- Вот появляется другой. Это тот, кто и раньше появлялся. Он моложе, чем предыдущий, но занимает положение еще более высокое - это положение принадлежит ему по праву рождения. Благородство написано на его челе. Это благородство исходит из души его. Принц Уэльский! Он очень серьезен. Ш-ш-ш! Он говорит: "Я люблю тебя, Фрэнсис, я люблю тебя так, что разыщу тебя в любом уголке земли, куда бы ты ни скрылась. Скоро, очень скоро мы встретимся. Я иду к тебе", - вдова сделала паузу и добавила: - Он исчез! Кристалл чист. Я больше ничего не вижу.
Она закрыла руками лицо и с глубоким вздохом откинулась в кресле. Затем быстро, как все, что она делала, повернулась к своей визави и улыбнулась. Но, увидев бледное лицо, опущенный взгляд, горькие складки у рта ее светлости, воскликнула:
- Что случилось, милое дитя! Что так расстроило вас? Неужели то, что я вам сказала?
На бледном личике появилась вежливая улыбка.
- Нет, нет, все в порядке. - Голос графини дрогнул, будто она сдерживала слезы. - Вы просто сказали не то, что я надеялась услышать. Возможно, мы действительно не должны пытаться проникнуть за завесу, отделяющую нас от незнаемого.
- О, моя дорогая миледи! - Миссис Тернер вскочила. - Давайте выйдем на воздух. В саду хорошо, прохладно.
И они направились к террасе. Там они принялись расхаживать взад и вперед, затем посидели, отдыхая, и продолжили прогулку. Графиня была в возбуждении и говорила без умолку. Миссис Тернер внимательно ее слушала и так искусно поворачивала беседу, что вытянула у ее светлости куда больше, чем та хотела бы рассказать - при этом вдова постоянно поглядывала на реку, в сторону Челси.
Так прошел час или около, и тут на реке показалась позолоченная красная лодка, влекомая шестью гребцами. Она держалась близко к берегу, и вскоре уже можно было различить на корме двух джентльменов в шляпах с перьями - один сидел, другой стоял. Тот, кто стоял, вдруг сдернул шляпу и поклонился.
- О, Боже, это же сэр Артур! - вскричала удивленная и обрадованная вдова. И приветственно замахала ручкой.
Сэр Артур наклонился, сказал что-то своему спутнику, тот кивнул. Затем отдал приказ перевозчикам в ливреях королевских гвардейцев, и лодка заскользила к маленькой пристани у подножия террасы.
Сэр Артур cтупил на берег и протянул руку второму джентльмену, но тот сам спрыгнул на пристань с грацией юного атлета. Сэр Артур помчался вверх по ступеням.
- Моя драгоценная Анна, я так расхвалил его высочеству приготавливаемый вами мед, что он решил непременно его попробовать!
Миссис Тернер сделала вид, будто ее застали врасплох.
- Ваше высочество! - воскликнула она и присела в глубоком реверансе.
Растерявшаяся леди Эссекс заподозрила было, что перед ней разыгрывают хорошо отрепетированную сцену, но, заметив удивление на лице принца, отбросила подозрения. Она сразу же поняла, что он не притворяется - потому что он нахмурился и обратился к сэру Артуру:
- Вы об этом знали?
- О чем, ваше высочество? - Гибкий темноволосый джентльмен, казалось, был поражен. - Жизнью своей клянусь! У меня и в мыслях ничего не было, кроме как попробовать меда.
Принц снял шляпу и низко склонился перед леди Эссекс.
- Мадам, это подарок судьбы. Я и предположить не мог, что здесь меня ждет такое счастье.
Ее светлость молча присела, в глазах у нее мелькнуло беспокойство.
Непонятно, как это получилось, но она осталась с ним наедине - принц отклонил приглашение вдовы пройти в дом. Он попробует медовый напиток, который так расхваливал сэр Артур, здесь, в прохладе. Вдова в сопровождении сэра Артура отправилась готовить питье.
