- Я сам тебя найду, - усмехнулся Фома, - ежели уговор исполнишь.
- Исполню, не волнуйся, - успокоил его Хмельницкий, - связываться с милицией нет расчёта.
Удача была редкая. В скрипичном футляре оказалось без малого двести тысяч рублей.
И ещё один квартирный "скок" слепила вскорости банда Крысина. Фома упорно искал по Москве клиентов, хранивших большие деньги при себе. Он знал по опыту - банда дело недолговечное. Хотя пока крепко держал всю шарагу в кулаке.
Надо было быстрее брать живые деньги. Золото и камни, взятые у Фуремса, лежали неоцененные. Высовываться с ними было нельзя - лягавые дежурили во всех скупках. Из денег Хмельницкого он выдал ребятам мелочишку, по тысяче рублей - на мелкое обзаведение, обещая главный делёж впереди.
Однажды от Сухаревки блатная почта принесла новость - на Журавлёвой горке, возле электролампового завода, где сливаются Хапиловка и Яуза, старичок из "бывших" толкнул особняк с мебелью. Сам переехал в какую-то лачугу. Похоже, что намыливается за кордон. Живёт один. Копейку держит в доме, но где - неизвестно. Может, зарыл.
Фома решил "оформить" старичка из "бывших". Тем более что Журавлева горка находилась в двух шагах от собственного дома, от Черкизовской ямы. Это было и легко, и опасно. Но Фома уже начинал наглеть.
К лачуге подошли вечером. В одном из окон горел свет. Фома постучал.
- Кто там? - раздался высокий дребезжащий голос.
- Милиция, - коротко объяснил Фома.
Дверь открылась. Фома шагнул через порог и схватил хозяина высокого голоса сразу за обе руки.
Но неожиданно был отброшен назад с такой силой, что чуть было не сломал себе шею на каких-то вёдрах, коромыслах и чугунах.
Со стариком еле справились всей бандой. Втащили в комнату, привязали к стулу. Фома, потирая ушибленную спину, с интересом разглядывал человека из "бывших". Это был седой, широкоплечий, костистый мужчина лет под шестьдесят, не больше, с продолговатым лицом, сильно развитым подбородком и голубыми навыкате глазами. Порода и военная выправка чувствовались в нём за версту.
- Ты чего же дерёшься, дед? - миролюбиво спросил Фома. - К тебе из милиции пришли, а ты пихаешься.
Старик каменно молчал.
Крысин пошарил глазами по комнате. Обстановка была элементарная, бедная, но в углу мигало углями какое-то сооружение из кирпичей, нечто вроде самодельного камина. На краю камина лежали железные щипцы.
- Не хочешь, значит, разговаривать с милицией? - покачал головой Фома. - Ну, да ладно. Обманывать тебя долго не будем. Мы, дедушка, не из милиции, мы уголовнички. Где у тебя деньги-то зарыты? Сам покажешь, или щипчиками тебе вот этими немного уши прижечь, а?
Старик неожиданно громко расхохотался.
- Ми-ли-ция! - нараспев, передразнивая Фому, повторил он. - Я-то думаю, почему милиция похожа на уголовников, а выясняется, что это уголовники похожи на милицию! Ха-ха-ха!
Крысин поскучнел лицом.
- Давайте щипцы, - тихо приказал он.
Ему подали щипцы.
- Осведомлены вы неплохо, - презрительно глядя на Фому снизу вверх, сказал старик, - деньги у меня действительно есть. Дом вот продал фамильный, отцовский…
- И мебель фамильную, - добавил Фома.
- И мебель, - согласился хозяин.
- Ну, где деньги? - шевельнул щипцами Крысин. - Добром прошу. Не заставляй грех на душу брать.
- Дай закурить! - властно сказал вдруг старик и кивнул головой на стол, на котором лежал раскрытый портсигар.
И Фома неожиданно для себя послушно взял из портсигара папиросу, сунул её хозяину дома в рот и зажёг спичку.
- Так ты думаешь, - окутался дымом старик, - что я, аристократ и боевой офицер, испугаюсь твоей пытки?
