- Оно всегда было сложным, - ответил Калокир, - вначале мы граничили с хазарами, после разгрома Святославом Хазарского каганата стали граничить с русами. Но люди-то остались прежними, что при хазарах, что при русах.
- Меня не интересуют люди, - резко возразил базилевс, - меня интересует территория, которая под нами. Мы избавились от одних врагов, теперь появились другие. Как ты думаешь, этот стратег, как его, Свентофил, куда обратит внимание после разгрома хазар? Он силен, армия испытана в войне, рядом клематы - Херсонес, Сугдея, Кафа и другие, они называют Понт Русским морем и легко могут оказаться в Таврии, плывя по Борисфену .
Никифор вытянул ноги, как бы потянулся и встал.
- Я оденусь, - обратился он к Михаилу, - и дай ему нормальный стул. Мне надоело смотреть на его колени.
Император вышел, а Михаил подал Калокиру нормальный стул, и тот почувствовал себя будто освобожденный из плена. Базилевс появился в красной тунике, в красных сандалиях, и золотой цепью с крупным бриллиантовым крестом на груди. И сразу же заговорил:
- Ты понял, что твой город и все клематы в огромной опасности? Война уже началась. Свентофил бросил нам вызов, отобрав Маврокастрон.
Калокир возразил:
- Базилевс, это неточные сведения. Позже, при встрече топарха с моим отцом, он заявил, что клематы отошли под покровительство Святослава добровольно.
- Это ловкий ход. Германцы делают то же самое, чтобы замутить мне голову. Поначалу варвары разгромили клематы, а теперь это, видите ли, по доброй воле. Я этому топарху отрублю голову. Война начинается, и задачей твоей будет предотвратить ее. Сейчас она нам не нужна.
Базилевс тяжело опустился на золоченое из белой кости кресло.
- Задачей твоей будет предотвратить эту войну. Отправишься на Русь к Свентофилу. Нам не нужна война на четыре фронта: с германцами, болгарами, арабами и русами. Твоя забота будет одна - переориентировать намерения этого князя на другой объект. Я назначаю тебя главой посольства, даю звание патрикия, вручу 15 кентавриев золота для подкупа князя и его приближенных и надеюсь на твое умение решить этот вопрос с пользой для империи.
- Базилевс, - удивленно воскликнул Калокир, - я готов выполнить любое боевое задание с риском для жизни, но быть послом для меня впервые и необычно.
- А ты думаешь, я не знаю об этом? В том-то и дело, что мои послы привыкли работать по обязанности, не зная стран, их обычаев, веры. Для них Херсонес и клематы - одна из провинций империи, а для тебя - Родина. И ты, как я вижу, готов защищать ее... Но не оружием, а словом, хитростью, ловкостью, убежденностью и золотом. За основу надо взять договор 944 года о мире и любви между империей и их бывшем князем Ингвардом , отцом Свентофила, который надо восстановить, несмотря на недоразумения с клематами. В этом пока действующем договоре Русь отказывалась от притязаний на византийские владения в Таврии и Причерноморье. С этим договором тебя познакомит Леон, опытный дипломат, которого я даю тебе в помощь.
- Базилевс, а что такое переориентировать намерения князя на другой объект? - спросил Калокир.
Никифор Фока нахмурился, встал, заходил по комнате, обдумывая, как этому молодому человеку попроще объяснить глубоко задуманный план и его реализацию.
- Мисия была всегда нашей землей. И никто меня не переубедит, что она не наша. Болгары захватили ее силой, но это не значит навсегда. Рано или поздно мы вернем ее. И пока у нас порваны дипломатические отношения, не мешало бы пощипать болгар. И это мог бы сделать Свентофил.
Если он пройдется по Северной Мисии в районе Истры, то мы сохраним нейтралитет. Болгары начнут войну с Русью и обессилят друг друга, а потом мы стукнем болгар по носу, а русам отрубим хвост. Но это в ближайшем будущем, как только мы разделаемся с германцами и арабами...
Послышался призывной звон храма Святой Софии, и базилевс сказал:
- Мне пора в храм. Все остальное вы обсудите с Леоном. Михаил, - обратился он к паракеменону, - переодень Калокира и поздравь его с новым назначением.
- А когда же ехать? - спросил Калокир.
- Завтра, - коротко ответил император и удалился.
Скрестив руки на груди, паракименон Михаил наблюдал, как переодевали Калокира, и изредка делал замечания. Его облачали в белую тогу с пурпурной рострой, в белый клобук и коричневые сандалии - знак достоинства ромейского патрикия. Но Калокир с сожалением смотрел на брошенный только что сшитый камзол херсонского военачальника, и это приметил Михаил.
