А ведь Чарли так и не поговорил с Уолли, у них так и не было того самого важного разговора, который бывает между отцом и сыном. Не того, когда отец рассказывает, как это случается у птичек и зверушек, а откровенного разговора о том, как оно происходит в жизни, между мужчиной и женщиной.
Наконец Уолли отвел взгляд. И спросил у отца:
- Полиция приедет?
- Не-е-е… - ответил Чарли, - никакой полиции. Никаких пугал огородных из охранной компании. Уж лучше оказаться один на один с вором в собственном доме, чем пустить на порог бомжей с пушками.
Теперь Уолли смотрел на отца с недоумением. Он оглядел его с головы до ног, на которых сидели щеголеватые сапоги, - точно так же, как всего несколько минут назад оглядела мужа Серена.
- Пап, что это на тебе?
Так как было совершенно ясно, что на нем, Чарли счел вопрос оскорбительным. Но ему не хотелось ссориться с сыном, которого он и так нечасто видел, поэтому Чарли выдавил из себя подобие улыбки:
- А ты как думаешь?
- Ты собрался ехать верхом? Сейчас?!
- Ну да. Если, конечно, когда-нибудь выберусь отсюда. Поеду на Ранчо. Я привез из Терпмтина Прыгунка. Помнишь? Гнедой жеребец. Большой такой… а скачет как…
Уолли все кивал и в то же время глядел на отца огромными, недоверчивыми глазами - как будто смеялся над сумасшедшим.
Чарли заподозрил неладное:
- Самое время для прогулки верхом. Скоро рассветет… В Атланте рассвет не встречают… Слушай, Уолли, айда со мной, а? Возьмешь Птаху. Ты как-то сидел на ней, помнишь?
На долю секунды Чарли показалось, что Уолли соблазнится его предложением. Поездка могла бы стать тем самым, что он давал себе слово сделать… Отец и сын едут бок о бок по холмистым просторам Ранчо… из-за далеких городских небоскребов восходит солнце… Уолли будет о чем вспомнить. Может, незадача с сигнализацией и к лучшему. Тут Чарли заметил выражение лица сына.
Парень улыбался, кивал, и только глаза его, огромные, круглые и пустые, как пара мишеней в тире, говорили: "Да ни за что на свете!" На грубоватом жаргоне застройщиков такое называлось "хреновой улыбочкой".
Серена подошла к ним. В халатике из тончайшего атласа она выглядела роскошно. Густые черные волосы ниспадали упругими локонами, ложась на изящную белую шею.
- Чарли, - заговорила она, снова взяв спокойный тон, - я не ослышалась? Ты в самом деле собрался прокатиться верхом? А ты… ну так… на всякий случай… не смотрел на часы? - И протянула руку, показывая в сторону часов на прикроватной тумбочке.
Чарли невольно глянул на часы. Проклятье! Три пятьдесят пять. Ему отчаянно захотелось, чтобы какая-нибудь волшебная сила ускорила пульсацию секундной точки, переведя время на шесть минут вперед - тогда бы часы показывали одну минуту пятого.
Все еще с вытянутой рукой, Серена призвала его к ответу:
- Ну, и что ты видишь?
Что за тон, он ей не ребенок!
Чарли пребывал в полнейшем замешательстве. Ну и наглость! Девчонка, сверкает тут голым задом… А еще смеется над ним, выставляет его выжившим из ума стариком! И это перед его собственным сыном! Чарли лихорадочно обдумывал дальнейшую стратегию. Нет, напуститься на жену он не может, не может просто взять и сказать ей, чтобы она заткнулась, - только не перед Уолли. Обернуть все в шутку тоже не может - тогда он будет выглядеть слабаком, ведь Серена явно пытается поставить его на место. Вот что он сделает - расскажет, как собирался приготовить завтрак… настоящий, плотный завтрак… с каким наслаждением собирался съесть его… такой завтрак готовится не меньше часа… а тем временем было бы уже пять часов… самое время для прогулки верхом…
…К чертям все это - так поступил бы только выживший из ума старикан! Еще бы - имея прислугу из трех человек, самому хозяйничать на кухне! Стряпать какую-то деревенскую снедь! И где - в Бакхеде, на одной из самых фешенебельных улиц! Да еще в три пятьдесят пять утра!