Леди Эссекс чувствовала себя очень неловко, ей хотелось уйти, но она не знала, как это сделать. Она стояла, облокотившись на парапет, прямая и тоненькая в своем зеленом тафтовом платье, и смотрела на поросший лесом противоположный берег. Принц, также ощущавший неловкость, сказал:
- Мадам, я неожиданно встретил здесь счастье. Но должен ли я благословлять эту неожиданность?
И он придвинулся поближе и стал рядом с нею. Легкий ветерок приподнимал над широким белым лбом его тяжелые каштановые кудри.
- Надеюсь, мадам, что вам эта неожиданность не совсем уж неприятна.
- Это было бы нарушением моего верноподданнического долга, а я бы никогда себе такого не позволила.
- Но я, мадам, не требую от вас ни соблюдения придворного этикета, ни верноподданничества.
Она одарила его холодным взглядом, хотя в уголках ее губ крылась улыбка:
- Какая жалость, ваше высочество. Ибо я предлагаю вам и то, и другое.
- И ничего более? - Он с надеждой смотрел на нее.
- Да, ничего более. Ваше высочество не может требовать от меня большего - такие требования не смеет предъявлять мне ни один мужчина, кроме моего супруга. - И она решительно сжала губы.
На юном лице принца появилось раздраженное выражение.
- Вашего супруга? Фи! Мой отец назвал бы все это чушью. Что вы знаете о своем супруге, что он знает о вас? Вас поженили детьми, вы не знаете, что такое супружеская любовь. Вы нарочно прикрываетесь его именем, чтобы отпугнуть меня.
- Если ваше высочество так хорошо понимает ситуацию, почему же вы делаете вид, что она вам непонятна?
- Это откровенный вопрос, Фрэнсис. - Он впервые назвал ее по имени.
- Впрочем, вашему высочеству не стоит трудиться отвечать.
Он горько улыбнулся:
- Я был бы плохим придворным, если бы все-таки не ухаживал за вами. Я не обращаю внимания на вашу холодность, так как считаю, что в основе ее - ложно понятое чувство долга.
- Ваше высочество, вы - не простой придворный. - Она отвернулась от реки и теперь, в тщетной надежде, что вдова и сэр Артур вернутся на террасу, смотрела на дом.
Принц Генри, кусая губы, взирал на нее с тоской и страстью.
- Почему вы так жестоки, Фрэнсис?! - И, отбросив весь этикет, он воскликнул: - Я люблю вас глубоко, искренне!
Она позволила себе показать свои чувства и резко ответила:
- Ваше высочество, вы не должны говорить мне такого.
- Но почему, если я говорю вам правду? Почему? Разве этот ваш абсурдный брак, который и не брак вовсе, может служить препятствием?
Она спокойно смотрела на него:
- Я считала, что милорд Эссекс был вашим другом детства, что до того, как он стал моим супругом, вы вместе играли в детские игры.
Он вспыхнул:
- Ну и что? Родители поженили вас, и это преступление? Не притворяйтесь, вы не успели полюбить его. Когда вы видели его в последний раз, он был неуклюжим тринадцатилетним подростком.
- Мне не нужно притворства. Я - его жена. И уже одно это ограждает меня от ухаживаний других мужчин.
- Жена - только слово, - настаивал он. - Вы не стали его женой. Такой брак, как ваш, можно легко аннулировать.
- Аннулировать? - она безрадостно рассмеялась. - А ради чего? Разве ваше высочество намерен просить моей руки?
Теперь она прямо и открыто смотрела ему в глаза, и во взгляде его появилось замешательство, а краска стала предательски расползаться по лицу: леди Эссекс ясно указала, во что могли бы вылиться его прежде несформулированные намерения. Но затем мальчишечья гордость и безрассудство подсказали ответ:
- Уверяю вас, я мог бы так поступить, Фрэнсис.
- Могли бы! - В голосе миледи слышалась уже насмешка. - Благодарю ваше высочество за это "бы". Как много в нем скрыто! Какая жертвенность!
