъектом, который по-английски только и знает что "да", "нет" и "Пошел ты!".
- А дальше что?
- Предположим, этот тип в самом деле берется выполнить обещанное. Тогда в день выборов с утра пораньше он садится на телефон и обзванивает по списку тех, у кого есть право голосовать. Вот он звонит одному:
"Ну чё ты гонишь, чё ты гонишь… Хорош прохлаждаться. Давай подваливай сюда, выполняй гражданский долг. Да я о том, чтобы проголосовать, сечешь?"
Тот:
"Ну-у-у… слушай, мужик, даже не знаю… А чё мне с того будет?"
Твой новоиспеченный пламенный сторонник:
"Тридцатник".
Тот:
"Маловато чё-то…" Твой человек:
"Тридцатник в этом году - красная цена". "Ладно, хрен с тобой, уговорил… За кого галочку-то ставить?"
"За Уэсли Доббса Джордана". "За кого-кого? Вот черт, ничё не разберу!" "Слышь, приятель, подваливай сюда - я все тебе скажу". "Ла-а-ано, уже иду… Вот черт, связался… Встретимся… А может, еще накинешь, а?.."
- И когда ему платят? - поинтересовался Роджер. - Вообще, как это происходит?
- Платят после того, как проголосует, - ответил мэр. - А вот насчет механизма… Этого я тебе сказать не могу - сам не знаю, да и знать не хочу. Наверняка скажу только одно - платят наличными.
- А сколько получает этот… ну… посредник, или как там его? Сколько перепадает ему?
- Этого я тоже не знаю. Но, исходя из суммы, которую даешь, и количества проголосовавших в квартале, можно предположить, что посредник оставляет себе половину… может, чуть больше. "Не так уж и много за такую жизненно важную услугу", - думает каждый из них.
- Но ведь это противозаконно, да? - спросил Роджер. - Ведь это подкуп избирателей, разве нет?
- Он самый, брат Роджер, он самый… И за редчайшим исключением это единственный способ победить на выборах городского масштаба. Сегодня на одну только оплату голосов избирателей неплохо иметь в запасе полмиллиона. Чем больше дашь, тем вернее победишь. А миллион увеличивает шансы уже на пятьдесят процентов. Хочешь знать, кто обеспечивает миллион Андрэ Флиту?
- Кому?
- Андрэ Флиту.
- Это что, тот парень из "Сплоченного действия"? Который думает выставить свою кандидатуру против тебя?
- Уже выставил. Объезжает черные кварталы, обрабатывает всех, кто готов его слушать. Так и называет их: "черные кварталы". Сущая правда, я не шучу! Небось воображает, что это телевизионный фильм. Хм, черные кварталы… - В голосе Уэса послышались язвительная насмешка. - В своей книжонке этот Флит каких только собак на меня не навешал. Что я - черная аристократия, так называемая "элита Морхауса". Что пригрелся за пазухой у белых из Торговой палаты. Что я, видите ли, приспешник белого истэблишмента - черный только снаружи, а внутри белый. Да не очень-то и черный, так… "разбавленный молоком". Вот, цитирую дословно: "Пора уже Атланте выбрать своего первого черного мэра". Выходит, Мейнард Джексон, Энди Янг, Билл Кэмпбелл и я - все мы "разбавлены молоком". Так и говорит, я ничего не выдумываю. Мне приносят пленки с его выступлениями. Обязательно послушай, Роджер. А знаешь, как он выглядит?
- Видел фотографии в газетах.
