- Да? И чье же это имя?
- Мое, - ответил сэр Томас.
- Твое? - Его светлость даже сразу и не понял. - Что ты такое говоришь? Король предложил тебе стать послом во Франции?
- Ни больше, ни меньше. Это очень привлекательное предложение, я о таком даже и мечтать не мог.
Его светлость не скрывал своего удивления:
- Господи Боже! Что это вдруг король тебя так возлюбил?
- Ах, ты так это понял! Ох, Робин, Робин. Да король тем самым демонстрирует как раз обратное - до какой степени он меня терпеть не может, если хочет от меня избавиться. Именно поэтому он и собирается отозвать Дигби, хотя напрямую об этом не говорит. Он жаждет, чтобы ты приехал к нему в Ройстон: в дополнение к тому, за что он и так меня не любит, он заподозрил, что именно из-за меня ты остаешься в Уайтхолле. Я - заноза в королевской плоти, и он мечтает выдернуть меня каким угодно способом.
- Но если так, почему бы тебе не извлечь из этого свою выгоду, Том?
- И оставить тебя со всем этим? Тогда б я нарушил данное тебе слово. Помнишь, что я обещал, когда поступал к тебе на службу? Нет, нет, Робин. Мы - ты и я - должны быть вместе. Ты воспротивился королю, когда он задумал выкинуть меня из Уайтхолла, теперь же он пытается удалить меня подкупом - он надеется, что такое предложение перевесит мою любовь к тебе. Будь что будет. Дело в том, что письмо короля равняется приказу, а ослушание равно предательству. Так что я не могу отказаться от должности, но ты можешь привести веские причины: во-первых, было бы неверно с точки зрения политической убирать Дигби, во-вторых, ты не можешь лишиться секретаря, столь хорошо разбирающегося в международных делах. Так я набросаю черновик?
- Да ради Бога, - с пылом воскликнул его светлость.
- Сегодня же и сделаю. Но все же тебе стоит уступить просьбам короля и отправиться в Ройстон.
- В Ройстон? - Всем своим видом его светлость продемонстрировал, как противно ему такое предложение.
- Ради Бога, ну почему ты здесь застрял? Что тебя может удерживать?
- Ох, - только и выдохнул его светлость, так что вопрос Овербери снова не попал в цель.
Через некоторое время сэр Томас возобновил атаку:
- Ты явно пренебрегаешь и своими интересами, и своим здоровьем. Конечно, это иногда правильно - заставлять себя ждать. Но всему есть пределы. Нельзя ждать до бесконечности: в конце концов, тот, кто ждет, может и устать. К тому же в прохладе Ройстона лучше, чем в духоте Уайтхолла.
- Я вполне здоров.
Сэр Томас внимательно разглядывал его лицо:
- По-моему, ты, как Гамлет, "бледен от мыслей". Ты выглядишь ужасно по сравнению со своим нарядом. Кстати, старина, ради чего ты так вырядился? Костюм у тебя такой дорогой, что на эти деньги какой-нибудь епископ мог бы год прожить…
- Успокойся! - раздраженно ответил его светлость. - Я сегодня обедаю с лордом-хранителем печати!
- И только-то? Судя по тому, с каким искусством украсил тебя твой портной, я уж было решил, что тебя пригласил сам папа римский! - И уже другим тоном добавил: - Твоя дружба с лордом Нортгемптоном становится чересчур крепкой. Нет, погоди, Робин! Я говорю это только потому, что я - твой ментор. Меня это беспокоит. Идея брака принца Уэльского с испанской принцессой уже породила проблемы - раньше в государстве было три партии, теперь их стало две. Королева, Пемброк и сам принц - против, а Говарды, католики и те, тому платят испанцы, - за. Король взял на себя роль царя Соломона, и еще неизвестно, какая из партий перетянет чашу его весов. Но каждая из партий знает, что ей выгодно перетянуть на свою сторону тебя. Пока они ведут себя благопристойно. Вот и ты веди себя разумно: не принимай ничьей стороны, пока не убедишься, к кому ближе твои собственные интересы. Не думаю, что выиграет испанская партия, поэтому советую тебе не слишком сближаться с этим старым лисом Нортгемптоном.
