- Представьте! Вы до того застенчивый, прямо смешно! Если в Нью-Йорке все такие, у вас там, наверное, веселье не хуже, чем в морге воскресным утром! Но - мамочки! - воображаю, что будет, если вы когда-нибудь очнетесь! Налетел, уволок от Кудрявого - что твой мистер Ланселот - или как там его, этого парня, который прискакал с Запада на коне? Мы еще про него в школе читали… Да, прямо как старик Ланселот. Спорю - если вы когда-нибудь сумеете выкроить минут десять на то, чтобы влюбиться, из вас получится вулканчик дай боже!
Она стрельнула в него глазами из-под блестящих ресниц; он вздохнул, улыбнулся вместе с нею, и ничего ему не было надо, только стоять в бревенчатой хижине у кухонной раковины рядом с девчонкой из парикмахерской - женой его лучшего друга.
- Нет, а все-таки, - несмело продолжал он, пока она разливала кофе, - вы очень неравнодушны к Кудрявому.
- К нему-то? Да вы в уме? Он ужасно забавный, но ведь он просто глупый теленок.
У Ральфа почему-то отлегло от сердца. Себе самому он объяснил, что проводит эти глубокие психологические изыскания ради Джо.
Омлет с помидорами исчез в утробах поглощенных покером героев, не вызвав ни хвалы, ни нареканий; запили его виски с водой.
Даже когда виски потягивают степенно и не спеша, а всеми помыслами владеет покер, хмель рано или поздно берет свое. Незаметно летела тихая сказочная ночь, не хрипел больше заезженный патефон, но тишина была богата событиями. Открыв трех королей и две десятки против четырех троек, Бирмайер встал из-за стола, продержался до ближайшей спальни и снова впал в бесчувствие. Пит Реншу скрылся из глаз и не подавал признаков жизни до утра: выяснилось, что он завалился спать на полу крытой веранды. Места дезертиров на поле боя заняли Ральф и Элверна, но вскоре оба стали клевать носом и, пошатываясь, выползли на веранду подышать свежим воздухом.
Когда они в начале двенадцатого уходили от Эда Тюдора, вокруг стояла белесая мгла. Сейчас ночь уже от колдовала свое, и Ральф сквозь пелену сонливости разглядел, что брезжит рассвет нового дня - серый и таинственный.
Элверна задремала, присев на его койку. Он уложил ее головой на подушку, заботливо укрыл одеялом, а сам растянулся на полу между койкой и безжизненным, точно куль, Питом Реншу. Некоторое время до него еще смутно доходило, что в доме горит свет, раздаются глухие голоса; вот кто-то гаркнул: "Повышаю на доллар!" А потом все куда-то провалилось: и утренняя заря, и Элверна, спящая сном младенца рядом с ним, и покер, и злоумышленники-индейцы, и шелест свинцового озера.
Разбудил его леденящий душу вой, заунывный, точно стон грешника в аду.
Он сел. Только что ему снился Э. Вэссон Вудбери; Вудбери, заляпанный грязью, с лицом, исцарапанным в кровь колючками, искусанным мошкой, Вудбери, который сбился с пути и, едва передвигая ноги от голода, бредет по болоту.
Откуда доносился вой, Ральф сообразил сразу, как пришел в себя: на лето ездовых собак свозили на остров Синий Нос - подальше от продовольственных складов, и они, одна за другой, встречали холодную зарю тоскливым воем. Но образ Вудбери не отступал: образ покинутого, растерянного и теперь уже молчаливого Вудбери, изнывающего в одиночестве вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом.
"Боги! Я же его предал, - терзался Ральф. - Испортил ему всю поездку! А ведь он старался как лучше! Так славно готовились вместе там, в Нью-Йорке…"
Раньше, когда Вудбери изводил его своими нападками, казалось, что бросить его естественно и справедливо. Сейчас Ральф чувствовал себя изменником.
Снова послышался вой собак - протяжный, переливчатый, безнадежный, словно голос этого печального края. На берегу на фоне тусклого озера темнел ствол об" горевшей сосны. Ральфа окружали люди, много людей, но все они были объяты мертвым сном - мертвым, как этот жуткий, потусторонний вой, как черный остов погубленного дерева.
