Нет, Рыскулова все-таки поддержали. За ним пошли, ему поверили. И люди, прибывшие из Москвы, не возражали против предложенного Рыскуловым переименования - они видели свою партийную миссию прежде всего в борьбе против великодержавного шовинизма. Только Рудзутак и еще несколько человек поддержали Атабаева, - но что значили их голоса.
Это был первый проигранный бой. Вечером в гостинице Атабаев в страшном возбуждении говорил друзьям даже такие отчаянные слова, которых потом стыдился: "Если Компартия стала тюркской, тогда считайте, что я не в партии!.."
Но утром, проведя бессонную ночь, он думал уже иначе, он протирал сухими ладонями свое утомленное лицо и скупо проронил утешавшим его друзьям:
- Я молодой коммунист… Гнев шагает впереди, ум- сзади… Я, верно, не так прочитал письмо Ленина…
Между тем, окрыленный успехом, Турар Рыскулов пошел еще дальше. На краевой конференции мусульман-коммунистов он уже говорил, что Туркестан - край тюрков и судьба туркестанской земли должна находиться в руках ее единственных хозяев - тюркских народов. Следовательно, и партия должна быть партией тюркских коммунистов, и республика - тюркской республикой. И существующая конституция, говорил Рыскулов, не оправдывает себя ни с практической, ни с исторической, ни с национальной точек зрения. Следует изменить и конституцию.
Все это, конечно, было на руку буржуазным националистам, потому что уводило трудящихся от задач классовой борьбы, принижало роль русского пролетариата и русских коммунистов.
Атабаев знал, что в пестроте народов, исторически смешавшихся на землях Туркестана, растет одна мысль- об объединении каждой нации - туркменской, узбекской, казахской, киргизской, о размежевании республик, и он понимал, что пантюркизм - и его родной брат панисламизм - находятся в непримиримой вражде с этой всенародной надеждой. Никогда не восстановим мирную жизнь на полях, не победим басмачество в Ферганской долине, не укрепим советскую дружбу народов, если не будут развенчаны националисты - ведь за их спинами Джунаид-хан, повелитель Хивинского ханства, и эмир Бухарский, и турецкие разведчики Ислама, лезущие через советскую границу, и сотни феодальных самодержцев у баев и беков, ненавидящих новый строй и скалящих на него свои желтые клыки. Но как победить? И он строку за строкой изучал "Циркуляр по восточному вопросу"- в этих мудрых указаниях партии утверждалось, что между мусульманами и русскими нельзя видеть никакого различия, что деятельность коммунистов должна быть проникнута духом подлинного интернационализма, что следует неустанно укреплять связи трудящихся мусульман с Советской Россией.
Вот она где - поддержка правды!
Бывали дни, когда Атабаев ненавидел Рыскулова, считал его даже личным врагом. Как можно так заблуждаться в людях - еще вчера он снизу вверх глядел на Турара, а этот человек теперь кажется демагогом… И неужели его послушают в Москве? Кайгысыз не находил себе места, уехал в аулы с докладами, когда ему стало известно, что националисты отправили в Москву делегацию во главе с Рыскуловым. Чего они еще добиваются?
Ого, коли волк не съест, коза до Мекки дойдет: всю власть передать ТуркЦИКу и Совету Народных Комиссаров; упразднить Турккомиссию; ограничить права Реввоенсовета Туркфронта; вывести из Туркестана или разоружить Красную Армию, в основном состоящую из русских, создать мусульманскую армию; пути сообщения, связь, иностранные дела, торговлю и финансы передать в подчинение ТуркЦИКу.
Комиссия, изучавшая его претензии, подготовила проект решения о задачах Коммунистической партии Туркестана. Владимир Ильич согласился с этим проектом и подчеркнул ошибки туркестанских представителей, поддерживающих по сути панисламизм и пантюркизм, сделал на полях заметку о том, чтобы способы борьбы с духовенством и панисламизмом и с буржуазно-националистическим движением особо разработать…
В июле 1920 года был создан Центральный Комитет компартии Туркестана. В него вошли: Н. Т. Тюракулов, К. Атабаев, К. Хакимов, С. Асфандияров, Ю. И. Ибрагимов, В. П. Билик, Солтан Ходжаев, Д. Устабаев и другие.