Лорд Рочестер задумчиво теребил бородку.
- Но он очень гостеприимный и приятный человек, - медленно произнес он.
- Да, пока прячет клыки. Генри Говард таков - будет льстить, ублажать, но никто не знает, что он на самом деле задумал. Он насквозь фальшив.
Его светлость кивнул:
- Не беспокойся. Я тоже умею лавировать. - Он положил перед сэром Томасом два листа бумаги, которые перед тем вертел в руках. - Ты можешь решить эту загадку, Том?
Овербери сразу же обратил внимание, что письма были написаны очень интересным почерком - элегантное готическое начертание букв говорило о таланте и опыте того, кто писал. Но куда интереснее было то, о чем поведали готические буквы:
"Случай раскрыл мне тайну сердца некоей дамы, и моя любовь и уважение к вашей светлости побуждают меня донести эту тайну до вас. О даме я не смею сказать большего, чем следующее: вы уже хорошо с ней знакомы, и она принадлежит к одному из самых знатных родов королевства, за ней ухаживает некий принц, но она остается нечувствительной к его ухаживаниям, ибо уже отдала свое невинное сердечко вашей светлости, о чем ваша светлость пока не подозревает".
Вместо подписи стояло: "Тот, кто желает вашей светлости много добра". Сэр Томас взглянул на великолепно разукрашенную фигуру его светлости. Лицо сэра Томаса было бледно и серьезно, однако в глазах сверкало веселье.
- Что ж, это письмо грамотно и элегантно составлено, а написано явно человеком ученым. Больше мне сказать нечего. Что же касается содержания, то ты наверняка понимаешь его лучше меня. Интересно, кому это понадобилось известить тебя о том, что по тебе вздыхает леди Эссекс?
- Ах, так ты тоже предполагаешь, что здесь говорится о леди Эссекс?
- Предполагаю? Да это же ясно, как Божий день. Что действительно неясно - почему кому-то понадобилось анонимно известить тебя? А вдруг это ловушка?
- Ловушка? - Его светлость был поражен. Затем отмахнулся: - Чепуха!
- А я всегда с подозрением отношусь к тому, чему не могу дать логического объяснения. Побаиваюсь непонятного - это чисто животный инстинкт, а люди - те же животные.
- Но зачем устраивать мне ловушку?
- Ну, все возможно. Может быть, кто-то хочет усилить вражду, которую вы с принцем и так питаете друг к другу; а может, кто-то хочет, чтобы твоим врагом стал ее муж.
- Да он и не муж ей вовсе! - с неожиданной горячностью воскликнул его светлость. - К тому же он за границей.
- Однако он вернется, и, может быть, скоро.
- Ну и что тогда? - В голосе лорда Рочестера прозвучала уверенность, которую ему давало его положение при дворе. - Он не может мне противостоять.
Сэр Томас в удивлении поднял брови:
- Значит, ты о ней подумываешь? Заглотил наживку?
Его светлость молча отвернулся и отошел к окну. И так, стоя спиной к сэру Томасу и глядя в садик за окном, он признался:
- Чтобы начать о ней думать, мне и не нужно было письма.
Сэр Томас нахмурился и посерьезнел.
- Ты хочешь сказать, что то, о чем говорится в письме, пришлось тебе по сердцу?
- Да, и если это западня, я и сам бы влез в нее. Без всякого приглашения.
- Но приглашение все же последовало. А ты, сломя голову, ринулся в капкан.
- Да. И теперь ты знаешь, почему мне так нравятся ужины в доме Нортгемптона. К политике это не имеет никакого отношения. Меня манит туда вовсе не лорд-хранитель печати, поэтому в разговорах с ним я головы не потеряю.
- Зато ты потерял ее из-за его племянницы. А одно влечет за собой другое.
Лорд Рочестер вдруг спросил:
- А ты не думаешь, что это письмо мог написать сам Нортгемптон?