Ральф догадался, что гости были не в состоянии дойти до дому. Джордж Иган храпел на зеленой кушетке в гостиной. Папаша Бак и Неле Стромберг, вероятно, расположились в спальне, во всяком случае, Джо Истер устроился здесь же, на веранде. Он лежал, свернувшись на расстеленном одеяле, вздрагивая во сне.
Элверна в своем измятом васильковом платьице казалась такой беззащитной, юной, неискушенной, трогательно беспомощной. Уголки ее рта опустились. Одеяло, которым накрыл ее Ральф, наполовину сползло. Она спала, подложив под щеку ладонь, точно котенок, уснувший на согнутой лапке.
"Не может быть, чтобы она позволяла себе чересчур много с Кудрявым Эвансом и с другими. И я не наделаю глупостей. Все будет хорошо, - вздохнул он. - Эх, Джо, дружище мой! Милая Элверна!"
У него стало легче на душе оттого, что они были рядом, но в полусне ему вновь мерещился Вудбери - не суетливый и несносный горлопан, но несчастный, всеми покинутый страдалец, - и он знал, что ему надо будет что-то предпринять.
А за сетчатым окном веранды в лучах разгорающейся зари все шире открывалось Озеро Грез.
Глава XV
В то утро у многих в коттедже Джо Истера трещали головы.
По правде говоря, из всей компании только Папаша Бак не выглядел поникшим и расслабленным. Он проснулся раньше всех, разнюхал, где шотландский виски, чтобы опохмелиться, а остальным для бодрости духа сварил крепчайший черный кофе.
- Вот это, я понимаю, провели времечко, - мечтательно вздохнул он, когда заспанное и безучастное общество сошлось за завтраком. - И знаменитую же ты историю выдал, Кудрявый, как раз перед тем, как вконец захмелел.
- Ра зве я выдал историю? - пробурчал Кудрявый.
- Ну как же! Насчет коммивояжера и револьвера, который оказался незаряженным. Знатная история! А тебе-то, Джордж, как повезло: четыре дамы на руках!
- Четыре дамы? У меня? Ты скажи, Па, кто хоть у нас выиграл вчера? - жалобно протянул Иган.
- Нет, это что же делается на свете! - Папаша Бак был встревожен. - Ну и ну! Разучились люди пить. Я, например, вчера себя чувствовал, как рыба в воде. Если хотите знать, каждый год, пока мне не стукнет сотня - кстати, еще не сказано, что я и тогда брошу пить, - я буду справлять годовщину вчерашней попойки, как свой день рождения.
- Ох, да кончай ты резвиться, чтоб тебя!.. - возопил Кудрявый. Остальные поддержали его дружным стоном, а с веранды приплелась Элверна, почти безмолвная от глубокой меланхолии.
Кудрявый, очевидно, решил покончить с разгульной жизнью и утехами буйной молодости, перейти на официальный тон и вообще портить окружающим настроение.
- Знаешь что, - убеждал он за завтраком Джо, - надо вам с Маком и Бирмайером как-то улаживать положение с кредитом. Я даже думаю, не мешало бы вам сюда срочно поставить полисмена, пока все не успокоится. Индейцы крепко обозлились на вас троих, что вы закрыли им кредит. Я-то слышу, о чем они шушукаются в лесу во время пеших переходов. Они замышляют недоброе. Ты что, дожидаешься, пока вас тут всех перережут во сне?
- Ой, Джо! - жалобно пискнула Элверна.
Джо рассмеялся.
- Чепуха! Ничего они не сделают. Слишком безалаберная публика.
- Нажать курок - это может и безалаберный, - не унимался Кудрявый. - Сейчас схожу переговорю с Маком. Видимо, попросим тебя, как мирового, созвать всех местных кри; обсудим, что и как. Я беспокоюсь. Джо. За тебя и… - Он поднял глаза на сидящую напротив Элверну; их взгляды встретились, помедлили, - …и за твою жену.
- Кудрявый, заставь его, - взмолилась Элверна. - Пусть он что-нибудь сделает!
- Обязательно, пупсик! Вот увидишь!