Атабаев и его товарищи, - а были тут и русские, и узбекские, и туркменские большевики, - ликовали, когда узнали, что миссия Рыскулова закончилась плачевно.
Атабаев одного только не знал, уйдя с головой в трудные дела руководства Закаспийской областью, - он не знал, что как итог всей борьбы с националистами за ленинскую стратегию, появилась в партии краткая характеристика одного из ее молодых деятелей. Рукой Валерьяна Куйбышева была написана докладная Турккомиссии в ЦК РКП(б). И в ней говорилось:
"Среди членов нового Центрального Комитета есть выросшие из местного населения, появившиеся сами по себе выдающиеся личности, например, Тюракулов, интеллигент, бывший студент, рожденный в бедной киргизской семье, человек с коммунистическим умом, Атабаев, уроженец туркменского аула, чудом при крайне неблагоприятной обстановке выработавший в себе здоровое коммунистическое мировоззрение…"
Одной рукой в ладоши не похлопаешь
В маленьком саду за высоким дувалом солнце не скоро покажется. Тополиная листва над дувалом уже играла, точно горсть золотых монеток, а на дощатом постаменте айвана, где с блокнотом и карандашом уселся Атабаев, отдыхая в воскресное утро, было еще прохладно. Удивительно пахнут деревья в саду и в конце июля, - не каждое в отдельности: молоденькая яблоня, гранатовый куст, старый развесистый тут, который забыли подстричь, персиковое деревце, - нет, не каждое в отдельности, а все вместе; нежно и благовонно дышат они на рассвете до того самого часа, когда золотое светило переберется через глинобитный забор,
Только по воскресеньям Атабаев отдыхал в саду при доме. Но разве можно было назвать отдыхом и этот час уединенного размышления, когда все мешалось в голове: и свое личное, неустроенное существование, и жизнь народа, и судьба мира?
Как будто общее положение улучшилось: освобожден Красноводск, и даже первые пароходы пришли из Баку, в городах налаживается советская жизнь - в Асхабаде и Мерве, как где-нибудь в Вологде или Туле. В аулы поехали первые учителя.
Нет, все-таки очень плохо в аулах.
В доме на столе с ночи лежат листки сообщений "не для печати".
…Шайка басмачей подожгла школу в селе Гагшал и до полусмерти избила учителя.
…Неизвестный убил председателя сельсовета в Амша и сбросил тело в арык.
…В селе Корсары басмачи ограбили сельскую лавку.
…Неподалеку от станции Такир разрушен железнодорожный мост.
За порогом каждого сельсовета, каждой школы, каждой потребительской лавочки, у каждого аульного колодца- маленький, но кровавый фронт. А людей нет. И нужны люди не просто с винтовками и ручными гранатами - нет, их надо вооружить большевистским сознанием, ленинской стойкостью…
Солнце уже поднялось над дувалом, заглянуло в сад и стало припекать сквозь листву. Кайгысыз вытер пот с влажного лба, но не ушел в дом. Нужно было что-то додумать, подвести итоги тому, что не удавалось порой даже разглядеть в водовороте быстро текущих будней.
Почему царская охранка стала следить за ним? Чего он не поделил с Джепбаром-Хоразом? Почему надел солдатские сапоги, перекинул через плечо винтовку? Стал смертным врагом своего старшего брата? И целился в бая из пистолета в Конгуре? Растратил свою молодую жизнь на бесчисленные битвы? Для себя? Нет, для себя хороша была арабская вязь пряных стихов Омар Хайяма, дестаны Махтум-Кули, да этот милый тенистый сад, да женщина, которую любишь, да звонкий голос ребенка…
Кайгысыз выронил карандаш из рук, вынул из блокнота фотографию. Удивленные и словно обиженные глаза девочки глядели на него. Надутые губки. Что думала она, когда ее привели фотографироваться? Наверно, говорила… У меня нет папы, я никогда его не видела, он никогда не держал меня на руках, я самая несчастная из всех несчастных… Атабаев обеими руками быстро приложил карточку ко лбу. Свои ранние годы он уже не так хорошо помнил, но что-то из детских лет хлынуло на него высокой теплой волной. Сейчас он был слабее этой дезочки.
Нет, не для себя растратил он свою молодую жизнь - в скитаниях, в битвах, в бессонной каторге совещаний, заседаний, в бумажном ворохе протоколов, тезисов, циркуляров.
Значит, для будущего, для всех, для народа… И в этом единственное оправдание.
В калитку постучали. Атабаев снял щеколду. Это воскресный гость Овезбаев, за его фигурой военной выправки - посыльный из обкома партии.
- Примите срочный пакет.
- Ого, в воскресенье. Да еще две сургучных печати… Ташкент?
Атабаев шел под деревьями, читая на ходу.
- Ну, теперь здравствуй, - сказал Овезбаев, когда они сели на айван.
- Здравствуй, - с веселым лицом ответил Атабаев. - Здравствуй и счастливо оставаться.
- Не вовремя пришел? - удивился Овезбаев,
- В самый раз.
- Чего же ты прощаешься?
- Должен ехать в Ташкент.
- Надолго?
- Насовсем.
- Ничего не понимаю!
Атабаев протянул другу надорванный конверт. Решением Исполбюро ЦК компартии Туркестана он назначался членом Исполбюро и комиссаром земельно-водного хозяйства Туркестанской республики. Овезбаев тяжело вздохнул:
- От души поздравляю - не тебя, а народ. Начало воды - родник. Теперь у всей воды в Средней Азии будет порядочный честный мираб… Ну, а мне нынче в Асхабаде нечего делать.
- Это еще почему?
- Ты доверял - и было легко работать. Нет, очень трудно, но радостно. Теперь прибавится подозрений…
- Если хочешь, вызову тебя в Ташкент, - сказал Кайгысыз и тут же пожалел о своих словах. - Нет, конечно, нельзя! Здесь ты нужнее.
- Это еще вопрос.
- Хоть ты и боевой офицер, Сейидмурад, а боевитости тебе не хватает.
- На это есть причина. Говорят: подбодри собаку - возьмет и волка.
- Разве Асхабад так далек от Ташкента, что и голоса не услышишь?..
- Ладно! Поговорим о тебе, - оборвал Овезбаев; он протер платком клеенчатый ободок под околышем своей бессменной фуражки и снова посадил ее красивым жестом на пышные седые волосы, лицо его повеселело. - Понимаешь ли ты, какое дело тебе доверили мудрые люди? Вся древняя Бактриана и Согда, все тысячелетние оазисы нашего края выросли на поливных землях. Какие оросительные каналы, какие плотины остались от прадедов! Владыки мира проливали кровь народов, но и орошали водой землю. То, что кровь лилась потоком, - пусть будет проклято и забыто. Но пусть будет дорога память о тех, кто своими стараниями приводил воду с гор на жаждущие поля. Знаешь, товарищ комиссар, пройдут века, и на твою могилу также будут стекаться правоверные… паломники.
- Ну, ну, хватит! - крикнул Атабаев, и они оба рассмеялись над многословной тирадой. - Смогу ли я? Ведь ни черта не понимаю.
- Ты хоть это понимаешь, друг. А Певзнер?
- Что - Певзнер? - переспросил Атабаев.
Он знал, что Певзнер не очень хорошо разбирается в деле животноводства, но только не было другого человека, знающего, а Певзнер - все-таки коммунист и книги умеет читать не кверху ногами.
Овезбаев улыбнулся своей злой мысли прежде чем ее высказал:
- Вот ввяжешься ты в битву за воду, и сразу твою голову баи и Джунаид-хан оценят… Как ты думаешь - в какую цену?
- Думаю, что не дороже твоей штабс-капитанской фуражки.
- В двадцать пять тысяч рублей! Не дешевле! А сколько, по-твоему, дадут они за голову Певзнера?
- Ты, вижу, снова с ним поругался?
