После возвращения из экспедиции к Южному полюсу Лазарев зачислил в свой экипаж смышленого Егора Киселева. В каждой каюте офицеров или гардемарин на корабле из состава команды приписаны вестовые из матросов. Обычно они прибирают в каюте, исполняют отдельные личные поручения офицеров, стирают белье, будят на вахту. За "услуги" нет-нет да и перепадают им "чаевые". Среди команды эта категория матросов выделяется особо. Наряду с писарями их причисляют к "баковой аристократии". Лазарев брал вестовых на "Суворове" и "Мирном" из числа расписанных матросов, то есть имевших небольшие постоянные обязанности по штату корабля.
Теперь на "Крейсере" из двухсот матросов он по праву взял освобожденного вестового. Дневал и ночевал Киселев вместе с командиром. Наверху, рядом где-нибудь, прикорнув в полудреме за переборкой или у трапа. Обычно находился в небольшой каморке у входа в каюту командира. Он всегда с полуслова понимал командира.
- Слушаюсь, вашсокбродь!
Лазарев недовольно поморщился. Никак не приучит его к короткому, на английский манер ответу - "есть".
- Снеси быстренько письмецо клерку, вот адрес, пусть изобразит и сегодня же отправит оказией на почту. - Лицо командира стало благодушным. - Помнишь Ивана Михайловича Симонова? Ну так это ему весточка.
…Яркое июльское солнце освещало заполненную до предела большую аудиторию Казанского университета.
На кафедру поднялся худощавый молодой человек с задорным хохолком и лукавой улыбкой, профессор и кавалер Иван Михайлович Симонов.
- Три года я не был участником подобного торжества, - твердо начал он свой знаменитый доклад, - и в сие время, в продолжение с лишком двух лет, суждено мне было разделять труды и опасности одного из знаменитейших путешествий около обитаемого нами земного шара.
Перечисляя участников, дошел до командира:
- Прежде он командовал кораблем, принадлежащим Американской компании, "Суворовым" во время кругосветного плавания в Ситху. Ныне капитан второго ранга, под начальством коего фрегат "Крейсер" идет к северо-западным берегам Америки. Мореходец известный. Успехи сих экспедиций тем более должны быть для вас приятны, соотечественники, что все офицеры и чиновники, их составляющие, были русские.
Симонов остановился, оглядел притихшую аудиторию.
Заседание продолжалось почти четыре часа с перерывом. Несмотря на жару, никто не покинул зал.
В заключение Симонов сказал:
- Открытия наши тем более важны, что они суть самые южнейшие из всех доныне известных земель на земном шаре. Вероятно, они долго таковыми останутся, и можно решительно сказать, что южнее их никогда открыты не будут, ибо нет средства углубляться во льды далее.
Заканчивались последние приготовления к вояжу. Оставались считанные дни до отправления. "Крейсер" и "Ладога" вытянулись на рейд.
Прибыл командир порта. Прошелся по верхней палубе. Всюду сновали матросы. Перетаскивали и укладывали снасти, шкиперское имущество, провизию. Тут и там подкрашивали каюты, лакировали фальшборт, балкон и перила, смолили ванты.
В каюте объявил вдруг командиру:
- Завтра к вам пожалует государь с огромной свитой. Распорядитесь, чтобы в палубах прибрались.
Лазарев любил порядок, но развел руками.
- Порядок наведем, но сами видите, все забито, каюты и салон переполнены. Постараемся.
Александра I сопровождали цесаревич Николай Павлович, посланники, десяток адъютантов, камергеры, сановники, обычная во все времена околопрестольная камарилья.
Ровно год не видел Лазарев царя. Внешне он мало изменился. Та же притворно-ласковая улыбка, несколько слащавая любезность и наигранная любознательность.
Сначала Лазарев провел всю свиту по верхней палубе. Здесь царил полный порядок, снасти аккуратно уложены, паруса подвязаны на загляденье, все на своем штатном месте, медяшка горела на солнце, палуба отдавала белизной.
