Наступившая темнота ярко обозначила то, что днем таяло в лучах солнца, а теперь предстало перед глазами лейтенанта Гейдена: "…едва померкло златое дня светило, и новые ужасы явились перед глазами союзников. Небесная лампада - ясная луна освещала тогда другую часть мира, и ночной мрак, прерываемый грозным светом взрываемых на воздух магометанских кораблей, окружал друзей и врагов, кои в неистовстве и кипении, упоенные лютой злобой мести, мнили погубить союзные, Богом хранимые силы, и вместо того сами гибли невозвратно в пламени, противу других раздуваемом.
Так, прежде наступления полуночи среди страшного треску, разрушения и пламенных потоков огня погибли пять их судов без малейшего вреда союзникам.
В половине первого часа пополуночи 9-го дня египетский адмиральский 64-пушечный корабль, опасаясь утонуть, решился искать спасения, почему, отрубив канаты и подняв фор-стеньги-стаксель, спустился под оными к южному берегу в намерении для спасения людей поставить там его на мель, но с переменою ветра… его потащило на середину залива, прямо между кораблей "Азов" и "Гангут". Адмирал, наблюдавший его движение, приказал отрубить канат, отчего "Азов" и начал удаляться от оного, тогда адмирал приказал командиру корабля "Гангут", на который он наваливал, абордировать оный, что капитан Авинов, дав ему предварительно добрый ружейный залп, поспешно исполнил. Турки с разных мест старались зажечь "Гангут", но едва кто из них протягивал для сего руку, как, лишась оной или головы, летел в море, которое в сей страшной борьбе поглотило их уже не одну тысячу. Наконец они зажгли в шести разных местах собственный свой корабль, но наши немедленно оное погасили и, обрубив у него бушприт, отбуксировали его к берегу, где он и стал на мель. Корабль сей был лучший во всем турецко-египетском флоте, с прекрасно и густо вызолоченной кормой".
Перед самым рассветом на "Гангуте" еще раз барабаны сыграли тревогу. Из горевших остатков флота мусульман, обрубив якорный канат, медленно надвигался объятый пламенем еще один фрегат.
Авинов успел потравить шпринг, развернулся к нему бортом и ударил залпом всем деком - сорок пушек били по одной цели. Горевший корабль сначала вспыхнул фейерверком, потом сработала крюйт-камера. Весь в огне корпус фрегата приподняло мощным взрывом и в воздухе со страшным грохотом разломило пополам…
Утром Кодрингтон поздравил Гейдена и де Риньи с победой. Турки и египтяне потеряли почти все корабли. Остались жалкие остатки. Из рапорта Гейдена Николаю I: "По достовернейшим сведениям оказалось, что из 60 военных судов, турецкий и египетский флот составляющих, остался только один фрегат и 15 мелких судов, но и те в таком положении, что едва ли могут служить им с пользой и когда-либо идти в море. Оставшиеся сии суда легко было так же истребить, не более как в 2 часа времени, но оставлены неприятелю из одного доказательства, что действие с нашей стороны было не наступательное, но оборонительное.
В продолжение кровопролитного сего сражения взорвано между судами соединенных эскадр 13 неприятельских больших судов, и на другой день еще 18 разной величины; вообще потеря на турецко-египетском флоте должна быть чрезвычайна, и можно полагать, что погибло всего от 6 до 7 тыс. человек".
Кодрингтон сообщил адмиралам новость:
- Чуть свет у меня побывал Тагир-паша. Клялся, что все это ужасное недоразумение произошло не по его вине. Я передал на словах Ибрагиму-паше наши прежние требования.
Гейден поддержал Кодрингтона.
- Следует составить официальное послание ему за нашими подписями, чтобы он подумал о губительных последствиях. Крепостные орудия нет-нет да и пытаются пальнуть по нашим судам. - Вспомнил русский адмирал и о другом: - Я приказал подготовить всех пленных, чтобы свезти на берег. Мы оказали помощь раненым и накормили всех. Но наши припасы не бездонны.