Сэр Томас расхохотался:
- Если б я такое предположил хоть на миг, я был бы полным идиотом. Впрочем, я действительно сначала это предположил. Но, поразмыслив, понял, что это действительно глупо. Говарды слишком ценят союз с Эссексами, и они ни за что не рискнут нарушить его, отдав женщину из своего рода тебе в любовницы. К тому же они гордятся своей родовитостью. Нет, нет, это не Говарды заложили приманку. - Он вздохнул и нахмурился. - Если я попрошу тебя не лезть в капкан, ты меня, конечно, не послушаешь. Единственное, о чем я прошу: двигайся осторожно. Тебе есть что терять, Робин.
- Я не из тех, кто поспешает.
- Да, ты не из торопливых. Но в любви теряют разум даже самые осторожные. Что ж, надеюсь, тебя ждет славный ужин. Аппетита ты еще не потерял.
Его светлость спустился по личной лестнице к собственной лодке и прибыл в Нортгемптон-хауз в таком возбуждении, источником которого лорд-хранитель печати явно быть не мог. Письмо, как он честно признался, попало на благодатную почву - с тех пор, как он в последний раз гулял в этом саду с ее светлостью, лорд Рочестер пребывал в очень взволнованном состоянии духа.
Леди Эссекс была у дядюшки. Она встретила его светлость по-дружески, но не более того. Здесь также присутствовал сэр Дэвид Вуд, и обед прошел в умеренном веселье, хотя леди Эссекс довольно быстро исчерпала свой обычно богатый запас веселости, о чем дядюшка откровенно ей и сказал.
Что-то она слишком бледна, объявил он и поинтересовался, кому же это она презентовала розы, цветущие на ее щечках, а также пожалел, что ее светлость не отправилась вместе со всем двором в Ройстон, где могла бы насладиться прелестями сельской жизни. Она отвечала, что как раз завтра с матерью собирается туда перебраться: отца удерживали в Уайтхолле дела, но, в конце концов, они решили, что уедут без него. И все время она нервно трогала спрятанный в поясе маленький флакончик с несколькими каплями драгоценного эликсира, купленного у алхимика Саймона Формена: она все ждала момента вылить его в вино лорду Рочестеру. Однако весь вечер он сидел напротив нее, и ничего не получалось. Неудивительно, что настроение у нее испортилось, что и отметил дядюшка.
Обедом была разочарована не только она - когда дамам уже подошло время удалиться, лорд Рочестер (а письмо оказалось искрой, попавшей на кучу хвороста) уже начал было подумывать, что зря терпит общение с лордом - хранителем печати. Но в самый последний момент его ждало вознаграждение: он собирался уходить, и ее светлость объявила, что ей тоже пора возвращаться в Уайтхолл. Она спросила, есть ли место на его барке.
Препровождая ее в позолоченную каюту на корме, он постарался спрятать свою радость. Здесь, чтобы укрыть ее светлость от лучей вечернего солнца и от взглядов перевозчиков в голубых с серебром ливреях и прочих проплывавших мимо зевак, лорд Рочестер опустил занавеси.
Когда барка отчалила, он присел рядом с ней на покрытую красным бархатом скамью. Сэр Роберт чувствовал себя ужасно неловко и не представлял, как начать разговор. К счастью, разговор начала она.
- Милорд, я бы хотела попросить вас об одной услуге.
- Миледи, я буду счастлив услужить вам, - произнес он тоном таким искренним и страстным, что она в смятении отвела взгляд и почувствовала, как сердце у нее забилось часто-часто.
Однако она постаралась скрыть волнение и протянула ему сложенную бумагу - это была просьба сэра Дэвида Вуда о предоставлении ему каких-то льгот.
Сэр Дэвид, неоднократно объявлявший о своей готовности вечно служить миледи, тем не менее не постеснялся воспользоваться ее услугами, чтобы передать свою петицию прямо по назначению. А она, в силу мягкости и сговорчивости натуры, согласилась исполнить просьбу сэра Дэвида, заметив, впрочем, что ее влияние на лорда Рочестера слишком ничтожно.
