- Мы возвратимся, - сказал Буюрук, - если ты здесь, сейчас снесешь голову этой распутнице.
- Что она такого сделала, чтобы сносить ей голову? Ты не в своем уме, Буюрук!
- Я-то в своем уме… А вот о тебе этого не скажешь! Сластолюбивая тангутка оседлала тебя, сделала своим рабом. Ты опозорил наш род!
- Ты лжешь, Буюрук! Черная зависть лишила тебя разума!
Коксу-Сабрак поднял руку.
- Сыновья великого Инанча-хана! Вы сегодня ни о чем не договоритесь.
Но именем вашего отца заклинаю: не решайте спор оружием, не затевайте братоубийственную войну. Поворачивай, Таян-хан, назад. Оставь нас.
До вечера воины так и стояли друг перед другом. А ночью Таян-хан тихо снялся и ушел.
Государство найманское раскололось надвое. Но тогда мало кто знал, что этот день станет началом гибели ханства, что людям, так легко решившим судьбу наследия Инанча-хана, жить осталось не очень долго.
Глава 6
За годы затишья Джамуха-сэчен свел дружбу с нойонами многих племен.
Его большая юрта всегда была полна гостей. Состязались в острословии улигэрчи, звенели хуры… Это была жизнь, которую он любил, которую отстаивал, и ему казалось, что в степь вернулись старые времена, воспетые в сказаниях, а его анда Тэмуджин со своими властолюбивыми устремлениями иссохнет сам по себе, как болячка, вскочившая на здоровом, но ослабленном временной болезнью теле. Будущее сулило Джамухе добро, и он жил светло и открыто.
И вдруг началось… Найманы прогнали Ван-хана. Тэмуджин разбил меркитов и прогнал Эрхе-Хара. Умер Инанча-хан, и поссорились его сыновья.
Едва дошла до Джамухи эта весть, как за ней новая: Тэмуджин и Ван-хан пошли на Буюрука. Ринулись, словно коршуны на раненого детеныша сайги.
Если они разобьют Буюрука, Тэмуджин вспомнит об ущелье Дзеренов и направит коней на его улус.
В юрте умолкли голоса улигэрчей и звуки хуров и веселящий смех женщин. Притихли друзья нойоны. Трезвые и озабоченные, они судили-рядили о будущем. Только худоумный не мог бы предвидеть, что будет со всеми ими, если Ван-хан и Тэмуджин обессилят распавшийся улус найманов, - как деревья над травой, как сопки над равниной, возвысятся ханы над вольными племенами в самом сердце великой степи. Но, согласные в этом, нойоны, как и в недавние смутные времена, не желали искать совместного пути спасения. Одни подумывали откочевать к Тохто-беки, другие - к Таян-хану. Лишь немногие робко заикнулись, что надо бы, пока Тэмуджин в походе, напасть на его курени, захватить людей и скот. Джамуха молчал. В душе он презирал тех, кто надумал спрятаться за спину Тохто-беки и Таян-хана. Не хотел поддерживать и тех, кто желал показать свою доблесть в захвате беззащитных куреней анды. Захватить их легко, но удержать за собой… Возвратятся из похода Ван-хан и Тэмуджин - всем голову снимут. И возвысятся еще больше.
Нет, тут нужно что-то иное.
Но как ни мучил себя Джамуха, ничего придумать не мог. Слишком давно он не видел ни анду, ни хана-отца, слишком мало знал, что на уме у того и у другого. И он принял решение, которое нойоны сочли за шутку:
- Я тоже пойду на Буюрука. Помогу хану-отцу и своему анде.
Ему было опасно появляться в стане Тэмуджина. Но он рассудил, что анде сейчас выгодно будет не вспоминать старое, кроме того, Ван-хан вряд ли захочет поддержать прежние распри. Ван-хана всегда огорчала эта вражда…
Во всем остальном он полагался на волю неба, на свою умудренность, на свое умение вдвигать клинья в трещины, разъединяющие людей.
Собрав воинов, Джамуха-сэчен устремился навстречу своей судьбе.
Буюрук со своим войском перевалил через Алтайские горы, двинулся вниз по реке Ургуну. Тэмуджин и Ван-хан преследовали его по пятам. А за ними шел Джамуха.
За горами Алтая, покрытыми тенистыми лесами, лежала широкая равнина.