Кодрингтон согласился, что пленных надо отпустить подобру-поздорову.
В полдень на "Азии" опять появился Тагир-паша. Он сообщил, что они с Мухарем-беем отдали приказ прекратить под страхом смерти стрельбу по кораблям союзников.
- Союзный флот считал себя вполне удовлетворенным, - обратился к нему Кодрингтон, - за те дерзкие действия ваших подчиненных, которые вызвали сражение. Мы надеемся, что впредь с оттоманским флотом у нас будут дружественные отношения.
- Наши суда не дадут повода к новой стычке, - заверил Тагир-паша, - но я не могу полностью знать, что думают по этому поводу сухопутные начальники.
Кодрингтон настоятельно повторил:
- Если ваше слово будет нарушено и будет хотя бы один выстрел по нашим шлюпкам или судам, откуда бы то ни было, мы будем считать сие за объявление войны. Ваше дело довести эти требования официально до Ибрагим-паши.
Кодрингтон вручил Тагир-паше послание адмиралов. Когда турок ушел, адмиралы решили в первую очередь привести в порядок корабли.
У трапа Гейдена встретил Лазарев:
- В корпусе насчитали более ста восьмидесяти пробоин. Добрая половина у самой ватерлинии. - Не теряя времени, на "Азове" спускали поврежденные стеньги и реи, снимали порванные снасти такелажа…
- Видимо, у нас будет передышка пару недель, - сообщил Гейден, - чтобы устранить большие повреждения. Остальное доделаем на Мальте. Там будем зимовать.
В тот же день Гейден рапортовал царю: "Не нахожу достаточных выражений, дабы изъяснить в. в-ву храбрость, присутствие духа и усердие капитанов, офицеров и нижних чинов, оказанные ими во время кровопролитного сего сражения; они дрались, как львы, против многочисленного, сильного и упорного неприятеля, а в особенности отличались Лазарев, Авинов, Свинкин, Богданович и Хрущев".
К рапорту адмирал приложил список отличившихся в Наваринском сражении.
Наконец-то Нахимов выбрал минуту поделиться впечатлениями о сражении и о том восхищении, которое произвел на него в бою Лазарев.
"Любезный друг, - писал он Михаилу Рейнеке, - я до сих пор не знал цены нашему капитану. Надобно было смотреть на него во время сражения, с каким благоразумием, с каким хладнокровием он везде распоряжался. Но у меня не хватает слов описать все его похвальные дела, и я смело уверен, что русский флот не имел подобного капитана".
Как-то получалось в прошлом, что Андреевский флаг не гостил в водах Мальты. Номинально со времен крестовых походов обосновались на острове доблестные рыцари. Остров лежал посреди Средиземного моря. Миновать его было мудрено, если плыть из Гибралтара к Босфору, из Неаполя и Марселя, Венеции и Афин к берегам Африки. Кто владел островом, тот диктовал условия для купцов и политиков. Зарились многие на этот лакомый островок. Османы отрядили три тысячи янычар, но храбрые рыцари под рукой своего магистра Ла-Валлетты в конце концов сбросили их в море. Лишь однажды корабли российские накоротко завернули к острову. "Пришла на вид острова Мальты" эскадра адмирала Спиридова. Она спешила к берегам Греции, в Морею и Наварин. Предстояло показать свою удаль при Чесме.
Когда Павла I посвятили в рыцари Мальтийского ордена Иоанна Иерусалимского, в Петербурге воспрянули и тут же приуныли. Наполеон быстро прибрал к рукам пуповину Средиземного моря.
Адмирал Федор Ушаков не раз предлагал Нельсону помочь англичанам взять главную крепость Мальты. Русский адмирал только что успешно штурмовал неприступные батареи Корфу. Но британцы вежливо всякий раз отстраняли руку союзников. Не дай Бог, эти русские, пользуясь лаврами, засядут на Мальте надолго.