- Недурно, - удивился Александр и похвалился посланникам. - Такой корабль лестно иметь и в английском флоте.
На батарейной палубе Лазарев не без гордости показал свою конструкцию новых станков для карронад, устройства для хранения пороха.
- И что же это дает? - спросил цесаревич Николай Павлович.
- Извольте, ваше высочество. Вместо четырех-пяти канониров карронадою легко управляются трое, и порох надежно укрыт и всегда сухой.
Николай Павлович остался доволен ответом командира.
Александр поманил начальника Морского штаба Моллера:
- Надобно сии новшества проверить и при хорошем опыте на всех кораблях завести.
Понравился Александру и образцовый порядок в шкиперской кладовой.
Лазарев пригласил императора в свою каюту, снять пробу обеда.
Едва Александр с цесаревичем и посланниками скрылся в каюте, свита, кто помоложе - молодые адъютанты, камер-юнкеры, секретари посольств, - начали куражиться. Носились по палубе, лезли на ванты, садились на кнехты - и поплатились. Все недавно выкрашенное, просмоленное, отлакированное отпечаталось на ладонях, сюртуках, мундирах и белейших лосинах.
Корабельные щи, принесенные коком, пришлись по вкусу, восхитили Александра.
- Прекрасные щи, - сказал он, приложив салфетку к губам, - жаль, за границей не приготовишь, где такую капусту сыщешь.
- Смею доложить, ваше величество, - пояснил Лазарев, - у нас заготовлено квашеной капусты впрок на три года.
Александр округлил глаза.
Императору прием явно пришелся по нраву. На юте перед сходом он сказал Лазареву:
- Изволь, командир, сегодня у меня на обеде присутствовать.
Монаршее приглашение считалось высшим благоволением к персоне.
Спустя час Лазарев готовился сойти на катер, в каюту постучался вахтенный мичман.
- Пристала рыбацкая лодка с двумя дамами. Страсть как просят пустить их на фрегат.
Не будучи ханжой, он всегда пресекал женские шалости, тем более на корабле.
Недоумевая, Лазарев вышел на шканцы. У трапа покачивалась парусная лодка с двумя нарядными дамами. Лазарев спустился на нижнюю площадку. Дамы оказались фрейлинами императрицы. Они затараторили, перебивая друг друга. За обедом все мужчины только и будут разговаривать о визите на фрегат.
- Как же нам, господин капитан, поддерживать свое реноме, - щебетали фрейлины, помахивая веерами, - войдите в наше положение. Нам хотя бы ступить на ваш славный ковчег. Столько о нем похвал мы наслышались сегодня…
Лазарев, досадуя в душе, подал фрейлинам руку, помог подняться по трапу.
- Вызовите Вишневского, пускай проведет дам по шкафуту, - приказал он вахтенному. - Через четверть часа подать катер к трапу, я вместе с дамами пойду в Ораниенбаум.
Вторые сутки не утихал жестокий шторм. Ураганный ветер с Атлантики прижимал "Крейсер" к подветренному скалистому французскому берегу. Полтора месяца назад покинул фрегат Кронштадтский рейд. Противные ветры, шквалы, туманы преследовали его на всех переходах. Дни и ночи вышагивал на шканцах командир…
До мрачных скал оставалась сотня саженей.
- Фок и грот ставить! - раздался чуть охрипший, но твердый голос командира. - Двойные рифы брать! Триселя изготовить!
Казалось, корабль еще больше должен увалиться к берегу, приближаясь к смертельным камням. Но Лазарев каким-то особым чутьем предугадывал малейшую перемену ветра, а главное, ощущал отзыв на эту перемену корабля, чувствуя себя с ним единым организмом. И в самом деле, на новом галсе фрегат медленно, но все-таки начал выбираться на ветер…
- Егорка! - крикнул вниз Лазарев. Из люка высунулась взлохмаченная голова вестового. Все эти дни он круглые сутки держал наготове самовар. Каждые полтора-два часа выносил командиру чай в подстаканнике, то с ромом, то с лимоном.