Каждый уважающий себя мужчина знает - когда вызов бросает кто-то ниже его рангом, он не обязан ничего объяснять. Он размазывает наглеца, а объясняет уже потом, если еще есть такая необходимость. Но если эти наглецы - собственная полуголая жена и шестнадцатилетний сын от первого брака? Что тогда?
Чарли все соображал, понимая, что уже открыл рот, но еще ничего не сказал…
Громкое перешептывание и смешки в холле. Чарли сразу догадался: семейство У. Как кстати! Чарли поднял вверх указательный палец, будто бы говоря: "Погодите-ка!", и выглянул в холл, прикрыв за собой дверь.
Так и есть - Жермен и Нина, стоят в халатах. Он еще ни разу не заставал этих сорокалетних женщин в таком виде. У обеих густые черные волосы топорщились во все стороны - прямо парочка голубиных гнезд. Из-под халатов выглядывали голые ноги, коротковатые и кривоватые. Из-за Жермен и Нина, перегнувшись через перила лестницы, выглядывал Линь, восьмилетний мальчуган, в футболке и шортиках. Жермен и Нина вовсю улыбались.
- Мистер Крокер! - воскликнула Нина, продолжая улыбаться во весь рот. - Сигнал выключиться!
Глядя на хозяина дома, обе женщины захихикали. Но Чарли уже привык к такой странной реакции - их смешки означали всего лишь смущение. На этот раз, видимо, из-за того, что в такой ранний час они осмелились подойти так близко к хозяйской спальне.
Чарли рассказал им, что случилось, представив все таким образом, что вывод напрашивался сам собой - сигнализация сработала из-за неисправности.
- О-хо-хо, - выдохнула Нина, как будто на нее снизошло откровение; лицо ее тут же посерьезнело.
Линь тем временем совсем повис на перилах, - юнга, обхвативший мачту на ветру, - пристально глядя прямо на хозяина дома.
Чарли успел полюбить этого пацаненка. Еще несколько лет, и тот вырастет в настоящего сорванца. В нем было как раз то, чего недоставало Уолли, что Чарли так хотелось видеть в собственном сыне.
Чарли улыбнулся Линю:
- Наделала тут шуму, а, Линь? Штуковина эта…
- Вот именно! - выпалил Линь, свисая с перил. Говорил он чисто, без всякого акцента.
Жермен и Нина покраснели и захихикали. Они сердито зыркнули на Линя, после чего снова заулыбались, смущенно посмеиваясь.
Чарли расхохотался вместе с ними, давая понять, что не считает Линя дерзким мальчишкой. А потом сказал:
- Ну да ничего, Линь, мы с этой штуковиной разделаемся в два счета. Проку от нее никакого, то и дело трезвонит почем зря.
Чарли и сам не заметил, как перешел на говор, принятый в округе Бейкер, тем самым как бы говоря мальчугану: "Ты - парень что надо. Мы с тобой одного поля ягоды".
Что стряслось со всеми этими богатенькими сынками? С воспитанными юношами, выпускниками частных школ? Идиотские школы взращивали совершенно новую породу современной аристократии - молодые люди к шестнадцати годам уже успевали устать от жизни, превратиться в циников, стать флегматичными и равнодушными. В то же время эта молодежь получала отменное воспитание, а своей исключительной вежливостью способна была довести до белого каления. Парни не занимались спортом, не интересовались ни охотой, ни рыбалкой, не ездили верхом и вообще сторонились животных. Их смущали привилегии перед другими, они предпринимали отчаянные попытки скрыть свое положение в обществе, рядились в бейсболки, безразмерные штаны и прочие тряпки обитателей гетто, их страшила возможная зависть со стороны других, они воспринимали мир, совершенно не умея радоваться жизни, они были какими-то… выхолощенными.