Поэтому она принялась описывать достоинства сэра Дэвида и то, как высоко ценит его ее дядя, и так далее, однако его светлость прервал ее:
- Самое главное - то, что за него просите вы, мадам. Можете быть уверены: просьба будет удовлетворена, - и он сунул бумагу за пазуху своего расшитого серебром камзола. - Вам не надо просить, приказывайте мне, мадам. Я буду счастлив исполнить любое ваше приказание.
Она уже слышала подобное от принца Уэльского, но такое обращение вызвало у нее тогда лишь поток острот. Эти же слова, произнесенные лордом Рочестером, застали ее врасплох - она не знала, как ответить. Она лишь автоматически произнесла обычное: "Вы очень любезны, сэр".
Его правая рука лежала на спинке сиденья. Он наклонился вперед и заглянул под пышное зеленое перо ее шляпы - взгляд его был одновременно настойчивым и молящим.
- Да разве может кто-либо исполнять ваши приказы без счастья в душе? - очень серьезно спросил он.
Она подняла глаза, и взгляды их встретились, и в этот миг все было сказано без слов и все для них изменилось навеки. А затем она стыдливо отвела взгляд, и тогда он произнес:
- Фрэнсис!
Лишь одно слово - но голос выдал все его чувства. Он обожал ее, он боготворил ее, он умолял ее.
Он придвинулся ближе, его правая рука нежно обняла плечи Фрэнсис, а левая ладонь накрыла сложенные на коленях руки. Она даже не пыталась освободиться. Она сидела тихо-тихо, затаив дыхание.
- Фрэнсис, - нежно повторил он, и теперь в голосе его слышалась уже не только мольба. В ответ графиня Эссекс повернулась к нему, и он обнял ее. Фрэнсис прижалась к его груди, глаза ее закрылись, и влюбленных окутал полумрак каюты.
Роберт наклонился и поцеловал ее в губы. Этот первый поцелуй, казалось, длился вечно, он уносил их вдаль, он раскачивал их на волнах немыслимого счастья. А потом Фрэнсис оторвалась от Роберта, оба они полуиспуганно, полусмеясь глянули друг на друга, и во внезапном приливе стыда она вновь спрятала свое лицо на его груди, и теперь уже сама, плача и смеясь, произнесла его имя:
- Робин! Робин!
Заскрипели уключины, напомнив, что мир вокруг все же существует и что перевозчики доставили их к причалу.
Когда лорд Рочестер помогал ей сойти на берег, из ее левой руки что-то выскользнуло и с тихим всплеском упало в воду - это был флакончик Саймона Формена. Магическое зелье не понадобилось.
Глава XII
СКАНДАЛ
Бумаги с государственными делами Англии, которые обычно загромождали стол сэра Томаса Овербери, оставались совершенно неразобранными - сэр Томас, махнув рукой на судьбу страны, сидел в одной нижней рубашке и штанах и писал стихи. Вам не удастся найти их в собрании его сочинений, потому что на сей раз сэр Томас писал совсем иного рода стихи.
Он перечитывал написанное и улыбался, но не улыбкой творца, довольного удачно найденной рифмой. Его забавляло иное: одолжив свои знания и таланты Карру, чтобы создать тому славу государственного мужа и окончательно пленить короля, он предоставил ему взаймы и свой поэтический дар, чтобы Робин смог предстать совершенным возлюбленным и окончательно пленить сердце дамы.
Мысли об этой даме также вызывали на длинном лице сэра Томаса удовлетворенную улыбку - к немалому смятению этих слишком уж задравших нос Говардов грядет крупный скандал, и тогда любой союз между ними и лордом Рочестером будет невозможен. А такого союза Овербери опасался с достаточными основаниями. Так что в это летнее утро, последовавшее за тем замечательным днем, когда лорд Рочестер отобедал у лорда-хранителя печати и затем доставил в Уайтхолл его племянницу, сэр Томас с усердием и вдохновением ринулся на выполнение возложенной на него задачи.