Он разозлился и горячо заговорил:
- Ну почему мне должно быть недоступно то, чего я больше всего в жизни жажду, и только потому, что я - принц?! Неужели я должен прожить без любви, потому что я - наследник английского трона?! Если так…
Она бесцеремонно прервала его:
- Принц Генри, я не могу дать вам ту любовь, которой вы жаждете. Сжальтесь надо мной, не терзайте меня больше.
Лицо принца стало мертвенно-бледным. Он смотрел на нее взглядом, полным печали и боли, но было в этом взгляде, и нечто зловещее, грозное, столь характерное для всех Стюартов. Он молча поклонился - он склонялся перед ее волей. И, подобно сэру Дэвиду Вуду, предложил ее светлости свое почтение и верность взамен не востребованной ею любви.
- Благодарю вас за откровенность, она делает вам честь. И умоляю помнить: моя любовь к вам неизменна. Я - ваш слуга, Фрэнсис, ваш друг и слуга, и в трудную минуту вы всегда можете на меня опереться.
- Я рада, - ответила она. - Рада быть вашим другом.
Не об этом он мечтал. Однако он готов был довольствоваться ролью друга - чтобы стать затем чем-то большим. Хотя он не обладал богатым светским опытом, все же природная смекалка подсказывала ему, что дружба между мужчиной и женщиной - это, как правило, преддверие любви. И он смиренно согласился ждать в этом преддверии того, что должно было бы наступить позже.
Теперь возвращение миссис Тернер и сэра Артура было для него таким же желанным, как и для ее светлости.
Они появились. Миссис Тернер шла первой, за ней - сэр Артур с высоким кувшином в руках. За ними следовал Вестон в белом фартуке - он нес серебряный поднос с четырьмя бокалами венецианского стекла столь искусной работы, что они походили на агатовые чаши.
Принц объявил, что этот мед, искусно приправленный имбирем, розмарином, буквицей, буравчиком и тимьяном, настолько великолепен, что даже превосходит все описания сэра Артура. После того как господа испробовали напитка, Вестон угостил перевозчиков элем.
К бесконечному удивлению сэра Артура, предполагавшего, что они проведут несколько приятных часов в уединении и прохладе и пренебрегут ради этого поездкой в Ричмонд, принц заявил, что пора двигаться, пока не кончился прилив. И они отчалили, оставив миссис Тернер в недоумении, а леди Эссекс - в глубоких раздумьях.
- Анна, вы знали, что его высочество должен появиться?
- Знала, - коротко ответила миссис Тернер.
- Знали?!
- Мне подсказал мой магический кристалл. Разве вы забыли?
- А больше вы ничего не знали? Почему именно здесь? Скажите мне правду.
На этот раз миссис Тернер отвечала вполне правдиво и потому убедительно: каким образом она могла знать о намерениях и путях принца Уэльского? Неужто миледи может предположить, что он ставит об этом в известность какую-то Анну Тернер?
Миледи признала, что предполагать такого она, конечно, на может. Она припомнила, что и его высочество был явно изумлен. Таким образом, она тем более убедилась в силе волшебного кристалла и в правдивости возникавших в нем видений. И если уж они говорили правду о принце, то, значит, кристалл не лгал и о Робине Карре (ведь если бы волшебный кристалл сказал о его к ней любви, леди Эссекс ни за что бы не вспомнила, что она мужняя жена). Теперь она выглядела такой расстроенной и усталой, что маленькая вдова принялась хлопотать, словно добрая матушка, и тем добилась полной откровенности миледи.
Девушка излила ей всю боль своего сердца и закончила признание вопросом, который как бы подвел итог печальной повести:
- Почему все в жизни так устроено, Анна? Почему мы бежим от тех, кто любит нас, и любим тех, кто бежит от нас?
Хитренькие глазки вдовы прищурились - она размышляла. Покусывая верхнюю губку, миссис Тернер думала о новых открывавшихся перед ней перспективах: она уже сделала все, о чем просил сэр Артур, но то, как леди Эссекс отнеслась к принцу, а она откровенно обо всем рассказала, не давало ни ей, ни сэру Артуру никаких шансов на удачу. Зато другой вариант… Да, о нем стоило подумать.