- Давай с ромом!
На третьи сутки, уловив благоприятный момент, Лазарев вывел-таки корабль в открытое море и там, лавируя, переждал шторм.
Едва "Крейсер" стал на якорь на Портсмутском рейде, командир приказал всем отдыхать. Командиры и матросы, не успев допить чай, не раздеваясь, повалились на койки и заснули мертвым сном.
На вахту заступил Нахимов. Увидев командира, он поразился - двое суток тот ни на мгновение не покидал шканцы, а теперь опять на палубе и улыбается, смотрит благодушно на молодого мичмана. Медленно прохаживаясь на шканцах, делился с Нахимовым перипетиями минувшего испытания.
- В сие время, имея под ветром берег совсем рядом, можно было нести все паруса только благодаря превосходным качествам "Крейсера", - он остановился, всматриваясь в проступающие из тумана берега бухты и обступившие их улицы порта, - ни один фрегат с не уменьшенным против обыкновенного положения рангоутом не вынес бы того. Несомненно, успех сей лавировки сноровкой команды достигнут.
"Крейсер" первым пробил три склянки, и тотчас вдогонку десятки судов на рейде отозвались нестройным перезвоном разноголосых колоколов.
- Всякий офицер, матрос ли обязан свой маневр вмиг понять и искусно свершить. В том порука успеха общего, однако сие достигается не вдруг, а каждодневным неустанным трудом.
Для Павла Нахимова наступила многолетняя пора приобщения к великому искусству мореплавания, воспитания самоотверженного служения родине…
Три дня спустя на рейде показалась отставшая "Ладога". Штормовые испытания не прошли бесследно для кораблей. Часть рангоута надо было заменить, обновить такелаж и паруса, отремонтировать помпы. К тому же металлические поделки в такелаже обоих кораблей оказались ненадежными. Восемь железных гаков лопнуло на различных талях, а разлетевшиеся осколки гака при подъеме шлюпки смертельно ранили квартирмейстера Ульяна Денисова.
Лазарев уехал в Лондон договориться с адмиралтейством о ремонте и взял с собой Завалишина.
В Лондоне Завалишин решился тайком, не медля более, хотя бы пришлось пожертвовать всеми выгодами похода, обратиться к царю с письмом. Еще в Петербурге вместе с помощником директора Морского корпуса В. М. Головниным не раз размышлял он о недостатках государственного механизма России и строил проекты, хотел даже идти в Зимний дворец и обратиться с некоторыми предложениями к Александру I.
Вместе с Завалишиным в гостинице устроился и Нахимов, приехавший в Лондон по делам.
- Никак, послание сочиняешь о государственном правлении, - пошутил Нахимов, проснувшись ночью от света ярко горевшей свечи.
Завалишин загадочно улыбнулся, промолчал.
Утром с почтой в Верону на имя царя отправилось письмо Завалишина. Он излагал свои взгляды на государственное устройство и просил личной аудиенции…
Недели в Лондоне пролетели в хлопотах и заботах о снаряжении. Корабли уже приготовили к выходу в море, но жестокие осенние штормы и противные ветры задержали выход. С тайной надеждой каждый день ожидал Завалишин почту, но ответа так и не дождался.
Только в конце ноября ветер наконец переменился на норд-остовый и отряд вышел в море. Пополнив по пути запасы продовольствия и воды на острове Тенериф, экспедиция направилась к тропикам.
В кают-компании командир объявил, что впредь Кадьян вахту стоять не будет. Оставшись наедине, Завалишин поделился с Нахимовым:
- Кадьян благорасположения Михаила Петровича добился не по заслугам, льстит, а с командой зверем.
Нахимов согласно кивнул:
- И вахту правит худо, то и сам командир видит, а в части астрономии неуч полный…
Благоприятные пассаты были весьма кстати, и без особых приключений фрегат и шлюп пересекли Атлантику.
