- Существуют контексты среднего класса, которые требуют, чтобы вы были оригинальны. Остроумны. Даже революционны. Но контекст - это своего рода контрзнак. Бьющий козырь.
Бел говорит:
- Например, как быстро вы засыпаете после обеда, кончив проклинать общество, которое позволяет вам засыпать после обеда.
Пол бормочет:
- Я это слышу.
Питер не дает отвлечь себя.
- То есть реальная оригинальность должна быть активно революционной? Так? Вот к чему подводил этот тип.
- Мне кажется, люди вроде Барта больше заинтересованы в том, чтобы заставить людей осознать, как именно они общаются и пытаются контролировать друг друга. Отношение между демонстрируемыми знаками, словесными или нет, и реальным смыслом того, что происходит на самом деле.
- Но прежде вы должны изменить общество, не так ли?
- Остается надеяться, что более глубокое осознание приведет к этому.
- Но я вот о чем… понимаете… если все сводится к выборке людских банальностей, то это просто наблюдение за словами. Ну, как наблюдение за птицами. Или нет?
- Полагаю, что даже от орнитологии есть своя польза.
- Но вряд ли первостепенная, верно?
- Была бы первостепенной, если бы птицы служили базисом человеческого общества. Каким является общение.
− Она видит уголком глаза - ведь все это время глядит она на Эмму, - что он кивает. Как если бы она что-то доказала. Она осознает, и это очень просто, что ненавидит его; хотя он порождение случая, невежда, как таковой он начинает зарабатывать свое право быть эмблемой, жутким знаком, потому что он испытывает - или дразнит - не Барта и семиотику, но ее. Он подразумевает детскости мелких мужчин вроде: почему ты мне не улыбнешься, что я такого сделал, пожалуйста, относись с уважением, когда я слежу за своим языком, я же знаю, что тебе не нравится мой язык.
Эмма внезапно приподнимается и садится, потом идет к матери и шепчет ей на ухо. Бел обнимает ее, целует в щеку, ей придется подождать.
- По-вашему, это может дойти по телеку?
- Что может?
- Ну, этот тип, Барт. То, что вы мне только что говорили.
- Мне кажется, по самой сути это надо читать.
- Вас не заинтересовало бы? Набросайте парочку-другую идей, я хочу сказать: если эти знаки не все словесные, они могут дать такой материальчик для иллюстраций…
Она бросает на него быстрый взгляд. Своим стебельком он подталкивает какое-то насекомое в траве, нагнув голову; длинные песочно-рыжие волосы. Она снова смотрит на Бел, а та улыбается ласково, смертоносно, обнимая Эмму одной рукой.
- Я вовсе не специалист по нему. Вовсе нет. Есть сотни…
Он ухмыляется ей.
- Специалисты пишут паршивые сценарии. Их используют для проверки. Ну, для интервью. Я всегда предпочту кого-то, кто знает суть. Кто сама до всего дошла.
Бел говорит:
- Тебе предлагают работу.
Питер говорит:
- Просто идея. Сейчас пришла в голову.
Кэтрин в панике.
- Но я…
Питер говорит:
- Нет, серьезно. Если захотите зайти обсудить, когда в следующий раз будете в городе. - Он копается в заднем кармане. - И скажите, как называется этот сборник эссе.
- Mythologies. - Она повторяет, переводя: - "Мифологии".
Он записывает в крохотный блокнотик. Кэтрин опять взглядывает на Бел, которая не то сухо посмеивается, не то одобряет. Невозможно решить; потом снова смотрит вниз на Питера.
- Нет, я правда не могу. Я в жизни не писала сценариев.
- Сценаристов наберется десяток за пенни. Никаких проблем.
- Так жутко отзываться о бедняжках, - говорит Бел и затем как бы между прочим: - Да и о ком угодно.
Стерва.
- Извините, но я…
Он засовывает блокнотик назад в карман и пожимает плечами.
- Если передумаете.
- Я честно не могу.
