Начались обоюдные расспросы, пришел лоцман. В четыре часа дня Новоархангельская крепость салютовала флагу Российско-Американской компании одиннадцатью выстрелами. Корабль положил якорь в двух милях к западу от крепости. Лазарев вместе с Молво съехали на берег.
На небольшой пристани, широко расставив ноги, заложив руки за спину, чуть наклонив голову, стоял Баранов. Стоило шлюпке коснуться пристани, он не выдержал и двинулся навстречу прибывшим. Обычно скупой на сантименты правитель на этот раз прослезился и облобызал Лазарева. Пять лет не приходили морем посланцы из России.
После Баранова командир "Суворова" попал в объятия лейтенанта Якова Подушкина, командира компанейской шхуны "Открытие". Они хорошо помнили друг друга по Морскому корпусу.
В своей резиденции Баранов радушно принял Лазарева. Бегло прочитав врученные бумаги, он с жадным вниманием вслушивался в рассказ Лазарева о новостях из России. Беседа затянулась допоздна. Молво остался ночевать у Баранова, а Лазарев отказался от ночлега на берегу и пригласил Подушкина на корабль. За ужином товарищи делились флотскими новостями. Яков Подушкин третий год состоял на службе в Российско-Американской компании. Лазарев с интересом слушал его рассказ о здешних местах. Тот побывал в Петропавловске, Калифорнии, на Сандвичевых островах.
- А что, брат, - Лазарев кивнул в отворенное оконце, - тут акватория каверзнее в сравнении с европейской?
Яков грустно улыбнулся:
- Ни в какое сравнение, да и служба компанейская не та, команды наемные, капитан подчас не в счет. Баранов всем верховодит.
Михаил Петрович вскинул брови, он уже знал, что Подушкин командовал "Невой" перед гибелью, но хотелось подробно знать, в чем причина катастрофы. Тот, задумавшись, отпил чаю с ромом.
- Штурман "Невы", покойный Калинин, был весьма искусный мореходец, прилежный в должности. Места сии знал еще по плаванию у Лисянского. Я же корабль принял перед самым выходом, в конце августа, едва успев добраться до Охотска. Прежний капитан Васильев утоп накануне. Через неделю противные ветры задули, шторма начались, два месяца по океану мотало. Когда туманы да непогода берега закрыли, посоветовал я переждать зимний месяц в Чугацкой губе, ибо прежде шторма у нас сломали грот-стеньгу, реи, все паруса в клочья изорвали. Однако Калинин воспротивился, задумал беспременно к Новоархангельску идти и Борноволокова в том уговорил. Ну, тот и поручил Калинину начальствовать над кораблем, а меня отставил.
Подушкин взял подстаканник, отпил чаю, вздохнул.
- А далее носило нас по валам во мгле, покуда непроглядной ночью на камни не сели, бушпритом чуть в скалу Эчкомба не уперлись. Тут, как на грех, якорь упустили, не закрепили канат. Потом все кувырком пошло. Шторм ожесточился, барказ и плоты разнесло вдребезги. "Неву" разломало. Людей много сгинуло, штурман Калинин с женой и младенцем утонули. Меня на камни выкинуло в беспамятстве. Ежели бы не матросы, не бывать на этом свете…
Лазарев решил отвлечь товарища от грустных мыслей:
- Небось хватает забот в сем неспокойном хозяйстве?
- Обыденные рейсы на Кадьяк, Уналашку, скрозь по всем Алеутам и далее, за тысячу миль. - Подушкин махнул рукой. - Особа статья браконьеры, американцы да англичане. Всяк из них норовит оторвать у нас кусок задарма. Да к тому же аборигенов стравливают друг супротив друга, порохом да свинцом ссуживают.
Утром Лазарев распорядился для надежности завести второй якорь с кормы, развернул корабль вдоль по проливу.
Отоспавшиеся матросы снимали паруса, такелаж, спускали с мачт разоруженные стеньги и реи.
Вечером с берега передали приглашение офицерам корабля - главный правитель звал назавтра к обеду, отметить день своего ангела.