На рейде в Рио-де-Жанейро в ожидании попутного ветра отстаивались купеческие суда. В двух кабельтовых от "Крейсера" и "Ладоги" стоял португальский бриг. На баке "Ладоги" матросы столпились у правого борта. Течение развернуло бриг бортом к "Ладоге", и стал хорошо виден открытый грот-люк, из которого торчали десятки бритых голов негров-подростков.
- Эка их, горемык, разделали, поди, скотину и ту жалеют более, - в сердцах проговорил краснощекий, средних лет матрос.
И словно в ответ ему донеслись стоны и вопли изможденных невольников. Два надсмотрщика длинными плетьми хлестали по спинам, головам, загоняя скованных по двое негров в трюм. Товар не следовало выставлять раньше времени, тем более что с соседнего шлюпа экипаж выражал недовольство происходящим.
На шканцах Андрей Лазарев, знавший понаслышке о торговле неграми от братьев, не скрывал возмущения и сказал своему помощнику Никольскому:
- Злонамеренность сих мореходов очевидна, Дмитрий Васильевич, корыстолюбивость и алчность превыше всех чувств и обязанностей человеческих…
- Видимо, Андрей Петрович, торговля живым товаром многоприбыльна для португальцев и англичан.
"На сем же месте остановились некоторые купеческие суда, из коих одно под португальским флагом, возвращающееся от африканских берегов… - в тот же вечер записал. Андрей в дневнике. - Какое ужасное зрелище поразило нас! Многие полубритые головы торчали из грот-люка: 530 бедных негров, большей частью 12- и 14-летних, были заключены на палубе. Ни вопли сих несчастных, ни ясно видимые на лицах их страдания от болезней и изнурения от голода не трогали злого сердца властелина их, который, забыв все священные обязанности к человеку, для насыщения алчной и корыстолюбивой души своей не устыдился выменять подобных себе на разные безделки, в надежде от продажи получить по 200 талеров за каждого человека".
Утром ветер переменился, "Крейсер" и "Ладога" входили в порт.
Тысячи судов под разными флагами посетили Рио-де-Жанейро за три сотни лет. Однако такого красочного зрелища, созданного искусством русского капитана, столица Бразилии еще не видела.
Первым на рейде под всеми парусами появился фрегат-красавец "Крейсер". На мачтах, реях и верхней палубе не было видно ни одной живой души. Лазарев все придумал и устроил так, что паруса убирались с помощью специальных снастей и блоков. Голос капитана заменяла трель боцманских дудок, а на верхней палубе гремели серебряные трубы оркестра, исполняя старинные марши. "Плавно продвигаясь, оба наши корабля бросили якорь на обычном для русских судов месте, - вспоминал Завалишин, - возле островка. Весь берег был усеян народом, а на иностранных военных и купеческих кораблях люди стояли на марсах и по вантам, чтобы лучше видеть; но реи у нас спустились, подобрались паруса, как занавеси, а все-таки ни одного человека не было видно. Настоящее театральное превращение декораций, - сказал французский адмирал Гривель".
На берегу русские моряки были поражены странным зрелищем. На зеленых улицах города с его тропической красотой то и дело попадались толпы полунагих клейменых негров, скованных по нескольку человек. Согнувшись в три погибели под навьюченными товарами, еле брели они один за другим.
- Вот тебе, Дмитрий Иринархович, и благодать правителей просвещенных иноземных, - проговорил Путятин.
Они вместе с Нахимовым вышли из большого сарая, в котором бойко шла торговля невольниками.
В смрадном воздухе пахло жареным мясом - клеймили рабов. Вспыльчивый Завалишин сжал кулаки. Нахимов схватил его за рукав и вытащил на улицу. Насмотрелся на дальнейшую судьбу привезенных из Африки невольников и Андрей Лазарев. Не сговариваясь, оба русских моряка, разных по возрасту и положению, оставили в записях свои впечатления от увиденного на берегу.
