- Так Надя же уезжает, - смутился Роман.
- А... Ну, если Надя уезжает, - картинно серьезно произнес Михайлов, - это, конечно, причина уважительная. - И вдруг, улыбнувшись, обнял Романа за плечи: - Знаю, Роман... Вижу, что у тебя с Надей дела зашли далеко. И, честно сказать, рад за вас, как говорят, дай бог вам счастья. Только вот как насчет свадьбы? Когда?
- Вчера договорились: сразу же после победы пролетарской революции.
- А не заждетесь?
- Нет, считаем, что ждать недолго, - уверенно ответил Роман и, рассмеявшись, добавил: - Так что приглашаем Вас, Михаил Александрович. Приедете?
- На крыльях прилечу, - пообещал Михайлов.
СВЯТАЯ ТРОИЦА
Выход первых номеров "Звезды" был как гром среди ясного неба. Рабочие и солдаты жадно читали свою газету, обсуждали напечатанные в ней материалы. "Звезда" сыграла немалую роль в избирательной кампании. Была ее заслуга в том, что по списку большевиков в состав Городской думы прошло двадцать два депутата, из них - двенадцать члены партии.
Читали "Звезду" не только минчане, но и жители всего белорусского края. Минский комитет большевиков, поставивший перед собой задачу объединения партийных сил, направлял газету во все концы Белоруссии. Представители комитета были командированы в крупнейшие города и воинские части. "Звезда" стала для них своеобразной визитной карточкой. Как только поездка посланца комитета в Бобруйск увенчалась успехом и там была создана большевистская группа, газета незамедлительно рассказала об этом на своих страницах. Минский комитет большевиков взял на себя инициативу по созыву областной партийной конференции - "Звезда" опубликовала текст обращения комитета ко всем партийным организациям Белоруссии.
Зашипели, забрызгали ядовитой слюной меньшевики, эсеры, националисты, всякие "бывшие". В Думу, в губернский комиссариат потекли злобные писания с требованием закрыть газету. Все труднее становилось сохранять в тайне местонахождение типографии. Однажды, когда Михайлов направлялся туда на дежурство, следуя давней привычке, проверил, нет ли "хвоста", и заметил, что за ним тащатся трое каких-то типов. Сразу же вспомнилось предупреждение Онищука о том, что меньшевики подобрали несколько бывших офицеров охранки и поручили им путем слежки за Михайловым и Мясниковым выяснить, где печатается "Звезда". Михайлова в типографии ждали, готовился выпуск очередного номера. Но делать было нечего - не поведешь же эту троицу за собой. Оторваться от слежки для Михайлова труда не составляло, но он понимал, что шпики могут пристроиться еще за кем-либо из товарищей, направляющихся в типографию, и тогда беды не миновать. Михайлов принял решение проучить шпиков. Но как? Он сделал вид, будто заинтересовался рабочими, ремонтирующими мост через Свислочь у Нижнего рынка, остановился и стал прикидывать, что предпринять. Подойти к ним и потребовать документы? Арестовать властью начальника милиции? Нереально, они просто-напросто разбегутся. Наконец придумал. Он повернулся и быстрым шагом направился к отделению милиции, которое находилось недалеко от Троицкой горы. Вошел под арку, затем во двор длинного трехэтажного дома - здесь в крайнем подъезде и было отделение, начальником которого стал Алимов, а его заместителем - Шяштокас. Оба оказались на месте, и Михайлов сразу же изложил свой план. Понадобилось человек шесть милиционеров. Пока Шяштокас подобрал их, Михайлов связался с Кнориным и попросил заменить его в типографии. Алимов предложил встретить шпиков в районе Комаровских вил.
- Понимаете, - убеждал он, - это возле самого болота, туда-то мы их и загоним.
- А не утонут? - спросил Михайлов.
- Утонуть не утонут, а грязи нахлебаются.
Немного погодя Михайлов вышел из помещения милиции через Троицкое предместье, затем по улице Георгиевской направился в сторону Комаровских вил. Несколько раз осторожно оглядывался: троица неотступно следовала за ним. А Алимов и Шяштокас еще с шестью милиционерами в это время уже, вероятно, подъезжали к Комаровским вилам на грузовом автомобиле.