Он бешено вскочил на ноги вместе с привязанным к нему стулом, но тут же, потеряв равновесие, упал на пол.
- Вор, бандит, сволочь! - орал старик с пола. - Жги, пытай, калечь! Я не скажу тебе ни слова!
- Я, дедушка, не сволочь и не бандит, - философски изрёк Фома, отбрасывая щипцы. - Я красный вор. Я у бедных денег не беру, я их только у богатых беру.
Он давно уже заметил, что старик несколько раз бросал беспокойный взгляд куда-то в угол комнаты. И теперь, лёжа на полу, он опять тревожно посмотрел в ту же сторону.
Фома пошёл в угол. Хозяин завозился на полу, заскрипел зубами и, извиваясь как змея, пополз за ним.
- Поднимите его, - приказал пахан ребятам, - и держите крепче.
Старика снова усадили на стул.
В углу сильно пахло клеем. Запах шёл от стены. Фома оглядел стену - она вся была оклеена новыми обоями. Фома перевёл взгляд на другую стену - и она тоже была оклеена новыми обоями. Вся комната сплошь и, видно, наспех была облеплена незатейливыми, жёлтыми в полоску новыми обоями.
А в углу, куда беспокойно смотрел хозяин дома, один лист, вероятно, был приклеен в самую последнюю минуту, и уголок его отлепился от стены.
Крысин потянул за уголок - старик дёрнулся на стуле.
- Фома, слышь, - испуганно позвал один из бандитов, - кажись, помер он…
Фома подошёл к стулу - хозяин дома был мёртв.
- "Пиковая дама", - тихо сказал кто-то из налётчиков, очевидно, не чуждый литературе, - произведение Пушкина…
- Почти "Пиковая дама", - перебил его ещё больший знаток литературы. - Там была старуха, а тут старик. Тройка, семёрка, туз.
- Ребята, срывайте обои, - волнуясь, торопливо приказал Фома, - там деньги…
Через пять минут, когда все обои были сорваны, перед ошалелым взором банды предстала потрясающая, не виденная ещё ни разу никем из бандитов картина вершины человеческой скупости: все четыре стены комнаты от пола до потолка, ровно, со скрупулёзной точностью, как по линейке, были обклеены червонцами. Все купюры были тщательно подогнаны одна к другой. В некоторых рядах, особенно ближе к полу, купюры были наклеены друг на друга по две, по три, а то и по четыре штуки.
- Окно занавесьте! Трое на шухер! - скомандовал Фома. - Остальным - греть воду!
Всю ночь банда тёплой водой и тряпками смывала со стен деньги. Старика вытащили в коридор, и он лежал там одинокий, всеми забытый.
Работе никто не мешал - дом стоял на отшибе, окно выходило на высокую железнодорожную насыпь.
К утру отмытые от клея деньги обсохли. Их было без тридцати шести тысяч полмиллиона рублей.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
- Последнее дело, ребята, - сказал Фома банде на очередном толковище, - и рассыпаемся до зимы…
Дело было задумано дерзкое. Фома Крысин решил взять кассу крупного акционерного общества в день платежей и расчётов с акционерами. По предварительным сведениям, в этот день в операционном зале общества должно было находиться не менее грех миллионов рублей.
Фома четвёртую неделю подряд пил с двумя конторщиками из операционного зала. Пил осторожно, себе наливал по маленькой, конторщикам - от души.
Познакомился он с ними как бы случайно - в меблированных комнатах на Тверской. Себя выдал за приезжего торговца из Сибири (места были вполне знакомые), который ищет способ удачно пристроить имеющийся капитал.
Конторщики на знакомство пошли нехотя - были они всё же при солидном деле, через руки их каждодневно проходили немалые суммы. Требовалась осторожность при выборе новых приятелей. Но Фома Крысин сразу завоевал их доверие (сам Фома быстро понял, что переиграет обоих). В их настроениях он уловил одну общую черту - зависть к дельцам, с которыми приходилось общаться, к их возможности свободно и по своему усмотрению распоряжаться большими деньгами.