- Заверните патрикию камзол и башмаки, - распорядился Василий и заметил, как обрадовался Калокир.
- Да, да, он будет мне необходим в дороге.
- Я так и подумал, - улыбаясь, сказал Михаил и достал из рукава кожаный мешочек с деньгами, - это подарок от императора и от меня. - И добавил: - Если твоя миссия окажется удачной, а я верю в это, и Святослав пойдет на Истру, то подашь через фары два сигнала - красный и синий из Херсонеса. С Богом!
В тот же день Никифор Фока на заседании синклита объявил, что противостояние Византии и Болгарии и намечающийся конфликт между ними несвоевременны, ибо империи придется разрываться в войне с болгарами и арабами, которые активизировались и наступают от крепости Антиохии. Следует погасить напряжение в Мисии и отправить послов к царю болгар Петру с предложением о заключении династического брака между сыновьями Романа II Василием и Константином и болгарскими принцессами. А армию сосредоточить на востоке в борьбе с арабами. Синклит согласился с доводами императора и назначил послом в Болгарию Никифора Эротика, одного из ведущих дипломатов империи.
Но спустя какое-то время в покоях императора появился епископ Евхаитский Феофил, у которого с императором были духовное взаимопонимание и дружеские отношения. Они только что виделись в храме Святой Софии и базилевс пригласил его к себе.
- Почтенный Феофил, - попросил присесть его базилевс, - зная твою любовь к империи и молитвы во благо ее, пригласил тебя с тем, чтобы согласовать один, но очень важный вопрос. Я знаю, что не раз ты выполнял поручения Константина Багрянородного и не раз бывал у печенегов, благодаря тебе у нас с ними наладились дружеские отношения. Ты хорошо знаешь дорогу, их места пребывания, кочевья и знаком с каганом. Потому я хочу попросить тебя совершить еще одну поездку к ним с очень важным поручением. Оно касается сокровенного, тайного и во благо государства дела... Что бы ты сказал об их кагане?
- Варвар, он и есть варвар, - ответил епископ, - и ничего о нем другого не скажешь. Любит много поесть и много выпить, в основном пьет только наше вино. Любит грубые шутки, славянских девок, лошадей и золото. Но больше всего золото.
- Значит, его можно купить? - обрадовался базилевс.
- Можно, - уверенно ответил епископ, - но любит торговаться.
Никифор Фока прошелся, потер руки и положил на стол карту.
- Это карта Киева... Кто делал рисунок, неизвестно, неизвестно и как она к нам попала. Говорят, ее купил наш монах в Кафе у еврейского раввина, потом продавал на нашем рынке. Купил ее нотарий, и вот она... Этот рисунок сделан, видимо, перед войной Хазарии с Русью. Здесь указаны пути к Киеву, оборонительные сооружения и ворота. Я думаю, она будет очень полезна печенегам, если они совершат набег на Киев. А задача нашего посольства будет заключаться в том, чтобы они совершили этот набег в нужное нам время.
- Они и так совершают набеги на Русь с тем, чтобы пограбить и захватить рабов, а потом их перепродать в Кафе.
- А мы предложим им сделать набег за деньги. Думаю, это для них двойная выгода...
- А когда это надо? - спросил епископ.
- Ближе к весне, а может быть, летом, но готовиться надо сейчас. Я вышлю тебе 15 кентавриев, и ты храни у себя до времени, когда они понадобятся. Михаил в курсе нашего плана, и он тебе даст знать. А пока сделай копию рисунка и возьмешь ее с собой, а Кучуму там объяснишь все. Эту же вернешь нотарию.
- Я согласен, базилевс, хотя и дорога, и дело сложные, - ответил епископ, - буду готовиться. Надо узнать, где сейчас обитает Кучум, и приготовить им любимые подарки.
Переодетый Калокир, пока проходил по дворцу, всюду встречал людей, которые останавливались перед ним и кланялись. Когда он вышел из ворот дворца, оба его слуги сидели на камнях и играли в зары. Глянув на выходившего хозяина, они не встали навстречу ему и продолжали игру. Но когда Калокир кликнул их, они даже не поверили глазам своим. Они видели очень почтенного константинопольского вельможу, к которому и подходить было страшно. Несколько минут они колебались и потихоньку приближались, все еще не веря, что перед ними их хозяин, а не византийский чиновник.
- Что уставились, - нарочно грубо сказал Калокир, - бездельничаете, работать пора.