Через полчаса Михайлов был на месте.
В глубине большого двора среди пышной зелени виднелся полуразрушенный двухэтажный дом. В свое время Михайлов с товарищами обнаружили в этом доме огромный подвал с двумя входами и хотели оборудовать в нем типографию, но после февральской революции необходимость в этом отпала - дом так и пребывал в запустении. По выщербленной кирпичной лестнице Михайлов спустился вниз. Потянул на себя тяжелую металлическую дверь и шагнул в темень. Он бывал здесь раньше и поэтому довольно уверенно двинулся по темному длинному проходу под зданием. Вскоре увидел узкую полоску света: это был второй выход. Вышел, отыскал среди мусора кусок проволоки, закрыл дверь, накинул щеколду и быстро закрутил ее проволокой. Затем из-за угла здания внимательно осмотрел двор. Так и есть! Троица его преследователей маячила во дворе. Нетрудно было догадаться, что они советуются, как поступить дальше.
"Ну что ж вы стоите? - мысленно поторопил шпиков Михайлов. - Давайте спускайтесь в подвал! Вам же интересно посмотреть, что там".
Шпики словно услышали его - направились к дому. У входа в подвал постояли немного и наконец один за другим скрылись в темноте. Михайлов хотел было двинуться за ними, но тут мимо него промчался Алимов. Он с грохотом захлопнул тяжелую металлическую дверь и запер ее на прочный кованый засов. Шпики оказались в ловушке. Михайлов подошел к Алимову:
- Здорово ты бегать научился.
- Побежишь, - озорно ответил Роман. - Так уж руки чешутся!
- Ну-ну, смотри у меня! - шутливо пригрозил ему Михайлов. - Руки нам с тобой не для этого даны. - Он озабоченно взглянул на часы. - Подержите их здесь час-полтора, затем выясните фамилии и отпустите.
- Так-таки и отпустить?
- Достаточно, что они будут разоблачены. А о наказании пусть подумают те, чьих надежд они не оправдали. По головке, надо полагать, не погладят. Я буду в штабе.
Михайлов ушел, а Алимов махнул рукой Шяштокасу: давайте сюда. Едва Шяштокас с милиционерами приблизились, как дверь подвала задрожала под ударами и послышались приглушенные крики:
- Откройте!.. Кто дверь закрыл? Сейчас же откройте!
Алимов шутливо поежился:
- Представляю, что им там сейчас в кромешной тьме мерещится.
Михайлов тем временем подъезжал на грузовике к штабу. Поднявшись к себе, позвонил в исполнительный комитет. Ответил Любимов.
- Исидор Евстигнеевич, от Кнорина вестей нет?
- Только что был посыльный. Все в порядке, газета выйдет в срок.
Михайлов удовлетворенно положил трубку, и тут же в кабинет вошел Гарбуз. Он был возбужден.
- Только что надзиратель Яцкевич сообщил: в камеру, где содержатся уголовники, по указанию начальника тюрьмы эсера Бычкова посадили троих каких-то типов.
- Опять святая троица!
Гарбуз недоуменно поднял глаза.
- Да мы только что троих шпиков в подвал на Комаровских вилах определили. Без суда и следствия. А на этих приговоры есть?
- Нет. И дело не только в этом. На всех троих ордера на арест, и знаешь, чья подпись под этими ордерами?
- Откуда же мне знать, - пожал плечами Михайлов.
- Твоя.
- Что?!
- Да-да. Они подделали твою подпись и подсадили своих людей к уголовникам, чтобы склонить их к побегу. Я почему-то думал, одной "подсадной уткой" обойдутся. А тут размах. Кстати, как утверждает Яцкевич, один из троих - бывший полицейский. Антон Николаевич его узнал.
- Что предлагаешь делать?
- Готовиться к ночным событиям.
- Считаешь, побег состоится сегодня ночью?
