С этими словами он оставил Сократа, повернул к костру, где гоплиты потчевали друг друга вином. Сократ приблизился к палатке, из которой доносился многоголосый и нестройный хор голосов, и у самого входа повстречал Геродота, молодого галикарнасца, путешественника и историка, с которым недавно виделся в доме Перикла.
- Там ли Перикл? - спросил Геродота Сократ.
- Там, только к нему не пробиться, - пожаловался Геродот. - Он, как матка в муравейнике, окружён гоплитами и всадниками, каждый из которых мнит себя полководцем и лезет к Периклу со своими советами. Кажется, что там все командиры и только один среди них солдат - Перикл.
- Что тебя сюда привело? - спросил Геродота Сократ. - Сегодня здесь не самое приятное место на земле.
- Хочу быть свидетелем всему, что происходит при моей жизни, - ответил Геродот. - Такую я избрал себе судьбу.
- А может быть, судьба избрала тебя для этого?
- Всё равно, Сократ. Ты-то зачем здесь? Тоже хочешь дать совет Периклу, как захватить Халкиду?
- По таким мелким поводам я не советчик, - усмехнулся Сократ. - Если уж я и стану советовать, как захватить что-либо, то речь пойдёт по меньшей мере обо всём мире.
Перикл сам увидел появившегося в палатке Сократа и, протиснувшись между обступившими его со всех сторон гоплитами, подошёл к нему.
- Выйдем, - предложил он Сократу. - Жалею, что не послушался в своё время Народного собрания и не завёл личную охрану - теперь она, наверное, смогла бы оградить меня от навязчивых сограждан.
- Охранники вели бы себя точно так же, - сказал Сократ, - ведь они были бы свободными гражданами Афин.
- Пожалуй, - согласился Перикл.
Они вынырнули из палатки и, отдалившись от света костров, устроились на прибрежных камнях.
Убедившись, что поблизости никого нет, Перикл сказал, когда очередная волна скатилась с берега и затихла:
- Случилось несчастье: гонец из Афин сообщил мне на закате солнца, что восстали Мегары, уничтожив наш гарнизон, а спартанский царь Плистоанакт собрал армию и через Истм двинулся к границам Аттики.
- Это очень дурная весть, - вздохнул Сократ, и новая волна, набежавшая на берег, казалось, повторила его вздох.
- Да, - согласился Перикл. - Такой пример подала им Эвбея. Мы на грани небывалой катастрофы. Отделение Эвбеи - только полбеды, а если Плистоанакт возьмёт или хотя бы осадит Афины - случится полная беда. Хуже того, что сделала Эвбея, она уже не сделает. Поэтому мы можем повременить с её усмирением. А навстречу Плистоанакту мы должны выступить уже завтра. Хорошо, если он задержится на Истмийском перешейке. Нам следует просить об этом богов.
- Ты хочешь, чтобы это сделал я, Перикл? Чтобы я помолился? Для этого ты позвал меня? - изумился Сократ.
- Конечно же нет, - ответил Перикл. - Богов просить надо на тот случай, если они слышат наши молитвы. На всякий случай. Всё прочее для своего спасения надо делать самим.
- Ты кощунствуешь, и значит, ты очень встревожен, - сказал Сократ.
- Это так.
- Сейчас же садись в быстроходную триеру и мчись в Афины, - посоветовал Сократ. - Там ты сумеешь собрать ещё одно войско из резервистов и эфебов и удержать с ним Плистоанакта до той поры, пока не вернутся в Афины солдаты, которые сейчас стоят здесь.
- Да, я уже принял такое решение и с рассветом объявлю его в войсках. Спасибо за совет.
- Значит, и совет тебе мой уже не нужен, - заключил Сократ. - Зачем же ты позвал меня?
- Ты пойдёшь к Плистоанакту, - сказал Перикл, снова выждав, когда перестанет шуршать галькой морская волна. - Ты встретишься с ним, когда рядом не будет Клеандрида, его военного советника и помощника. И ты поговоришь с ним.
- Пойду, встречусь, поговорю. Это мне ясно. О чём я должен поговорить с ним?
Перикл ответил не сразу.