- А как же! Вчера он решил посоветоваться со мной. Я ему говорю: "Если хотите, чтобы животноводство в области развивалось, постарайтесь ему пока что не мешать". - "А потом?" - спрашивает и хлопает белыми ресницами. - "И потом, говорю, не вмешиваться". - "А после того?" - "Не трогать и после того!" Он, как видно, не понял меня, я ведь ему правду сказал. А он, что называется, полез в бутылку: "Значит, говорит, по вашему мнению, в советское время животноводство можно вести как при феодально-патриархальном строе?" Пугает словами, а в дело вникнуть не хочет. Этот Певзнер даже не догадывается, что если прижмет скотоводов, они от него сбегут, куда глаза глядят. Помнишь поговорку? "Тронешь огонь - погаснет, тронешь соседа - уйдет". Может быть этот Певзнер честный, проверенный и книжку читает не кверху ногами… Но только бы подальше его от животноводства. Не веришь?
- Нет, ты правду говоришь. Но только откуда взять людей? Нет людей. А одной рукой в ладоши не похлопаешь…
Первый мираб республики
В редких кустиках черкеза и саксаула, благодатные хлебные поля, сады в самой поре своего тяжелого плодоношения. Иногда колеса гулко отстукивали по мостам над рекой или каналом. И снова, - кишлаки, ослики, арыки.
Тысячи мыслей роились в голове Атабаева, пока он ехал в Ташкент с новым высоким назначением. Он вспоминал большие полноводные реки - и родной Мургаб, и Теджен, и Аму-Дарью, и Сыр-Дарью, и Зеравшан, и Чирчик. И тысячи горных речек, - при выходе на равнины они распадаются веером на бесчисленное множество арыков, чтобы дать влагу каждому клочку земли, - даже самому отдаленному. Мутные воды, - они несут ил и не только увлажняют пашню, но и удобряют ее. Десятки тысяч верст арыков - труд многих, многих поколений. Он представлял себе, сколько земли надо перебросить с лопаты на лопату, сколько собрать камыша и хвороста, соломы, кольев и камня, чтобы поправить то, что разрушено в эти годы. Низовья Мургаба были ему понятнее, чем 84 канала Зеравшана и 45 каналов Чирчика, - и когда он обдумывал, с чего начинать, он живо представлял себя в лодке в зарослях Мургаба или выходящим от берегов Теджена на бедные поля своего края.
В окне - пустыня. Верблюд щиплет кустики. Когда верблюд хочет дотянуться, он вытягивает шею… Надо людей поднять. Он видел пустыню перед глазами за окном, и он видел вставшие в его мечте пшеничные поля, хлопковые плантации, шелковичные сады, клевер и ячмень- до горизонта, бахчу и огороды. Вода в арыках. Черная грядка, влажная от полива. Потный глиняный кувшин, из которого, запрокинув головку, жадно пьет воду толстопузый голоногий малыш.
Откуда же взять людей? Как заменить старых мирабов, байских слуг - новыми? Как поправить, плотины? Он вспоминал Коушутбентскую дамбу, - сберегающую воду для всего Мервского оазиса. И плотину Карры-бент в Теджене. Где инженеры-ирригаторы? Как их найти в батальонах Красной Армии? Как без них сможет он изучить местные водные системы и упорядочить водопользование из арыков, а потом создать новые справедливые законы? Муллы и ханы будут и тут мешать, а басмачи взрывают плотины и скачут вдоль уходящей воды с криком восторга и мести. "Вода общая, - говорят муллы, - святой ислам нас не делил на классы, все мусульмане равны". И темный аульный человек им верит - верит, даже когда ему мираб не дает горсть воды, чтобы омочить сухие губы… Как поднять лес кетменей над головами людей, - как повести голодных дехкан на ремонт каналов, - а ведь вода это хлеб, это жизнь. Говорят, что для очистки арыков от ила в одном лишь Хивинском ханстве нужно 700 000 рабочих дней.
"Не грусти… Будет победа. Не грусти… Твоя победа…" - снова слышался ему железный перестук колес.