Он разводит ладонями; и она глядит на Бел, давая ей понять, что на отказ ее вдохновила отчасти она. Но Бел в непробиваемой броне непричастности. И подталкивает Эмму.
− Теперь можно.
Эмма бочком подходит к Кэтрин, потом нагибается и шепчет ей на ухо.
- Прямо сейчас?
Девочка кивает.
- Эмма, я не знаю, сумею ли придумать хоть одну.
- Сумеешь, если попробуешь. Как в прошлое лето.
- Я разучилась.
Бел говорит:
- Она нашла потайное место. Вас не подслушают.
- Оно такое красивое. И совсем потайное.
- Только ты и я?
Девочка отчаянно кивает. Затем шепчет:
- Пока Кэнди не проснулась.
Кэтрин улыбается.
- Ну хорошо.
- Идем же. Побыстрее.
Она протягивает руку за греческой сумкой, потом встает и берет Эмму за руку. Девочка уводит ее за бук к дорожке, по которой они пришли сюда, и ведет по ней дальше. Питер смотрит, как они скрываются из виду, краткий взгляд на Бел, затем вниз в землю перед собой.
- Боюсь, не слишком удачно вышло.
- Ах, Боже мой, не беспокойтесь. В данное время она вся оборонительно ощетинилась. С вашей стороны было жутко любезно предложить.
- Она вернется к…
- Думаю, да. Когда смирится с тем, что произошло.
- Чертовски ужасно, - говорит Питер.
- Полагаю, пока еще слишком рано.
- Да, конечно.
Пол начинает тихо похрапывать.
- Старый пьяница, - бормочет Бел.
Питер ухмыляется, выдерживает паузу.
- Я слышал, выйти должно еще много. Пол говорил.
- Да, они надеются, что хватит на последнюю книгу.
- Ужасно. - Он покачивает головой. - С кем-то подобным. И таким образом.
- Но они же всегда наиболее уязвимы, не правда ли?
Он кивает, а секунду спустя опять качает головой. Но теперь он оглядывается на раскинувшуюся Салли, потом находит взглядом сына.
- Ну что же. Мой знаменитый номер отцовства.
Он приподнимается на колени, потом встает, посылает воздушный поцелуйчик вниз Бел - супер-пикник - и спускается туда, где Том строит свою плотину.
- Ого-го, Том! Бог мой, ну просто замечательно.
Пол похрапывает во сне. Бел закрывает глаза и грезит о мужчине, которого когда-то знала, хотела, но в постель с ним почему-то так и не легла.
"Потайное" место не так уж и далеко - чуть-чуть вверх по склону от дорожки к одинокому валуну, который оказался в стороне от стада. Ложбина в кустарнике за ним; невидимый каменный уступ, который отражает солнце и маргаритки, и ярко-синие стрелки шалфея, немного клевера, единственный ярко-красный мак.
- Эмма, тут чудесно.
- Ты думаешь, они нас найдут?
- Нет, если мы будем сидеть тихо-тихо. Так идем же и сядем вон под тем деревцом. - Она садится, девочка выжидательно становится на колени рядом с ней. - Вот что: нарви цветочков, а я придумаю историю.
Эмма торопливо вскакивает.
- Всякие цветочки?
Кэтрин кивает. Она нашаривает в красной сумке сигареты, закуривает одну. Девочка спускается туда, где солнце заливает дно маленькой впадины, но оглядывается.
- Про принцессу?
- Конечно.
Ничего не приходит в голову; ни призрака даже самой простой сказочки; только призрак того последнего сокрушенного островка. Доброта, что еще? Пусть даже больше ради Бел, чем ради нее. И ничего, ничего, кроме бегства. К детству, к женственной фигурке в желтой блузке и белых шортиках, босоногой, сосредоточенно дергающей упрямые цветы, стараясь вести себя очень хорошо, тихо-тихо, не оглядываясь, будто они играют в прятки. Игра, не искусство. Твоя маленькая белокурая племянница, твоя любимица, твоя вера в невинность, нежная кожа, пухлые губки, доверчивые глаза. Которую следовало бы любить гораздо сильнее, чем ты ее любишь. Этот странный водораздел между маленькими детьми и не-матерями; Салли, неловкая попытка стать асексуальной, заботливой, почти няней. Вот почему и завидуешь Бел. Нельзя плакать, надо сосредоточиться.