Вся земля была усыпана острым щебнем, кое-где торчали кустики чахлой травы, и равнина была похожа на грязно-черный всклоченный войлок. Часто попадались овраги, промытые дождевыми потоками. Иногда гладь равнины, утомительно однообразную, чуть оживляли пологие увалы, в низинах дольше сохранялась влага, и там торчали саксаульные кусты-уродцы, зеленели листья ревеня и перья лука.
Течение реки Ургуну за тысячелетия глубоко врезалось в пустыню, берега падали крутыми скатами или головокружительными обрывами. Внизу, у воды, узкой полоской тянулись заросли смородины, шиповника, высились серебристые тополя, темнели корявые стволы осокорей, зеленели лужайки.
Джамуха, оставив на берегах дозоры, повел воинов возле воды. Воздух тут был затхлый, застойный, как в наглухо закрытой юрте. Над всадниками звенели надоедливые оводы, из-под копыт, пугая коней треском крыльев, взлетали куропатки, в кустах перекликались синицы.
Ниже по течению береговые обрывы отодвинулись от реки, стало просторнее. Джамуха внимательно всматривался в следы Буюрука, Ван-хана и Тэмуджина. Сырая земля у воды, трава были истолчены множеством копыт, изредка попадались черные пятна огнищ, обозначающих места ночевок. Он не торопил своих воинов. Ему не очень хотелось соединиться с Ван-ханом и Тэмуджином до сражения. Пусть сами добывают себе победу.
Буюрука Ван-хан и Тэмуджин настигли у большого озера. Дозорные донесли, что началось сражение. Джамуха повел воинов к месту сражения кружным путем, прячась за пологие голые холмы. Вскоре холмы кончились.
Перед ними лежала солончаковая равнина, поросшая кустами саксаула, они тянулись широкой полосой и вдоль берега озера. Джамухе было достаточно одного взгляда, чтобы понять: Буюрук терпит поражение. Его воины откатывались прижимаемые к кромке тростников, к топям. Еще немного - и ни одному найману не уйти живым.
Джамуха заставил бить в барабан. Его появление за спиной воинов Ван-хана и Тэмуджина было полной неожиданностью, они ослабили напор на Буюрука, начали разворачиваться. Джамуха засмеялся, повернул коня к всадникам, стоящим в стороне от сражения. Издали заметил среди всадников Ван-хана и замахал руками.
- Свои!
- Свои, свои! - подхватили вокруг его крик.
- Ты откуда взялся? - с радостным удивлением спросил Ван-хан.
- Я летел следом за вами быстрее кречета! - Соскочил с коня, схватил полу халата Ван-хана, прижал к лицу. - Я думал, не доживу до счастливого дня встречи с тобой, хан-отец! А где анда Тэмуджин?
- Он там, - Ван-хан показал в сторону сражения. - Смотри, Джамуха, бегут найманы! Бегут! Не все нам от них бегать.
- У меня, хан-отец, усохла печень, пока на твоем месте сидел Эрхе-Хара… А ты на меня за что-то гневаешься. За что, хан-отец? Джамуха держался за стремя, снизу вверх смотрел в лицо хану. - Ты искал помощи у Тэмуджина, а не у меня! Или он лучше меня?
- Вы для меня оба равны и дороги, Джамуха. Ты пришел ко мне без зова, и я рад этому.
- Хан-отец, я пришел потому, что хочу быть всегда рядом с тобой. Но я боюсь за свою жизнь. - Джамуха понизил голос:
- Если анда Тэмуджин вспомнит старые наши раздоры…
- Смотри и вникай: бегут гордые найманы. Бегут, Джамуха! У нас теперь есть дела поважнее давних раздоров.
- Я тоже так думаю, хан-отец. Но так ли думает мой анда? Боюсь, что нет.
Подскакали Тэмуджин, Нилха-Сангун, Боорчу, Джэлмэ. С коней хлопьями падала мыльная пена.
В глазах анды еще плескалась ярость, охватывающая человека в сражении. Этот взгляд задержался на лице Джамухи - словно жаром огня опахнуло щеки, но Джамуха не отвел глаз, только чуть опустил длинные ресницы.
- А-а, это ты нам все испортил… - сквозь зубы проговорил Тэмуджин.
- Что я вам испортил? Я спешил на помощь…
- Ты помог бежать Буюруку, Эрхе-Хара и Коксу-Сабраку.
