- История эта, Михаил Петрович, давняя. Прежде наши влиятельные акционеры - Румянцев, Мордвинов, Пестель - привлекали государя в компанию и вели энергично дело к защите ее интересов от покушений американцев. Военные суда для поддержания порядка направляли, подобно вашим.
- Так что же изменило такое направление политики?
Муравьев загадочно рассмеялся:
- Политику, милейший Михаил Петрович, проводят персоны. Нынче управляет всеми иностранными делами Карл Нессельроде, слыхали?
Лазарев кивнул головой, а Муравьев, не скрывая недовольства, продолжал откровенничать:
- Сей, пардон, карлик в буквальном смысле, иноземец по рождению и происхождению весьма ловко и споро при дворе карьеру спроворил. Выгодно женился на дочери министра финансов. Государя обворожил, а между тем истинные интересы России ему по борту. Американцы настырные, а ему же неохота с ними копья ломать. К чему нервы трепать?
Раньше в Петербурге Лазарев иногда краем уха слышал о разных новостях политики в Министерстве иностранных дел. Служба военного моряка всегда так или иначе связана с заграницей. Рассказывали ему о статс-секретаре, греке Иоанне Каподистрия, его соперничестве с Нессельроде и отставке.
Впервые Лазарев заглянул в узенькую щелочку кухни, где вершились дела Российско-Американской компании, и ему стало не по себе…
Царское правительство сделало первый, едва заметный шаг назад, уступая напористым американским дипломатам…
Корабли готовились к переходу и через неделю отправились в Калифорнию. Неприветливо встретил моряков осенний океан. К вечеру разыгрался шторм. Ночью ветер достиг ураганной силы. Паруса трещали и лопались под его напором. Гигантские волны закрывали огни фальшфейера "Ладоги", которые скоро исчезли в кромешной тьме. Целую неделю не утихал шторм.
После полудня "Крейсер", сильно накренившись, нес полные паруса. На вахту заступил Завалишин, а через полчаса к нему подошел Нахимов.
- Соскучился по доброму ветру, - улыбаясь, проговорил он. Закинул голову, придирчиво осмотрел паруса, снасти.
- Барометр нынче упал довольно, быть буре. - Завалишин только что записал метеорологические наблюдения.
Прохаживаясь на шканцах, они делились впечатлениями о стоянке в Новоархангельске.
- Человек за бортом! - донесся вдруг громкий крик с бака.
- Право руль на борт! Справа грота-булинь отдать! - скомандовал Завалишин.
За борт полетели буйки, Завалишин бросил небольшую лестницу. "Крейсер" пробежал два-три кабельтова, теряя ход, приводился к ветру. Штормовые волны сильно раскачивали его.
Не теряя ни минуты, Завалишин послал в шлюпку на левый борт первых попавшихся шесть матросов.
- Павел Степанович! - Завалишин понимал, что он не вправе приказывать, на баке для этой цели подвахтенный мичман, а Нахимов здесь случайно. - Отправляйся с ними!
Спустя мгновение Нахимов был в шлюпке. Спускать ее на такой качке бессмысленно, разобьет в щепки. Матросы схватили топоры. Улучив момент, когда фрегат наклонился, едва не черпнув бортом, Нахимов скомандовал:
- Руби тали!
Шлюпка полетела вниз и с ходу отвалила от борта. Матрос на салинге красным флагом отмахивал в сторону кормы, где едва-едва виднелась голова упавшего за борт.
- Стало быть, - докладывал боцман Лазареву, - канонир Давыдка Егоров на левых фор-русленях юнферс раскручивал, видать, волной сшибло, а может, поскользнулся.
Тем временем шлюпка, скрываясь за огромными волнами, еле виднелась. Лазарев неотрывно всматривался за корму в бушующий океан, временами вскидывал голову вверх. Два матроса и унтер-офицера на раскачивающихся салингах до боли в глазах следили за горизонтом. Прошел час, другой. Шлюпка давно исчезла в гребнях волн. Сумеречная мгла исподволь опускалась над бушующим океаном.