Вот еще что произошло накануне: препроводив миледи в отведенные ей во дворце апартаменты, его светлость со всех ног кинулся к Овербери.
- Помнится, ты тогда, на теннисном корте, сказал, что с удовольствием напишешь для леди Эссекс сонет, если кто-нибудь тебе за это заплатит?
- Помню, только не "кто-нибудь", а именно принц Уэльский.
- Принц не принц, какая разница? - Его светлость весь горел нетерпением. - У тебя есть талант. Я хочу, чтобы ты упражнял его ради меня. И поскорее! Потому что завтра я последую твоему совету и отправлюсь в Ройстон.
- И верно, что тебе здесь делать? Я слышал, супруга лорда-камергера направляется в ту же сторону, и, несомненно, дочь будет ее сопровождать. Впрочем, не в том дело. Ты получишь свой сонет, только скажи, в какой сейчас стадии ваши отношения?
Милорд рассказал все. Сэр Томас с облегчением узнал, что полученное накануне письмо, хотя и не утратило своей таинственности, не было обыкновенной приманкой.
Сонет был уже написан, и он добавлял к нему последние штрихи, любовно шлифовал, словно ювелир - драгоценный камень. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался лорд Рочестер - снова энергичный лорд Рочестер, совсем непохожий на того, кто еще вчера сидел у окна и смотрел в пустоту. Вчерашний угрюмец превратился в сияющего радостью молодого человека. Он обнял своего ментора и секретаря, своего поводыря, философа и друга.
- Ну, Том, ну как дела? Готово?
- Готово, - ответил Овербери, тоже зараженный этой энергией и радостью. - Читай и наслаждайся. Я трудился четыре с лишним часа - итальянская манера очень сложна. Но и сам Бен Джонсон не мог бы послужить тебе лучше.
Милорд взял протянутый ему листок и громко прочел первую строчку:
- О леди, вся - огонь и снег…
И тут же с энтузиазмом принялся хвалить сэра Томаса:
- Боже! Потрясающее сравнение! "О леди, вся - огонь и снег…" Это так похоже на нее, Том! Душа, полная огня, а внешне - само спокойствие, холодность и безупречная чистота, свежевыпавший снег!
Сэр Томас откашлялся:
- Я-то предполагал, что этот образ даст представление о ее внешности - огонь волос, блестящих глаз и алых губ, которые, несомненно, могут быть очень горячи. И снежная белизна груди и всего остального, я предполагаю, что она вся бела.
- Понимаю. Но почему же это не описание ее духовного облика?
- Потому что я не хочу, чтобы она подумала, будто ты - дурак или насмехаешься. Женщины этого не любят.
- Дурак, или насмехаюсь? - Милорд нахмурился и горделиво выпрямился. - Отчего так?
- При дворе поговаривают, что его высочество уже опалил себе крылышки у этого костра. Теперь и ты решил предать себя самосожжению.
- Дворцовые сплетни… Фи! Тля всегда нападает на самый чистый и красивый цветок.
- Прекрасное поэтическое сравнение! - одобрил сэр Томас. Милорд раздраженно пожал плечами и продолжил чтение сонета. Когда он дочитал, раздражение исчезло, а лицо засияло от удовольствия.
- Да, дружище, у тебя настоящий дар! - вскричал он.
- Я обладаю многими талантами, и, как тебе, Робин, должно быть известно - впрочем, это знают все, - я сам по себе бесценный дар. Ну как стихи, подойдут?
- Что значит - подойдут?! Да это ключ от райских врат. Это просто волшебство.
- Волшебный ключ! Ну-ну, пусть он откроет для тебя калитку в сад наслаждений.
- Я сейчас же перепишу. Где перо?
- Вот то самое перо, которым стихи были написаны, впрочем, оно не из крыл Пегаса и не из оперения горлицы - его выдернули из обыкновенного гуся. Со временем и ты поймешь, что такие перья служат лучше всех. Хотя не все это понимают.