Наладив корабельные работы, офицеры в полдень съехали на берег. Войдя в двухэтажный особняк, гости изумились. В дикой глухомани, за тысячи верст от России дом правителя выглядел сказочно.
Баранов в мундире с орденской лентой стоял у ярко полыхающего камина и радушно улыбался. Мерцающие отблески огня отражались в блестевших витых шандалах, позолоте багета многочисленных картин, бронзовых скульптурах, больших зеркальных стеклах книжных шкафов. Столы были уставлены многочисленными яствами, в бутылках всеми цветами переливались мадера, ром, вина. Окончательно присутствующие были покорены, когда после третьего тоста появился оркестр - скрипка, флейта, бас.
Баранов посадил Лазарева рядом с собой. Разговор постепенно перешел на европейские дела, правитель хотел знать подробности изгнания Наполеона. Лазарев, как мог, пояснял, но его интересовало другое. Накануне они поспорили с Унковским и теперь ждали случая спросить правителя.
- Позвольте, господин советник, - выбрав момент, Унковский повернулся к Баранову. - Славным мореплавателем английским, Куком, сии места открываемы были прежде наших, российских? - Он мельком взглянул на Лазарева. - Сочинения сего капитана тому свидетельствуют.
Баранов сжал губы, чуть наклонился вперед.
- Сочинений сих не видывал, однако прежде капитана Кука россияне земли алеутские ведали, почитай, за полета лет. Остров Ситху он материком счел, однако сие остров. То же и с Кенайскою губою, кою он за реку принял. О том его сотоварищ Ванкувер подтверждение мне давал самолично, - правитель прищурился, - годков десятка два тому назад.
Шум за столом давно стих, все повернулись к хозяину дома. А тот, помолчав, чуть усмехнувшись, продолжал:
- Того прежде у Кадьяка заблудился английский капитан Мирс. Стало быть, наши люди охочие его под руки вывели к Аляске, в пролив Кенайский, без опаски плыть ему велели. Про то мне ведал покойный наш правитель Григорья Шелихов. - Баранов перекрестился, нахмурился. - Сам Григорья Иванович зрил того Мирсу. Токмо Мирс нагло своим открытием пролив тот посчитал впоследствии.
Предводитель откинулся в кресле, вздохнул.
Унковский осторожно положил салфетку:
- Аглицким притязаниям дивиться не в новинку нам…
Баранов согласно кивнул, махнул рукой музыкантам и поднял бокал.
- Тост за российских мореходов!
Здравицу дружно подхватили.
Весь декабрь стояла ненастная погода, мрачные туманы совершенно скрыли берега. Шли беспрестанные дожди со снегом. Все это затянуло выгрузку привезенных товаров до середины января.
Не теряя ни одного дня, команда приводила в порядок корабль, устраняла повреждения, полученные во время длительного плавания. На берегу тем временем ремонтировали такелаж и паруса.
В непогоду вся команда была настороже. По указанию Лазарева штурман вскоре определил, что приливо-отливное течение в заливе достигает двух узлов, того и гляди, корабль ненароком в тумане или ночью могло сдрейфовать на камни.
Как только прояснилось, по авралу выгрузили товар. В середине января весь груз наконец перевезли и сдали в компанейский склад.
Лазарев взял с собой Унковского, штурмана и приступил к описанию залива. Испытав на себе коварность подходов к Ситхе, он решил облегчить эту задачу для будущих мореплавателей.
Еще раньше ему приглянулись легкие местные байдарки. Алеуты собирали их из гибких длинных жердей, которые прикрепляли китовым усом к обручам, и весь скелет обшивали тюленьими кожами. Посредине оставлялись два или три круглых отверстия - лючины, к ним пришивался мешок с затяжками. Гребцы садились в двух-, трехлючную байдарку, затягивали на груди мешки и отправлялись в плавание. Искусно сшитые байдарки не пропускали воду даже в самый сильный шторм и были надежны и безопасны.