Тут по лестнице, минуя семейство У, спустилась еще одна особа - маленькая худенькая женщина в белой униформе, надетой, как видно, впопыхах. Она пыталась укротить свои черные волосы, падавшие на лицо, но прическа у нее была не лучше, чем у Жермен и Нина. Шла она босиком и в руках несла небольшой сверток. Это была Хэйди, филиппинская няня с маленькой мисс Кингсли Крокер на руках.
Босиком филиппинка шла вовсе не по причине невероятной спешки. Хэйди оказалась самой подходящей няней из всех тех, кого они перепробовали за одиннадцать месяцев, вот только везде и всюду ходила босиком. И эта ее босоногость каждый раз бросалась Чарли в глаза. Как-то в студенческие годы он взял в библиотеке Технологического одну книгу. В этой книге были иллюстрации килтов и прочих атрибутов шотландских кланов. Яркими красками изображались шотландские землевладельцы, наряженные для выступления в оркестре, - у всех были голые ноги с крепкими, мускулистыми икрами, и совсем никакой обуви. Как будто это было чем-то исконным, первобытным, без чего никак нельзя обойтись, пусть даже прошло много времени и одеваться стали иначе. Чарли видел себя таким же, манера ходить босиком пришлась ему по душе. Вот только он никак не мог решить для себя - желательно ли такое в няне или нет.
Хэйди обогнула последний поворот перил, остановилась перед Чарли и бодро осведомилась:
- Все порядок, мистер Крокер?
- Порядок, - подтвердил Чарли, - полный порядок. Так… ложная тревога. Она испугалась?
Жестом он показала на Кингсли, это маленькое бледное существо, свернувшееся у няни на руках и, очевидно, крепко спящее. Она. Чарли терпеть не мог имя Кингсли и старался не произносить его лишний раз.
- Нет-нет, мистер Крокер. Она не просыпаться.
Глаза маленькой девочки были плотно закрыты, голова опущена - она прижималась к животу Хэйди. Жермен и Нина, проявляя вежливость, засуетились вокруг законной наследницы. Затем, повернувшись к хозяину дома, обе снова смущенно захихикали. Поначалу Жермен и Нина смотрели ему прямо в лицо, но затем перевели взгляд на рубашку-поло, облегающие бриджи и начищенные до блеска сапоги. Дойдя до сапог, они снова оглядели его, уже снизу вверх: бриджи, рубашка-поло, лицо. Линь тоже рассматривал Чарли, только взгляд его был прикован к щегольским сапогам. И Хэйди, няня, оглядела его всего, но остановилась именно на сапогах. Все они, исключая младенца, были разбужены сигнализацией, все дружно выскочили в холл и увидели кэпа Чарли, вырядившегося в высокие черные сапоги, как будто он собирался вскочить на лошадь в три пятьдесят пять утра. "Погодите, я вам объясню!" - пронеслось в голове у Крокера, но он одернул себя. Уважающие себя мужчины ничего никому не объясняют.
Вдруг до него донесся тихий, чуть ли не заговорщицкий шепот за дверью спальни. И не просто шепот, а еще и смешки. Уолли! Серена! Он ушам своим не поверил. Они так мило беседуют, прямо друзья закадычные. Что Чарли совсем даже не понравилось. Эти двое едва знакомы, да и какие между ними могут быть отношения, кроме натянутых? При том щекотливом положении, которое каждый из них занимал в семье. С чего это они там развеселились? Какими такими шуточками обмениваются? Не иначе как насмехаются над ним, Чарли, зубоскалят на его счет.
В этот момент дверь открылась - из спальни появился Уолли. Он вечно ходил с опущенной головой, уставившись в пол - из-за сутулости и общей вялости организма, - но сейчас на его губах играла улыбка. Уолли поднял голову, увидел отца, и улыбка испарилась, уступив место прежнему, ничего не выражающему взгляду.
Внутри у Чарли все клокотало. Но что он мог сказать?
Окинув взглядом весь собравшийся зверинец, включая и Уолли, он рявкнул:
- Ну, ладно! А теперь всем спать! Давайте-давайте, расходитесь!
Чарли так грозно рявкнул - прямо нагоняй устроил. Ни с того ни с сего. Ну да ладно… Каждый настоящий мужчина, способный заявить о себе в полный рост, знает, что время от времени полезно сердиться просто так - укрепляет дисциплину. Подчиненные принимаются сами искать в своем поведении ошибки.