- Они ушли? - Лицо Ван-хана разом поскучнело. - Не ожидал. Ну, как же так? Нилха-Сангун?
- Я свое дело, отец, сделал как надо. Тэмуджин должен был охватить Буюрука с левой руки и перекрыть дорогу.
- Я бы и перекрыл, если бы не Джамуха со своими воинами.
- Видишь, хан-отец, во всем оказался виноват я… Анда Тэмуджин, я пришел искать мира с тобой, зачем же воздевшего руки пинать в живот?
- Напрасно винишь Джамуху, Тэмуджин. Он ни в чем не виноват.
Помиритесь… - Ван-хан толкнул пяткой коня.
Он был недоволен исходом сражения и не скрывал этого. Сидел в седле прямой, строгий. Нойоны торопливо отъезжали в сторону, освобождая путь коню. И только Тэмуджин не тронул свою лошадь, стоял поперек дороги, глядел из-подо лба. Ван-хан резко натянул поводья.
- Что, тут и будем стоять?
Тэмуджин молча поднял плеть, поскакал к воинам, за ним - его нойоны.
Джамуха с ненавистью посмотрел на сутуловатую, широкую спину анды. Ни перед кем не склонит головы. Возгордился, дальше некуда.
Джамуха поехал рядом с Ван-ханом.
- Хан-отец, я не слышал, чтобы до этого кто-нибудь побивал найманов.
- Такого и я не помню.
- Во всей великой степи теперь никто не сравнится с тобой в славе и могуществе, хан-отец.
- Твои слова ласкают мой слух, Джамуха. Но нет ничего обманчивее, чем наша слава и наше могущество.
- Мудро сказано, хан-отец! До тех пор, пока жив Эрхе-Хара, не видать покоя твоему улусу. А его упустили… Не с умыслом ли это сделано?
- Какой может быть умысел? - Ван-хан круто обернулся. - Ты о чем говоришь?
- Я просто думаю вслух. Пока Эрхе-Хара жив, тебе придется все время ждать нападения найманов. Одному против них не устоять. И ты, прославленный, могущественный, будешь зависеть от людей менее значительных, таких, как я или мой анда Тэмуджин. Может быть, я и ошибаюсь…
- Тэмуджин не мог упустить моих врагов умышленно, - хмуро сказал хан.
- От Тэмуджина можно ждать всего, - поддержал Джамуху Нилха-Сангун. Видел, как он заносится? Можно подумать, что он один разбил Буюрука.
- Перестаньте! - грубо сказал Ван-хан. - Я вам не верю.
Джамуха и не надеялся, что хан так легко и просто поверит его вымыслу. Крохотная искра, отскочившая от кремня, падает на трут и долго тлеет, прежде чем родить пламя. Пусть тихо, незаметно тлеет. Всему свое время. А к Нилха-Сангуну надо держаться поближе. Сын хана, кажется, не больно-то любит Тэмуджина.
Объединенное войско медленно, небольшими переходами, стало возвращаться назад. Перевалив горы Алтая, на реке Байдарик остановились откормить коней. Здесь получили известие: Коксу-Сабрак, оставив Буюрука, отправился к Таян-хану, на коленях вымолил прощение, попросил войско и стремительно движется на них. Стали готовиться к сражению.
Втроем объехали окрестные возвышенности. Лето кончилось. Утром на примерзшую землю упал первый снежок. Днем пригрело, и он растаял, остались небольшие клочья в тени за камнями и кустами дэрисуна. Копыта коней скользили по сырой земле.
- Ну что, дети мои, как и где будем встречать Коксу-Сабрака? спросил Ван-хан, останавливая коня.
- Я человек маленький, - сказал Джамуха, - где поставите, там и буду стоять.
- Ты что-то очень уж часто говоришь о том, что маленький. - Тэмуджин приложил ко лбу ладонь, начал вглядываться в пологие серые сопки, испестренные клочьями снега. - Мала мышь, а убивает лошадь, забравшись ей в ноздри… Хан-отец, Коксу-Сабрак пойдет на нас по той лощине…
- Ты говоришь так, будто сам Коксу-Сабрак поведал тебе, где он собирается пойти, - съязвил Джамуха.
- А другой дороги у него нет, - спокойно возразил Тэмуджин. - Не станет же он прыгать с сопки на сопку, как лягушка с кочки на кочку.
Главные силы он поведет по лощине, а боковое охранение двинется по гряде.