- Думаю, что да. Час назад звонил из губернского комиссариата Стародорожников. Он ведает вопросами тюрем и судов. Выразил от имени губернского комиссара неудовольствие: мы-де плохо охраняем тюрьму. Этот звонок, видимо, надо расценивать как подтверждение слов Онищука.
- Не поспешил ли твой Стародорожников. Сколько наших людей сегодня привлекается в помощь тюремной охране?
- Восемь человек.
- Что так мало?
- Еще одно подтверждение, - улыбнулся Гарбуз. - Утром позвонил начальник тюрьмы и попросил прислать людей наполовину меньше обычного. Так что я не сомневаюсь: сегодня ночью.
- Да, пожалуй, ты прав. Готовь людей. Но все держать в тайне.
- Понятно. Через час я встречусь с Яцкевичем и оговорю детали. Хорошо, что он будет дежурить этой ночью: легче действовать.
- Где Антон Михайлович?
- Здесь, в штабе.
- Пусть заглянет ко мне. Он утром сказал, что знает двоих людей, которых кто-то из меньшевиков подговорил написать в газету жалобу на милицию. Я торопился в типографию, разговор пришлось отложить.
Через несколько минут появился Крылов-старший. Прошел к столу, вытер рукой пот.
- Жаркое нынче лето, как бы до засухи не дошло. Старуха моя каждый день из колодца воду на огород таскает.
- Как здоровье Елены Петровны?
- Какое в наши-то годы здоровье, - улыбнулся Антон Михайлович.
- Кланяйся ей от меня.
- Спасибо. В ближайшее время, как только попаду домой.
По всему было видно, что Крылов в настроении, и Михайлов не торопился переходить к служебным вопросам. Но Антон Михайлович сам сменил тему:
- Мне удалось выяснить, что к Захару Мацуле приходил Кравцов. Меньшевик. Ты его должен помнить: он еще до революции редактором газеты работал. Так вот, Кравцов попросил Мацулю написать в газету жалобу: так, мол, и так, в результате плохой работы милиции в городе на каждом шагу происходят убийства, грабежи и кражи. Милиция же не только никаких мер не принимает, но и выпускает из тюрьмы воров и хулиганов. - Крылов потянулся к графину, налил стакан воды и выпил. - Да, жарковато тут у тебя. - Он опять смахнул пот со лба и продолжал: - А два дня назад все тот же Кравцов приходил к рабочему железнодорожных мастерских Рагозину. Предлагал деньги и за это подбивал написать жалобу от имени рабочих.
- А почему Кравцов именно к Мацуле и Рагозину обратился?
- Мацуля - мелкий торговец, лавочник. Его даже выставляли по списку "мелкие лавочники" в Городскую думу. Ну, а Рагозин приглянулся только потому, что пьет. Конечно, получить жалобу на нас от рабочего - это для меньшевиков, что манна небесная.
- А что из себя представляет этот Кравцов? Чем он сейчас занимается?
- В Городской думе отвечает за печать. Кстати, он включен в состав делегации минских меньшевиков, которая 12 августа примет участие в работе совещания всякой контры в Москве.
- Подожди, Михалыч, я сейчас посмотрю список этой делегации. - Михайлов выдвинул боковой ящик стола и достал тоненькую папку. Раскрыл ее. Сверху лежал список. Провел по нему пальцем. - Ага, вот он: Кравцов Лев Спиридонович. - Взял из папки несколько исписанных листов и положил их перед собой. - Хорошо, что ты мне напомнил об этом совещании. Я подготовил статью в газету. Только попрошу Соню отпечатать, а то наборщики морщатся, когда мои каракули приходится набирать.
- Странно, - пожал плечами Крылов, - я всегда считал, что у тебя очень четкий почерк.
Михайлов взглянул на часы:
- Ничего. Вот-вот Соня придет с работы, а человек она у меня безотказный. Скажи, Антон Михайлович: Рагозин и Мацуля не согласятся, чтобы мы сослались на них, когда будем описывать в газете выходки меньшевиков?
- Конечно, согласятся.
