Соперник Византии - Виктор Алексеев 11 стр.


Еврейская община в Киеве была немногочисленна, чуть более ста семей. В основном это были люди, прибывшие из Византии, много испытавшие от притеснения греков и армян в пору правления императора Ираклия, македонского армянина. Но с русами, варягами и славянами они жили мирно, особенно с купеческой частью города. Естественно, они находились под покровительством Хазарии, тем более что и гарнизон хазарский обосновался в их районе, называемом Козары. Население города относилось к ним равнодушно, как и ко всем другим народностям, что селились в этом большом и многолюдном городе. Община еврейская жила компактно, как бы спаянная бывшей бедой друг с другом, но это не означало, что она однородна. Евреи были разные. Хотя все они почитали Тору и семисвечник, религиозные праздники, регулярно посещали синагогу, некоторые из них, а это были самые грамотные люди, не принимали Талмуд. И хотя в последнее время религиозное почитание все больше склонялось к чтению Талмуда с его категоричным толкованием религиозных догм, некоторые члены общины считали, что это искажение истины. Свои религиозные воззрения они не выставляли напоказ, а обсуждали в очень узком кругу. Среди них было даже несколько христиан, которых на виду обсуждали и осуждали, но втайне относились к ним терпимо, а в некоторых случаях даже доброжелательно. Евреи-христиане были самой живой частью общины, именно они остро шутили над своими соседями, придумывая шутки - короткие рассказы о женолюбии, скупости, жадности, подхалимстве, подлости, и когда терпение у старейшины и раввина иссякало, их изгоняли из общины, а те селились среди разноплеменной группы христиан. Мир в общине существовал, но это был своеобразный мир, далеко отстоящий, даже противостоящий еврейской общине Хазарии. И когда в одно октябрьское утро их дома оказались помечены красной краской, община заволновалась и кинулась в синагогу за разъяснениями. Раввина Исхака не было. Их встречали достопочтимый Авраам и старейшина - добрейший и милейший Моисей. Они любезно объясняли главам еврейских семей, что это просто вынужденная мера по учету количества еврейских домов в Козарах, а старейшина составлял список членов семей якобы для праздничного поздравления. Авраам сам удивлялся, что нет раввина, хотя он с вечера предупредил его быть утром в синагоге. Но, как выяснилось, раввин Исхак с утра ушел на Подол к умирающему одинокому еврею, хозяину менной лавки. Люди расходились, но тревога в их душах оставалась.

Князя Святослава и княгини Ольги в городе не было. Правителем города и вершителем судеб был воевода Свенельд, но попасть к нему простому еврейскому гражданину было невозможно. И потом, как это выглядело бы со стороны? Нет, Исхак за бессонную ночь продумал все.

Ранним утром, еще солнце не брызнуло за Восточными воротами, еще красавцы петухи лениво чистили свои сапоги и не возвестили городу о начале нового дня, раввин уже шел в Подол, где проживал его давний знакомый, мелкий купец Пров, и решил через него попросить тайную встречу с воеводой. Почему тайную? А потому что Исхак прекрасно знал, что купленные Авраамом осведомители собирают по городу разные сведения и несут их Аврааму. Также Исхак был уверен, что письмо от главного раввина Хазарии, которое он обнаружил в синагоге и которое он сейчас держит за пазухой, пришло через Авраама и что тот предупреждал о встрече. Но, на свой риск и надежду на Бога, раввин поступает, как ему диктует совесть. Ни большая, ни малая война не входили в круг интересов, забот и выгоды священника, его тревожило лишь одно - спокойствие и благополучие общины, которое ему доверил Бог. Раввин, как и другие поселенцы в Киеве, родился в Византии и с юности до зрелого возраста жил в Константинополе. И там, как он слышал, после сдачи одного города в Сирии греки обвинили еврейскую общину в предательстве, что именно они открыли городские ворота.

А когда греки вернули город, то горе постигло всю еврейскую общину, которую безжалостно уничтожили, от старца до малого ребенка. Эта волна казней достигла и Константинополя, когда император Маврикий издал эдикт о выселении каждого еврея, если он не примет христианство. Так же поступил и царь Иосиф с христианами в Хазарии, разорив церкви и казнив многих христиан. Эти ужасы, коснувшиеся невинных людей, еще живы были в памяти Исхака, он понимал, что рекомендация раввина идет от самого царя иудеев, а разве он не повинен в тысячах погибших в Сирии, а теперь он хочет принести в жертву общину в Киеве? А потому он рискнул не следовать рекомендации раввина и оградить свою общину от неминуемой гибели. Пров, такой же пожилой человек, как и Исхак, в молодости служил в дружине Свенельда, и хотя был простым воем, пару раз отличился в войне с тиверцами, потому воевода знал его в лицо. Поэтому Пров согласился на предложение раввина и тут же поспешил к хоромам боярина. Вернулся скоро, сообщив, что сам воевода заедет к нему.