Такую-то байдарку Лазарев и взял для промера глубин. Он шел на байдарке и указывал предварительно место промера, а затем туда шел барказ с лотом и компасом. Спустя месяц Унковский составил детальную лоцию рекомендованных курсов для подхода к Ситхе с океана.
После масленицы сильно занедужил весьма исправный и старательный матрос Петр Рыжков. Возмущенный Лазарев спросил Шеффера:
- Как вы, господин доктор, посмели чахоточного в вояж брать?
Тот, красный от напряжения и выпитого рому, сопел, оправдывался, брезгливо морщился:
- Сей матроз хитер ошень, я не видел его в Кронштадте, и потом, он только холоп…
Лазарев вскипел:
- Без сих холопов корабль от стенки не отойдет, а вы, господин Шеффер, рыб давно бы кормили! Потрудитесь немедля Рыжкова на берег свезти самолично и поставить на ноги, средств не жалея! Еще раз на палубе вас хмельного встречу, в карцер запру. - Капитан гневно кивнул головой на дверь.
Отдуваясь, Шеффер поднялся на палубу. С Молво и его помощником они не раз досадовали на непомерные требования молодого лейтенанта. Припомнился ему случай после открытия островов в океане. Выпили они с Молво и его помощником Федором Красильниковым. Разговорились про капитана, не чтит он, мол, наших званий. Федор-то в каюте доктора лишнее выпил, возьми и выскочи на палубу. Стал Лазарева поносить разными словами, а тот из каюты как раз вышел, услышал все, матросов крикнул. Вмиг бедного Федора связали да к шпилю на баке притянули веревками, на всю ночь оставили… Правда, утром сам Красильников на коленях прощения у капитана вымаливал, а то за бунт против капитана покарать могли крепко… Лазарев снизошел, велел из шканечного журнала ту запись о буйстве Федора убрать…
Шеффер почесал затылок - и впрямь в карцер засадит, что-то надо делать… Давно манят его бобры да котики, золотом отливают их меха…
В начале марта "Суворов" полностью изготовился к плаванию. Команда уже тяготилась на берегу. Лазарев сам рвался в море и попросил Баранова направить его в любое место для пользы компании. Но тот объявил, что кораблю-де надобно оставаться для защиты Новоархангельска. Во второй половине марта начинался лов сельдей и в Ситхинском заливе обычно скапливалось до тысячи байдарок из дальних мест, что представляло определенную угрозу для Новоархангельска. Пришлось продолжать опись берегов прилегающих островов и побережья.
В конце апреля Лазарев совершил поход на барказе к мысу Эчкомб. Пошли вместе с алеутами, которых отправил Баранов на ловлю бобров. В пути присматривались к жизни племен коренных индейцев, населявших побережье. Делились они на кланы по названиям птиц или зверей. Род Рыбы, род Орла, род Волка… Смуглые статные мужчины добывали пищу. Довольно красивые белолицые женщины не уступали европейским по своей изящности. Правда, в совершеннолетие они обезображивали свои лица традиционными надрезами и красками.
С истинным удовольствием наблюдали искусную охоту на бобров. Вечером, расположившись у костра, Унковский открыл дневник.
"Со светом дня отправились вместе с партией алеутов по заливу, и вскоре по отправлении зоркие алеуты усмотрели сих животных, питающихся морской капустой (которой по сему заливу множество), окружили байдарками и стали бросать стрелы в животное, которое в ту же минуту ныряло в воду; в таком случае алеуты кричат, и животное показывается из воды, дабы осмотреть своих преследователей и принять безопасный путь к убегу, но едва оное показывается из воды, как алеуты с удивительной меткостью бросают в него стрелы, и которое, либо из числа, неминуемо уязвляет зверя. Тогда животное, будучи ранено, и вместе со стрелой не может долго скрываться в воде и вторично появляется на жертву его неприятелям и вскоре делается совершенной добычей преследователя".