Все отправились восвояси. Уолли, опустив голову и ссутулившись, поплелся медленнее всех, волоча тяжкий груз своих шестнадцати лет.
Чарли вошел в спальню… так… уладить кое-что. Войдя, он закрыл за собой дверь. Серена все так же сидела на краю кровати, повернувшись лицом к нему. Она нагнула голову, обхватила обеими руками густую гриву спутанных волос и перекинула ее через плечо. Сделав так, Серена подняла голову и посмотрела мужу прямо в глаза. На лице ее была едва заметная улыбка. Да, у Серены вдруг поднялось настроение… видать, посмеялись над шестидесятилетним стариком.
Чарли, сделав жест в сторону холла, бросил на жену гневный взгляд:
- Ты пропустила настоящую деревенскую сходку.
Слова прозвучали не как безобидная ирония, а со злым сарказмом - кары небесные, высеченные на скрижалях и спущенные владыкой.
- Вот как? - Легкая улыбка Серены сменилась усмешкой.
- Ага, вся честная компания была в сборе. Из-за твоей сигнализации сбежалась вся шайка-лейка. Все семейство У. И Линь тоже. На перилах висел. И филиппинка притащилась - как же без нее. Как всегда, босиком.
Усмешка Серены стала презрительной. Чарли продолжал:
- Если хочешь знать, притащилась с твоей дочерью. С той все в порядке - даже не проснулась. Если тебе интересно, конечно.
- Я знаю. Я уже звонила Хэйди. - Серена даже не защищалась, что лишь сильнее раздражало Чарли.
- Серена, это уже третья ложная тревога за последнее время.
- За последние полгода.
- Неважно. Но ведь это курам на смех. Какая, скажи на милость, от этой сигнализации польза? Полиция регистрирует столько ложных тревог, что они даже не отвечают на звонки. А "Радартроник Секьюрити"? Неужели ты веришь, что эти способны кого-то защитить? Как ты думаешь, кто там у них работает? И что можно сделать за тот мизер, который они платят своим сотрудникам? Нанимают всяких там бродяг да алкашей, доверяют им табельное оружие… И у этого сброда ключи от нашего дома! Что за нелепость! Все, пора распрощаться с сигнализацией.
- Ну и ну… Не знала, что ты так прекрасно разбираешься в сигнализациях и охранных компаниях.
"Что за дерзость!"
- Разбираюсь ровно настолько, - вышло: "роннстолько", - насколько следует. И вообще, у нас, в округе Бейкер, был такой порядок - свой дом защищаешь сам. Если вот этого, - Чарли вытянул руки, - недостаточно, в шкафу спрятано ружье. И если придется застрелить человека - застрелю, будь уверена. Уже приходилось.
- Ну да, конечно. Во Вьетнаме.
Вообще-то ему действительно приходилось убивать… Но неужели жена в самом деле имеет в виду то, что, как ему показалось, прозвучало в ее словах: "Ты уже распространялся о своих подвигах во Вьетнаме"?
- Я говорю о том, что отныне в нашем доме будет заведено так. И не иначе. Вот о чем я говорю! Чтобы больше никаких сигнализаций. Усекла?
Серена завела руки назад, опираясь о матрас, и откинулась, разведя ноги, - воплощенная беззаботность. Под розовым халатиком угадывались полные груди. Полы халатика разошлись, и Чарли увидел ее бедра. На лице Серены еще отчетливей проступила полуулыбка-полуусмешка. Она уставилась ему прямо в глаза:
- А кто будет стрелять в этого человека, если тебя не будет?
- О чем ты? В какого еще человека?
- Ну, ты же сам сказал: "Если придется застрелить человека". Положим, ты уедешь в город или кататься верхом в три утра… Кто тогда будет стрелять в грабителя? Я? Хэйди? Жермен? Нина? Насколько я могу судить, им не посчастливилось родиться в округе Бейкер. И на войне они вроде как не были. Хотя можно поинтересоваться…
- Ну-ка, послушай, черт бы тебя…
- Не смей так говорить со мной!