Пришлось несколько раз прижимисто, но всё-таки швырнуться тысчонкой, другой. (Купец из Сибири мог себе позволить это, тем более что он искал через новых собутыльников контакты с деловым миром Москвы.) Окончательно закрепить дружбу помогли девочки - у обоих служащих акционерного общества аппетиты по этой части были большие, а карманы пусты.
На решающем этапе общения Фома пустил в оборот слово "ксплотация". "Классовый" подход и здесь, как и в случае с горничной, сработал безошибочно. (Фома угадывал теперь дух времени применительно к человеческим страстям как заправский политэконом.)
- Чужие деньги считать - только зрение портить, - говорил Фома, развалясь в кресле в отдельном кабинете ресторана на бегах. - Чужие капиталы в руках - одно расстройство для здоровья.
Конторщики, Сеня и Порфиша, не просыхающие который вечер, давно уже округовевшие от слов и щедрот хитроумного Фомы, только одобрительно мычали, прихлёбывая шампанское.
- Другое дело собственный капитал, - рассуждал Фома, разливая шампанское. - Человек с капиталом - король природы. Сам себе царь. Чего хочет, то и делает, куда пожелает, туда и едет. Лев, а не мышонок.
Порфиша и Сеня, пьяно кивая головами, преданно смотрели Фоме прямо в рот.
- Кто есть человек без капитала? - вопрошал Фома, слегка даже удивляясь собственному красноречию. - Червь. А с капиталом? Орёл. А почему? А потому, что имеет крылья - наличность. Расправил денежки и полетел. Куда? А в любую сторону. Его везде ждут, ему все рады. Он деньги тратит - сам радуется и другим людям удовольствие доставляет.
- Фома, друг! - скрёб на груди рубашку Сеня. - Научи, как жить. Ску-учно! Целый день костяшками щёлкаем… Надоело!
- И я, - гордо выпрямлялся Порфиша, - и я хочу, как орёл… В любую сторону… Расправил и полетел… К девочкам. Поехали, а?
- К примеру, взять меня, - нравоучительно поднимал вверх указательный палец Фома. - Я утром просыпаюсь, у меня хорошее настроение. А почему? Имею наличность. Сразу спрашиваю стакан водки, пива, икорки, балычок. И за всё тут же плачу. А что дальше? А дальше я встаю, выхожу из номеров, и мне всё возможно. В любой трактир могу зайти - в самый что ни на есть лучший. Это мне как через два пальца плюнуть. Вот я какой человек при моём капитале. Мне любую чепуху купить можно - хошь слона, хошь кита…
Сеня и Порфиша, припав к Фоме с двух сторон, плакали у него на груди счастливыми слезами, требовали ещё шампанского, жареных слонов, заливных китов или, в крайнем случае, по рюмке водки и "стюдень".
Фома милостиво улыбался, заказывал водку, "стюдень" и продолжал накачивать конторщиков до оранжевых звёзд в глазах. Зацепив знакомого ипподромного жучка, он узнал, на какие номера надо ставить в очередном заезде, и дал возможность Сене и Порфише выиграть по шестьсот рублей.
Конторщики взвыли от восторга.
- То ли ещё будет, - ухмылялся Фома, покровительственно похлопывая новых друзей по плечам. - Вы меня, голуби, слушайтесь, не обижу.
Оставив теперь уже всякую осторожность, он обильно ссужал конторщиков деньгами и однажды, прикинув, что подготовку можно считать законченной, повёз вечером Сеню и Порфишу на извозчике в загородный трактир. Вся крысинская банда на нескольких пролётках следовала в отдалении за ними.
В трактире, взяв столик на воздухе, в уголке, чтоб не было лишних ушей, Фома (пока конторщики прихорашивались перед зеркалом) положил под салфетку пистолет. Банда расположилась у входа.
- Сегодня будет сурьезный разговор, - строго сказал Крысин, когда Сеня и Порфиша, наодеколонившись, присели рядом. - По сто тысяч в зубы за один день хотите иметь?
- По сто тысяч? - сладко обмерли служащие акционерного общества.
- Когда у вас следующие платежи будут? - жёстко спросил Фома.