Если бы только. Если бы только. Если бы только. Если бы только.
- Ты придумала, Кэт?
- Почти.
- Мне жарко.
- Ну так иди сюда.
И девочка взбирается в тень, где Кэтрин сидит под терновником, и снова становится на колени, держа сорванные цветы.
- Они очень милые.
- Синие такие противные. Не ломаются.
- Ну ничего.
Эмма пощипывает нераспустившуюся луговую ромашку, затем смотрит вверх на Кэтрин, затем снова вниз.
- Мне не нравится, когда ты несчастная.
- Мне тоже, Эмма. Но иногда ничего поделать нельзя.
Девочка смотрит на свои поникшие цветы.
- Я не обижусь, если ты не придумаешь историю. - Она добавляет: - Не очень.
- Только чуточку не очень?
Эмма кивает, радуясь такой градации. Выжидающее молчание. Кэтрин затягивается, выдыхает дым.
- Жила-была принцесса.
И Эмма меняет позу с той самой детской требовательностью к соблюдению ритуалов: кладет цветы, проползает немного вперед и поворачивается, чтобы сесть рядом с Кэтрин, которая обнимает ее одной рукой и притягивает к себе.
- Она была красивая?
- Конечно. Очень красивая.
- Она побеждала в кункросах красоты?
- Принцессы слишком знатны для конкурсов красоты.
- Почему?
- Потому что они для глупых девушек, а она была очень умной.
- Умнее тебя?
- Гораздо умнее меня.
- А где она жила?
- Вон за тем холмом, совсем близко. Очень давно.
- Это правдивая история?
- Вроде как.
- Если нет, то ничего, мне все равно.
Кэтрин бросает сигарету; хватается за единственную соломинку.
- А еще она была очень печальной. Ты знаешь почему? (Эмма качает головой.) Потому что у нее не было ни мамуси, ни папуси. Ни братьев, ни сестер. Никого.
- А конец будет счастливый?
- Подождем и узнаем.
- Наверное, счастливый, я так думаю. А ты?
Этот странный третий мир за пределами нашей власти. Кэтрин поглаживает плечо девочки.
- В один прекрасный день она отправилась на пикник со своими братьями и сестрами. И своими родителями, а они были король и королева. Они пришли сюда. Куда мы сегодня. (Эмма кивает.) Но она была непослушной, она решила подшутить над ними. Спрятаться, и чтобы они все ее искали. И вот она пришла сюда, где мы сидим сейчас, и села тут. Но было так жарко, что она легла, и ее сморил сон.
- Она заснула.
- И она спала, спала, спала. А когда проснулась, было совсем темно. И она ничего не видела, кроме звезд. Она звала и звала. Но никто не ответил. Она звала опять, и опять, и опять. Но было слишком поздно, они все вернулись домой. И услышала она только речку. Плоплоплоплоплоп. Поздно, поздно, поздно.
- А они ее разве не искали?
- Все это случилось так давно, что люди тогда не умели считать. Ты можешь это себе представить? Даже король умел считать только до двадцати. А детей у них было двадцать три. Ну, они пересчитывали их до двадцати, а дальше на глазок.
- И пропустили ее.
- Так что она была тут совсем одна. (И из никуда в историю: гарантированное будущее, перипетии.) Она попробовала пойти домой. Но все время спотыкалась и падала, в темноте она не понимала, где она. И забредала все дальше и дальше. Колючки рвали ей платье, она потеряла башмачок. И начала плакать. Она не знала, что ей делать.
- И она очень боялась?
Кэтрин притягивает племянницу поближе.
- Ты и вообразить не можешь, как сильно она боялась. И ей не стало легче, когда рассвело. Потому что тут она увидела кругом дремучий лес. Одни деревья вокруг, бесконечные деревья.