- Так, наверное, и будет, - согласился с ним Ван-хан. - А мы перекроем лощину. Остановить его тут, я думаю, будет не так уж трудно.
- Остановить, но не разбить, хан-отец. Лощина тесна, в ней нельзя развернуть все наше войско. Невозможно будет ударить и сбоку. Смотрите, какие там рытвины и овраги. Всадникам придется двигаться шагом. Лучники их забросают стрелами. Коксу-Сабрак будет сидеть в лощине, как я когда-то в ущелье Дзеренов. - Тэмуджин усмехнулся.
Впервые он упомянул ущелье Дзеренов. И смотри-ка, усмехается. Думает, ловко тогда одурачил его, Джамуху. Ну-ну, пусть думает, пусть считает, что одурачил.
- И что же ты хочешь? - спросил Ван-хан.
- Надо выманить Коксу-Сабрака туда, на равнину. Как это сделаем? Мы перекроем лощину частью наших сил, дадим тут сражение, потом бросимся бежать. Коксу-Сабрак будет нас преследовать. И вот, едва он выскочит на равнину, на него с правой и с левой руки навалятся наши свежие силы.
- Что-то очень уж просто, Тэмуджин. Коксу-Сабрак старый волк.
- Вот и хорошо, что просто. Замысловатую хитрость порой разгадать куда легче, чем такую. Но если ты хочешь по-другому, хан-отец, давай подумаем…
- По-другому… - Ван-хан повертел головой. - У нас нет времени долго раздумывать. Будь по-твоему. Теперь давай распределимся, кто где встанет, и займем всяк свое место.
- В лощине, я думаю, надо встать тебе, хан-отец. Там вон встанет анда Джамуха, а я в другой стороне.
Ван-хан задумчиво почесал за ухом, нехотя согласился с Тэмуджином.
Вечером в его походном шатре Джамуха спросил у Нилха-Сангуна:
- Ты почему не был с нами?
- У меня другие дела… А что?
Джамуха огляделся - не подслушивает ли кто? - понизил голос:
- Вы встали в лощину по подсказке анды. На ваших воинов падет главный удар Коксу-Сабрака. Потом вы будете убегать, выманивая его на наши копья.
Сколько же воинов твоего отца падет под мечами найманов? - Заметив, что их тихий разговор привлекает внимание нойонов, Джамуха громко сказал:
- Я больше всего люблю охотиться на хуланов. Сейчас самое время… - И шепотом:
- Ты молчи о том, что слышал от меня.
Но молчать, как и рассчитывал Джамуха, Нилха-Сангун не стал. Он о чем-то тихо поговорил с прыщеватым нойоном Арин-тайчжи и своим дядей Джагамбу, сел рядом с отцом.
В юрту вошел Тэмуджин. Его сопровождал молодой кривоногий воин в куяке и шлеме из воловьей кожи.
- Нойон дозорной сотни Мухали. - Тэмуджин легонько подтолкнул воина в спину. - Говори.
- Завтра найманы будут тут. Они остановились на ночевку недалеко от этой лощины.
Погладив нагрудный крест, Ван-хан поднес руку к губам.
- Помоги нам бог! Много ли найманов ведет Коксу-Сабрак?
- На глаз - не меньше, чем у нас. К утру мы узнаем точное число.
- Как? Посчитаешь? - недоверчиво спросил Нилха-Сангун.
- Мы захватим двух-трех человек и все узнаем.
Мухали сказал это так, будто собирался привести людей из соседней юрты, а не из вражеского стана. И все-таки никто не воспринял его слова как пустое бахвальство. Молодой сотник держал себя так, что не поверить ему было невозможно. И откуда Тэмуджин берет таких людей? Мухали скорее всего не родовит, и ростом не вышел, и статью не удался, а вот приметил же его анда.
- Ну, иди, Мухали, - сказал Тэмуджин. - Я буду ждать твоего возвращения.
Неторопливо поправив шлем и подтолкнув под пояс полы халата, Мухали вышел из шатра.
Нилха-Сангун что-то начал говорить на ухо отцу. Лицо Ван-хана потемнело. Тэмуджин направился было к хану, но Джамуха остановил его:
- Из какого племени Мухали?
- Из джалаиров.
- Его отец был нойоном?
- Нет, он был нукером у Бури-Бухэ.
Нилха-Сангун все еще разговаривал с отцом. Пусть все выскажет.