- Плистоанакт молод, - сказал он, - хорош собой, гостил у персидских сатрапов и у наших тиранов в Ионии. Он видел, что такое роскошь, он познал её удовольствия, хотя спартанские законы требуют суровой повседневной жизни и для своих царей - похлёбка, чёрный хлеб, жёсткая постель, постоянные упражнения для тела, походная обстановка, никаких расслабляющих развлечений - словом, жизнь спартанского царя ничем не отличается от жизни простого спартанца. А Плистоанакт видел роскошь и знает, что она приходит с богатством.
- Ты наводишь меня на мысль о бесчестном поступке, - сказал Сократ. - Ты хочешь, чтобы я подкупил Плистоанакта, не так ли?
- Не ты! - повысил вдруг голос Перикл, что позволял себе чрезвычайно редко. - Не ты совершишь бесчестный поступок, а я. Я предлагаю Плистоанакту деньги, я рассчитываю на то, что он уже развращён - заметь, не я и не ты, разумеется, развратили его! - что он возьмёт эти деньги, что он корыстолюбив и что корыстолюбие и развращённость Плистоанакта возобладают над его честью и преданностью Спарте.
- Ты думаешь, что он, получив деньги, уведёт свои войска обратно, за Истм?
- Я надеюсь.
- Почему же ты избрал для такой неблаговидной роли меня, Перикл? - спросил Сократ, с горечью подумав, что на это, кажется, и надеялся, когда думал, что Перикл даст ему секретное поручение и отправит в Афины, где он - о, боги, вы услышали моё желание и исполнили его, но какой ценой! - где он встретится со своей любимой.
- Потому что ты в своём умении убеждать людей превзошёл всех известных мне софистов, - ответил Перикл.
- Да, когда спор освещают истина и благо, а не корысть и предательство. Я должен буду убедить, что корысть и предательство для Плистоанакта - благо и истина. Протагор, наверное, сумел бы, ему всё равно, только бы была достигнута цель...
- Твоя цель выше истины и блага, - не дал договорить Сократу Перикл. - Твоя цель - жизнь и благополучие Афин. Идёт война, - напомнил Перикл. - И ты на этой войне боец, солдат. Одолеть врага мечом, словом, хитростью, деньгами - разве не всё равно?
- Всё равно, - вздохнул Сократ. - Боги войны простят меня, но боги истины - никогда. Мы вместе жертвуем честью ради спасения Афин.
- Да, вместе, - согласился Перикл.
- И сколько же мы пообещаем Плистоанакту? - спросил Сократ.
- Десять талантов золота.
- Столько?! - изумился Сократ.
- Безопасность Афин стоит больше, - ответил Перикл, - да и сам Плистоанакт большего не стоит.
Быстроходная триера "Саламиния" утром понеслась по Эвбейскому проливу в сторону Афин. Перикл взял Сократа с собой - скорее, чем на "Саламинии", он не смог бы добраться до Афин, откуда к Элевсину Сократа должны были домчать быстрые кони - Перикл обещал предоставить ему одну из боевых колесниц. Из Элевсина Сократ отправится навстречу армии Плистоанакта. А пока "Саламиния" под частые и ритмичные посвисты флейты келевста взмахивала, словно крыльями, рядами длинных весел и мчалась против свежего ветра, гулко ударяясь днищем о встречные волны. Сократ, укрывшись плащом, спал на верхней палубе, его никто не тревожил. Спал он крепко и долго - Перикл, проходя мимо, позавидовал ему: Гипнос, бог сна, давно не одаривал его таким блаженством, а если и одаривал, то подсылал своего сына Морфея с беспокойными и тяжёлыми снами. Даже в объятиях жены не приходило забытье - дневные мысли не угасали, продолжали и ночью бередить беспокойное сердце. Впрочем, и в гинекее, на женской половине дома, он теперь появлялся редко: постаревшая жена, которой недавно исполнилось сорок, была с ним холодна, принимала его неохотно, а ничто другое друг к другу их не влекло - у них не было общих забот, общих интересов: сыновья Ксантипп и Парал уже выросли, Ксантипп успел даже жениться, не говоря уже о Каллии, отцом которого был покойный Гиппоник,- Перикл женился на его вдове, - Каллий был не только женат, но и жил с семьёй на Эгине, куда отправился в качестве клеруха, переселенца, получив там во владение богатый клер - землю и дом.