- Ее мамуся и папуся не знали что она заблудилась.
- Нет, они догадались. На следующее утро. И пришли ее искать. Но она ночью забрела очень далеко. И они нашли только башмачок, который она потеряла.
- Наверно, они подумали, что ее съел волк.
- Ты умница. Вот именно. А потому они вернулись домой в большом горе. А она была жива, только в лесу далеко-далеко и совсем одна. Очень голодная. И вдруг она услышала голосок. Это была белка, понимаешь? И она показала ей, где найти съедобные орехи. А потом пришел медведь. Только не свирепый медведь, а милый такой, уютный медведь, и он показал ей, как соорудить домик и постель из папоротника. А потом явились всякие другие птицы и звери и помогли ей и научили, как жить в лесу.
Девочка ухватила свободную руку Кэтрин, как игрушку. Тоненькие пальчики коснулись серебряного обручального кольца, попытались повернуть его.
- А потом что было?
- Они все ее полюбили. Приносили ей еду и цветы и красивые украшения для ее домика. И учили ее лесной премудрости. И объяснили, что в лесу есть только одно очень-очень плохое. И ты знаешь, что это? (Эмма качает головой.) Люди.
- Почему?
- Потому что злые люди приходили в лес и охотились на бедных зверей. А других людей они не знали, понимаешь? Так что думали, что все люди такие, и велели ей сразу спрятаться, чуть она их завидит. И она поверила зверям, так как стала тоже пугливой и робкой.
- Как мышка.
- Именно как мышка. - Она водит пальцами по желтой грудке Эммы; девочка дрожит и прижимается к боку Кэтрин. - Вот так она и жила. Не один год. Пока не стала совсем большой.
- Сколько ей было лет?
- А сколько ты хочешь, чтобы ей было лет?
- Семнадцать.
Кэтрин улыбается белокурому затылку.
- Почему семнадцать?
Эмма задумывается, потом трясет головой: она не знает почему.
- Ну, не важно. А ей было ровно столько. И тут случилось что-то совсем необычное. Она снова пришла вот на это самое место, где мы сейчас сидим, и день опять был очень жаркий, прямо как сегодня. И опять она уснула. Под этим самым деревом. (Эмма поднимает глаза, словно проверяя, здесь ли оно.) Но когда она проснулась на этот раз, ночь еще не наступила. Был по-прежнему день, но только все оказалось куда ужаснее, чем в тот раз. Потому что вокруг нее стояли огромные охотничьи собаки. Совсем как волки. И все рычали и лаяли. Вот тут и тут. А вон там… - Она вздрагивает, но Эмма не реагирует. Пожалуй, она зашла слишком далеко. - Это было как дурной сон. Она даже вскрикнуть не могла. И тут она увидела что-то еще хуже. Догадайся кого?
- Дракона?
- Хуже.
- Тигра.
- Человека!
- Человека-охотника.
- Вот что она подумала. Потому что он был одет, как охотник. Но на самом деле он был очень хорошим и добрым. И не был старым. А точно одного с ней возраста. Ему было семнадцать лет. Но ты помнишь, она же поверила зверям. И хотя она могла видеть, что он очень добрый, ей все равно стало очень страшно. Она подумала, что он должен ее убить. Даже когда он отозвал собак. Даже когда он нарвал цветов и принес их вот сюда, где она лежала, и встал на одно колено, и сказал ей, что она самая красивая девушка в мире.
- Она думала, что он притворяется.
- Она просто не могла решить. Ей хотелось поверить ему. Но она помнила о том, что ей говорили лесные друзья. А потому она просто лежала и молчала.
Теперь Эмма делает движение, поворачивается и извивается и устраивается поперек колен тетки, глядит ей в лицо снизу вверх.
- И что было дальше?
- Он ее поцеловал. И вдруг она перестала бояться. Она села и взяла его за руки и начала рассказывать ему про все. Как она не знает, кто она, как забыла свое имя. Ну, все. Потому что она так долго жила в лесу со зверями. А потом он сказал ей, кто он. Он был принц.