Подобные, а может быть, более сильные переживания испытали в Лондоне, получив известия о Наваринском сражении. Что же получилось? Несмотря на все заверения в Константинополе о лояльности, английский и французский флота способствовали сокрушению мощи своего давнего союзника Турции. И тем самым неимоверно укрепили позиции России. Негодовали в Лондоне и Париже.
Английский посол в Турции Стратфорд-Канинг демонстративно игнорировал английского адмирала.
Из письма Гейдена министру иностранных дел Нессельроде: "…В одном из последних наших свиданий с сэром Кодрингтоном мы разговорились довольно откровенно о неприятных обстоятельствах, которые, дав лорду Веллингтону управление делами, сделали Сент-Джемский кабинет колеблющимся и нерешительным. Вместо точных и положительных инструкций, которые сэр Кодрингтон потребовал у своего правительства, он получил доселе только вопросные пункты касательно наваринского дела, как это делается при судебном следствии. На эти вопросные пункты он написал весьма замечательный ответ. Несмотря на это, недавно от него снова потребовали излишних и бесполезных объяснений.
Поведение посла Стратфорда-Канинга в отношении к сэру Кодрингтону не менее странно; он не только миновал остров Мальту, но и не написал ему ничего. Можно полагать, что причиной его поспешной поездки в Лондон то, что он желает оправдаться в советах, которые он писал адмиралу до битвы 8 октября и которые были, без сомнения, упомянуты в оправдательных ответах Кодрингтона…"
В тронной речи английский король разгром турок и египтян в Наваринской бухте назвал "досадной случайностью".
Правда, король все же наградил Кодрингтона орденом, но на полях приказа с издевкой дописал: "Я посылаю ему ленту, хотя он заслуживает веревки".
Спустя немного времени Эдвард Кодрингтон был смещен с должности…
Не поскупился на награды Николай I. Все корабельные офицеры за Наварин получили ордена, звания. Матросы получили медали, царские рубли. Гейдену присвоили звание вице-адмирала, Лазареву - контр-адмирала. Лазарева удостоили орденами четыре державы - Россия, Греция, Англия, Франция… Но это были традиционные награды. Николай блеснул неординарно. Впервые в истории России учредили корабельный Георгиевский флаг. Раньше Георгиевским знаменем царь пожаловал только два полка императорской гвардии при занятии Парижа.
"Обращая внимание на славные подвиги 12 флотского экипажа на корабле "Азов" в 8 день октября текущего года при истреблении соединенными эскадрами российскою, английскою и французскою турецко-египетского флота у Наварина, всемилостивейше жалуем экипажу сему кормовой 2 дивизии флаг с знаменем Св. великомученика и победоносца Георгия в память достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов.
Флаг сей, препровождая при сем с принадлежащим к нему вымпелом, повелеваем, по прочтении сей грамоты перед всеми участвовавшими на корабле "Азов" в битве Наваринской, поднять сии знаки отличия по установлению и впредь поднимать на линейных кораблях 12 флотского экипажа, к коему пребываем императорской нашей милостью благосклонны".
…Весенним мартовским днем солнце припекало головы тысяч жителей Ла-Валлетты, усеявших берега бухты. Всюду, на крепостных стенах, крышах домов и даже куполах многочисленных церквей, расположились нарядные горожане в ожидании редкого и прежде небывалого здесь зрелища.
На фоне прозрачной голубизны неба и спокойной лазурной синевы моря высились красавцы корабли русской и английской эскадр. У парадных трапов и на пристани замерли расцвеченные и убранные катера и шлюпки генерал-губернатора, правителей острова, английского адмирала, командиров кораблей.
В центре бухты выделялся своей нарядностью виновник торжества, линейный корабль Российского флота "Азов". Реи его мачт унизали матросы в выходной форме. Остальной экипаж во главе с офицерами в парадных мундирах и киверах выстроился на правом, парадном борту. Церемония началась съездом на "Азов" под звуки оркестров и положенных артиллерийских салютов мальтийских чиновников, флагманов и капитанов кораблей.
