- Ну вот, а потом, тех, кто тяжелораненый - мы-то с тобой уж всяко, не легкие - отправят на леченье в Пятигорск. Там, друг ты мой, еще радостней, чем здесь. Местные барышни, даже благородных кровей, липнут на "кавказцев" буквально, как мухи на мед. Любят они нашего брата до беспамятства.
- Мухи-то?
- Мухи, само собой, я имею в виду про дамочек.
Казачья станица Червленая, зеленела яблоневыми садами и лучилась теплом ухоженных мазанок, коптивших закатное небо ароматным печным дымком. Сивобородый атаман трусил на гнедом жеребце по узкой улочке, разгоняя в стороны глупых индюшек и объезжая тупоголовых волов. Первые действительно были глупы, так как во время дождя могли, запрокинув голову к небу, попросту захлебнуться. А вторые, несомненно, слыли тупыми, потому что, встретив на пути брошенную телегу, могли часами ждать, когда она уступит им дорогу.
- Что, Яков Степаныч, готовность проверяш? - крикнула из-за плетня пышногрудая казачка в розовой, облегающей статную фигуру, рубахе.
- Проверяю, Надежда, проверяю.
- Нынче могу зараз хоть троих принять, - улыбнулась она, выказывая два ряда белых зубов. - Но лучше, все ж, одного. И лучше, офицера.
- Посмотрим, скольких привезут, а то, мож, и солдатам хат не достанет.
- Ага, ну смотри, смотри, - согласно кивнула женщина. - Только тяжелых мне в энтот раз не посылай, а то я в прошлом заезде с ними намаялась.
- Добре.
- Слышь ты меня, али нет?! Таперича, пусть другая тяжелых возьмет. Понял ли?
- Ладно. Понял я, понял.
- Ну, то-то ж, - успокоилась казачка…
На следующем подворье кормила уток сухонькая старушка возрастом, атаману в матери.
- Что, Яков, хаты пересчитывашь? - спросила она, полуобернувшись.
- Пересчитываю, Маланья, пересчитываю.
- Ты мне нынче тяжелых подавай, с ними все ж поспокойней будет. А то я в давешний приезд с легкими-то до жути намучилася.
- Добре.
- Понял ты меня, аль нет?!
- Понял я тебя, понял.
- О, то-то ж.
Атаман пришпорил жеребца, направляясь к сторожевой вышке, что торчала на краю станицы перед спуском к речке. Куры разлетались с дороги, как брызги из лужи.
Бойкий дедок, справно несший службу в охранном дозоре, подошел к краю дощатой площадки и, опершись на сучковатую ограду, бдительно поглядел вниз.
- О, кажись, гости жалуют, - поправил он газыри на васильковом казачьем кафтане…
- Ты не в землю гляди, Кузьмич, а окрест, - прикрикнул издали атаман.
- Я там все уже видал, таперича на тебя поглазею.
- Ну и чего ты там усмотрел?
- Идут, голуби, числом пол-эскадрона иль чуть боле.
- Далече?
- Верстах в пяти.
- Что ж ты молчишь, старый хрыч? Встречать уж пора.
- Дык я не молчу. Это ты меж плетней заплутался.
Атаман обернулся к ближайшей хате, у которой стояла молодая казачка с длинной, ниже пояса, косой.
- Маришка, а ну клич сюда весь народ, отряд подъезжает ужо!
Девица, одернув кружевную кофточку, опрометью помчалась к соседним домам…
Драгунский отряд, переправившись через Терек, собрался в стройную колонну и мягко зарысил к станице. Впереди - командир на воронце, следом - унтер, подгоняя буланого. У крайних хат уже толпились станичники, державшие в руках щедрые, с пылу с жару, угощения. Атаман, завидев арбы с ранеными, посуровел лицом, выдвинулся вперед и отвесил им низкий, до земли, поклон. Старики вытянулись во фрунт, приложив заскорузлые пальцы к мохнатым шапкам. Бабы принялись крестить всех без разбора: и здравых и увечных.
- Вот из-за таких минут, Прохор, и стоит жить, - сказал командир чуть хрипловатым голосом.
- Мне, Илья Петрович, стыдно признаться, иногда, плакать хочется, когда такие встречи наблюдаю.
- И мне, - пробурчал командир, выезжая из строя. - Протягивай колонну по улице, а я к атаману, хаты определять.
- Слушаюсь, господин поручик, - казенным тоном отчеканил унтер, хорошо сознавая, что отряд застрянет уже на входе в село…
Так оно и получилось. Едва достигнув толпы, "оказия" увязла в ней, как гусеница в сметане. Драгуны принялись за угощенья, спешились, начали балагурить с молодками, выпивать со стариками, трепать за вихры детвору…
Но шумную встречу неожиданно прервал сиплый окрик Кузьмича, добросовестно бдевшего на посту.
- Тише, вы!.. Тише!..
Народ не сразу, но примолк. Атаман, беседуя с поручиком, вскинул взор на вышку.
- Что там у тебя?
- Кажись, выстрелы в дальнем лесу… Слышите?
- Вроде бы.
- Я вот думаю, не наши ли там под татарина попали? Аккурат, должны были сегодня возвернуться.
- Ух ты, мать честная! - схватился за голову атаман. - И правда. Наши-то станичники намедни за покупками уехали, должны были назад с пятигорской "оказией" возвертаться. Неужто, они?!
- Посмотреть, что ль? - участливо спросил командир.
- Сделай милость. А я здесь пока твоих раненых определю. Пособи…
- Хорошо… Кхе, кхе. Только у меня там двое тяжелых, им особый уход нужен. Так что ты уж расстарайся.
- Не беспокойся, все будет в лучшем виде. У меня тут в самый раз кто-то про тяжелых спрашивал. Устроим всех, не переживай.
- Вот и славно… Кхм… Прохор, ты где!?
Унтер выбрался из толпы с куском хлеба, укрытым вяленым мясом и перьями зеленого лука.
- Я здесь, ваш бродь.
- Луку нажрался?
- Маненько закусил.
- Превосходно - спать будешь в собачьей конуре, а теперь командуй сбор.
- Эскадро-он! - Без лишних слов гаркнул Прохор, отдав хлеб мальчугану. - По ко-оням!
Драгуны, молча допивая, дожевывая и глотая целиком, взметнулись на лошадей.
- Ты глянь, как дрессированные, - с сожалением покачала головой Надежда. - Хоть бы спросили: куда, зачем?
- За мно-ой… ры-ысью! - раскатисто крикнул командир, и в этом голосе, суровом и лихом одновременно, не осталось и капли нежной хрипотцы, что слышалась чуть раньше при встрече с гостеприимными станичниками. - А-арш!
Кони, спесиво вздрогнув, пулей сорвались с места. Облако пыли накрыло встречающих…
- Теть Надь… кхе, кхе, - прокашлялась Маришка, - а тебе кто-нибудь тут глянулся, аль нет?
- А то… Конечно.
- Кто?
- А тебе?
- Мне помощник командирский.
- Конопатый?
- Ага, светленький.
- Не-е. Я люблю темных и скуластых, чтоб желваки под кожей ходили. Как у командира, к примеру… Шрам у него на щеке, видала?
- Не, я на стариков не смотрю.
- Какой же он старик - годов тридцать, не боле.
- То и есть, старик.
- Это кто для тебя старик?! - подбоченилась Надежда. - Мож, и я тогда старуха?
- Конечно, - хихикнула Маришка. - Тебе ж в прошлом годе тридцать стукнуло.
Глава 2
1994 г.
Шла последняя минута 1994 года. Молодые люди с фужерами в руках беспокойно поглядывали то на часы, то на своего приятеля, нервно истязавшего толстую бутылку шампанского. Наступал ответственный момент. Пробка должна была покинуть горлышко ровно в 12–00, точнее в 00–00 (время без времени). Судя по легкому волнению на лицах собравшихся, последнее условие для них что-нибудь да значило.
- Внимание, готовность! - предупредил высокий молодой человек с прической-бобриком и серыми, как дым, глазами. - Даю обратный отсчет… 5–4–3–2–1 - Пуск!
Тот, что безуспешно теребил упрямую бутылку шампанского, схватил со стола кухонный нож и с силой ударил им в ребро пробки. Щедрая пена брызнула за миг до того, как стрелка шагнула в новый 1995 год.
- Ура-а! - загремел басовитый квартет.
- Успе-ел! - закричал разливающий.
- Краса-авец! - подхватили друзья.
- Сам зна-аю!
Осушив поднятые фужеры, в которые попали только брызги пены (остальное пролилось на скатерть), компания принялась за разносолы.
- Молодец, Лева, - прошамкал темноволосый крепыш, надкусив бутерброд с рыбой (а именно - с селедкой). - Я думал, что завалишь операцию.
- Красавец! - поддержал его блондин с коротким чубчиком. - Быстро сообразил.
- Заклинила зараза в самом ответственном месте, - посетовал разливающий. - Но у меня ж не забалуешь. Сработал по плану "В".
- Хорошо, что здесь нет посторонних, - усмехнулся обладатель бобрика. - Нормальный человек принял бы нас за идиотов - операцию по освобождению пробки обсуждаем. Умные ли?
- Ты не прав, Денис, - возразил крепыш. - Если б нормальный человек знал, что в этих мелочах отражаются боевые качества характера, то сам бы все прекрасно понял. Меня, когда в отряд принимали, лампочку заставляли вкручивать… без стула… и без лампочки.
- Тебе повезло, Стас. А я дубовый стол без двух ножек на руках держал… полчаса. На нем - чашка с кофе… до краев.
- А мне просто морду набили в спортзале, и все, - ностальгически вздохнул блондин. - Песня, а не приемка.
- Ты так говоришь, Антон, будто нам ее не били, - хмыкнул разливающий. - Меня даже на "болячку" взяли в конце спарринга, неделю потом рука не гнулась.
Условия приема в спецназ были достаточно строги, а во многом и жестоки. Выглядел экзамен приблизительно так. В первую очередь кандидата тестировали на физическую пригодность: бег, прыжки, полоса препятствий и так дальше. Засчитывались только нормативные результаты, то есть соответствующие разрядным требованиям, все, что ниже - отбраковывалось (вместе с "чемпионом"). Вслед за этим оценивались специальные бойцовские качества (не путать с боевыми - случалось, прекрасные рукопашники в бою оказывались робкими телятами). Четыре спарринга с разными по весу противниками позволяли составить довольно четкое представление о мастерстве и болевой чувствительности будущего спецназовца (последнее играло немаловажную роль). По окончании избиения (по-другому назвать поединки со свежими, соревновательного уровня партнерами было сложно) окровавленного и зачастую травмированного претендента облачали в тяжелый бронежилет и заставляли бежать трехкилометровую дистанцию. Когда он приползал к финишу (если вообще приползал) - снова отправляли на спарринг, правда, уже в более мягкой, щадящей форме. Тот, кто и после этого оставался на ногах, подвергался еще одной, уже заключительной пытке. Ему предстояло решить несложную бытовую задачу, например, заменить сгоревшую в плафоне лампочку (новая лежала в укромном, но не скрытом от глаз месте). Каждое действие испытуемого - как быстро отреагировал на просьбу, сколько задал уточняющих вопросов, заметил ли лампочку и так далее. - рассматривалось под микроскопом и оценивалось по специальной шкале. Требуемое количество очков набирали из пятнадцати - двое (в основном, кандидаты и мастера спорта).
- Люблю ходить к тебе в гости, Денис, - сказал Стас, жуя толстый бутерброд. - Уютно, как в казарме.
- А я думаю, почему он шампанское селедкой закусывает? - ехидно заметил разливающий. - Оказывается, армию вспоминает.
Однокомнатная квартира, где разгорался новогодний праздник, была обставлена довольно скромно, если не сказать, бедно: шкаф, диван-книжка, раздвижной стол. Из роскоши - телевизор. Любая женщина, заглянувшая сюда, надменно хмыкнула бы: "холостяцкая берлога". Любой мужчина уточнил бы: "дом военного". Ни одной лишней вещи, ни тени легкомыслия, все строго, аскетично, аккуратно. Даже продукты в холодильнике лежали в ряд, как на витрине. Что уж до одежды и обуви - в струнку.
- Так. У нас, кажется, появилась проблема, - хмуро заметил Антон. - Закуска не сочетается с выпивкой. Решение?
- Убрать шипучую бормотуху, - кивнул на фужеры Стас. - Даешь нашу русскую красавицу!
Бутылка водки, открывшись не в пример шампанскому быстро и мягко, забулькала над дружно поднятыми стопками.
- С Новым Годом, с новым счастьем! - вскрикнул Денис, накалывая вилкой малосольный огурчик.
Все, разом выдохнув, опрокинули рюмки.
- За этим оригинальным тостом должен последовать не менее оригинальный, - шамкая, сказал разливающий. - Между первой и второй перерывчик небольшой. С Новым Годом!
Морщась от горького удовольствия, компания налегла на холодные закуски. Мужской стол отличается от женского разумной простотой и глубокой содержательностью. Отварное мясо - кусками (так сочнее). Соленые огурцы и помидоры - в банках (чтоб лишние тарелки не пачкать). Вареная картошка - целиком (ароматнее). И для праздничной красоты - фрукты: яблоко и апельсин.
- Когда мы все переженимся, то будем вспоминать этот стол, как самый красивый на свете, - вздохнул разливающий, принимаясь за свои обязанности. - Предлагаю поднять следующую за…
Компания недовольно зашумела.
- Третий тост.
- Ой, виноват, мужики, просчитался. Конечно, третий…
Выпили молча, не чокаясь… Достали сигареты, не спеша закурили.
- Что думаете о Кавказе? - спросил Денис, выпуская струйку дыма.
- Обычная заварушка, - пожал плечами Стас.
- Не-а. Война, - возразил Антон.
- Тогда нас туда не пошлют, - успокоил друзей разливающий. - Мы - эмвэдэшный спецназ, нам положено бандитов ловить. В атаку пусть армейцы бегают.
- Там тоже бандиты, - заметил Денис. - Разве не слышал - людей воруют, поезда грабят.
- Русских на улицу выбрасывают, - дополнил Стас.
- По мне - хоть самолеты угоняют, - хмыкнул Антон. - Я туда не собираюсь.
Разливающий наполнил рюмки.
- В Моздок я тоже не ездок. Мне еще жениться, дом строить, сыновей растить.
- А я поеду, - сказал Денис. - Себя хочу испытать. Не все качества пробками да лампочками проверяются. Некоторые - только войной.
- И я поеду, - кивнул Стас. - Может, медаль какую или орден заработаю.
* * *
Тяжелый транспортник заходил на Моздокский аэродром, как пеликан на утиное озеро. Серенькие истребители опасливо жались к берегам, уступая ему дорогу. У стрекоз-вертолетов трепетно дрожали крылышки от мощного рокота…
Говорят, под Новый Год, что ни пожелаешь - непременно сбудется. Сидевшие в толстом брюхе транспортного "Ила" Денис и Стас, могли это с готовностью подтвердить. Еще не закончился первый январский день, еще не отзвучали поздравления с экранов телевизоров и не разошлись по домам засидевшиеся гости, а поднятые по тревоге собровцы уже летели на Кавказ. Обычная жизнь спецподразделений: три часа на сборы и вперед - в любую точку страны. Положим, на это никто не жаловался - знали, где служили. Но вот по части доставки в ту самую "точку", многим хотелось решительно возмутиться. Самолет, был переполнен настолько, что случись ему сделать мертвую петлю, никто из пассажиров не сдвинулся бы с места - некуда. Даже избитое сравнение с банкой кильки здесь абсолютно не ложилось - консервы хотя бы хлюпали, когда их переворачивали. Пять часов полета и отсутствие удобств на борту превращали и без того трудное путешествие в невыносимую пытку (после выпитого и съеденного за праздничными столами).
…Шумно опустившись на бетонную полосу, грузный исполин сбавил обороты и покатился в дальний конец взлетного поля, где уже томилась ожиданием колонна военных "Уралов".
Погрузка и разгрузка для спецназовцев столь же привычны, как тренировки в спортзале или стрельбы в тире. Выстроившись в живые цепочки, парни, шутя, раскидали многие тонны груза по кузовам подъехавших машин. Суровый полковник с легкой сединой в усах - командующий сводным отрядом СОБРа - быстро проверил людей и оружие и подал сигнал к началу движения. Колонна, изрыгая клубы сизого дыма, медленно потянулась в ночной город.
Провинциальный Моздок не понравился Денису. Обычный райцентр, каких в каждой области десятки. На центральных улицах - трех-пятиэтажные дома, на окраинах - избы. Кое-где, правда, встречались кафе, ресторанчики, даже кинотеатры (целых два). Примечательно, что, несмотря на разгар новогодних праздников, по городу не шатались толпы подвыпившей молодежи. Взыскательный осетинский уклад действовал лучше целой армии постовых.
К месту новой дислокации добрались быстро. Им оказалось небольшое овощехранилище, ангары которого спешным образом освободили от лука, заставив двухъярусными солдатскими кроватями. Кто-то сказал бы: "какой ужас", а спецназовцы после пяти часов самолетного заключения сочли эти условия едва ли не курортными. Денис занял нижнюю койку, Стасу досталась верхняя, "молодежная".
- Когда буду подниматься, обязательно наступлю тебе на ногу, - процедил он недовольно.
- Сам же говоришь, что мое место плохое. К чему, спрашивается, нервничать?
- А лучше, на руку.
- Вот видишь, как мне не повезло.
В дальнем углу ангара, где под потолком тускло мигала длинная люминесцентная лампа, слышались хриплые, не совсем трезвые голоса. Друзья из любопытства оглянулись.
- Пойдем, посмотрим, - кивнул Денис.
- Иди, если хочешь, а мне еще "Сферу" надо подогнать.
- Ага. Я быстро…
На втиснутом меж коек табурете уместилось немногое: наполовину выпитая бутылка водки, солдатская кружка, банка тушенки, граненый, накрытый кусочком хлеба стакан. Вокруг на тощих матрасах сидело трое небритых бойцов в прожженных, неимоверно грязных камуфляжах. К каким войскам они принадлежали, понять было сложно, да и имело ли это значение. Говорил один, с красными, как помидоры, глазами.
- Там, мужики, конкретный ад, - махал он руками перед собравшимися спецназовцами. - Из граников, из минометов, из пушек… Охренеть! Машины горят, боекомплект рвется, башни отлетают, как пробки, солдаты валятся штабелями, командиры шалеют… Короче - Курская Дуга.
- У них и пушки есть? - спросил кто-то из собровцев.
- И пушки, и танки, и самолеты. Они ж нашу технику у себя оставили - армию можно вооружить. А мы туда по-походному вошли… В общем, трупами все улицы застелили. Была бригада - нет бригады. За одну ночь около тысячи человек положили.
- Врешь?! - вырвалось у кого-то.
- Может, вру… Может, и больше.
- Не врет! - раздался сзади твердый мужской голос. К кроватям подошел высокий рыжеволосый капитан в застегнутом наглухо бушлате. - Здорово, мужики, - сказал он хмуро и опустился на матрас. - Я из штаба группировки, знаю цифры не понаслышке. Все обстоит еще хуже, чем вы рассказываете.
- То-то и оно, - кивнул красноглазый, протягивая штабисту кружку. - Помянете?
Капитан, согласно кивнув, выпил, не морщась. Чуть помолчав, продолжил.