Он вытащил из кармана увесистый мешочек с деньгами. Достал тридцать пять солидов, помня о том, что еще пять оставил на столе, и сказал слуге:
- Отвезешь Ираклию и передашь ему, что, если Господь будет милостив, может быть, когда-нибудь встретимся еще раз.
8. Убийство императора. Да здравствует император!
В ноябре скончался отец императора Никифора Варда Фока в девяностолетнем возрасте. Но совсем недавно, когда император посетил его, ему показалось, что отец проживет еще немало лет - таким он ему показался бодрым и деятельным. Они обсуждали дела империи, отец осуждал старшего своего сына Льва, который своей непомерной жадностью и стремлением к еще большему обогащению обрекает население на нищенство и усугубляет авторитет императора. Обсуждали также воинские успехи, особенно на востоке, уже была взята Антиохия - этот красивейший город, и оба сожалели, что он был разрушен и сожжен. Старый Варда в свое время был неплохим полководцем и всю свою жизнь посвятил защите интересов империи. Старость не мешала ему давать сыну толковые советы и даже посещать его в новом дворце в центре Константинополя, который ему не нравился из-за узких проходов и крутых лестниц. Потому и печаль сына была велика. Почти неделю базилевс никого не принимал, кроме послов, которые вернулись из Болгарии с благоприятной для него вестью о согласии царя Петра отдать замуж двух принцесс за сыновей Феофано и Романа II и с просьбой помочь болгарам против русов, которые появились на Истре.
Спустя несколько дней, когда печаль Никифора по смерти родителя несколько притупилась, избрав удобный случай, появилась Феофано.
- Я пришла к тебе, Никифор, чтобы выразить свое искреннее сочувствие по поводу кончины твоего отца и с надеждой, что ты немного успокоился, чтобы переговорить со мной о важном, - сказала она.
- Почему-то ты не хотела меня видеть, когда я зашел к тебе в гинеконит , а вот сейчас надумала. Ты слушаешь разные вздорные наветы на меня, будто я собираюсь оскопить наших сыновей в угоду Льву. Разве я тебе не говорил, что после смерти моего сына я всегда забочусь о Василии и Константине как о своих детях, и как ты могла подумать, что я решусь на такое злодеяние? Если бы я так думал, то разве беспокоился бы об их дальнейшей судьбе, не предложил бы царю Болгарии Петру выдать замуж двух принцесс за наших сыновей, чтобы упорядочить их жизнь. Ныне послы сообщили мне, что через несколько дней принцессы будут в Константинополе. Посмотри на их портреты, какие очаровательные девушки, говорят, в натуре они еще красивее. Как ты могла такое подумать обо мне!
- Но ведь и ты, - сказала Феофано, - постоянно слушаешь своего братца Льва, который известен всем как сплетник, клевещет на человека, происходящего от твоего рода, всеми уважаемого за военные подвиги, притом твоего двоюродного брата, которого ты унизил и заточил в его имении, заставляешь вести беспечную жизнь, валяться в болоте грязных удовольствий. И это в расцвете сил! Вспомни себя в эти годы, ты постоянно стремился к успеху, благочестию и заботе о христианской церкви. Верни ему деятельную жизнь, призови в Константинополь, верни отобранное достоинство, накажи сочетаться браком с дочерью какого-нибудь уважаемого гражданина, в этом могу и я тебе помочь. И не слушай своего братца, и не будь посмешищем наглых людей.
Феофано, как всегда, была прекрасна, и никто бы не подумал, что она в свои неполные тридцать лет уже имеет трех детей, двое из которых почти взрослые люди. От нее веяло юностью, свежестью тела, ароматом утреннего прохладного моря. Нет, с возрастом она будто и не теряла обаяния, прелести и привлекательности.
Никифор задумался. В словах Феофано была правда. Он действительно слушал Льва, зная, что нет никого ближе чем отец и родной брат. И все же в наветах братца он чувствовал какое-то лукавство, не желание помочь ему, а настроить против Цимисхия, сообщая, что Феофано тайно встречается с Иоанном. Он поверил, потому что такое случалось и с ним.
- Хорошо, - согласился Никифор, - пусть возвращается в столицу. Я дам ему достойное дело, женю его, но чтобы во дворце я его не видел.
Феофано встала, шелохнулось ее пышное розовое платье и обдало Никифора ароматом морского прибоя.