- Ч-через неделю, - заикнувшись непонятно отчего, сказал Сеня.
- А деньги когда в контору привезут?
- Н-накануне, - тоже непонятно почему начал заикаться Порфиша.
Они оба вдруг сразу всё сообразили и страшно побледнели.
- Так, вы, значит, из этих, - изменившись в лице, первым заговорил Сеня, - которые…
Фома поднял салфетку.
Конторщики, увидев пистолет, в ужасе отшатнулись. Быстро оглянувшись, они хотели было встать, но крысинская банда придвинулась к столику, за которым сидел Фома, вплотную.
- Садитесь, - нахмурившись, приказал Фома, - и слушайте внимательно.
Порфиша и Сеня поняли, что они погибли.
…Через неделю, в намеченный день, при начале расчётных платежей, в просторное помещение операционного зала с большими светлыми окнами на втором этаже старинного московского особняка вошли под видом деловых людей несколько человек из крысинской банды. У всех у них в руках были разного цвета и формы, но с одинаковой начинкой, портфели, в которых, конечно, ни одной деловой бумаги не было, а лежала сплошная "химия" - пакеты с быстро воспламеняющимся веществом.
Порфирий и Семён несколько дней по чертежам одного из членов крысинской банды по кличке Электрик, напутствуемые каждый день самим Фомой, готовили короткое замыкание в проводке операционного зала. Им удалось заложить в намеченных местах и несколько дымовых шашек.
Другой "технический специалист" обязан был к этому времени обрезать телефонный кабель, соединяющий здание акционерного общества со станцией, и сам подключиться с переносной телефонной трубкой к кабелю акционерного общества.
Была придумана ещё одна хитроумная комбинация, позволившая изъять в намеченное время из здания общества всех его главных руководителей. Воспользовавшись документами Порфирия и Семёна, Электрик и Телефонист - наиболее грамотные в банде люди - посетили одно иностранное консульство (это была их собственная идея) и за очень богатый "сувенир" сумели так обладить дело с одним из младших по должности и возрасту сотрудников, что в необходимый день благодаря инициативе младшего сотрудника, стремившегося всячески проявить себя, в консульстве был устроен утренний приём, приглашения на который (просьба - Электрика и Телефониста, исполнение - младшего сотрудника) были посланы всей высшей администрации акционерного общества (расширение деловых контактов). И, таким образом, в ту самую минуту, когда начался пожар, все члены совета директоров общества, польщённые ростом международной популярности своей фирмы, пили кофе, коктейли и любезничали с иностранцами.
…Пожар возник в назначенное время - проводка загорелась яростно и весело. И тут же в операционный зал повалил от дымовых шашек густой чёрный дым. Люди, столпившиеся перед окном кассира (Семён и Порфирий, как могли, способствовали задержке начала платежей, и жаждущая денег толпа была очень сильно возбуждена этим обстоятельством), в испуге шарахнулись от кассы. Все конторщики в зале вскочили со своих мест. Искры посыпались на столы и бумаги, задымились шторы. Ценные бумаги вспыхнули как береста. В зале стало темно как ночью. Нечем было дышать. То там, то здесь возникали новые языки пламени.
- Караул! - раздался наконец чей-то истерический крик.
И началась паника. Люди, забыв обо всём, давя друг друга, кинулись к дверям.
- Алле! Алле! Пожарная станция? - надрывался в телефон старший конторщик Федотыч, оставленный во всём здании за самого главного начальника.
- Пожарная слушает! - басом ответил в свою переносную трубку Телефонист.
- Срочно высылайте пожарных! Горим!!
- Адрес какой?! - рявкнул для убедительности Телефонист. - Почему адрес никогда не называете?
Федотыч, задыхаясь в дыму, назвал адрес.
- Высылаю обоз! - чётко ответил Телефонист и громко крикнул, чуть отвернувшись от трубки: - Дежурное отделение - на выезд!
Федотыч только перекрестился на телефонный аппарат.