После некоторого молчания она вздохнула и сказала очень мягко и медленно:
- В жизни всегда есть возможность удержать то, что от нас ускользает. Есть даже способы изменить судьбу и сделать так, чтобы тот, кто избегал нас, начал искать наших милостей.
- Может, такие способы и есть. Но я не владею этим искусством.
- Сие искусство немногим ведомо. Однако те, кто пользуются им, никогда не проигрывают.
Миледи смотрела на нее как зачарованная - она уловила в голосе вдовы намек на какую-то очередную тайну.
- Что же это за искусство? О чем вы, Тернер?
Вдова фамильярно взяла миледи за руку - в ее манерах появилась какая-то новая интимность, и эта интимность как бы смела последние границы между аристократкой и простой горожанкой. И, как ни странно, графиня Эссекс, которую с рождения воспитывали в сознании своего превосходства, ничуть не возражала - так велика в ней была жажда овладеть таинственным искусством. Она позволила усадить себя на вделанную в парапет скамью, по-прежнему державшая ее за руку вдова пристроилась рядом.
- Сейчас, дитя, вы услышите нечто, чего я никому никогда не говорила и никому, кроме вас, никогда не сказала бы. Когда вы изливали мне муки своего сердца, мне казалось, будто я слышу рассказ о самой себе, такой, какой я была несколько лет назад, когда я любила так, как любите вы, любила человека столь же бесчувственного и равнодушного, как тот кавалер, который захватил ваше девичье сердечко. Я говорю, моя дорогая, о сэре Артуре Мейнваринге. Вот видите, у меня от вас никаких тайн нет. Я была в отчаянии. Я была так несчастна, что даже предавалась грешным мыслям - подумывала о том, чтобы лишить себя жизни, ибо тот, кем я жила дни и ночи, был для меня недоступен. Это случилось спустя год после смерти доктора Тернера, когда я устроила свой магазин на Патерностер-роу. Сэр Артур заезжал туда со своей сестрой - потом она вышла замуж за лорда Гарстона. Я полюбила сэра Артура с первого взгляда.
Леди Эссекс подумала, что и она полюбила с первого взгляда и унеслась мыслями к тому трехлетней давности дню на поле для ристалищ в Уайт-холле. Она почувствовала огромную симпатию к своей сестре по несчастью, к женщине, страдавшей так же, как страдает сейчас она.
- В отчаянии я прибегла к своему кристаллу, - продолжала миссис Тернер. - Я почти с детства владела чудесным даром предсказания. Впервые я обнаружила это… Впрочем, это неважно. И кристалл указал мне человека, человека в годах, большого знатока медицины, астрологии и алхимии. - Она прервала свой рассказ, чтобы получить от миледи очередные уверения в том, что все, о чем та узнает, сохранится в строжайшей тайне. - Сейчас я доверю вам один секрет, и, моя дорогая детка, он должен остаться между нами, никому-никому и никогда не рассказывайте об этом…
Графиня торжественно поклялась хранить молчание - так велики были ее любопытство и надежда. Вдова продолжала:
- Его имя и обиталище также открылись мне. В тот же вечер я отправилась к нему и обо всем поведала. Он мог дать мне то, чего жаждало мое сердце. Хотя стоило это дорого, невероятно дорого, но я заплатила.
Я ушла от него с маленьким флакончиком - больше ничего он мне не дал, только научил, как им пользоваться. И когда сэр Артур с сестрой снова приехали на Патерностер-роу, я угостила их медом, приготовленным по моему рецепту, каким сегодня поила вас. А в чашу сэру Артуру я вылила содержимое флакончика.
Она умолкла и долго сидела, улыбаясь чему-то своему, тайному. Графиня тронула ее за плечо:
- Да, да, а дальше? Что случилось?
На устах вдовы по-прежнему блуждала тихая улыбка.