Красноречиво свидетельствует о начале торжества на "Азове" флагманский шканечный журнал:
"…В /4 3 часа начальствующий эскадрой г. вице-адмирал и кавалер гр. Гейден, начальник штаба г. контр-адмирал и кавалер Лазарев 2 вышли из каюты, и по приказанию их вынесен флаг и вымпел в сопровождении экипажного адъютанта и офицера корпуса штурманов, четырех унтер-офицеров; по поставлению стола с новожалованным флагом и вымпелом на уроченное место обер-аудитор Алексеев читал грамоту на вновь пожалованный Георгиевский флаг и вымпел государем императором 12 линейному экипажу и воинский артикул из законов Петра Великого.
По окончании чтения артикулов в /2 3 часа священник начал богослужение на освящение флага и вымпела, по освящению же оных читано клятвенное обещание, и все предстоящие генералитеты, штаб- и обер-офицеры и нижние чины произносили (его) вполголоса. По окончании присяги посланы были люди по реям и, подняв новожалованный Георгиевский флаг, прокричали три раза "ура", (после чего) салютовали от нас из всех орудий, а с прочих судов нашей эскадры по 21 выстрелу".
Медленным, торжественным движением начал подниматься на гафеле кормовой Георгиевской флаг. Легкий ветерок нежно и бережно расправлял его шелковую ткань с Андреевским перекрестием и алым символом Святого Георгия посредине. "500 пушечных выстрелов раздирали воздух громом великолепного салюта, - описывал дальнейшее очевидец, - корпуса кораблей и вскорости самые реи потонули в облаках белого дыма; люди, бывшие на бом-брам-реях, казались в самом деле висящими в облаках; десять тысяч раз эхо Валлетты и Коттореро повторяло раскаты пушечного грома. Затем последовала мертвая тишина, покуда батареи Сент-Эльпо и всех крепостных линий Мальты вместе с пушками английских судов не заплатили в свою очередь долг почтения. Весь народ был в высшей степени в восторге; махание платками, радостные крики тысяч придали еще более торжества этому празднику.
Снова заговорили пушки корабля "Азов" в знак признательности за честь… потом звуки победной музыки нескольких военных хоров последовали за ревом пушек. Никогда не забуду я этой сцены…"
В те дни, когда у Мальты пушки салютовали новоявленному кораблю-герою России, над Балканами и Черным морем горизонт заволокло грозовыми тучами. Вот-вот ждали громовых раскатов и полыхающих зарниц военных схваток.
Кровоточил рубец Наварина на теле Османской империи. Не могла смириться Порта с унижением и бессилием в противостоянии с извечным врагом. Россия в ее глазах была зачинщицей восстания греков. И в самом деле, Ипсиланти создал первый отряд повстанцев в России. Русская эскадра стала боевым ядром армады, расколотившей в пух и прах турецко-египетский флот. Надо было срочно восстанавливать сильно пошатнувшийся престиж на Балканах.
Прошел месяц-другой после Наварина, и султан показал себя. Для этого вовсе не нужно открывать военных действий. Сначала он разорвал все прежние договора с Россией и призвал всех мусульман к "священной войне". Потом попросту закрыл Босфор и Дарданеллы для русских судов. Задерживал и изымал все грузы у русских купцов. Склады в Одессе, Тавриде, Азове ломились от русской пшеницы, торговые люди, а вместе с ними и помещики терпели страшные убытки. В Константинополе фанатики избивали русских, громили торговые лавки. Немало россиян оказалось в Семибашенном замке.
В середине апреля 1828 года Николай I обнародовал манифест о войне с Турцией. Спустя месяц армия без особого сопротивления заняла Молдавию и Валахию. У предгорий Балкан начались неприятности. Так или иначе этот первый поход армии под рукой Николая I проявил во всей полноте царственный плац-парадный стиль нового императора.
Сказалось многое другое. И необученность солдат военному делу, и бездарность Витгенштейна и подобных ему генералов, солдаты частенько голодали, интенданты, как всегда, воровали.
Достаточно метко подметил характерную черту Николая I его современник Александр Герцен: "…для Николая шагистика была главным в военном деле". В конце концов эта дорога приведет царя к закономерному финалу его жизни - позору Крымской войны.