Многие афиняне в возрасте Перикла - ему недавно исполнилось пятьдесят лет - заводят себе молодых любовниц, часто с согласия своих постаревших жён, или же навещают гетер, "дома радости". Со времён Солона это не только не осуждается, но и поощряется общественным, а значит, мужским мнением.
Периклу же сама мысль о любовницах и гетерах казалась предосудительной: никто не должен говорить о вожде демоса: "Он, как я", но только: "Он лучше меня, умнее и чище". Сама природа, наверное, взбунтовалась бы в нём, когда б он окружил себя любовницами и гетерами: чужая плоть, в том числе и женская, вызывала в нём брезгливость.
Увидев Сократа спящим на палубе, Перикл не стал его будить, прошёл мимо, но на закате всё же повелел своему ординарцу разбудить его и привести в свою каюту. Сократ явился, позёвывая и протирая глаза кулаками.
- Ты ведь знаешь, что рискуешь жизнью, отправляясь в стан Плистоанакта, - напомнил Сократу Перикл о своём тайной поручении.
- Знаю, - прикрывая рот рукою, зевнул Сократ.
- И что? Не боишься?
- Боюсь, - признался Сократ. - Но демоний мой успокаивает меня, говорит, что бояться мне нечего, что всё обойдётся.
- Этот твой демоний, это твоё божество, с которым ты постоянно советуешься относительно своих поступков, оно где находится? - спросил Перикл. - В душе? На небе? Где?
- В душе, - ответил Сократ, посмеиваясь. - Поэтому я его хорошо слышу. Будь оно на небе, ему пришлось бы громко кричать, чтобы быть услышанным. Тогда и другие слышали бы голос моего демония, и все они орали бы так, что мы оглохли бы от их многоголосого крика. Разумное объяснение?
- Очень разумное. Значит, ты боишься, а демоний говорит тебе: "Не бойся". Ладно. Так и мне спокойнее. А если с тобой всё же случится неладное, если демоний ошибается? Не оставишь ли ты мне какое-либо завещание, просьбу, которую я должен буду исполнить?
- Ах, разрази меня гром! - посетовал Сократ, стукнув кулаком себя по колену. - Ты выжимаешь из моих глаз слезу, Перикл. Ты растрогал меня.
- И всё же, - настоял на своём Перикл, не принимая дурашливый тон Сократа. - Твои распоряжения на этот случай необходимы. У тебя есть дом, имущество. Гуси, кажется, есть, ты как-то хвастался, - вспомнил Перикл. - Кому всё это должно достаться? Понимаю, что родственникам, но каким?
- Дом мой только называется домом. На самом же деле это склад для камней с давно прохудившейся крышей, да ещё навес, где я обтёсываю надгробия, загон для десятка гусей и кухня, где я стряпаю и сплю в холодную погоду. Всё это ничего не стоит. А потому пусть достанется моему соседу - родственников у меня нет. Сосед будет держать в моём дворе овец.
- И гуси пусть ему достанутся?
- И гуси.
- Ты так любишь соседа? - усмехнулся Перикл.
- Не соседа, а его дочь Мирто.
- Да?! - удивился Перикл. - Я никогда ранее не слышал, что ты влюблён. Разве это возможно?
- Как видишь, - развёл руками Сократ. - Мирто славная девушка, я хочу на ней жениться... Вот! - шлёпнул он себя ладонью по лбу. - Назначь для Мирто приданое, ну, ту сумму, которая причитается мне за работу. Правда, я могу и не выполнить твоё поручение, не уговорить Плистоанакта и, наверное, Клеандрида взять десять талантов золота. Тогда мне ничего не будет причитаться, верно?
- Я позабочусь о Мирто, - сказал Перикл. - Что ещё? Переходи на деловой тон Сократ.
- Хорошо, перейду. Но это всё. Больше у меня никаких просьб нет. Впрочем, есть ещё одна, - спохватился он. - Речь пойдёт о юной гетере, которая поселилась в доме милетского проксена Каламида. Это милетянка, её зовут Аспасия.
- Ты хочешь, чтоб я позаботился не только о Мирто, но и об Аспасии? Экий ты любвеобильный, Сократ! - не сдержал улыбки Перикл. - Вспомни: может быть, есть ещё и другие девушки, о которых надо позаботиться!?