- Так вот, он высокий, не ниже шести футов пяти дюймов, всего пять лет назад играл за сборную НБА, со стальной мускулатурой, дамочки по нему с ума сходят. А еще он черный, брат. Чернее не бывает. - Глубокий голос Уэса звучал насмешливо. - Крепкий кофе, ни капли молока. Короче - свой парень, с улицы, из "черных кварталов". Хотел бы я знать, какую такую улицу он считает своей. Его папаша держал ремонтную мастерскую в Уэст-Энде, а мамаша - салон красоты "Косметичка Риты", да и сам парень вырос в Угольных Высотах. Каков, а? Угольные Высоты! Спрашивается, что он вообще знает о жизни "черных кварталов"? Сам-то рос в приличном доме, среди ровно подстриженных лужаек с белками, малиновками, светлячками. Уж этот мне мистер Андрэ Флит!.. Однако народ прислушивается к нему. И он им втолковывает, что с тех пор, как первым черным мэром Атланты стал Мейнард Джексон, политическая власть черных сосредоточилась в руках светлокожей черной элиты, "элиты Морхауса" - излюбленное его выражение, - и мы в сговоре с белым истэблишментом, с "элитой "Пидмонтского ездового клуба"". Что, мол, и те и другие наживаются на простых людях, людях с улицы. Что все мы - и Мейнард Джексон, и Энди Янг, и Билл Кэмпбелл - входим в "элиту Морхауса". Даже Энди, который вырос в Луизиане, а учился в Новом Орлеане. Даже Билл Кэмпбелл из Северной Каролины, выпускник нэшвиллского Университета Вандербилта. Но Флиту до истины нет дела, для него мы все та же пресловутая "элита Морхауса", где бы ни учились на самом деле. В его глазах мы не настоящие черные. Демагогия чистой воды, Роджер, самая что ни на есть подтасовка. Но Флит зарабатывает на ней очки. Еще как зарабатывает! В дорогах его сердцу "черных кварталах" работают и наши группы целевого опроса - Флит в самом деле набирает очки. Если бы выборы случились сегодня, мне бы пришлось туго, очень туго. И прежде всего потому, что у Флита солидная поддержка - миллион в счет "денег на разводку голосов".
- Да-да, ты уже упоминал, - вспомнил Роджер. - От кого же это?
Уэс склонил голову вбок и холодно усмехнулся:
- От Инмана Армхольстера.
Роджера как громом поразило. Он чуть было не выпалил: "Шутишь?!", но осекся. И стал лихорадочно соображать, как это соотносится с Уэсом Джорданом в деле Фарика Фэнона. Так ничего и не придумав, он помотал головой:
- Ни черта не понимаю!
- Мир тесен, особенно если взять Атланту, - сказал мэр. - Стоит присмотреться, и становится ясно, что всем заправляет горстка людей.
- А как это сказывается на тебе в плане… моего клиента?
- Никак, - ответил Уэс. - Одно с другим вообще не связано. - На его лице появилась характерная насмешливая улыбка. - То, что ты мне сегодня подкинул, способно взорвать всю Атланту. А про Флита я рассказал для того, чтобы ты в полной мере оценил возможности мистера Армхольстера.
- Зачем тогда такой персоне поддерживать какого-то там Андрэ Флита?
- Ну, это просто, - ответил Уэс. - Армхольстер считает, что тот выиграет выборы. В этой схватке между черными белые бизнесмены не смотрят ни на идеологию, ни на что другое. Они задаются лишь одним вопросом: могу я делать бизнес с этим человеком или нет? Уверен - Армхольстер Флитом не побрезгует. Что называется, поведет дела, "как принято в Атланте".
- Как принято в Атланте?
- Именно. Как принято в Атланте. Ты когда-нибудь потрошил бейсбольный мячик?
- Да нет…
- Не ахти какая затея, ну да меня, мальчишку лет одиннадцати, в свое время забавляло. И вот когда отдираешь белую шкурку, внутри оказывается мячик из белого же шнура, ну или чего-то в этом роде. Если размотать, на милю хватит. Наконец добираешься до самой сердцевины, до маленького твердого резинового шарика черного цвета. Это и есть Атланта. Крепкое ядро - те двести восемьдесят тысяч черных в южных районах Атланты. Они, а точнее, их голоса держат под контролем сам город. Вокруг них, наподобие того белого шнура, группируются три миллиона белых, живущих в северных районах, - все эти округа Кобб, Де Кальб, Гвинетт, Форсайт, Чероки, Полдинг… Спрашивается, как же миллионы белых уживаются с маленьким ядром черных? А они действуют, "как принято в Атланте". Помнишь, строили аэропорт за миллиард долларов? Еще Мейнард тогда мэром был? Так вот… он собрал деловые круги и сказал: "Послушайте, парни, есть проект на миллиард долларов". Ну, у них, понятное дело, тут же слюнки потекли. А он и прибавляет: "Тридцать процентов - миноритарным подрядчикам". Они рты пораскрыли… но наживка-то уже проглочена. Семьсот миллионов на дороге ведь тоже не валяются - и у них снова потекли слюнки. А с миноритарными подрядчиками в конце концов примирились. Потом Мейнард говорил: "На строительстве этого аэропорта двадцать пять черных сделались миллионерами". Он гордился собой и имел на то все основания. Вот что значит действовать, "как принято в Атланте".