Уже солнце поднялось над Подолом, бросая за ночь остывшие лучи и подбираясь все выше и выше к Горе, где рядом с княжеским домом стояла фигура славянского бога, где поутру служки подбрасывали поленья, питая негасимый священный огонь, откуда по откидному мосту началось раннее движение городского муравейника, а воеводы все еще не было.

Раввин стал нервничать. Он прекрасно понимал, что необходимо скорее вернуться в синагогу, потому что эти нелепые знаки на домах приведут людей в замешательство и они повалят в синагогу толпой. И вдруг с грохотом пал засов в воротах Прова, на подворье оказались несколько всадников. Один из них тяжело спустился с коня, склонившись, вошел в сени и скинул боярскую шапку. Пров поклонился ему в пояс и впустил в горницу. Раввин встал, но, как только боярин опустился на скамью, тоже сел.

Свенельд был высок и широк в плечах, руки длинные, а ладони крупные, покрытые рыжими волосами, такими же были длинные усы и хохол, что говорило о знатности воеводы. Крупные продольные складки на лбу и когда-то голубые, но выцветшие холодные глаза выражали суровость лица, на котором не могла, да и никогда не появлялась улыбка. На мгновение Исхаку показалось, что он маленькая поминальная свеча в сравнении с большой праздничной свечой. Руки у него задрожали, и, чтобы не показать это боярину, он полез за пазуху, вытащил письмо и положил на стол.

- Говори, - приказал воевода.

Все еще ощущая внутреннюю дрожь, заикаясь, раввин промолвил:

- Это письмо написано по-арамейски. Я просто скажу, что в нем. Главный раввин Хазарии просит меня и общину оказать содействие Аврааму и гарнизону для встречи хазарских войск в Киеве. О конкретной дате будет сообщено дополнительно. Я бы хотел, боярин...

- Достаточно, - воевода резко встал и пошел к выходу, но вдруг остановился и через плечо сказал:

- В таких случаях, раввин, полагается вознаграждение. И таким вознаграждением будет тебе жизнь твоих единоверцев . - Он наклонился и вышел в сени. Пров, который поспешил проводить воеводу, получил несколько монет. А раввин, воздев руки к потолку, зашептал:

- Боже! Как он догадался, что я пришел именно за этим? Благодарю тебя, Яхве! Теперь мне уже ничего не страшно...

Через два дня тело раввина Исхака обнаружили у входа в синагогу. В спине торчала черная стрела с нацарапанным по-арамейски словом.

- МУЗЕР!!

Воевода Свенельд не дослушал Исхака потому, что ему все стало окончательно ясно с передвижением хазарской конницы у северян. Шеститысячное войско никуда не спрячешь, тем более оно двигалось ускоренным маршем по северской земле, кое-где грабя местное население, захватывая рабов, но нигде не останавливаясь. Теперь уже передовые отряды приближались к Киеву. В течение последних двух дней каждые три часа Свенельд получал известия о продвижении хазар, и собирались к Киеву дополнительные войска из Родни, Вышгорода, Любичей, из ближайших селений.

Ночью хазарский гарнизон в Киеве был окружен тысячами факелов, и тот, кто пытался вскочить на коня, падал, сраженный стрелой. Двумя-тремя ударами тарана ворота были снесены, и на широкий двор, окруженный конюшнями, с группой всадников въехал воевода Свенельд. Растерянный Авраам стоял на крыльце, в недоумении разводя руками. Свенельд подъехал к крыльцу, и бирюч громко зачитал:

- По велению Великого князя Руси гарнизон хазарских воинов в его вотчине упраздняется и высылается за пределы города. На том, Святослав.

Без оружия и без лошадей, пешей толпой хазар подвели к восточным Жидовским воротам и задвинули за ними тяжелые двери. Взору Авраама представилось гудящее пространство с тысячами костров, бряцаньем оружия, наполненное людскими выкриками и тревожным гулом. Войско раздвигалось, пропуская толпу хазар, а вслед им неслись сочные шутки, свист, а порой грубая брань. Они не прошли и версту, как увидели хазарскую конницу. Авраам приободрился, он понял, что теперь ему не придется идти пешком до самой Хазарии. Он увидел, как от группы конников отделился один всадник и помчался к ним. Когда лошадь приблизилась к Аврааму, он узнал всадника - это был царь Иосиф.

- Брат... - успел только сказать Авраам, как получил удар нагайкой. Всадник повернулся и помчался обратно, рассекая группу воинов, он крикнул полководцу Усману:

- Назад! В Саркел!