- Шлюпка по корме! - наконец закричал от радости унтер-офицер на грот-салинге. Егорова в шлюпке не было.
Гигантские волны зыби и крепкий порывистый ветер сильно раскачивали фрегат. Сквозь плотно прикрытые порты орудий заливалась вода на батарейную палубу. Подойти на такой волне к борту - значит наверняка погубить не только шлюпку, но и гребцов. Лазарев приказал спустить за борт матросские койки, чтобы смягчить удар, и выбросить матросам концы, на случай если шлюпка разобьется. Заложили тали и, выждав мгновение, когда фрегат начал наклоняться в сторону шлюпки, быстро их выбрали. Едва успели поднять шлюпку вровень с палубой, набежавшая волна ударила ее о борт и разнесла в щепки. Матросы успели схватиться за концы, и их вытянули на палубу. Огорченные, насквозь промокшие, стояли они, поеживаясь, перед командиром. Нахимов виновато развел руками. Но взволнованный Лазарев положил ему руку на плечо.
- Молодцы, братцы, ради жизни товарища себя не пожалели, токмо русачки способны на такое!
По приходе в Сан-Франциско он отметил благородство и мужество своих подчиненных и сообщил в Адмиралтейств-коллегию: "Сию готовность г. Нахимова при спасении человека жертвовать собою я долгом почитаю представить на благорассмотрение г.г. членов государственной Адмиралтейств-коллегии и льщу себя надеждою, что такой подвиг не найдется недостойным внимания правосудного моего начальства".
На Сан-Францисском рейде "Крейсер" стал на якорь рядом с "Аполлоном" и торговыми судами Русской компании.
Притомленные нелегким переходом из Ситхи, вышли на шканцы офицеры. Несмотря на позднюю осень, теплый береговой ветер приятно ласкал лицо.
С некоторым волнением всматривался Лазарев в живописные берега обширного залива.
Девять лет назад покинул он эту бухту…
К борту подошла шлюпка с "Аполлона". По-приятельски встретил Хрущева командир. В кают-компании, за чаем, делились новостями.
- Нынче в Калифорнии перемен немало, инсургенты верх одержали. Там нынче правителем бывший комендант Сан-Франциско Луис Аруэлло. Видимо, Мексика бесповоротно от королевства Испанского отпала.
Лазарев вдруг вспомнил сестру коменданта, стройную женщину в черном, нареченную Резанова.
- А что, все семейство коменданта отсюда уехало?
- Наверное, - ответил Хрущев, - но точно сказать не могу. Знаю только, что они в Монтерее. А ты знавал их, Михаил Петрович?
- Накоротке несколько раз встречались, десяток лет назад, - задумчиво ответил Лазарев, а Хрущев, так и не поняв, проговорил:
- Власти здесь, в президии Святого Франциска, переменяются теперь весьма часто, солдаты без жалованья который месяц…
Спустя несколько часов на рейд пришла "Ладога".
Лазарев с братом нанесли визит коменданту. Многое здесь изменилось. Полуразвалившиеся каменные сараи окружали небольшую площадь крепости. Часовые в ободранной одежде молча, равнодушным взглядом провожали прибывших офицеров.
Новый комендант Аризио после обмена любезностями и краткой беседы предложил отдохнуть офицерам, посетить миссию Святого Франциска, а лошадей для прогулки он обеспечит.
- Пожалуй, - согласился Лазарев и вдруг спросил: - Как поживает семейство дона Аруэлло?
Комендант оживился:
- Вы знали старого коменданта? Они давно переехали в Санта-Барбару. Его сын дон Луис нынче стал правителем Калифорнии, живет в Монтерее.
- А его дочь?
У коменданта сверкнули глаза.
- Так вы знакомы с Кончитой?
