Сцена III
Алиджи вскакивает с покрывалом на лице, поворачивает голову в сторону криков. Раздвигая толпу, быстро входит Мила ди Кодра.
Мила. Мать Алиджи!.. И сестры Алиджи! Супруга! Вся родня!.. Знаменосец злодеяния!.. Народ справедливый!.. Правда Божия!.. Я Мила ди Кодра!.. Каюсь я! Выслушайте меня! Послал меня Косма, праведник. Спустилась я с гор, пришла сюда, чтобы покаяться перед всеми. Слушайте меня!
Иона ди Мидиа. Тише, тише! Дайте говорить ей, во имя Божье! Кайся, Мила ди Кодра. Народ справедливый тебя рассудит.
Мила. Алиджи, сын Ладзаро, невиновен! Он не совершил убийства! Да, да, его отца убила я, я, топором.
Алиджи. Мила, не лги пред Богом!
Иона. Он сам сознался. Ты солгала. Он виновен, но и ты виновна вместе с ним.
Толпа. В огонь ее! В огонь! Слушай, Иона! Отдай нам ее, мы ее сожжем! - На костер колдунью! Пусть оба погибнут в одно время! Нет, нет! - Я говорил, он невиновен! - Он сам сознался! Сознался! Женщина его подстрекала, а он убил. - Виновны оба! В огонь ее!
Мила. Люди Божьи! Выслушайте меня, а потом меня убейте! Готова я на смерть. Затем я и пришла.
Иона. Молчите, дайте ей сказать!
Мила. Алиджи, сын Ладзаро, ни в чем не виновен. Но он сам о том не знает.
Алиджи. Мила! Перед Богом не лги! Орнелла… прости, что посмел я назвать твое имя… Ты свидетельница, что обманывает она народ справедливый!
Мила. Он сам не знает! О том, что было, не помнит он! Он был околдован. Я помутила его разум. Я дочь колдуна. Нет такого колдовства, которого бы я не знала, которого я бы не делала! Если здесь, среди родни, есть женщина, обвинявшая меня тогда, в канун святого Иоанна, когда вошла я в дверь дома, то пусть она выйдет и повторит обвинение.
Каталана. Это я. Здесь я.
Мила. Свидетельствуй же обо мне, назови тех, кому я болезни причинила, кого я умертвила, кого лишила я рассудка.
Каталана. Я знаю: Джованна Каметра. И нищий из Марано, и Афузо, и Тиллура. Я знаю. Знаю, что ты извела их.
Мила. Народ справедливый! Все вы слышали, что говорит эта раба Божья? Правда это! Каюсь я! Косма праведный растрогал мою темную душу… Сознаюсь во всем и каюсь! Не хочу я, чтобы погиб невинный. Жажду наказанья, и будет оно тяжкое! За все за то, что я приносила бедствия, расторгала узы, разрушала радость, уничтожала жизнь, за то, что в день брака переступила я этот порог, завладела очагом священным и его осквернила… Вино гостеприимства я испортила, не выпила его, а пролила для колдовства. Любовь между отцом и сыном обратила во вражду и ненависть, горем задушила молодую супругу… И волшебством вызвала дорогие слезы сестер себе в защиту. Скажите, скажите, женщины, если только вы знаете Бога, скажите, каковы все мои злодеяния!
Родственницы. Правда, все правда! - Ворвалась она как скверная собака в дом как раз в то время, когда Чинерэлла осыпала зерном Виенду! - И сразу колдовать начала!.. И сразу наслала злую лихорадку на новобрачного. - Мы все тогда кричали против нее, и тщетно! Она сумела всех заворожить. - Да, да, теперь она сказала правду! Слава Господу, теперь все разъясняется.
Алиджи стоит, опустив голову на грудь под покрывалом, в глубоком душевном волнении, и уже начинает чувствовать в крови действие напитка.
Алиджи(порывисто, с силой). Нет! нет! Неправда! Она обманывает вас! Не слушай ее, народ справедливый! Все против нее восстали и позорили ее тогда. А я увидел безмолвного ангела возле нее. Моими смертными очами, что не должны увидеть звезды вечера, я его видел… Смотрел он на меня и плакал! О, Иона! То был чудесный знак, что она от Бога!
Мила. Бедный Алиджи! Бедный юноша, доверчивый и неведущий! То был ангел-отступник!
Все в испуге делают крестное знамение, кроме Алиджи, руки которого в колодках, и Орнеллы, которая отошла от портика и устремила взгляд на жертву добровольную.
Явился тебе ангел-отступник… Не простит мне того Бог. Не простишь и ты вовеки. Явился он твоим очам по наваждению. То был дух нечестивый, обманчивый!
Мариа Кора. Я это говорила тогда, говорила! Я кричала про ее богохульство.