- Это произошло зимой, вечер был ветреным и холодным. А среди ночи меня разбудил яростный стук в дверь. Я спросила из окна, кто это, и сердце мое замерло, когда я услышала голос сэра Артура - он умолял впустить его. Он насквозь промок, его одежда была вся забрызгана грязью - он проскакал сквозь бурю и ветер двадцать миль, подчиняясь, как он уверял меня, непреодолимому желанию пасть к моим ногам и открыть свою страсть. А ведь до того дня он вряд ли замечал мое присутствие.
Леди Эссекс слушала, затаив дыхание, а вдова завершила свой рассказ:
- Клянусь, во всей Англии не найдется возлюбленного столь верного, каким стал для меня три года назад сэр Артур. И каждый раз, когда я наливаю ему мой мед, я вспоминаю о той первой чаше, которую он получил из моих рук, о чаше, в которую я влила приворотное зелье, и благословляю имя Саймона Формена.
- Кто это?
- Тот алхимик, который сотворил чудо. О! Я проговорилась, я назвала его имя! Забудьте его, миледи!
Ее светлость покачала золотоволосой головкой - глаза у нее восторженно блестели.
- Напротив, - ответила она. - Я запомню это имя навсегда!
Глава XI
ЧУДО
Июль был на исходе. Жара стояла невыносимая, все в Уайтхолле мучились от духоты. Король, несколько месяцев назад окончательно разогнавший слишком упрямый и несговорчивый парламент, решил отныне управлять Британией самолично, без вмешательства этого неуклюжего организма. Однако он не мог не поддаться всевозрастающей своей лености и отправился в прохладу Ройстона, где, ради собственного здоровья, занимался лишь соколиной и псовой охотой. Оттуда он почти ежедневно отсылал "своему дорогому Робину" письма, умоляя того присоединиться к увеселениям.
Лорд Рочестер мешкал: его держали в Уайтхолле дела государственной важности, отменить которые он был не в состоянии, но мог переложить на сэра Томаса Овербери, и тот полностью освобождал его от занятий теми самыми государственными делами, под предлогом коих лорд Рочестер и оставался во дворце.
Так что сэр Томас усердно трудился в кабинете, а его милость, столь великолепный в своем темно-бордовом, расшитом серебром камзоле, с лиловыми подвязками и лиловыми с серебром розетками на туфлях с высокими каблуками, как обычно, восседал на своем излюбленном месте, возле открытого настежь окна. Взгляд его был устремлен в пустоту, в руках он держал пачку нераспечатанных писем.
Сэр Томас так часто поглядывал на него, что, похоже, предметом его интереса был милорд, а не бумаги. Наконец он бросил перо и откинулся на спинку кресла.
- Король, как вижу, снова тебя умоляет, - сказал он, глядя на письма, которые его светлость лениво вертел в руках.
Милорд холодно взглянул на сэра Томаса - настроение у него было, судя по всему, отвратительное.
- Ты чересчур дальнозоркий, Том.
- На твоей службе я должен быть многоглаз, как Аргус. К счастью для тебя, - и замолчал в ожидании ответа. Но пауза затянулась, и он резюмировал: - Король что-нибудь написал о нашем посольстве в Париже?
- Нет. - Его светлость наконец-то проявил легкую заинтересованность. - А что ты имеешь в виду?
- Его величество собирается отозвать Дигби. Я же не вижу для этого никаких причин. Дигби - способный и очень пунктуальный, он хорошо служит короне. К тому же его любят при французском дворе. Его отставка была бы грубой ошибкой, а зачем делать ошибки?
Его светлость рассеянно кивнул. Однако сэру Томасу такого ответа было недостаточно.
- Ты согласен, Робин? - резко спросил он, пытаясь растормошить милорда.
- Согласен? Ох! Ах! У тебя, наверное, есть веские причины так думать. Ты гораздо лучше меня осведомлен об этом деле. Конечно же, я с тобой согласен.
- Тогда я набросаю для тебя письмо к его величеству.
И снова его светлость лениво кивнул:
- Хорошо. Хотя… Разве его величество ничем не объяснил такого решения?
Губы Овербери растянулись в некоем подобии улыбки:
- Прямых объяснений он не давал, но косвенное существует: он назвал имя человека, которым хотел бы заменить Дигби.