В Ташкенте для уныния не было досуга. Он был из тех людей, кто - семь раз отмерив, - режут один раз, и все-таки, узнав поближе о делах в Хорезме, где начались распри между узбеками и туркменами, из-за капли воды стали возникать такие зловещие названия, как "Кровавый водораздел" или "Кровавый колодец", он несколько пал духом.
Какой безграничный опыт, какие творческие усилия, непрестанный труд нужны для нового дела! От его бездарности или нерадивости миллионы людей могут превратиться в нищих. Пока не поздно лучше отказаться… А не похоже ли это будет на дезертирство? Может его следовало бы назвать не Кайгысыз-сердаром-оглы, а Кайгылы-Елюрек-оглы? Сердце-то у него трусоватое, с ветерком?.. Владимир Ильич перевернул всю великую Российскую империю, а этот туркмен из аула Мене тоже осмеливается величать себя большевиком. Оправдать доверие партии - единственная обязанность. Может не справится? А не справится - кто же будет его держать?..
Днем и ночью он беседовал с гидромелиораторами, сталкивал лбами противников на совещаниях, искал истины в научных спорах.
Для всех было ясно, что корень жизни Туркестана а воде. Земля без воды мертва. К 1920 году четыре миллиона десятин поливных земель сократились до двух и урожайность уменьшилась наполовину.
На заседание Турккомиссии Кайгысыз Атабаев явился во всеоружии фактов. Он побывал на многих каналах. Сотни мирабов, - кто честно, кто с хитростью и лукавством, - наговорили ему с три короба, аульские коммунисты толпой провожали с собраний.
Атабаев верил, что Элиава умеет слушать.
- Мне без богов не вытянуть, - начал Атабаев усталым голосом. - Боги воды - гидротехники. А мы играем ими, как детвора мячиками… Во время войны их мобилизовали на фронт, многие успели стать офицерами. Другие погибли в гражданской войне. Революция привела многих на выборные должности в партии, в профсоюзах. Я знал таких, которые работали в продотрядах. А в этом году - новая мобилизация, на этот раз - на железнодорожный транспорт… - И Атабаев торжественно показал на начальника Среднеазиатской железной дороги. Тот дремал до этой фразы и вдруг встрепенулся.
- Комиссар земельно-водного хозяйства действует партизанскими методами! - бросил путейский начальник с места.
- Что вы имеете в виду? - спросил Элиава.
- Он не признает правительственных декретов!
- Этого не может быть!
- А вот подите же! Не отпускает даже кадровых путейцев - тех, кто на свою беду попал в его систему. Сто человек держит! Зажал в своем кулаке.
- Напрасно сетуете, - сказал Атабаев.
- Но вы не подчиняетесь?
- В ТуркЦИКе лежит моя докладная. Вы должны бъи ли получить ее копию.
- Мне нужны не докладные, а специалисты!
- Нам они нужны еще больше.
- Не забывайте, что вы сюда приехали в поезде.
- А я хочу напомнить вам, что бы сегодня обедали… Без еды и воды…
Элиава прервал эту перепалку.
- Продолжайте ваш доклад, товарищ Атабаев.
- В России нет ирригационных школ. Наши гидротехники учились в разных технических школах, может быть, и в железнодорожных. А с нынешними кадрами ирригаторов наш земельно-водный комиссариат не сможет оправдать даже своей зарплаты. Даже в Ташкенте уже два с половиной месяца нет руководящего специалиста. Погибает оросительная система Мурзачуля. Из-за нехватки технических работников пришлось прекратить новые работы в Перовском, Казалинском, Чернявском уездах. В Закаспийской области вместо пятидесяти работают тринадцать человек. Река Чу затопила город Токмак. Такая же опасность нависла и над Чирчиком. В Амударьинском отделе комиссариата работает один человек, он же отвечает и за Хиву. А для Бухары просто нет работника. Сами рассудите!..
Атабаев передохнул и отпил воду из стакана.
- Однако вы утоляете жажду? - ядовито заметил железнодорожник.
- Если не примем решительных мер, потрескается и ваш язык, - без улыбки ответил Атабаев.
Председатель Турккомиссии горячо поддержал Атабаева.