Вскочив с кровати одним махом, разгневанная Серена направилась к ванной. Она уже не улыбалась. Даже взглядом его не удостоила. Развернулась спиной и пошла из комнаты.
Чарли сделал попытку остановить ее - схватил за руку. Разъяренная Серена вырвалась и напустилась на него, сверкая глазами:
- А теперь ты послушай меня, Чарли. Ты хоть соображаешь, что здесь произошло? Тебе, видно, совсем невдомек!
- Я знаю одно. И вот это самое сейчас сделаю.
- Ой, только не надо пудрить мне мозги своей неандертальской философией. Сделай одолжение - зайди в ванную. - Серена указала на дверь с видом взрослого, велящего ребенку выйти вон. - Полюбуйся на себя в большом зеркале. Хорошенько полюбуйся.
Тут Чарли с удивлением заметил, что Серена хоть и ведет себя дерзко, подбородок у нее совсем даже не дрожит, она ничуть не собирается разрыдаться или впасть в истерику. Ничего подобного! Только не она! Серена была само спокойствие; эта девчонка надменно выговаривала ему, Чарли Крокеру. У Чарли не находилось слов.
- Ты так заботишься о том, чтобы выглядеть крутым, - отчитывала она его, - что даже не думаешь, как это скажется на других.
- На тебе, что ли?
- Хотя бы и на мне. Сам посуди. Меня вдруг будит жуткое громыхание сигнализации. Я поворачиваюсь - тебя, моего мужа, рядом нет. Смотрю на часы - три ночи. Зову тебя - ты не отвечаешь. Заглядываю в ванную - тебя и там нет. У меня сразу мысль - в дом кто-то забрался, и ты валяешься в луже крови. Как раз в этот момент раздается ужасный топот - в жизни такого слышать не приходилось. Как будто по лестнице топочут армейские ботинки. Подбегаю к двери, запираюсь. И вовремя - ручка вертится туда-сюда, в дверь ломятся, вот-вот высадят. Да еще пыхтят и стонут, и не по-человечески, а как… медведь или чудовище какое. Я прячусь за кроватью. Чудовище вламывается через ванную; я молю бога, чтобы оно не заметило меня. Слышу, как оно возит чем-то по стене - выключатель нащупывает. Я уж думала, что все, конец, настал мой черед. И тут раздается злобное рычание: "Серена…"
- Я всего-навсего хотел добраться до коробки управления, чтобы…
- Дай мне договорить…
- …Выключить штуковину, пока она…
- Ты мне дашь договорить?
- …Не подняла на ноги весь дом и…
- Дай же мне договорить! Ну, наконец-то, большое спасибо! Так вот… Загорается свет, и я вижу это "чудовище". В сапогах для верховой езды. В бриджах. В рубашке-поло. На дворе еще ночь, всего три часа, а "оно" собралось прокатиться верхом.
- Три пятьдесят пять, - уточнил Чарли, тут же осознав, до чего жалко прозвучало собственное оправдание.
- Ну, конечно-конечно… пятьдесят пять! Прошу прощения за неточность. Ладно, пусть три пятьдесят пять. И тем не менее… По твоей милости срабатывает сигнализация, а ведь ты прекрасно знаешь - прежде чем спускаться по лестнице, следует отключить ее. И что ты делаешь в первую очередь? Набрасываешься на меня.
- Я и не думал бросаться на тебя!
- Не думал? Посмотрел бы на свою зверскую физиономию. "К чертям собачьим это… Мать твою то… Серена, что ты, на фиг, сделала…" Помнишь? Когда я искала переключатель? Это что, не ругань, а?
- Слушай, сигнализация грохотала, телефон надрывался - прямо преисподняя разверзлась. Я только хотел взять ситуацию под контроль.
- Нет, ты хотел свалить с больной головы на здоровую - вот что ты хотел, Чарли. Что-то я не слышу никаких "Прости, я погорячился". Я знаю, что ты сказал сыну. И мне даже противно думать о том, что ты наплел Жермен, Нина и Хэйди.
Чарли снова взвился:
- Так… ты все сказала?