- Мельком, десять лет тому назад.
- О, она живет с родителями. У нее добрая душа и отзывчивое сердце на чужие страдания. Все такая же красавица, но отвергает всех кавалеров. До сих пор ждет своего нареченного из России. И не верит никаким слухам…
Лазарев задумался, помолчал, а потом вспомнил свой визит к монахам с Унковским, и захотелось посмотреть, что там изменилось.
Вместе с братом, Завалишиным и еще тремя офицерами на лошадях направились они за семь верст к святым отцам.
За эти годы монастырь разросся. Над внушительными каменными стенами поднимались купола новой церкви. Однако нравы в миссии остались прежние. Прихожан в монастырь поставляли прежним порядком солдаты. Кочующих индейцев попросту отлавливали арканами и приводили сюда. Жили они семьями в таких же каменных хлевах, разделенных на маленькие стойла, как и раньше, без потолка и пола. Завалишину все было в диковинку, он, не стесняясь, возмутился:
- В России у доброго хозяина скот в лучшем состоянии живет.
Подневольно, без какого-либо объяснения догматов религии, не обучив языку, приводили индейцев в католическую веру. Святые отцы взяли за правило строгое обхождение с обращенными в новую веру. Богослужения подкреплялись зачастую солдатскими пинками и ударами.
Андрей Лазарев не оставил без внимания нравы монастырской братии.
"…в остальное время без отдыха и очереди обрабатывая земли, удовлетворяют корыстолюбие их наставников, кои, утучнив леностью тело свое и насытив алчность, через несколько лет под предлогом болезней удаляются с пиастрами…"
Этот год в Калифорнии выдался неурожайным. Пшеницу пришлось скупать верст за тридцать - сорок в округе и доставлять на лошадях по узким тропинкам. Зерно перемалывали на ручных жерновах. С их помощью заготовили муку для всех кораблей.
Через две недели на "Крейсере" побывал правитель новоархангельской конторы Кирилл Хлебников. Он только что прибыл с оказией из Новоархангельска договориться с правителем Калифорнии о добыче бобовых в здешних местах. За десяток лет местные порядки он изучил досконально. В кают-компании слушали, не перебивая, его рассказ о прошлом и нынешнем состоянии Калифорнии.
- Почитай, десяток лет с лишком, на моей памяти, инсургенты мексиканские с испанским королем противоборствовали, покуда верх одержали.
- А что же американцы, чью сторону держали? - с любопытством спросил Завалишин.
- Поглядывали на сие, вроде бы ни при чем, дело не наше, - Хлебников ухмыльнулся, - однако себе на уме. Калифорния-то кусок лакомый, с испанскою короною за нее тягаться несподручно…
Хлебников вникал не только в торговые дела соседей, но и прекрасно знал внутренние дела на Американском континенте.
- Ежели бы нам, россиянам, в союз с Калифорнией вступить, благо соседи мы, рядом, - высказался Завалишин.
Эта мысль неоднократно возникала у него впоследствии. Он коротко сошелся с правителем Калифорнии, другими испанцами, горячо убеждал их вступить в союзные отношения с Россией…
Как-то вечером, в конце декабря, он постучался в каюту командира…
Полтора месяца прошло с той поры, когда "Ладога" доставила из Петропавловска ошеломляющее для всех офицеров известие: по высочайшему повелению мичману Дмитрию Завалишину предписывалось ближайшей оказией отправиться в Петербург для личной аудиенции к царю.
Больше других изумился и огорчился Нахимов:
- Как же так, брат? От сотоварища, соседа по каюте утаил…
Смущенный Завалишин, как мог, объяснил, что это его заветное, пошутил:
- А вдруг в кандалы бы тебя заковали?
Только с ним и с Лазаревым поделился Дмитрий сокровенными мыслями, изложенными в письме к царю.