Роджер спросил:
- И какая роль во всем этом отводится моему клиенту?
- Пока не знаю, - ответил Уэс. - Может, и никакая. Я должен кое-что проверить и кое с кем переговорить.
- Только, Уэс, ради бога, выбирай собеседников. Чуть только что просочится, пусть даже в виде слуха, - все наши усилия пойдут коту под хвост. Такая штука, как ты верно заметил, попросту взорвет город.
- Хорошо, я запомню.
- Что мне передать своим коллегам?
- Скажи, что я вполне осознаю взрывоопасность ситуации. Что подумаю, как лучше всего подойти к Армхольстеру. Что я придумаю что-нибудь… и очень скоро. Но ты знаешь, Роджер… Лучше бы тебе и этой твоей "суперкоманде" приготовиться к худшему. Наверняка уже немало тех, кто в курсе дела. Во-первых, Макнаттер и его жена - вот уж кого не назовешь молчальниками, воплощением благоразумия. Потом, люди из Технологического, парни из "Стингерс-клуба", опять же ты и твоя "суперкоманда", ваши семьи…
Роджера неприятно кольнуло это "суперкоманда", но он только сказал:
- Я ни словом не обмолвился с Генриеттой.
- Да… потом она тебе это еще припомнит. Затем - Фарик Фэнон и его дружки. Бомбардир тоже не отличается сдержанностью. Парень вообще порядочный идиот.
- Что ты имеешь в виду?
- Что имею в виду? Этот кретин считает, что делает тебе огромное одолжение, позволяя стоять рядом и рассматривать стекляшки у него в ушах.
Роджер встревожился:
- Полагаю, ты не…
- Да нет, - успокоил его мэр, - это я так, к слову. У нас в мэрии человеку не отказывают в защите на том лишь основании, что он - идиот. Я только хочу, чтобы ты понял - неизвестно, как долго удастся сохранить все в тайне. Есть ведь еще и девчонка… как ее… Элизабет. Элизабет Армхольстер. А у нее - друзья… подружки… Да и Армхольстер этот, жирный боров, - горячая голова, долго все в себе держать не сможет.
- Тем более важно переговорить с ним как можно быстрее.
Уэс, усмехаясь цинично и с укоризной, окинул Роджера взглядом:
- Будь добр, передай своим коллегам: что бы я ни предпринял, это произойдет очень скоро. Скажи им, что тебе, старинному приятелю мэра, удалось заручиться поддержкой Уэсли Доббса Джордана.
Затем он вдруг посерьезнел, лицо его сделалось каменным - Роджер никогда не видел Уэса таким.
- А еще передай: что бы я ни предпринял, я не буду держать в уме ни твоего клиента, ни Армхольстера. Я буду действовать исключительно в интересах Атланты.
Роджер все ждал, что Уэс скривит губы в своей пресловутой усмешке… но так и не дождался.
ГЛАВА 5. Морозильная камера самоубийц
Склад компании "Крокер Глобал Фудз", разместившийся в Сан-Франциско, находится совсем не в той живописной части залива, которая способна вдохновить поэта. Или даже путешествующего писателя, пусть даже тот и совершает вояж в отчаянных поисках новой темы. Склад находился в совсем другой части залива, на востоке, не со стороны Сан-Франциско, а со стороны Окленда, ближе к Эль-Серрито, округ Контра-Коста, прямо в низине у болот.