Неподалеку от мыса Эчкомб подошли к месту гибели "Невы". В небольшой мрачной бухте, окруженной отвесными скалами, в расщелинах виднелись обломки корабля, и среди них заметны были останки погибших…
Описав побережье до пролива Ольги, Лазарев возвратился и в тот же день принял участие в печальной церемонии - хоронили скончавшегося накануне Петра Рыжкова. Не выдержал напряжения долгого плавания и сурового климата.
На другой день Баранов объявил решение - направить "Суворов" на острова Прибылова в Берингово море. За месяц "Суворов" обошел все острова Прибылова, побывал на Уналашке, и всюду Лазарев уточнял местоположение островов, мысов, заливов. Не раз вспомнили мореплаватели добрым словом Г. Сарычева, два десятка лет тому назад точно определившего их координаты. А вот расчеты его спутника Г. Биллингса подчас вызывали сомнения.
На островах Прибылова алеуты выглядели гораздо здоровее и бодрее, чем на Ситхе. Жили здесь более скромно, в опрятных хижинах, а главное, почти не употребляли горячительных напитков. Женщины вначале показались Унковскому дикими и угрюмыми, но это было не так, о чем он и отметил в дневнике.
"Мне случалось быть на острове Св. Георгия, где я видел красавиц сего острова, сидящих на берегу, поджавши свои ноги и потупя голову в землю, как бы не смея посмотреть на нас. Я пожелал им доброго дня, не удостоился ни от одной ответа. Мне казалось, что их горестная участь соделывает столь скучными и угрюмыми, но весьма в том ошибся, ибо по удалении нескольких шагов я их видел играющих между собой и прыгающих с веселым видом".
На Новоархангельский рейд "Суворов" возвратился как в родную гавань, стал на якорь против крепости и салютовал ей семью выстрелами.
В бухте в трех кабельтовых на якоре стоял недавно пришедший бриг под американским флагом. С любопытством рассматривал Лазарев "американца", раньше он видел их издали, во время стычек с английскими кораблями в Вест-Индии.
На следующий день Лазарев вернулся с берега и сразу прошел в каюту Унковского:
- Честь нам оказали, Семен Яковлевич. Баранов весьма доволен скорым вояжем нашим. Сулится о вознаграждении экипажа ходатайствовать, но не то главное. Мыслит он по пути в Петербург на Сандвичевы острова вскорости направить "Суворов".
Унковский радостно почесал затылок.
- Ежели сие сбудется, правителя расцеловать надобно.
- Однако сей вояж не враз будет, а прежде бриг "Мария" с грузом отправится в Охотск. Через месяц с лишком.
Разочарованный Унковский сделал гримасу.
- Мнится мне, господин правитель мудрствует… Уж больно долго придерживает он нас подле себя. Служители устали, Михаил Петрович, от долгих стоянок, да и по семьям, родным местам многие соскучились, почитай, два годика скоро…
Лазарев задумался. Действительно, "Суворов" скоро год стоит грозным стражем в Ситхе, оберегает промысел компании. А по-другому взглянуть, так начинало и претить. Вся служба моряков уходила на потвору промышленникам, которые старались побольше денег загрести, многие из них лишь себе поначалу. От Лазарева не укрылось, что они тайком, скрывая от компании, доходы подпольные заводили. Пусть Баранов себе на уме, а за людей и корабль он головой отвечает.
Вскоре начали грузить на корабль большие партии меха - бобров, песцов, лисиц, медведей и морских котов.
Как-то после полудня Лазарев увидел приближавшуюся к "Суворову" шлюпку под американским флагом. На борт поднялся капитан брига "Педлар", высокий худощавый американец Хант.
Накануне Баранов в разговоре вскользь упомянул о нем. Бывший агент Американской пушной компании Астора не раз бывал прежде на Алеутах. Нынче он заимел судно, оставался поверенным Астора, а зашел якобы случайно, не по торговым делам. Но правитель сомневался - очень хорошо изучил он американских купцов - не будут они без цели тратить время и деньги.
Хант широко и обворожительно улыбался и еще больше обрадовался, узнав, что русский капитан прекрасно владеет английским.