- Я так и знала.
- Потому что ты умница.
- Это конец?
- А ты хочешь, чтобы это был конец?
Эмма решительно мотает головой. Она следит за лицом своей тетки так, будто у нее изо рта могут появиться не только фонемы, но и принц с принцессой. Процесс. Не обязательно верить историям, а только тому, что их можно рассказывать.
- Принц сказал, что любит ее, он хотел жениться на ней. Но тут возникла трудность. Потому что он был принц, жениться он мог только на принцессе.
- Но она же была принцесса.
- А она забыла. У нее не было красивой одежды. И короны. И ничего еще. - Она улыбается. - У нее вообще никакой одежды не было.
- Никакой!
Кэтрин качает головой.
Эмма шокирована.
- Ни даже?.. - Кэтрин качает головой, Эмма закусывает губы. - Это неприлично.
- Она выглядела чудесно. У нее были прекрасные длинные каштановые волосы. Чудесная смуглая кожа. Она была совсем как дикая лесная зверушка.
- И она не мерзла?
- Было лето.
Эмма кивает, слегка сбитая с толку такой аномалией, но заинтригованная.
- Ну, вот. В конце концов принцу пришлось уйти. Ему было очень грустно, что он не может жениться на этой красивой девочке без всякой одежды. А она заплакала, потому что не могла выйти за него замуж. И она плакала и плакала. И тут вдруг кто-то заухал. Туувитааавууу. Прямо отсюда сверху.
Эмма запрокидывает голову.
- И что это было?
- Ты знаешь что.
- Я позабыла.
- Филин. Старый бурый филин.
- Да нет, я знала.
- Филины очень мудры. А этот был самый старый и самый мудрый из них всех. На самом деле он был колдун.
- И что он сказал?
- Туувитааавууу, туувитааавууу, ну… не… плааачь.
Эмма улыбается до ушей.
- Скажи еще раз. Вот так.
Кэтрин повторяет.
- Потом он слетел вниз к ней и объяснил ей, что он может сделать. Поколдовав. Чтобы быть принцессой, нужно ведь жить во дворце? Так вот. Он может подарить ей красивую одежду. Или он может подарить ей дворец. Но и то, и другое одновременно не может.
- А почему он не мог?
- Потому что колдовать очень трудно. И больше одного колдовства за один раз не получается. (Эмма кивает.) А она думала только о том, чтобы снова увидеть принца. И она попросила филина подарить ей красивую одежду. И вот сейчас у нее не было ничего. А секунду спустя она уже была в прекрасном белом платье и с короной из жемчуга и алмазов на голове. И сундуки, сундуки со всякой другой одеждой и шляпами, и обувью, и всякими драгоценными украшениями. И лошади, чтобы их возить. Ну, все как у настоящей принцессы. Слуги и служанки. Она была так счастлива, что позабыла про дворец. Она вспрыгнула на коня и галопом поскакала к замку, где жил принц. И сначала все шло замечательно. Принц новел ее познакомиться с королем и королевой, которые подумали, что она очень красива и, наверное, очень богата. Такая чудесная одежда, ну и все остальное. Они сразу же сказали, что принцу можно на ней жениться. Как только они посетят ее дворец. Она не знала, что делать. Но, конечно, ей пришлось притвориться, будто дворец у нее есть. И она пригласила их всех на следующий день. Тут они все разоделись и отправились смотреть ее дворец. Она точно объяснила им дорогу. Но когда они добрались туда… с ума сойти.
- Никакого дворца там не было.
- Только скверный пустой луг. Мокрый, грязный. А посередине стоит она в своей прекрасной одежде.
- Они подумали, что она дурочка.
- Отец принца очень, очень рассердился. Он подумал, что это какая-то глупая шутка. И уж тем более, когда она сделала реверанс и сказала: добро пожаловать в мой дворец, ваше величество. Принцесса не знала от ужаса, что ей делать. Но филин в тот раз научил ее колдовскому слову, которое превратило бы ее одежду во дворец.
- Какое слово?