Ральф почувствовал, что эти двое понимают друг друга, и внезапно озлился на Кудрявого, уже не обманывая себя, будто оскорблен за Джо. А образ покинутого Вудбери маячил перед ним по-прежнему, и никто в этой невеселой с похмелья компании, собравшейся за завтраком, не был так тих и подавлен, как Ральф.
Пока Кудрявый бегал в факторию "Гудзонова Зали на", Ральф отозвал Джо в сторону и спросил без обиняков:
- Джо! Как тебе показался этот Вудбери, с которым я приехал? Понравился?
- Нет. Барахло. Трепач.
- И ты бы на моем месте тоже бросил его без всяких разговоров?
- Я… Это смотря…
- Не бойся. Говори прямо.
- Н-нет, понимаешь. Едва ли.
- Почему?
- Да видишь, какое дело… Кто привык мотаться по глухим краям, тот всегда держится за своих, вот и все. Нравятся, нет ли - неважно. Так уж вроде заведено. Начинаешь думать - а ну как тот, другой, сломает себе ногу или еще чего…
- И ты меня осуждаешь, что я его бросил?
- Да нет. Ей-богу, нет. Такие вещи каждый решает за себя. То есть, конечно, если ты здесь ведешь дела, тогда уж миришься с тем, что есть. А тебя вполне можно понять.
- Слушай. Мне этот Вудбери все снится по ночам. Видно, нехорошо, что я его бросил. Скажи - никак нельзя отрядить Лоренса Джекфиша, чтобы разыскал его, если удастся, и доставил сюда? Может, он снял бы комнату у Макгэвити.
- Нет. Этот тип не по мне. Он здесь не нужен. Раз уж ты его бросил… что сделано, то сделано. Я бы выкинул его из головы. Ну - пора бежать в лавку, браться
25. Синклер Льюис. Т. 9. 385 за дела. Ох, башка раскалывается! Пока, Ральф. До скорого.
Оставшись один на веранде, Ральф предавался горестным думфм. Стало быть, никуда не денешься: это все-таки подлость, что он бросил Вудбери.
"Неправда! Он заслужил! Я был бы последний идиот, если бы дал ему испортить себе весь отпуск!"
Рассудок твердил: "Ты прав"; сердце упрямо бубнило: "1 ы - предатель".
Выходит, надо возвращаться к Вудбери? Что ж, по крайней мере это избавит его от опасности влюбиться в Элверну. (Где она, кстати? В доме без ее щебетанья было пустынно. Как ему хотелось снова услышать милый звук ее быстрых шагов!) Да! Это его долг по отношению к Вудбери, к Элверне, к Джо; долг по отношению к самому себе. Он уедет.
Но только… только еще не сегодня!
Он улучит минутку и с безмятежных высот жертвенной добродетели будет молить ее сделаться второю миссис Макгэвити: добропорядочной, солидной и беспросветно скучной.
Его размышления прервал Кудрявый, который примчался звать Джо на встречу с индейцами. Ральф тоже пошел.
На летний сезон в фактории Мэнтрап расположились лагерем две группы индейцев: местные, с Озера Грез - под началом вождя Вапенауга, и небольшая часть племени с неисследованной территории к югу от озера Полуночного - во главе с вождем, чье индейское имя каким-то образом превратилось в английское Бербери.
Звание вождя, как убедился Ральф, в действительности куда менее почетно, чем в романах. По важности его, пожалуй, можно приравнять к титулу председателя местного управления деревеньки с населением в триста душ. Вождь может созывать собрания, он играет роль посредника между своим кочевым народцем и правительством, но пост у него выборный, а государственный агент имеет право снять вождя без всякого разбирательства. Самые почетные его привилегии - получать двадцать пять долларов вместо пяти, которые правительство ежегодно выплачивает по договору своим подопечным, а также носить шляпу с широченной золотой лентой, снннй мундир с медными пуговицами, золотую нарукавную повязку и медаль, огромную, точно бляха водевильного полисмена.