В те волшебные вечера, когда тихоокеанский туман заползает в город, а постояльцы отелей Ноб-Хилл бесстрашно отправляются на прогулку по невероятно крутым подъемам и спускам Пауэлл-стрит - наслаждаются вечерней прохладой, слушают задорные трели и металлический лязг трамваев, скорбные гудки сухогрузов в тумане, - словом, когда жизнь в этой части залива напоминает красивую оперетку 1910 года, всего в пяти милях к востоку, в округе Контра-Коста, нещадно пропекаемом солнцем по тринадцать-четырнадцать часов в сутки, над крышей склада скорее всего еще колеблется жаркое марево. Несмотря на позднее время - уже и звезды видны, - ртуть в градуснике застревает у отметки в девяносто градусов по Фаренгейту, опускаясь с трех часов дня всего на четырнадцать делений, и стоянка для работников склада - немощеная грунтовая площадка - до того прокаливается, что напоминает потрескавшуюся, запыленную и бесплодную поверхность Марса. Иначе говоря, "Крокер Глобал Фудз" представляет собой часть машинного отделения, водопроводный узел, технический отсек этого райского уголка - приморского побережья Сан-Франциско.
И вот именно в такой вечер, минут без пятнадцати девять, на складскую стоянку въехала "хонда", семейная легковушка, за рулем которой сидел молодой человек по имени Конрад Хенсли. Под фланелевой рубашкой и джинсами у него был полный комплект теплого белья, и потому кондиционер в машине ревел. Машина, поднимая столбы пыли, объехала рядов шесть или семь, пока водитель не нашел место у ячеистого забора с колючей проволокой. Глянув поверх забора в необъятное, усеянное звездами калифорнийское небо, молодой человек разглядел очертания канализационной подстанции, дымовой трубы завода "Болка Рэндеринг", сваленных в штабеля свай для строящейся скоростной автострады; прямо на него - казалось, рукой подать - надвигалось большое брюхо самолета, с ворчанием скользившего по воздушному пути к Оклендскому международному аэропорту. Таков был вид по эту сторону живописного побережья Сан-Франциско.
Парень открыл дверцу легковушки и вылез, отворачиваясь от мощных прожекторов на складской крыше. Упершись руками в поясницу, он сделал несколько наклонов, прямо как борец перед поединком. На первый взгляд парень и в самом деле мог сойти за атлета - высокий, молодой и, несмотря на стройность, крепкий. Рукава рубашки у него были закатаны, и под длинными рукавами футболки бугрились мышцы. Длинные пальцы на руках, еще полгода назад тонкие, теперь так раздались, что обручальное кольцо врезалось в кожу - непонятно, как же он теперь его снимет в случае надобности. У парня были темные глаза, длинные черные ресницы, светлая кожа и тонко очерченные губы; его принимали то за француза, то за испанца, итальянца, португальца, а то и грека, словом, за выходца со Средиземноморья - уж больно красив.
Поэтому он отпустил длинные усы - обычное дело среди молодых людей, стремящихся казаться старше, крепче и… грубее. Рубашка и выцветшие джинсы говорили о принадлежности их владельца к легиону молодых калифорнийских парней, занятых тяжелым физическим трудом, однако одежда была тщательно отутюжена. Судя по всему, в жизни Конрада Хенсли порядок играл не последнюю роль.
Однако в следующую секунду этот образчик четкости и безупречности со средиземноморским налетом смазывался - в нижнем белье и фланелевой рубашке парень обливался потом. На погрузочной платформе стояли двадцать, а то и тридцать фур с огромной надписью "КРОКЕР" по бокам; рев моторов болезненно отдавался у Конрада в голове, громкое шипение пневмотормозов раздражало до безумия. Ничего… надо взять себя в руки…
Он упал обратно в кресло "хонды". В плечи и поясницу болезненно стрельнуло. Нос заложило, и Конрад отхаркнул слизь в открытую дверцу машины. Нервная система протестовала против того, что ожидало ее в самом ближайшем будущем: восемь часов в морозильной камере самоубийц.