Чинерелла. Ия тоже говорила и кричала. Когда осмелилась она сказать про своего хранителя, я закричала: "Говорит она хулу!.."
Мила. Алиджи, ты не простишь меня, хотя бы и Бог меня простил! Но должна я открыть мое преступление… Орнелла, не смотри так на меня!.. Пусть я одна… Алиджи, когда пришла я на пастбища, когда ты застал меня сидящей на камне в молчании, тогда началась твоя гибель. Ты стал создавать из дерева изображение того ангела… того, что закрыт покрывалом. А я, и утром и вечером, ворожила моим нечестивым искусством.
Ты помнишь, какая у меня была любовь к тебе, какое было смирение в моих речах и во всех поступках перед тобой? Ты помнишь, что не запятнали мы себя грехом, что чистой осталась я у твоего ложа? Откуда же такая чистота и робость у той колдуньи зловредной, что жнецы из Норки называли бесстыдной перед твоей матерью? Так хорошо умела я ворожить нечестивым моим искусством! Разве ты не видел, как я собирала возле ствола стружки дерева и сжигала их, произнося слова? Готовила я тогда кровавый час для Ладзаро из старой вражды, старой злобы на него… Ты оставил топор возле ствола…
Теперь слушайте меня, люди Божьи! Великая власть пришла ко мне над ним, над тем связанным… Почти настала ночь в том недобром месте… Озверел его отец, и взял меня за волосы, и в ярости повлек меня… А он вырвался, чтобы защищать меня… Быстро схватила я топор и ударила с силой, ударила до смерти. И закричала: "Я его убила!.." Сыну я закричала: "Убила я его, убила!" Великая сила была во мне. И мой крик сделал его убийцей в его душе, в рабстве у меня была его душа… "Я убил", - сказал он, когда увидел кровь, лишился чувств и больше ничего не знал.
Кандиа, потрясенная почти животным содроганием, обнимает возвращенного ей сына. Потом отрывается от него и с дикой силой бросается к Миле, как к врагу. Дочери ее удерживают.
Родственницы. Оставьте ее! Оставь, Орнелла! Пусть она вырвет ей сердце! Пусть она съест ее сердце! - Пусть она бросит ее себе под ноги, пусть бьет ее ногами! Пятками пусть бьет по вискам, пусть выбьет зубы! - Оставьте ее! Оставь твою мать, Орнелла! Пусть душа вернется исцеленной в ее грудь!.. - Иона! Иона! Невиновен Алиджи! - Освободи его от колодок! Сними с него покрывало! Отдай нам его! - Теперь народ будет судить! - Рассуди ты, народ справедливый! Вели его освободить!
Мила отступает к закрытому изваянию ангела и смотрит на Алиджи, который уже охвачен опьянением от вина, смешанного с травами.
Толпа. Хвала Богу! Слава Богу! Слава отцу! - Бесчестье отошло от нас. - Клейма позорного нет на нас! - Не из наших людей убийца! Слава Богу! - Убила Ладзаро чужестранка, из Кодры в Фарне. - Говорил я, говорил: Алиджи невиновен! Развяжите его, освободите его! - Матери его отдайте! - Иона! Иона! Освободи его! Судья злодеяния дал тебе сегодня власть над головой человека. Сними голову с колдуньи! - В огонь, в огонь волшебницу! - На костер колдунью! - Исполни волю народа, Иона ди Мидиа! Отпусти невинного! Эй, Иона! - На костер дочь Иорио, дочь Иорио!
Мила. Так, так, народ справедливый! Так, народ Божий! Отомсти мне! И ангела-отступника со мной поставьте на костер, чтобы пламенем он сжег меня, чтобы сгорел со мной!
Алиджи. О, голос обманчивых обещаний! Вырвите этот голос из моей души!.. Он мне казался таким дивным, был так дорог мне! Задушите этот голос в моей душе, как будто никогда не слышал я его, не радовался ему!.. Я был во власти обманчивых слов, исцелите же во мне все раны, что мне нанесла любовь, избороздившая мою душу, точно гору ручья снеговых вод… Изгоните из моей души всякий след!.. Как бы никогда не слышал я этот голос и не верил ему!..
А если вы не в силах это сделать и если я тот, кто слушал, верил и надеялся, если я тот, кто поклонялся ангелу-отступнику, так отрубите мне обе руки, зашейте меня в мешок и бросьте в реку, чтобы я заснул там на семь веков… чтобы заснул я в пучине еще на семь веков и забыл бы о том, что свет Божий видели мои глаза!..
Орнелла. Мила, Мила! Это опьянение от вина смешанного, от чаши утешения, что мать дала ему выпить!..
Толпа. Отпусти его, Иона! Он бредит. - Он выпил зелья в вине… - Пусть мать его уложит спать! - Пусть он заснет, пусть спит! - Да помилует его Господь!
Иона передает знамя одному из своих людей и подходит к Алиджи, чтобы освободить его.
Алиджи. Да, Иона, освободи мне немного руки, чтобы я мог поднять их против нее… Нет, нет! Не сжигайте ее: так прекрасно пламя!.. А хотел бы я призвать умерших, всех умерших моей земли, забытых годов, самых далеких-далеких, что на семьдесят локтей зарыты под землей… Чтобы они прокляли, прокляли ее!
Мила(с криком отчаяния). Алиджи, Алиджи! Ты не можешь!.. Ты не должен!..
Орнелла. Мила! Это опьянение!..
Освобожденный от колодок на руках и от черного покрывала, Алиджи падает без сознания на руки матери. Две старшие сестры и родственницы возле него.
Родственницы. Не страшитесь, это от того вина… у него закружилась голова… Он теряет сознание. - Теперь наступит крепкий сон. - Пусть Бог его успокоит! - Уложите его, пусть спит. - Виенда, Виенда, он возвращается к тебе! - И он, и она возвращаются из другого мира! Слава Господу! Слава Господу! Слава Отцу!
Иона надевает колодки Миле на руки, которые она протянула ему. На голову ей он кладет черное покрывало. Потом берет в руку знамя злодеяния и толкает жертву к толпе.
Иона. Народ справедливый! В твои руки отдаю дочь Иорио. Над многими делала злые волшебства Мила ди Кодра. Казни ее и прах развей по ветру! Спаси народ твой, Господи!
Толпа. В огонь дочь Иорио! В пламя ее! Дочь Иорио и ангела-отступника с ней вместе! На костер! В пламя! На дно Ада!
Орнелла(громким голосом). Мила! Мила! Сестра моя в Господе Иисусе! Целую твои ноги, идущие на смерть! Рай открыт перед тобой!
Мила(среди толпы). Так прекрасно пламя! Прекрасно пламя!
ФАКЕЛ ПОД МЕРОЙ
Пьеса
Перевод Н. Бронштейна
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Тибальдо де Сангро.
Симонетто и Джильола, дети Тибальдо от первого брака.
Бертрандо Акклодзамора, сводный брат Тибальдо.
Донна Альдегрина.
Анджиция Фура, женщина из Луко - вторая жена Тибальдо.
Аннабелла и Бенедетта, две кормилицы.
Заклинатель змей.
Рабочие.
В стране Пелигнов, в округе Анверсы, близ ущелий Саджитарио, в канун Троицына дня, в царствование короля Бурбона Фердинанда I.
АКТ ПЕРВЫЙ
Сцена представляет необычайно обширную залу в старинном доме Сангров, построенном на выступе горного склона. На несокрушимом остове первобытной нормандской архитектуры оставили свои следы из камней и кирпичей все эпохи, от Анжуйской династии до Бурбонов. Вокруг залы тянется над глубокими аркадами галерея, украшенная богатой скульптурой, одни из аркад закрыты, другие - открыты, многие поддерживаются подпорками. Из трех виднеющихся прямо в глубине аркад сводов средний ведет в роскошный сад, позади железной решетки которого виднеются кипарисы, статуи и цветники, правая аркада заканчивается витой лестницей, которая скрывается в тени, левая, украшенная боковыми мавзолеями, образует свод над дверью фамильной капеллы, откуда сквозь узорчатые оконца струится свет лампад. С правой стороны, за арками, более легкими, поддерживаемыми колоннами, виден балкон в стиле Возрождения, к нему примыкает спускающаяся во двор лестница. Слева в одной из каменных арок проделана маленькая дверь, возле нее - шкафы и полки, со свитками и старинными рукописями. Груды старых пергаментов лежат также на покоробившихся плитках пола и на массивном столе, вокруг которого стоят кресла и стулья. Бюсты знаменитых людей на высоких пьедесталах, большие канделябры из кованого железа, украшенные резьбой скамьи, расписанный портшез, несколько мраморных обломков дополняют обстановку. Фонтан изящной работы, украшенный женской фигурой, высится среди залы со своим опустевшим бассейном. И все вокруг обветшало, повреждено, испорчено, сломано, покрыто пылью, обречено на гибель.
Сцена I
Донна Альдегрина сидит за столом, внимательно рассматривая архивные пергаменты. Бенедетта у веретена сучит нить, Аннабелла вертит мотовило. Через балконную дверь струится свет полуденного солнца.
Донна Альдегрина
Аннабелла, Аннабелла,
Ты слышишь, как дрожат, трясутся стены?
Что значит этот гул?
Не рушится ли дом?
Аннабелла
То Пробо ди Гоннари
Огонь подносит к мине,
Взрывает скалы Пикко - той горы,
Где сходятся границы трех усадеб
В Большом ущелье.
Донна Альдегрина
Вплоть до основанья
Дрожит весь дом. Разрушат мне его!
Ты видишь, Бенедетта, как зияет
Расщелина вон там, среди этих балок?
Ее еще цепями не стянули!
А где же этот Мастро Доменико
Ди Паче? Неужели
Он хочет нашей смерти?
Бенедетта
Он с двадцатью рабочими, синьора,
Работает со стороны балконов,
Он ставит балки, жерди и подпорки
И говорит, что предстоит ему
Всю эту ночь при факелах работать,
Что эта сторона
Вся в трещинах и накренилась так,
Что страшно посмотреть.
Едва камней коснешься,
Как вместо них - песок, а кирпичи
Сырого теста мягче.
Аннабелла
В это утро
Из ниши статуя упала королевы
Джованны, а король Роберто в нише
Чуть держится, синьора.
Бенедетта
Упал орел, что украшал гробницу
Епископа Берардо.
Аннабелла
Внезапно замолчал фонтан Джойеты,
Забито щебнем все, а три трубы
Иссякли: в них воды как не бывало.
Встает, подходит к фонтану и поднимает круглую каменную плиту с пола. Пробует пустить воду.
Замок исправен, ключ верчу свободно,
А все не бьет вода!
Опускает плиту, смотрит на фонтан.
Лишь из одной трубы
За каплей капля медленно сочится.
Как жаль! Фонтан так весело журчал.
Бенедетта
Грозит паденьем потолок в покоях
Графини Лоретеллы. Зеркала
Поблекли, дали трещины с боков
(Так тихо, как не рвется даже нитка),
Оставив в пятнах след былых времен,
Забытых лиц, забытых происшествий.
Аннабелла
Запечатлелось в них
Лицо графини и ее дыханье,
Как будто за стеклом
Окна, когда стоят
И ждут кого-нибудь, но вот глаза
Застывшим застилаются дыханьем
(Останови-ка прялку, нитка рвется),
Туманный флер стоит перед глазами,
А гостя жданного все нет и нет…
Бенедетта
Свалились на пол балки, черепицы,
А в дождь или в град - как под открытым небом
В тех комнатах, и через щели крыши
Нередко залетает много птичек…
О чем ты думаешь?
Донна Альдегрина
Где может быть Джильола?
Ведь завтра Духов день. Канун сегодня.
Аннабелла
Сегодня годовщина.
Бенедетта
Да, вечером сегодня.
Аннабелла
Она не захотела, чтобы утром
Служили панихиду по покойной.
Все просит, чтоб служили послезавтра.
Кто знает, почему?
Донна Альдегрина
Но где ж Джильола?
Бенедетта
Наверное, в саду плетет венки.
Аннабелла
И для венков срывает дикий мак?
Но алый мак не годен для венков:
Быстрее вянет он, чем засыхает
Струя политой крови. О, синьора,
Запущен весь твой сад и стал печален,
Как полоса заброшенного поля.
Донна Альдегрина
Что делает Джильола? Где она?
Аннабелла
По комнатам все бродит опустелым,
Сегодня, как вчера, и вечно будет
Она с тяжелым сердцем там бродить.
К земле ее пригнула тяжесть горя,
Лишив ее покоя навсегда.
Идет из двери в дверь,
Откроет дверь, закроет за собою,
Взойдет на лестницу, сойдет с другой,
Задумчиво пройдет по коридору,
К балкону подойдет,
Перебежит чрез двор,
Исчезнет за калиткой,
Опять взойдет, чтоб после вновь вернуться.
И ищет, ищет все и не находит…
Ах, этот дом! И кто его построил?
Он так велик, и столько в нем дверей,
Как будто всем несчастьям на земле
Приют хотел строитель предоставить!
Смутно слышатся отдаленные усталые голоса. Доносится припев, сопровождающий тяжелый труд.
Бенедетта
Рабочие поют.
Донна Альдегрина
Ты слышишь, Аннабелла?
Под нами шум глухой,
Как будто бы внизу
Упало что-то… Сбегай, посмотри.
Аннабелла
Оставь свой страх, синьора. То поток
Ревет. Растаяли снега в Террат
И в Аргатоне. Из ручья внезапно
Стал Саджиттарио стремниной бурной.
В то время, как Аннабелла говорит, возле решетки, в глубине средней аркады, мелькает тень человека - появляется и исчезает.
Бенедетта
Какой-то человек! Мужчина! За решеткой!
Я видела его, на нас смотрел он…
Донна Альдегрина
Кто это может быть?
Аннабелла подбегает к решетке и смотрит.
Бенедетта
Стоял у входа
И вдруг исчез. Прошел