Прибытие послов во главе с Никифором Эротиком и сообщение о подписание с Болгарией мира и взаимодействия порадовало базилевса. Его план нейтрализации Болгарии в разгоревшемся конфликте с императором Германии Оттоном I успешно воплощался. Именно тогда, когда Болгария оказалась неспособной противостоять русам, появились василики императора. Дипломатическая комбинация, казалось бы, удалась. Болгары на печальном опыте должны были убедиться, что ни договор с мадьярами в ущерб интересам империи, ни союз с немцами не спасут ее от чужеземного нашествия, и только испытанный друг, Византия, может выручить Болгарию, стоит только попросить ее. А заключение династического брака даже свяжет обе страны, а если вернуть русов или разбить их, то Болгария уже будет зависима от Византии, а там можно вернуть Мисию под свое правление. Теперь осталось только договориться с новым императором Священной Германской империи, только что короновавшимся в Вероне, о династическом браке одной из дочерей Константина Багрянородного, Феофаной, но не с таким звериным аппетитом, который проявил Оттон I. А если не получится скромного договора или отказ, то флот Византии уже готов к боевому походу. После нескольких дней отдыха новое посольство в Северную Италию для встречи с Оттоном I отправится во главе с тем же дипломатом Никифором Эротиком. Одновременно посольство, возглавляемое епископом Филофеем, должно отправиться с огромными подарками и данью в становище правобережных печенегов и заставить их идти на Киев который, по сведениям купцов, остался без Святослава, а значит, беззащитным. Это остановит Святослава, значит, позволит сосредоточить армию во Фракии, рядом с Мисией, и тогда можно или договориться с полководцем варваров, или начать военные действия. Такова была стратегия Никифора Фоки, план, который он предложил военачальникам, но который только в двух пунктах был выполнен - договор с германцами и нападение печенегов на Киев, на все остальное повлияла изменчивая судьба.
Это был декабрь. Западные ветры приносили холод, промозглый дождь и снег. Никогда стужа так не оковывала этот город, продувая сквозными ветрами и насыщая низкой температурой, как в 969 году. Снег валил струпьями и перьями на столицу, делая ее дороги непроходимыми и заполоняя овраги и выбоины. Люди сидели по домам, прислушивались к вою ветра и поддерживали себя домашним очагом. В этот ненастный день 10 декабря Цимисхий возвращался от встречи с Феофано. Наполненный и потрясенный прелестью живой Мессалины, очарованный лаской и бесовской любовью слов и движений императрицы наслаждений, он терял голову, он жил еще в качающемся мире похоти и чистой, без каких-либо изъянов, женской красоты. Таких только рисовали и ваяли художники, но таких, как он думал, никогда не существовало в жизни. И вот оно. И вот они, стучащие слова в его висках: "Если ты не станешь императором, ты больше никогда не познаешь моей любви".
По прибытии домой Цимисхий призвал к себе своих друзей Михаила Вурца и Льва Педиасима и в запертой комнате обсуждал план убийства Никифора Фоки. Это был десятый день декабря.
Никифор Фока присутствовал на всех службах в Софийском соборе. Во время песнопений один придворный клирик подал императору записку. Другие говорят, что Никифор, как всегда, стоял в парикептике и наблюдал сквозь щелку занавески за священниками и диаконами, о которых ему сообщили, что они получают деньги в руки, вместо того, чтобы отдать на пожертвование церкви, и видел, как в алтаре на почетном своем кресле сидел патриарх Полиэвкт, как за спиной у него сквозь щель в двери протянулась рука с запиской. Император взял бумажку, отворил дверь, но уже никого не увидел. Он развернул бумажку и прочитал: "Да будет тебе известно, царь, что в сию ночь тебе ужасная смерть готовится. Это истина! Прикажи осмотреть гинеконит: там найдут людей вооруженных, которые убьют тебя". Прочитав эту записку, Никифор приказал постельничему Михаилу сделать тщательный осмотр для отыскания людей. Но постельничий, от страха ли перед царицей или по своей медлительности или глупости, оставил без всякого обыска ту комнату, в которой скрывались злодеи, - так писал историк и биограф Никифора Лев Диаякон. Скилица же, историк, добавляет, что Никифор передал записку своему брату Льву, чтобы он как можно скорее явился с вооруженными людьми. Но, когда Лев получил письмо, он был занят игрою в кости, которую он очень любил и, не прочитав письмо, бросил его на свою постель. Как скоро наступила ночь, царица пришла к императору и начала рассказывать ему о красивых невестах, недавно прибывших из Болгарии.
- Я пойду, - сказала она, - принимать их, потом возвращусь к тебе, пусть спальня будет отворена, не запирай ее теперь. Когда я возвращусь, то запру сама, - сказав это, она вышла.
Император не засыпал целую смену ночной стражи, молился Богу и размышлял о Святом Писании. Когда начало его клонить ко сну, он расположился на полу на барсовой шкуре перед святыми иконами Спасителя, Богоматери и Крестителя.