- А это хлестко прозвучит, - потер ладонь о ладонь Михайлов. - Но на сегодня главное - не допустить побега из тюрьмы и разоблачить его организаторов.
В этот момент кто-то негромко постучался, и в кабинет вошла Соня.
- Легка на помине! - воскликнул Михайлов.
- Все ясно, - рассмеялась Соня. - Значит, печатать надо.
- Точно. - Михайлов жестом показал в дальний угол кабинета. - К твоим услугам новая пишущая машинка. Только сегодня доставили.
- Ну что ж, давай опробуем. - Соня решительно направилась к машинке. Михайлов отпустил Крылова, взял в руки текст и, подойдя к Соне, начал диктовать:
- 12 августа собирается московское совещание, совещание живых мертвецов бывших Государственных дум, тех Дум, которые поддерживали розги, виселицы, бросали массы трудового народа в чуждую его интересам войну, поддерживали темноту населения и этим поддерживали старый николаевский режим. И вот теперь с этими палачами Керенский, Чернов, Церетели, все большинство (меньшевистских) Советов имеют намерение организовать совещание в Москве. - Речь Михайлова была плавна и нетороплива, а Соня была опытной машинисткой и вполне успевала печатать. - Только непосредственная опора на массы трудового, солдатского и крестьянского населения даст силу революции; только организация власти, выделенной из самих органов демократии, способна довести революцию до победного конца; только сама демократия может закончить быстро братоубийственную войну, которая несет бедному люду нищету, вырождение, сотни, тысячи смертей ежедневно; только сама демократия может обуздать грабительские аппетиты буржуазии; только сама демократия может отобрать землю у помещиков...
Когда Михайлов закончил. Соня внимательно прочла текст и, передавая его мужу, спросила:
- Где это будет напечатано?
- В "Звезде" за 4 августа. Так что не забудь купить.
- Постараюсь, - улыбнулась Соня. - А ты не забудь заплатить за работу.
- О, это я вмиг! - Михаил Александрович, быстро наклонившись, поцеловал ее.
- Ой, Миша, что ты! - вскочила Соня. Лицо ее зарделось, глаза светились радостью. - А вдруг кто-нибудь войдет и увидит, чем занимается начальник милиции?
- А что здесь такого? Я поцеловал жену и таким образом сэкономил средства, которые пришлось бы истратить на оплату машинистке.
- Ах так! - делано возмутилась Соня. - Значит, ты меня поцеловал только за то, что я отпечатала материал. Ну, погоди, поговорю я с тобой дома, ох поговорю! - И Соня, погрозив пальцем, рассмеялась, а затем спросила: - Я свободна, товарищ начальник?
Проводив жену, Михайлов возвратился к своему столу. Умела Соня взглядом, одним прикосновением, словом поддержать мужа, высказать ему свою любовь, поднять настроение.
Какое-то время Михайлов продолжал смотреть на дверь, словно ждал, что она вот-вот откроется и Соня снова войдет. И дверь действительно открылась, но вместо супруги Михайлов увидел Шяштокаса и Алимова. Лица у обоих были возбужденными и радостными.
- Ну, рассказывайте, - попросил Михайлов.
- Смех один! - Алимов, посмотрев на Шяштокаса, расхохотался. - Как только вы уехали, шпики, наверное, поняли, что они в ловушке, и давай кулаками стучать в железную дверь. Потом нашли что-то твердое, скорее всего - камень, и такой тарарам устроили, что, казалось, еще немного и немецкие аэропланы прилетят. Ну, мы выждали часок, затем Альгис план предложил. - Алимов обернулся к Шяштокасу. - Расскажи сам.
Шяштокас не заставил просить себя дважды:
- Я решил устроить этим господам что-то вроде ванны. Подошел к двери и тихонько постучал. Шпики притихли, а я им негромко: "Кто здесь стучит?" Они мне в ответ: "Кто-то дверь закрыл, откройте быстрее!" А я им: "Так тут же замок, как я открою, да и во дворе какие-то двое мужчин с винтовками стоят, вон, у сарая курят". Тогда шпики спрашивают: "А они, эти вооруженные люди, видят вас?" - "Нет, не видят, они спиной стоят. - И потом предлагаю им: - Вы подождите немного, не шумите, я посмотрю с другой стороны". Отошел я от двери и махнул рукой Роману.