Кампания следующего, 1829 года была более успешной. Наконец-то пала неприступная крепость Шумлы, и армия, наступая вдоль побережья, овладела Адрианополем. До турецкой столицы оставалось шестьдесят километров…
Надо сказать, что в этой войне всюду, где армии помогал Черноморский флот, она успешно била турок с самого начала 1828 года.
Черноморская эскадра принесла и первую ощутимую победу. Месяца хватило морякам, чтобы овладеть сильнейшей крепостью Анапой, форпостом турок на Тамани. Кубань получила выход к Черному морю. Правда, здесь произошел инцидент. Не поделили лавры победителей два командира. Главный командир флота адмирал Алексей Грейг и генерал-адъютант, начальник Морского штаба, новоиспеченный контр-адмирал Александр Меншиков. Первый командовал под Анапой Черноморской эскадрой, второй, выдвинувшийся при Николае, прежде не имевший никакого понятия о флоте, руководил десантом, осадившим Анапу…
После взятия Анапы Черноморская эскадра направилась на запад, помогать армии. Сначала принудили к сдаче крепость Констанцу. После того два месяца корабли бомбардировали сильную крепость Варну. И она покорилась. На суше армейцам помогал десант морского гвардейского экипажа контр-адмирала Ф. Беллинсгаузена.
Кампания 1829 года началась с удачи - захвата отрядом кораблей контр-адмирала Кумани крепости Сизополь у входа в Бургасский залив. Вдоль Румелийского побережья постоянно крейсировали фрегаты, бриги, катера, не пропуская турецкие суда с десантами и оружием, захватывали их в плен, жгли, топили. В начале мая отряд капитана 1-го ранга И. Скаловского обстрелял береговую батарею на мысе Баба.
Вдалеке в заливе стояли на якоре линейный корабль, транспорт, более десятка мелких судов. Рано утром отряд матросов-охотников под командой мичмана Трескина на шлюпке пробрался в залив. Под огнем с берега шлюпка приткнулась к линейному кораблю. Матросы приколотили к его борту пеньковые кранцы, облитые смолой, и подожгли.
Турецкий корабль вспыхнул, запалил стоявшие рядом суда, и вскоре все они сгорели дотла.
Потом случился конфуз, довольно редкий в русском флоте. Фрегат "Рафаил" в сорок четыре пушки крейсировал между Трапезундом и Батуми. Там Черноморский флот обеспечивал действия армии на Кавказе. На рассвете 11 мая у берегов Анатолии на траверсе мыса Пендараклин совсем заштилело, паруса обмякли. В предрассветной дымке раздался тревожный крик с салинга:
- Корабли неприятеля справа!
Командир фрегата капитан 2-го ранга Стройников через минуту-другую выскочил на шканцы. Из туманного марева один за другим надвигались корабли турецкой эскадры.
- Один, два, три… - считал побледневший Стройников. Шесть линейных кораблей, два фрегата, пять корветов, два брига. Более массивные линейные корабли зыбью неумолимо дрейфовали к "Рафаилу".
- Барабаны наверх! Дробь! - скомандовал Стройников.
Небезынтересно объяснение Стройникова: "…неприятель, пользуясь попутною зыбью и имея направление полнее, сближался с фрегатом; я, дабы отвлечь оных и продлить время до ночи, темнота коей могла способствовать спасению фрегата, следовал его движениям, но он, имея преимущественный ход, не допустил до сего, приближался и пополудни в два часа пресек все направления; видя себя в столь неизбежном положении, созвал всех штаб- и обер-офицеров, для отобрания мнения каждого, которые, общим согласием, положили обороняться до последней капли крови и в случае нужды свалиться с неприятелем и взорвать фрегат; но нижние чины, узнав намерение наше, объявили, что фрегат не допустят сжечь, а сделавшийся в сие время штиль лишил меня и последних способов к защищению и нанесению неприятелю вреда, а в 4 часа пополудни фрегат взят неприятельским флотом".