- У гетеры Феодоты есть десять девушек...
- О! - воздел к небу руки Перикл. - Я так и знал!
- Ладно, - вздохнул Сократ. - Я пошутил, успокойся. Прошу тебя только о двух девушках: о Мирто и об Аспасии. Первой назначь приданое, а вторую возьми себе.
- Себе? Как это? - не понял Перикл и насупился.
- Возьми, и всё. Пусть она станет твоей. Подружкой, любовницей, женой. Как пожелаешь. Запомни: юная милетянка Аспасия, что живёт в доме милетского проксена Каламида возле Мусейона. Ты возьмёшь её себе, Перикл?
- Нет, - ответил Перикл. - Такого обещания я тебе дать не могу. Не обещаю. О Мирто позабочусь. Об Аспасии же забудь. Считай, что мы о ней не говорили.
- Ты посылаешь меня на верную гибель и не можешь исполнить мою последнюю волю?
- Попроси о чём-нибудь другом.
- Я так и думал: даже моя смерть не заставит тебя поступиться своим - очень сомнительным, запомни! - принципом.
- Да. Попроси о чём-нибудь другом.
- Хорошо, - пошёл, казалось, на попятную Сократ, прикрыв рукой хитрую усмешку. - О другом так о другом. Я останусь жив, я выполню твоё поручение, тебе не придётся заботиться о моём имуществе и о приданом для Мирто, я не возьму за работу ни обола, но ты мне при этом дашь одно пустяковое обещание, выполнив которое, ты получишь удовольствие.
- Какой-нибудь подвох? - заподозрил Перикл.
- Никакого подвоха. Клянусь собакой и священным египетским крокодилом, о котором нам рассказывал Геродот. Пустяковое обещание, но каков выигрыш: я останусь живым, Плистоанакт и Клеандрид отведут войска от наших границ, тебе, кроме тех десяти талантов из общественной казны, не придётся потратить больше ни обола. Это ли не цена, Перикл?
- Хорошая цена, - согласился Перикл. - Ладно, даю обещание, хотя ты, конечно, меня перехитришь. Даю обещание, что выполню твою просьбу, если ты останешься жив и всё прочее. Клянусь собакой и священным египетским крокодилом, - засмеялся он, но настороженность всё ещё сквозила в его глазах. - Проси! - приказал он.
- Когда я вернусь, - растягивая слова, заговорил Сократ, - когда мы прогоним спартанцев за Истм, когда афиняне, славя тебя, будут праздновать победу над Плистоанактом, когда вино будет всюду литься рекой, ты пойдёшь вместе со мной в дом юной и прекрасной милетянки Аспасии.
- Ты меня всё же перехитрил, - сказал Перикл, печально кивая головой. - Но делать нечего - я пойду с тобой к милетянке. Только постарайся остаться живым.
- Постараюсь, - ответил Сократ.
Ночью они были в Афинах. Сократ, не заходя домой, поднялся на боевую колесницу Перикла, возничий гикнул - и колесница с грохотом понеслась по тёмным и безлюдным улицам к Дипилонским воротам и дальше по Священной дороге к Элевсину, к городу Деметры, на акрополе которого возвышается величественный Телестерион, храм Осенних мистерий в честь богини, Фесмофорий.
Сократ оставил оружие у главного жреца храма и передал ему послание Перикла, в котором, как догадывался Сократ, Перикл уведомлял жреца, что в храм будет доставлено золото из Афин для военных нужд. Затем накинул на себя старый серый плащ, подарок Критона, обулся в педилы с ремнями - подарок башмачника Симона, перекинул через плечо котомку с провизией - ячменной мукой и сыром - и отправился в путь в сторону Истма, надеясь вскоре увидеть лагерь Плицтоанакта, который, как сказал ему жрец Деметры, уже прошёл Мегариду и остановился за дальними элевсинскими высотами.
Сократ - это случилось на другой день - не попал к Плистоанакту. Его схватили, едва он оказался вблизи лагеря спартанцев - наткнулся на скрытый пост, - и привели к Клеандриду, хотя он настаивал на том, что ему непременно надо встретиться с царём Плистоанактом, чтобы сообщить ему нечто очень важное, касающееся военных замыслов афинян. Позже он понял, что, хотя спартанским войском командовал молодой царь Плистоанакт, главным человеком в армии являлся Клеандрид, которого спартанские эфоры приставили к Плистоанакту наблюдателем и помощником - Плистоанакт юн и неопытен в военном деле.