Но одно дело - абсолютная ценность титулов и регалий, и совсем другое - гордость, которую они внушают своим обладателям. Для секретаря Литературного и Вышивального Общества имени Гаррнет Бичер-Стоу в Южном Воппингтоне избрание на должность - событие не менее волнующее, чем коронация - для австрийской императрицы. Чемпиону Сельского Теннисного Клуба Роздейл-Виллас хриплые и восторженные возгласы девяти болельщиков доставляют не меньшее блаженство, чем Уильяму Тилдену - овация в Форест-Хилз.
Шествуя с сотней своих вояк на переговоры с тремя лавочниками и одним полисменом, Вапенауг И Бербери выступали с таким напыщенным видом, с каким король на открытии парламента показался бы смешон. Их сомнительной свежести рубахи были скрыты под парадными мундирами, застегнутыми на ясные пуговицы; их определенно грязные лица были осенены шляпами с золотыми лентами; на их животах горделивоболтались колоссальные медали.
С разрешения миссионера мистера Диллона собрание проводилось в церкви. Впереди, у алтаря, лицом к индейцам расположились мистер Диллон, Кудрявый Эванс, Джо, Макгэвити, агент "Братьев Ревийон" Бирмайер, Ральф, Пит Реншу и вожди. Индейцы заполнили церковь почти до отказа - смуглые, мрачноватые, непроницаемые, как жители Востока. Ральф смотрел и думал, что в этих людях ничего не осталось от гордых индейцев былых времен. Они ставят капканы бледнолицых, ходят на их байдарках, не ведают иной музыки, кроме избитых песенок с Бродвея - они даже одеваются так же прозаически, как белые: готовые рубашки, черные пиджаки, черные брюки навыпуск.
Слово взял Кудрявый. Он говорил на кри, время от времени обращаясь за нужным словом к Питу Реншу, а Джо шепотом переводил его речь Ральфу.
Он - Кудрявый-огорчен, возмущен и крайне поражен, ибо до него дошло, что кое-кто из молодых индейцев по недомыслию решается угрожать купцам. Он понимает, что потеря кредита после неудачного сезона связана с определенными неудобствами для трапперов. Но виноваты они сами. В старые добрые времена индейцам отпускали в кредит чуть ли не по три года кряду, но стоило им получить деньги, как они первым делом спешили сполна рассчитаться.
Такие уважаемые люди, как вождь Вапенауг и вождь Бербери - Кудрявый поклонился тому и другому и оба, точно ссохшиеся пряничные божки, поклонились ему в ответ, - именно так и поступают по сей день. Однако есть и такие, которые, как ему - Кудрявому - доподлинно известно, оказавшись при деньгах, удирают на озеро Уоррик и спускают там все до цента, причем на совершенно ненужные вещи: подвесные моторы (и это люди, чьи отцы проходили по пятьдесят миль в день на веслах), сигареты (а чем плохи всегда были трубки?), ботинки по десять долларов, чтобы бегать на танцы. И после этого еще надеются, что купцы фактории Мэнтрап станут отпускать им в кредит бобы и винтовочные патроны!
И если они рассчитывают скрыть все, что творят на Уоррике, от всевидящего ока правительства…
Вождь Вапенауг закивал головой; вождь Вапенауг окинул своих беспутных юнцов скорбным взором. (Вот уже четыре года, как вождь Вапенауг задолжал Джо Истеру триста долларов, а три недели назад он вернулся из Киттико с лодочным мотором, банджо и парой шелковых чулок для своей работящей, но легкомысленной внучки).
Вступительную часть Кудрявый изложил весьма красноречиво. Сейчас он вобрал голову в плечи, зловеще понизил голос и постарался придать своей мальчишеской физиономии загадочное и устрашающее выражение.
Посреди церкви поднялся высокий молодой индеец, зевнул, пошел к двери.
Многие, переглянувшись, вышли вслед за ним.
Кудрявый дал слушателям понять, как велика мощь полиции его величества в провинции Манитоба. Куда долетит гром, проникнет и ее зоркий глаз. Эффект этой драматической фразы начисто пропал: двадцать индейцев торжественно поднялись с мест и гуськом направились к выходу.
- Сесть на место! - гаркнул Кудрявый последнему из нарушителей.