С этой минуты, а может быть, чуть позже, со смертью раввина Исхака, Господь покинул Иосифа. Малые и крупные волны навалились на Хазарию: смерть любимого сына в незначительной стычке с печенегами, смерть матери, упрекавшей его в нелюбви к брату, отказ Хорезма от экономической и военной помощи с требованием принятия ислама, обещания и только обещания Испании в финансовой помощи, а главное - потеря понимания общего состояния государства, ее стратегической и военной мощи перед объявленной войной. Волны с постоянным упорством били по скале, а прибрежные воды подтачивали ее основание. И скала рухнула.

2. Вышгород. Совет. Смерть Асмуда

Это многолетнее неопределенное, постоянное тревожное состояние владело не только Ольгой, но и всей Горой, как на обладателя хозяйства действует рядом поселившийся матерый волк. Тревога росла медленно, будто плоды дерева, и достаточно было небольшого ветра или толчка, чтобы они, созревшие, неостановимо пришли в движение.

Таким толчком послужил неудачный набег хазар. О набеге Ольга узнала только возвращаясь из Плескова, где на ее глазах рос город и где рядом с крестом, который она поставила, возводился храм Святой Троицы и строилась крепостная стена. Оба города - Плесков и Новгород - с появлением Ольги будто спешили показаться княгине в обновленном виде, соревнуясь друг с другом в обустройстве. Купцы не жалели денег не только на свои хоромы, но и на общественные места: причалы, площади, рынки; клались деревянные уличные ходы, строились мосты через реки. Все делалось сообща, невзирая на веру. Язычество, а вернее, русское ведичество - религия местного населения - не препятствовало зарождению христианства. Вера - дело частное. И к новой вере княгини Ольги относились как к причуде, равнодушно вглядываясь в незнакомые постройки, а порой и посмеиваясь, да и она никому ничего не навязывала и не требовала. До граждан Плескова и Новгорода не дошло еще ползущее по Прибалтике западное христианство, выжигающее все языческое огнем и мечом.

Возвращалась она в Киев довольная тем, что наконец-то все наладилось и не нужен теперь княжеский объезд, то есть ходить в полюдье, потому что с этим уже хорошо справлялись погосты, которые установила она и которые полностью перешли в обязанности старейшин и назначенных сборщиков. Товары и продукты собирались в один караван и сплавлялись по рекам прямо в Вышгород. Из Вышгорода большая часть отправлялась в Киев на уплату дани хазарам. И вот хазарский гарнизон выдворен из Киева. Что ожидает Русь в будущем, можно предположить. Непонятно, почему хазары отступили от Киева. Что за война предстоит, и как к ней готовиться?

Княгиня отворила дверцу коляски и позвала воеводу. Претич подъехал, но она попросила его пересесть в коляску:

- Слушай, воевода, надо вызвать Святослава и Асмуда. Пошли нарочного, чтобы позвал их в Вышгород. Я остановлюсь там. Вот гадаю, почему хазары ушли?

- Здесь, княгиня, могут быть только две причины: или они рассчитывали на неожиданность, когда можно захватить город с ходу малыми силами, но, увидев встречное войско, не решились на битву и длительную осаду, или это был показ силы и предупреждение. Свенельд, конечно, помешал им. Но с изгнанием гарнизона и прекращением выдачи дани следует ждать крупного нашествия.

С крутого берега Донца открывался вид на голубую ленту реки, а дальше из окон княжеского терема смотрелась до горизонта облюбованная Ольгой пахотная, перемешанная с лесными островами земля. Малый, но хорошо укрепленный городок стал пристанищем мастеров-оружейников и подельников всяких производств: горшечников, ткачей, золотых дел мастеров, кожевников - и считался вторым по значению городом Руси. Именно сюда съезжались бояре, князья, старейшины и воеводы на военный совет, который созывала Ольга. Святослав прибыл одним из последних в сопровождении Асмуда и двух воинов - рослых богатырей Ингвора и Сфенкеля. В светлице, больше похожей на музейный зал по византийскому образцу, были развешаны и выставлены поделки местных мастеров, а пол покрыт шкурами крупных животных, на лавках у стен светлицы расположились самые известные и богатые люди Руси. Во главе в креслах сидели Ольга и Святослав. Обсуждалось несколько вопросов: давать ли ныне хазарам дань, что делать, если хазары вместе с черными болгарами перекрыли проход купцам в Русское море, вновь притеснили уличей и тиверцев отрезав дорогу к Дунаю, прошлись набегом по Северской земле и таким образом просто заблокировали Русь. Если не платить дань, то где, как и когда собирать войско и воевать с Хазарией.

Все эти вопросы задала Ольга, а на них должен был ответить совет. Взоры всех присутствующих невольно обратились к Свенельду. В вопросах войны он считался самым опытным человеком, тем более что его решительные действия предотвратили набег хазар.