Через две недели в Кронштадт отправлялись "Аполлон" и "Ладога", и ему надо было решить, как ехать в Петербург - морем или через Сибирь.
Лазарев настоятельно советовал ехать сушей. Шлюпы-то возвращались уже знакомым маршрутом.
- Вам, Дмитрий Иринархович, редкий случай выпадает ознакомиться с такой малоизученной, но важной для России стороной. Ничем вы не обременены в пути, лучшей возможности для путешествия не сыщешь, а кроме прочего, - командир лукаво улыбнулся, - прежде времени с вами расставаться огорчительно.
Действительно, Завалишин отменно исполнял корабельную должность, а главное, хорошо владел латинским и испанским языками, что немало значило в постоянных сношениях с францисканскими монахами и миссией в Калифорнии…
Прошли рождественские праздники, наступил новый, 1824 год. "Ладога" и "Аполлон" уходили в Россию. Накануне Лазарев пригласил к обеду офицеров шлюпа. Оживленно обменивались в кают-компании впечатлениями о Ситхе, Русской Америке, Калифорнии. Завалишин оказался за столом между Михаилом Кюхельбекером и Федором Вишневским. Сидевший напротив Нахимов пошутил:
- Тебя, Митя, враз атаковали "Аполлон" и "Ладога".
Разговор зашел о гостеприимстве испанцев. Моряки часто общались с ними. Раз в неделю Лазарев отправлял на берег часть команды с оркестром. Устраивались танцы, матросы лихо отплясывали с местными девушками.
- И представьте, господа, - заметил Кюхельбекер, - ни одной стычки на берегу, а все потому, что капитан Лазарев строжайше запретил потребление спиртного…
- Да и сами испанцы миролюбивы, чего не скажешь об американских пронырах, - ответил Завалишин, и разговор незаметно перешел на другую тему.
Все сошлись на том, что недостаточная помощь правительства русским промышленникам в Америке и политика заигрывания с Соединенными Штатами усугубляют их положение. Более того, американские дельцы возбуждают против них местные племена. Хрущев рассказал, что в прошлом году капитан американского брига "Чатам Стрейт" продавал здешним индейцам ружья по самой дешевой цене, а порох раздавал почти даром, призывая нападать на русские поселения. Но индейцы продолжали дружелюбно относиться к русским.
Кюхельбекер, будучи с матросами на разных работах, встречался с индейцами, жившими в окрестных местах. Поначалу они недоверчиво и даже враждебно встречали их, зная по опыту нравы белых людей - американцев, англичан, испанцев.
- Но сии дикие весьма доверчивы и скоро поняли, что дурного не совершаем, вскорости стали мы для них желанными гостями.
Завалишин согласился.
- Ежели ласково обходиться с ними и детям ихним ничтожные подарки делать, то без притворства любовь и расположение проявляют и помогают во всем бескорыстно.
Утром 12 января "Ладога" и "Аполлон" поставили все паруса. Прогремел прощальный салют, и, окутанные клубами порохового дыма, корабли ушли.
Вскоре следом за ними, загрузившись пшеницей, ушел в Ситху "Крейсер". Лазарев рассчитывал прийти в Новоархангельск через две недели, но океан внес свои поправки. Больше месяца трижды встречные жестокие штормы трепали "Крейсер", противные ветры гнали на юг.
Приходу фрегата были рады все, и промышленники, и население. Одно присутствие "Крейсера" служило порукой от любых нападений.
Больше всех обрадовался приходу "Крейсера" Муравьев, так как он привез на долгую зиму пшеницу и овощи для людей.
Лазарев принялся снаряжать суда для дальних вояжей, наставлял молодых, неопытных капитанов судов. Помимо охраны мирного промысла суда компании без опаски направлялись по всему побережью от Кадьяка до форта Росс.
А причины для беспокойства появились. В прошлом году Муравьев получил из форта Росс известие, что американский конгресс основал первую колонию на западном побережье при устье реки Колумбия. Специальный комитет рекомендовал это конгрессу в январе 1821 года.