А в зале (несмотря на свалку, шум, крики и грохот) те, кому было надо, услышали, что обоз выехал. И тогда, засунутый в урну для бумаг, загорелся первый "хитрый" портфель. (В дыму этой хитрости никто не заметил, решили, что проводка вспыхнула в новом месте.) Дым в помещении стал ещё гуще. Обезумевшие люди ломились в двери, били в них ногами, руками, головами. Некоторые кинулись к окнам, зазвенели стёкла.
- Ребятушки! - метался среди растерянных конторщиков Федотыч. - Кассу спасайте!
Но паника делала своё чёрное дело. Конторщики, услышав звон стекла, тоже бросились к окнам.
Загорелся второй "хитрый" портфель. Неожиданно заклинило одну из дверей. (Крысинские ребята подпёрли дверь снаружи заранее припасённым брёвнышком.) Народ, взвыв, шарахнулся к единственным дверям, посыпался из окон. Светопреставление в операционном зале было полное.
Вспыхнул третий портфель… Всё утонуло в дыму. Никто ничего не понимал. Все столы и стулья были опрокинуты, барьер между служащими и посетителями, заходить за который не посвящённым в дела фирмы строжайше запрещалось, был сломан. С потолка, обжигая людей, падали какие-то горящие хлопья…
И тогда во двор особняка ворвался "пожарный обоз". (Он мчался к месту пожара, вероятно, с космической скоростью - после разговора Федотыча с Телефонистом прошло не больше пяти минут.) На двух подводах, облачённые в каски и брезентовые куртки, сидели главные исполнители замысла Фомы Крысина.
Расталкивая собравшуюся толпу любопытных и выбегавших из здания задыхающихся, кашляющих людей, "пожарные" в две минуты приставили к окнам лестницы и полезли через окна в операционный зал.
…Около кассы, уже почти не видя в дыму друг друга, находились только кассир, Федотыч, Семён и Порфирий. Задача двух последних по плану Фомы именно в том и состояла, чтобы видом своей "преданности" интересам фирмы до конца не возбудить ни у кого раньше времени никаких подозрений.
Наконец в окнах появились "пожарные".
- Ребята! - дико закричал им Федотыч. - Выносите кассу! Два ведра водки ставлю!
Часть "пожарников" для видимости начала крушить стены, остальные дружно ухватились за кассу. Повалив тяжёлый старинный сейф на бок, они потащили его к выходу. Семён и Порфирий помогали, Федотыч и кассир суетились рядом.
И вдруг на кассира "случайно" упал ворох горящей бумаги. Пиджак на кассире вспыхнул, и он, обезумевший от боли, метнулся куда-то в сторону, покатился по полу, гася на себе пламя.
- Семён! Порфиша! - кричал Федотыч, видя, что около кассы, кроме него, осталось только двое своих. - Не выдайте! Глядите в оба! Деньги там!
Федотыч хотя и был "усыплён" брезентовыми куртками и касками - кому доверять на пожаре, как не пожарным? - хотя и видел около кассы своих, но многолетняя служба около денег рождала в нём всё-таки подсознательное беспокойство по поводу этого странного совпадения - день платежей и пожар.
И тогда "случайно" загорелся пиджак и на Федотыче.
- Порфирий! Сеня! - жалобно закричал Федотыч, сбрасывая пиджак и сбивая пламя руками с рубашки и штанов. - Не выдайте!
Металлический сейф исчез в дыму. Федотыч, кашляя и теряя сознание, рухнул на пол.
Во двор особняка, пылающего уже со всех сторон, въехали две огромные конные пожарные бочки с водой. Но вода была только в одной из них. Вторая бочка была пустая, и на подводе, на которой она стояла, сидел за кучера сам Фома Крысин.
В дыму, в панике, в криках, в шуме, в грохоте, когда головы всех стоявших во дворе особняка были задраны вверх - все смотрели только на второй этаж, из окон которого выбивались языки пламени, - никто и не заметил, как был вытащен сейф из дверей первого этажа "пожарниками".
Загородив первой бочкой (с водой) вторую, пустую, "пожарники" мигом вынули фальшивое дно, затолкали кассу во вторую бочку, снова вставили дно.