Первое, что твердо сказал Свенельд:

- Никакой дани хазарам давать не следует. Потому что они поймут, что мы испугались, и еще более обнаглеют.

Он предлагал собрать войско в Киеве и идти на Саркел. Разгромить эту крепость - бельмо на глазу - и отбросить хазар далеко за Дон, потом спуститься через Азовское море в Русское, переправиться на Днепр, разблокировать устье, окончательно разгромить черных болгар и принудить к дани. Потом двинуться к Бугу и заставить уличей и тиверцев снова встать под руку киевского князя. Говорили многие и предлагали разные варианты похода, но все они сводились и приближались к плану Свенельда. Ольга также поддержала воеводу, она знала его полководческие способности, которые очень ценил покойный Игорь. Молчал лишь Асмуд. Но когда Святослав попросил его высказаться, он встал и как бы в отчаянии махнул рукой:

- Что говорить! Все предлагают затяжную степную войну, которую мы и так ведем с хазарами и печенегами. Хазарию надо разрушить! Как Трою, Карфаген, как Александр Македонский разрушил Фивы. Город Итиль уничтожить, жителей продать в рабство, они довольно долго питались нашей кровью.

В светлице зашумели, кто-то засмеялся, кто-то весело качал головой, кто-то, жестикулируя, объяснял, что воевода нынче перебрал. Асмуд хоть и звался воеводой, но никогда не водил войско. На него все и смотрели как на мирного человека, правда, ученого не в меру, и воспитателя Святослава, красиво говорившего, но не как на человека, глубоко знающего военное дело. Шум прекратился только тогда, когда поднял руку Святослав.

- Сейчас не обязательно знать, где и когда мы встретим и дадим бой хазарам. Сейчас главное - подготовить к весне двести боевых лодий, набрать двенадцать-пятнадцать тысяч воев и сделать их боеспособными. Оружие и щиты какие есть, но лучшие щиты вот такие, - Святослав вытащил из-за спинки кресла миндалевидный красный щит и показал всем. - Он удобен тем, что защищает все тело у пехоты. Моя конная дружина должна состоять из двух тысяч всадников. Щиты у них остаются круглые. Сулицы делать на два локтя длинее. Матушка запасла оружие, и воеводы его получат по потребе. По весне первоначальный сбор в Витичиве, а там я укажу, куда и как следовать.

На том порешили.

Святослав встал. Поднялись и все остальные. Когда Совет разошелся, обсуждая слова Великого князя, Ольга спросила:

- Почему ты не прислушался к предложению Свенельда?

- Мать, - ответил Святослав, - у тебя и так много забот, а вопросы походов, войны и мира решаю я.

- Ты что-то уже решил?

- Да, но об этом не должен знать никто.

- Конечно, ты уже взрослый человек, но все же не мешало бы тебе прислушиваться к более опытным людям. Если бы ты вовремя послушал меня и крестился, то женой твоей была бы сейчас византийская принцесса и империя помогала бы тебе во всем, как помогает болгарскому царю Петру.

- Мне достаточно и твоего уговора с ними. Неизвестно как принцесса, а Преслава мне нравится, она красива, добра и мудра. Вот только посольство нужно отправить к печенежскому хану, с которым ты вела беседу. Хорошо, если его конница присоединится к нашему походу.

- Никакого посольства. Надо послать нарочного с кольцом рубиновым, что у тебя на руке, с устным указанием, где вы соединитесь. Свое же кольцо с рубином я дала хану как знамено. Теперь уже решай сам.

- Хорошо. Это я сделаю ближе к весне.

- И последнее, - вопросительно глядя на сына, спросила она: - Кто такая Манфред? Еще одна жена?

- Это мой стременной.

- Женщина-стременной?

- Почему ты удивляешься? Когда отец ходил на Царьград, у него в войске было больше тысячи женщин.

- Ты должен помнить, что у тебя уже двое сыновей от венгерской княжны, которая тебе нравится, как ты говоришь.

- Я не против, если их будет больше, - ответил Святослав и покинул мать, отправившись в Киев.

Гора - это не просто возвышенность над Днепром, не место, где когда-то впервые Кий поставил свою хижину, чтобы наблюдать за потоком лодий в одну и другую сторону и взимать мыто. Гора - это сосредоточие экономической, политической, военной и религиозной власти с уже древними традициями, где стояли хоромы правителей, каганов, великих князей: Яра Буса, Германариха, Аттилы, Белояров, Дира и Аскольда, Олега Вещего, Игоря и Ольги, а ныне Святослава. Это ядро власти и богатства, которому служили все. Связь с селившимся вокруг людом осуществлялась единственным способом - через подъемный мост, который к ночи поднимался, а утром опускался, тем самым ограждая Гору от любых неожиданностей.

Назад Дальше