Как-то у Муравьева обедал Лазарев вместе с новым старшим офицером Никольским и Завалишиным. Правитель рассказал, как было дело.
- Что ж доносит сия комиссия? - спросил Лазарев.
- Вы не поверите, Михаил Петрович, насколько нагло сей комитет присваивает себе право на обладание обширной частью северо-западного берега Америки, лживо отвергая участие России в открытиях, промыслах и торговле.
Муравьев принес из соседней комнаты шкатулку.
Прочитав донесение, Лазарев покачал головой, передал бумагу Завалишину.
- Нелестно, с небрежением толкуют о правах, нам принадлежащих, будто на сих берегах мы нынче и не обретаемся.
- Позвольте, Михаил Петрович, - пробежав бумагу глазами, Завалишин повернулся к Лазареву. - Американцы неосновательно весьма судят о России. Мне о сем Василий Михайлович Головнин сказывал еще в Петербурге, перед отплытием.
Помолчав, Лазарев заключил:
- Видимо, Матвей Иванович, в грядущем правителям, да и промышленным людям компании отстаивать судьбу земель здешних предстоит…
В середине мая, исполняя обязанности штурмана на компанейском бриге "Волга", покинул Ситху Завалишин и отправился в Охотск. Оттуда путь его лежал через Сибирь, в Петербург. Офицеры и матросы тепло проводили его, а Лазарев отправил с этой же оказией рапорт начальнику Морского штаба. "Пользуясь сим случаем, я обязанностью себе поставляю рекомендовать г. Завалишина, как весьма исполнительного и ревностного к службе офицера, и с сим вместе довести до сведения… что в продолжение двухлетнего его служения под моим начальством он как благородным поведением своим, так и усердным исполнением всех возложенных на него обязанностей приобрел право на совершенную мою признательность".
В корабельных заботах промелькнуло короткое ситхинское лето. Августовским утром на рейде прогремели залпы салюта - из Кронштадта на смену фрегату прибыл шлюп "Предприятие" под командой О. Е. Коцебу. Он доставил Лазареву предписание возвратиться в Россию.
Берега бухты сплошь усеяли жители. И стар и млад. Покидал Ситху, уходил в далекий Кронштадт очередной корабль. Навсегда расставался с этими берегами Лазарев и его экипаж. Одному лейтенанту Ивану Куприянову суждено будет через десяток лет вернуться в Новоархангельск главным правителем компании…
Утром 16 октября Лазарев тепло простился с Муравьевым. Когда правитель спустился в шлюпку, раздалась команда:
- Выстрел завалить! Трап поднять! Крепить по-походному!
Крепкий ветер не заставил долго ждать. Сопровождаемый прощальными залпами крепостных орудий, фрегат под полными парусами направился к выходу из залива.
Едва успели миновать многочисленные острова, задул сильный южный ветер, начался шторм, и фрегат, беспрестанно меняя галсы, две недели лавировал неподалеку от Ситхинского залива. Потому путь до Сан-Франциско занял больше месяца.
Пополнив запасы, фрегат в конце декабря вышел в океан. На шканцы поднялись офицеры, шкафут заполнили матросы, свободные от вахты. Вдали за кормой, постепенно удаляясь, едва чернела в утреннем мареве полоска отвесного берега форта Росс. Оторвавшись от подзорной трубы, Лазарев задумчиво произнес:
- Огорчительно для России, ежели земли сии, обильно политые потом сыновей ее, в удел останутся другим…
Вечером "Крейсер" миновал траверз Монтерея. Неподалеку от него, в маленькой Санта-Барбаре верила и ждала встречи со своим суженым Консепсион де Аруэлло. В таком ожидании пройдет ее жизнь еще четверть века. И лишь потом уединится Кончита в монастыре, где тихо скончается через шесть лет…