В задних рядах кто-то заржал. Смешок пробежал по всей церкви. Вождь Вапенауг ощерился. И перед этой хихикающей массой Кудрявый пытался продолжать свои наставления: будьте послушны, детки, платите по счетам, и тогда добрые дяди-купцы снова откроют вам кредит.
Конец речи он скомкал и сел, красный, как рак.
Наступила заминка, и, пока все гадали, чья очередь ораторствовать дальше, индейцы, как один человек, поднялись с мест и очень спокойно, очень бодро проследовали на улицу, хихикая самым бессовестным образом.
Видно было, как они остановились возле церкви, одни - с равнодушным, другие - с насмешливым видом, независимые, выжидающие, готовые на все.
- Ну, держитесь теперь, - пробормотал Кудрявый, обращаясь к Джо и Макгэвити. - Теперь молодые индейцы совсем обнаглеют. Через десять минут я отчаливаю. Буду мчаться день и ночь; через неделю доставлю из Белопенного двух полисменов, чтобы находились здесь постоянно. Счастливо!
Сейчас Кудрявый уже не был прежний юнец - танцор и повеса. Это был солдат, выполняющий боевое задание. Ральф увидел, как он промчался мимо индейских вигвамов к дому Джо, перетаскал к себе в лодку мешок муки, мешок бобов, копченый окорок, жестянку чаю, канистру с бензином; окликнул отрывистым, неприятным голосом двух своих гребцов, индейцев кри, которые блаженно дремали, привалившись к бревенчатой стене лавки Джо.
Через десять минут, как обещал, он отчалил. На озере было волнение, но Кудрявый держал курс прямо на середину, лодка взлетала над водой, надежный маленький мотор работал, как часы.
Тогда Джо заговорил.
- Славный он малый, - сказал Джо. - Только, по - моему, зря порет горячку. Пока индейцы посмеиваются, они не опасны.
- Очень возможно, - отозвался Макгэвити. - Поэтому, как ты понимаешь, я иду домой смазывать и заряжать все три своих ружья просто от нечего делать.
- Хм, - сказал Ральф.
Он не мог вернуться к Вудбери и покинуть Джо в минуту опасности.
Ну, а если Вудбери тоже в опасности и даже не догадывается об этом? Белый человек, один среди индейцев…
"Надо как-то действовать, - размышлял Ральф. - Я и буду действовать! И что бы я ни сделал, наверное, все будет не то, что нужно".
Глава XVI
Если Джо втайне и опасался, что индейцы нападут на них, пользуясь тем, что Кудрявый Эванс умчался за подмогой, на его носатом лице нельзя было прочесть никаких признаков волнения.
- А не сходить нам с тобой и с Элви на болото к Реке Туманной Скво? - предложил он. - В лавке особо делать нечего: бухгалтерию я привел в порядок. Пару сандвичей в карман - и пошли. Глядишь, и утку подстрелим.
Как чудесно, лопотала Элверна, возвращаясь в коттедж. Ей надоели все эти Джорджи и Кудрявые, объявила Элверна с благонравной миной, им только и надо, что танцевать, пить самогон да шуметь без конца. Она будет счастлива, ворковала Элверна, спокойно провести денек на свежем воздухе со своим другом Ральфом и своим дорогим Джо.
Нарядов у Элверны оказалось больше, чем обычно бывает у хозяйки северной хижины. Она облачилась в очень практичную юбку хаки, желтую фланелевую рубашку, высокие шнурованные ботинки, которые, как отметил Ральф, подошли бы скорей героине мелодрамы из жизни Дикого Запада: узенькие, на высоких каблуках. В таких не пройдешь по каменистой тропе, не спотыкаясь на каждом шагу.
Кроме того, она взяла синюю бархатную сумочку, расшитую алым бисером.
- Господи боже, зачем тебе понадобилось тащить с собой эту штуку? - взмолился Джо.
Элверна негодующе завизжала:
- Вот еще новости! Выходит, я не имею права захватить с собой носовой платок и пудру? Да?
- Что у тебя - карманов в юбке нет?
- Чтобы раздавить свою миленькую пудреницу? Как бы не так! Ошиблись номером! Дайте отбой!