Командир "Ладоги" писал: "…Плату за труды их составляют несколько копеек, а малое количество денег, вырабатываемых ими для корыстолюбивых их властителей, добавляются сотней и более ударов, наносимых ременной плетью. Сколь постыдны таковые поступки с сими бедными людьми, столь же унизителен для человечества и свободный торг оными. Желающий купить негра идет или в построенный за городом сарай, где сотни несчастных содержатся взаперти, подобно скотам, или на рынок, где они сидят на поставленных кругом скамейках, ожидают покупателей, которые, приходя, осматривают их точно таким же образом, как обыкновенно бывает с бессловесными животными в подобных случаях; сила, дородство и крепость сложения возвышают цену на негра. По окончании торга купивший, взяв горячее железо, кладет на тело купленного им клеймо, с которым тяжкое и вечное рабство достается в удел сих несчастных".
Быть может, Андрей сгущает краски? Послушаем другого очевидца, молодого мичмана Завалишина: "Главная язва, невольничество, напоминало о себе постоянно, не одним отвлеченным знанием существования его, а наглядным образом, в самом отвратительном виде. Не говорим уже о невольничьем рынке, посещение которого произвело на нас самое тяжелое впечатление при виде осмотра людей, как скотов, и клеймение их раскаленным железом, "тавром" покупателя. Это впечатление так живо выразилось на наших лицах, что возбудило злобные взгляды и продавца и покупателей на нас, непрошеных свидетелей".
Дружное возмущение охватило русских офицеров. Стоило россиянам двадцать лет назад впервые появиться в этих местах, и полоснула их по сердцу тогда страшная картина.
И все же моряков пленила Бразилия. Красотой природы, тропическими девственными лесами, неповторимыми ароматами нежных цветов, диковинными обезьянами и попугаями, обилием невиданных фруктов - бананов, ананасов. Несравненным великолепием и обаянием тропической ночи.
Не жаловались мореходы и на оказанный им прием. Незадолго до прихода шлюпов Бразилия провозгласила независимость и отделилась от Португалии. Первый император - дон Педро - радушно встретил русских, при всяком случае оказывал содействие, и не раз моряки бывали у него желанными гостями.
Однако делу время, потехе час. Экипажи трудились, несмотря на жару, без устали. За период стоянки корабли основательно подготовились к переходу в далекую Австралию.
Судам в водной стихии нашей планеты проще определяться и плыть верным и безопасным курсом, нежели ковчегам людского бытия, обществу в целом безошибочно ориентироваться в туманном мареве будущего.
Эту непреложную истину давно подметил проницательный Герцен.
Другое дело у моряков. Добрый капитан, надежный корабль, умелый экипаж. Хорошая карта, выверенные инструменты и всегда компас, опытность офицеров. Тогда не страшна стихия. Хотя и она таит в себе каверзы и опасность.
Потому для Лазарева не существовало "мелочей". На первый взгляд он жестко требовал. Во время парусных учений у него за спиной обычно стоял штурманский ученик с песочными часами в четверть, половину и целую минуту. Каждый маневр командир оттачивал до предела по времени и качеству… Давно усвоил он непреложную истину - на море каждая оплошность может стоить жизни всему экипажу. "Худо, как вахтенный офицер приказывает что-либо на марсе или салинге, а сам не знает, как это делается", - часто говаривал Лазарев. Гонял офицеров не только по вантам. Астрономические определения должен каждый вахтенный производить безупречно, и добивался этого.
Покинув Бразилию, "Крейсер" три месяца пересекал вновь Атлантику и Индийский океан. В Атлантике неделю мертвая зыбь укладывала фрегат на борт, в сороковых широтах дул попутный ветер и началась полоса осенних штормов. Особенно разбушевался океан после траверза мыса Доброй Надежды. Подвахтенные отдыхали по часу, не больше, горячую пищу не готовили почти месяц.