Клеандриду было столько же, сколько и Периклу - лет пятьдесят, у него был уже взрослый сын, которого звали Гилипп и который был в палатке отца, когда Сократа привели к Клеандриду.
- Я позову Плистоанакта, когда узнаю, зачем Перикл заслал к нам лазутчика, - сказал Сократу Клеандрид в ответ на требование провести его к царю. - А если я не узнаю, зачем Перикл прислал тебя сюда, то об этом не узнает и царь, никто не узнает, потому что я велю зарубить тебя, - добавил Клеандрид. - Это сделает, например, мой сын Гилипп, поупражняется на тебе перед предстоящим боем.
Гилипп при этих словах отца улыбнулся и положил руку на рукоять меча.
- Он меня просто зарубит или вы дадите мне меч? - спросил Сократ.
- Просто зарубит, - пообещал Клеандрид.
- Жаль, - сказал Сократ, - мне тоже хотелось бы поупражняться перед боем. Но делать нечего: придётся открыть, зачем я пришёл сюда.
- Это разумно, - похвалил его Клеандрид, а Гилипп снова улыбнулся и снял руку с меча.
- Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз? - спросил Клеандрида Сократ. - То, что я скажу, не предназначается для ушей твоего сына.
- Хорошо, - подумав, согласился Клеандрид и велел сыну выйти из палатки.
- Предложи мне сесть, - попросил Сократ, - я вторые сутки на ногах. - Он посмотрел на сбитые педилы и подумал, что новые появятся у него не скоро: заработка ему хватает лишь на еду, а башмачник Симон, его давний друг, разорился: торговцы кожей подсунули ему захудалый товар, на который он потратил чуть ли не всё своё скромное состояние, - из плохой кожи лишь тот шьёт башмаки, кто враг самому себе.
Клеандрид указал Сократу на походный раскладной дифр, стоявший у входа в палатку. Сократ сел, закинул ногу на ногу и сказал:
- Ты можешь стать самым богатым человеком Пелопоннеса, если сам согласишься и уговоришь своего юного царя отменить поход на Афины.
От наглости Сократа у Клеандрида глаза полезли из орбит. Он чуть не задохнулся от возмущения - как вскоре выяснилось, напускного возмущения, - прокашлялся, хватаясь за грудь, выпил шумно несколько глотков воды, сильно ударил фиалой по столу, так, что она разлетелась на куски, и прорычал:
- Мне? Ты? Ты предлагаешь мне измену? Убью! - закричал он, хватаясь за меч, который почему-то не поддавался, как Клеандрид его ни дёргал.
- Я не предлагаю тебе измену, я предлагаю тебе золото, Клеандрид. Много золота. Оно находится уже в храме Деметры в Элевсине.
- Прекрасно! - деланно захохотал Клеандрид. - Мы возьмём это золото силой, захватив Элевсин. Ты принёс хорошую весть - золото нам очень понадобится.
- Нет, - сказал Сократ, - вы не ворвётесь в Элевсин и не захватите золото: на вашем пути уже стоит ваша смерть. Смерть вашей армии, твоя смерть, смерть твоего сына и царя Плистоанакта. Так будет, если вы двинетесь вперёд, потому что этого хотят боги.
- Чепуха! - ответил Клеандрид. - Перед походом мы получили оракул в Дельфах. Оракул благоприятен. Там сказано: "К выгоде вашей этот поход совершится". К выгоде Спарты. Стало быть, мы вас победим.
- Ты торопишься, Клеандрид. И толкователи оракула, думаю, ошиблись, сказав, что слова "к выгоде вашей" следует понимать как "к выгоде Спарты". Вы - это не вся Спарта. Вы - это ты, Клеандрид, и твой царь Плистоанакт, оракул говорит только о вашей выгоде. Клянусь Зевсом, это так.
Клеандрид долго молчал, шумно вздыхая, как бы унимая свой гнев, потом вдруг спросил, не глядя на Сократа: