Сцена IV
В воротах в глубине появляется Баннино, с непокрытой головой, задыхающийся, как беглец, а с ним Аспинелло Арсенди, Вивиано де Вивии, Бертрандо Луро, покрытые кровью и пылью.
Баннино
Остазио! форлийцы захватили
под Червией обозы с солью; стражу
избили и разграбили припасы.
Остазио
(рычит)
Так я и знал. Но ты-то уцелел!
Аспинелло
Отряды гибеллинов из Болоньи,
Фаэнцы и Форли по всей земле
упорно рыщут, все опустошая
пожаром и мечом.
Остазио
О, Господи!
Вот вести добрые для твоего
наместника!
Вивиано
Они сожгли Валькапру,
Пьянетто, Монтевеккио. Сожгли,
у Лицьо да Вальбоны,
Бизерну, Страбатенцу.
У графа Гуго
да Черфуньяно разорили земли
Ронтаны и Кварменто.
Остазио
Боже правый!
Вот вести добрые для слуг твоих!
Бертрано
Гвидо ди Монтефельтро
с баллистами идет на Кальболи,
и крепости не устоять!
Остазио
Еще!
О, Господи! Хвала тебе еще!
Вивиано
Скарпетта дельи Орделаффи был
с форлийцами.
Баннино
Они избили стражу,
разграбили обоз и увели
быков и лошадей; они убили
немало молодцов и Мальвичино
да Лоццо, а Пагано Коффо взяли…
все прочие бежали в беспорядке
по направленью к морю…
Остазио
Ты ж - к земле,
Поводья бросив! Это я и знал!
Заранее я это знал.
А где твой меч? Его и шлем ты бросил!
"Беги кто может!" - вот твой бранный клич!
Баннино
Свой меч сломал я, нанося удары.
На нас напало триста человек,
а может быть, и больше. Аспинелло,
Бертрандо, говорите! Вивиани,
скажите, хорошо ли я сражался?
За мной гналось не меньше двадцати,
меня схватить желавших, но сквозь мясо
и кости проложил себе я путь
вот этою рукой. Да говорите ж!
Остазио
Они не могут отвечать, ты видишь,
стараясь кровь остановить и пыль
с лица стереть, а на тебе пятна нет:
и нарукавники, и панцирь твой
блестят, как новые. Твои враги,
должно быть, были не в ударе нынче.
Царапины нет на лице твоем,
о, воин несравненный на словах!
Три воина, сняв с себя остатки доспехов и отерев кровь и пыль, удаляются.
Баннино
Остазио, Остазио, довольно!
Остазио
Я это знал заранее, смеялся,
когда отец тебя назначил в стражу,
и говорил: "Пусть Червии епископ
священным посохом его хранит.
но быть равеннцам этот раз без соли!"
Ошибся ль я? Ступай, ступай, Баннино,
режь заячьи печенки - ястребам на корм.
Баннино
А ты бы лучше помолчал.
Пока я был в сраженье, ты что делал?
С нотариусом сделки заключал?
Остазио
Обозный предводитель, не забудь,
что ежели форлийцы не сумели
тебя догнать, так я-то догоню!
Баннино
Предательством, как то тебе привычно!
Остазио
Я постараюсь, чтоб на этот раз
ты с жалобой к отцу не побежал.
Сер Тольдо
Довольно. Успокойтесь.
Баннино
Я к отцу
пошел бы - рассказать ему, что знаю.
Остазио
А что ты знаешь!
Баннино
Ну, ты понял.
Сер Тольдо
Будет!
Вы - братья.
Остазио
Нет, он из гнезда другого.
Сер Тольдо
Мессер Остазио, ведь он ребенок.
Остазио
Ну говори, когда хоть языком
умеешь ты сражаться.
Баннино
Нет. Ты понял.
Я больше не скажу.
Остазио
Ну, вылей желчь.
окрасившую все лицо твое,
не то тебя я стисну, словно мякиш.
Баннино
Остазио, я не умею так
желчь выливать, как ты, рукой спокойной,
лить чистое вино.
Остазио
Вино? какое?
Баннино
Какое? чистое вино!
Остазио
Проклятый,
остерегись!
Баннино
Однажды наш отец
был болен. Сколько ласк ему
ты расточал, сыночек нежный. Понял?
Я знаю все, что ты, и да отсохнет
рука твоя!
Остазио
А бабья клевета!
А выблядок! пришел твой день последний!
Из боя бегство не спасло тебя!
Выхватывает меч и бросается на Баннино, который прыжком спасается от удара. Остазио хочет настигнуть его. Сер Тольдо его старается удержать.
Сер Тольдо
Мессер Остазио, что вы хотите
свершить? Оставьте, это брат ваш, брат!
Что делаете вы?
Раба появляется на террасе и наблюдает.
Баннино
(в ужасе)
Отец, на помощь!
Сестра! Франческа! помогите! Нет,
ты не убьешь меня! о подлый! подлый!
Остазио! пощады! не скажу…
Видя оружие у своего горла, падает на колени.
То не был яд…
Три воина прибегают без лат и без оружия.
Я не скажу! Прости!
А!
Остазио разит его в щеку. Баннино падает без чувств.
Остазио
Ничего. О, ничего.
Наклоняется и рассматривает упавшего.
Пустяк.
Я кожу ободрал ему слегка
и не в опасном месте. Не из гнева.
Я ткнул его немного, чтобы он
привык к железу, не боялся боя,
чтоб не терял меча и шлема в бегстве,
поводья бросив в час, когда ему
сражаться должно против гибеллинов.
Три воина поднимают бесчувственного Баннино.
Снести его к маэстро Габбадео,
пусть остановит жил кровотеченье
он солью из Червийских солеварен.
Глядит, как несут раненого. Запирает большие ворота, которые гремят. С террасы раба безмолвно исчезает.
Идем, Сер Тольдо.
Сер Тольдо
А мессер Гвидо
что скажет, возвратясь?
Остазио
Отец мой слишком
балует этого ублюдка.
Нахмурясь, смотрит в землю.
Он
гнезда другого, высижен сорокой,
а не орлицей. Слышали, что он
болтал здесь… о вине каком-то…
Мрачно, после молчания.
Был
у нас слуга подкуплен Анастаджи…
Да охранит Всевышний от измены
отца и дом наш.
Сер Тольдо
Также и мадонну
Франческу?
Остазио
Нет, пусть за Хромца выходит.
Сер Тольдо
Ну, в добрый час.
Остазио
Большое дело - месть!
Прольется в мире несколько слезинок,
быть может, если Бог позволит, горших,
чем соль из всех Червийских солеварен!
Идем, сер Тольдо. Паоло нас ждет.
Оба выходят.
Сцена V
Раба вновь появляется на террасе, неся ведро и губку. Безмолвно, босиком спускается с лестницы. Рассматривает пятна крови на площадке и становится на колени, чтобы смыть их. Из верхних комнат слышится пение девушек, пока раба занята своим делом.
Хор девушек
Кто полюбил, узнает
(Ах, горе! сердце все в огне),
Как сушит, как сжигает
Любовь… О, горе мне!
Видно, как из комнат выходят и идут по террасе Франческа и Самаритана, рядом, обвив руками стан одна другой. Хор девушек следует за ними, неся прялки с разноцветной пряжей. Все останавливаются на светлой террасе и стоят как бы на хорах для певцов, в то время как две сестры спускаются по лестнице ко входу в сад. Раба, вымыв пятна крови и желая скрыть следы приключения, быстро выливает на куртину роз окровавленную воду из своего ведра.
Франческа
(приостанавливаясь на лестнице)
Им петь велит любовь.
Она откидывает немного назад голову, как бы уступая веянью мелодии, легкой и трепетной.
Хор девушек
Как мучит беспощадно
Сердца на медленном огне…
Франческа
Они как бы пьяны благоуханьем.
Ты разве их не слышишь? В грустной песне
они поют о высшей радости!
Она отымает от стана сестры свою руку и несколько отстраняется от нее, как бы затем, чтобы от нее отделиться, и продолжает стоять, между тем как та спускается в сад.
Хор девушек
Удел мой безотрадный -
Любовь… О, горе мне!
Франческа
(погруженная в себя)
Как текучие воды,
что льются и льются,
неприметные взору,
так и душа моя…
Самаритана
(с неожиданным ужасом прижимаясь к сестре)
Франческа, где ты?
Кто отнял у меня тебя?
Франческа
А! Ты меня разбудила…
Пение смолкает. Девушки отвертываются в сторону, глядя на другой двор, лежащий за террасой. Они словно высматривают кого-то. Двурогие прически и высокие прялки сверкают на солнце, и от времени до времени в ясном воздухе слышен шепот уст и шуршание платьев.
Самаритана
Сестра, сестра!
Послушайся меня, еще останься
со мною там, где обе мы родились.
Не уходи! Не покидай меня!
Дай ставить мне еще
мою постель с твоею рядом,
чтоб ночью близко чувствовать тебя!
Франческа
Он пришел, сестра.
Самаритана
Кто? Тот, кто у меня тебя отымет?
Франческа
Да, он пришел.
Самаритана
Без имени, без лика! Его
ни разу не видали мы.
Франческа
Его
я видела, быть может?
Самаритана
Ты? но когда же? Я не разлучалась
с тобой, с дыханием твоим ни разу!
Вся жизнь моя была - глядеть тобой.
Так как же без меня могла ты
его увидеть?
Франческа
Жизнь моя!
Ты не могла проникнуть в тот глубокий
и одинокий храм души моей,
где сам собой, без пищи
горит огонь великий!
Самаритана
Ты отвечаешь мне загадкой,
твое лицо я вижу как сквозь тушь,
как будто мы с тобой уже расстались
и ты ушла, но вдалеке
вдруг оглянулась; я твой голос слышу
как будто ветром донесенный…
Франческа
Полно!
Моя душа! моя голубка! Полно!
Чего ты испугалась? Успокойся.
Ах, скоро ты увидишь,
что день пришел и твой, и так же
ты улетишь из гнездышка родного,
твоя постель девичья так же будет
пустой с моею рядом, и сквозь сон
я никогда поутру не услышу,
как подбегаешь ты к окну, босая,
я никогда поутру не увижу,
как ты, босая, в белом вся, бежишь
к окну, моя голубка! Никогда я
уж не услышу, как ты скажешь мне:
"Вставай, Франческа! Белая звезда
уже взошла, и скрылися Плеяды!"
Самаритана
А между тем все будет жить!
Все будет жить!
И время будет
бежать все дальше, дальше!
Франческа
И никогда ты утром мне не скажешь:
"С твоей кроватью что случилось ночью?
Она хрустела, как тростинка!" Я же
тебе уж не отвечу: "Повернулась
я, чтоб уснуть, чтоб видеть сон, и вот
во сне приснилось мне, что сплю я…" Ах!
я более тебе не буду
рассказывать, что снилось мне!
А все умрет.
все будет умирать,
и время будет
бежать все дальше, дальше!
Самаритана
Франческа, ты мне ранишь сердце!
Смотри!
Я вся дрожу от страха!
Франческа
Успокойся
Ах, успокойся…
Самаритана
Ты начала рассказывать мне сон,
что видела сегодня ночью.
Пока ты говорила,
мне показалось, будто услыхала
я гневный спор, и после крик,
и после стук затворенной двери…
Настала тишина, и не хотела
ты свой рассказ окончить…
Тут девушки свою запели песню…
Но сердце за тебя щемит тревога…
Кому, скажи, отец наш отдает тебя?
Франческа
Сестра!
Ты помнишь ли, как в августе однажды
остались мы с тобой вдвоем на башне.
Мы видели, как подымался с моря
туман, грозивший бурей,
и знойный ветер, возбуждавший жажду.
Вся тяжесть неба, спрятанного в тучах,
была над мысом, и кругом леса
до берега у Кьясси стали черны,
как море; стаями летели птицы,
пред шумом надвигавшимся…
Ты помнишь?
На башне были мы. Внезапно вкруг
настала тишина и ветер стих,
и только было слышно мне, как бьется
твое сердечко, да еще
стук молотка, которым
разбойник, где-то у большой дороги,
ковал поспешно лошадь,
спеша на промысел. Леса казались
немыми, словно на могиле тени;
угрюмою - Равенна, словно город,
разграбленный на склоне дня…
И нам казалось, обе мы погибнем
под тучею нависшею. Ты помнишь?
Но не бежали мы, не шелохнули
ресницею. Мы ждали молний. Помнишь?
Оборачивается к рабе, которая стоит неподвижно перед гробницей с розами.
Как звался тот, Смарагди,
кто в песенке народа твоего
ковал однажды на дворе коня,
под месяцем, и мать ему сказала:
"Мой сын, прошу тебя,-
щади сестру и брата, если встретишь,
и двух влюбленных, любящих друг друга!"
Но отвечал жестокий:
"Когда я встречу трех - я трех возьму,
когда же двух - я одного возьму,
когда же одного - его возьму!"
Как звался он в твоей земле, Смарагди?
Раба
Недобрым именем. К чему теперь
его произносить?
Франческа
Скажи, Смарагди,
что пред разлукой в дар тебе оставить?
Раба
Ты мне оставишь горести три чаши.
Одну я буду пить зарею ранней,
другую в полдень, третью -
когда минует вечер.
Франческа
Нет, горькие три чаши
тебе, Смарагди, не оставлю я.
Ты в город Римини со мной поедешь
и будешь там со мною вместе жить.
Ах, если б на море у нас с тобой
окно там было! стану я тебе
рассказывать все сны мои, чтоб ты
угадывать могла в них лики счастья и горя…
Я буду говорить тебе о милой
моей сестре, о маленькой голубке,
и будешь у окна стоять ты, и, смотря
на фусты и на бригантины,
петь: "Лодочка свободная, куда ты
путь правишь, где у берега пристанешь?"
"Путь к Кипру правлю, к берегу в Лимиссе пристану,-
матросов высажу для поцелуев,
а капитанов для любви!"
Ты хочешь, я возьму тебя, Смарагди,
с собой!
Раба
Чтоб только за тобой пойти,
мне будет радостно ступать на терны,
идти сквозь пламя:
мне только бы с тобою быть!
Ты - небо со звездами,
ты - море с волнами!
Франческа
Море с волнами…
Но что с ведром ты делала, Смарагди?
Скажи мне.
Раба
Я? Я - поливала розы.
Франческа
Зачем ты поливала
не вовремя? Самаритана
обидится на это.
Она всегда сама их поливает,
чуть колокол к вечерне прозвонит.
Что скажешь ты, Самаритана?
Самаритана