Алимов не удержался, стал рассказывать сам:
- Мы с хлопцами подошли к входу, открыли дверь, потребовали от них паспортные книжки, переписали фамилии, обыскали. У одного оказался наган. Тогда я им говорю: "Сейчас придет автомобиль, и мы вас отвезем в милицию, а пока посидите тут". Захлопнули дверь, задвинули засов, сделали вид, будто возимся с замком и, громко разговаривая, отошли в глубь двора.
- Ну, я выждал немного, - подхватил Шяштокас, - подошел, спрашиваю: "Вы здесь?" - "Здесь", - отвечают вполголоса. Я им и говорю: "Идите ко второму выходу - открою". Обошел дом, открыл дверь, а тут и они. Бледные, дрожат со страху, на свет щурятся. Я им показал на дыру в заборе: там, мол, ваше спасение. А там такая хлябь, только пролезли - сразу по пуп. Словом, я им не позавидовал.
Михайлов долго от души смеялся, вытирая набегавшие на глаза слезы. Потом вдруг оборвал смех:
- Сегодня ночью намечается побег из тюрьмы группы уголовников. Надо позаботиться, чтобы они далеко не убежали. Вы оба участвуете в операции. Жду вас здесь в полночь, а сейчас идите отдыхайте.
"С ОСВОБОЖДЕНИЕМ ВАС..."
Гарбуз настаивал, чтобы проведение операции в тюрьме было поручено ему. Михайлов понимал: он хочет искупить вину, на деле доказать, что понял свои ошибки. Когда все собрались, он, как о давно решенном, сказал:
- Действуй, Иосиф. Удачи вам. Жду известий здесь - мне надо привести в порядок кое-какие дела перед отъездом...
Вскоре после полуночи подошли к тюрьме. Большое, обнесенное стеной здание с крутыми башнями по углам выглядело в ночи таинственно и сурово.
Сквозь частый холодный дождь кое-как просматривалась часть двора - там тускло светился небольшой электрический фонарь. Скользя по узкой тропинке, вьющейся в некошеной траве, Гарбуз вел своих людей вдоль тюремной стены. Слева начался высокий деревянный забор. Его верхний срез тонул в темноте. Идущий следом за Гарбузом Алимов прошептал:
- Даже освещение выключили.
"А как же иначе, - не отвечая Алимову, подумал Гарбуз. - По всему видно, здесь они и пойдут. Но где же Яцкевич?"
Еще днем Гарбуз договорился с надзирателем, что тот встретит их у забора с тыльной стороны тюрьмы. Гарбуз шепотом передал по цепочке: "Стой!", сам же вместе с Алимовым двинулся дальше. Несколько десятков шагов - и они наткнулись на высокий кустарник. Из темноты навстречу им шагнул человек. Это был Яцкевич. Гарбуз тихо спросил:
- Как дела, Антон Николаевич?
- Пока все идет по плану. Едва стемнело, начальник тюрьмы с заместителем и двумя офицерами проделали лаз в заборе, - это метрах в тридцати отсюда, - оторвали несколько досок. Висят теперь на одном гвозде, для маскировки. План, скорее всего, таков: заключенных по подземному коридору проведут на задний двор, а затем выпустят через этот лаз.
- Там есть где спрятаться? - поинтересовался Гарбуз.
- Да. Такой же, как здесь, кустарник.
Гарбуз повернулся к Алимову:
- Роман, зови наших.
Через несколько минут подошла вся группа. Гарбуз отозвал в сторону Алимова и Шяштокаса и сказал:
- Значит, так: вы с хлопцами остаетесь у лаза. Когда эти мазурики станут вылезать - задерживайте их и ведите вниз к улице. Автомобили и повозки ждут там. Я пройду во двор, встречусь с нашими товарищами, и мы вместе в последний момент задержим тех, кто будет выпускать беглецов.