Отказавшись от приглашения Лазарева пройти к нему в каюту, он, широко улыбаясь, показал на яркое солнце.
- Это прекрасное светило, мистер капитан, лучше всего согреет здесь нашу встречу.
Во время обычного светского разговора Лазарев уловил хищный взгляд, брошенный американцем на большие кипы шкурок бобров и песцов, лежавших возле трюма в ожидании погрузки. Нервно теребя пальцами блестящий мех, он бормотал:
- О, это золото, золото…
И еще приметил Михаил Петрович, прохаживаясь по палубе с Хантом: тот хвалил порядок на корабле, а сам пристально присматривался к орудиям на корабле и надолго задерживался около них. Лазареву невольно вспомнился рассказ В. М. Головнина. Когда тот был в Новоархангельске с "Дианой", тот же американский купец Астор прислал специальное судно "Энтерпрайз" с целью разузнать о делах компании, ее силе, способности обороняться и о состоянии крепости. Хант оказался еще коварнее…
Погрузка мехов между тем заканчивалась, все было готово к выходу в обратный путь, но тут начались неприятности.
Последние недели под разными предлогами зачастил на берег Шеффер. Несколько раз он о чем-то втайне шушукался с Молво и Красильниковым, загадочно посматривал на офицеров. Как-то вечером, вернувшись с берега, постучал в каюту и довольно напыщенно обратился к Лазареву:
- Господин капитан, мой услуги польше не рассчитывайте. Я подписал контракт господин Баранов, остаюсь в Ситхе и сего дня перешел на службу компании в Ситхе.
Лазарев не очень хорошо знал немца, давно подозревал его непорядочность, но такой подлости - сбежать с корабля перед выходом в море, не ожидал.
Прибыв в Новоархангельск и присмотревшись к здешним нравам, Шеффер понял, что может без особого труда поживиться. Всячески черня Лазарева, он льстил Баранову, втерся в доверие, и его приняли на службу в Российско-Американскую компанию. Особенно заинтриговал правителя план Шеффера об установлении торговых связей с Сандвичевыми островами…
Лазарева возмутил Баранов: даже не соизволил поставить в известность капитана о случившемся, а ведь ему в дальний вояж, не менее года плыть без врача, всякое на корабле может случиться. Вообще, вся эта гнусная история насторожила Лазарева. Он угадывал в Шеффере негодяя и авантюриста, а правитель его в свои объятия берет…
Унковский, узнав о немце, сказал:
- Уверяюсь в самовластии правителя все более. Надобно остерегаться оного, быть может, самодурства в нем немало.
Пришлось распределить обязанности лекаря между Российским и помощником, подштурманом.
Назавтра к борту пристали местные индейцы-тинклиты в трехлючной байдарке. На буксире они вели новую пустую двухлючную байдарку. Месяц назад Лазарев договорился с вождем местного племени тинклитов, заплатил товарами вперед, чтобы ему изготовили байдарку. До этого вся каюта капитана заполнилась разнообразными моделями судов и лодок разных стран и народов. Отныне же Лазарев решил собрать коллекцию малых судов в натуральную величину.
Прошло еще несколько дней, и, обходя солнечным утром корабль, Лазарев услышал шум и громкие крики, доносившиеся с американской шхуны. В подзорную трубу было видно, что там происходит что-то неладное. Лазарев в шлюпке немедля отправился туда.
У борта "Педлара" стояли два барказа, в одном из них сидели вооруженные промышленники. На верхней палубе перед побледневшим Хантом не спеша прохаживался Баранов, посматривая, как из трюма поднимали бочонки с порохом, а из кормовой надстройки выносили и складывали на палубе ружья.
- Вот, господин лейтенант, вы человек воинский, полюбуйтесь, какими гостинцами господин Хант одаривает тинклитов здешних. - Он гневно посмотрел на Ханта. - Мало погубили россиян в сих местах!
Лазарев взял ружье, осмотрел замок, ствол, покачал головой:
- Славно сработано.