- Анда Тэмуджин, может быть, ты мне подаришь этого сотника?
- А ты, анда Джамуха, подаришь мне тысячу воинов?
- Шутишь все, анда Тэмуджин…
- Не шучу. Мухали стоит тысячи воинов.
- Я когда-то просил подарить Чаурхан-Субэдэя. Ты мне тоже отказал.
Или и сын кузнеца стоит тысячи воинов?
- Стоит, Джамуха…
- Ты ценишь своих нукеров, но не нашу старую дружбу. Ради этой дружбы я оставил неотомщенной кровь моего брата Тайчара. Ради дружбы поднял воинов и пошел к вам. А ты со мной и говорить не хочешь.
- Сломанная кость, анда Джамуха, долго срастается и часто болит.
- Тэмуджин! - окликнул его Ван-хан. - Надо еще раз подумать о завтрашнем сражении.
- Но мы все обдумали, хан-отец. - Тэмуджин сел рядом с ханом. - Воины стоят на своих местах.
- Может быть, нам передвинуть…
- Кого? Куда? - Короткие брови Тэмуджина удивленно приподнялись.
- Ты закроешь лощину, а я стану на твое место. Или Джамуха…
- Ничего не понимаю, хан-отец! Зачем? Почему?
- Хотя бы потому, что и ты, и Джамуха помоложе меня. Бегство, даже и обманное, не приличествует моим сединам.
- Об этом надо было думать раньше…
- Ты один за всех думал! - бросил Нилха-Сангун.
- А-а, это ты сбиваешь с толку хана-отца…
- Не правда разве, что все решаешь за всех нас? Чужими руками хочешь побить врага…
- Нилха-Сангун… - Тэмуджин помедлил. - Нилха-Сангун, ты забыл, что найманы ваши враги. Я здесь только для того, чтобы помочь.
- Кому? - въедливо спросил Нилха-Сангун.
- Я с тобой не хочу разговаривать! Хан-отец, если ты хочешь разгромить Коксу-Сабрака, делай, как мы договорились. Передвигать людей поздно, и нет в этом смысла. Надо, чтобы Коксу-Сабрак увидел перед собой тебя. Иначе он все поймет.
Ван-хан был в нерешительности.
- Может быть, это и верно. Но с другой стороны… Не знаю, Тэмуджин.
- Зато он все знает. Будет стоять в безопасном месте и посматривать… - проворчал Нилха-Сангун.
Обозленный Тэмуджин поднялся.
- Вступая в сражение, никто не может заранее предсказать, где будет безопасное место, - сумрачно сказал он. - Кто ищет безопасности, тому надо брать в руки не меч, а бич пастуха.
- Перестаньте спорить! Пусть все останется как задумали.
Тэмуджин вышел из шатра.
- Много умничает, - сказал Нилха-Сангун.
- Замолчишь ты когда-нибудь или нет? - набросился на него хан. Всегда впутываешься не в свое дело. Жужжишь на ухо о своих выдумках.
- Я ничего не выдумываю, отец! Ты же сам слышал, как он сказал, что найманы ему не враги.
Джамуха не упускал ни слова из этой перепалки. Он был доволен: все шло как надо.
Сражение началось по замыслу Тэмуджина. Но Ван-хан, терзаемый сомнениями, не исполнил того, что ему предназначалось. Он не пытался сдержать Коксу-Сабрака, бросился бежать после короткой схватки. Поспешное бегство навело Коксу-Сабрака на подозрение. Он не кинулся за Ван-ханом, не вышел из лощины, и ловушка, подстроенная Тэмуджином, оказалась пустой.
Пришлось вести невыгодное наступление на лощину. Сражение, вялое, без особого урона для той и другой стороны, продолжалось целый день. Вечером войска оттянулись на свои места, расположились на отдых. Небо было завалено облаками, падали редкие снежинки. Джамуха сидел в своей маленькой походной палатке перед огнем, жевал сушеное прогорклое мясо, запивая его кипятком из котла. К нему подходили нукеры, спрашивали то об одном, то о другом, но он раздраженно махал рукой. Они мешали думать. Кажется, выпал случай, когда можно расправиться с Тэмуджином, даже не вынимая из ножен меч. Если он правильно рассудил, все получится хорошо. Должно получиться.
Поужинав, велел позвать сына агтачи Тобухая, молодого воина Хунана.
Когда тот согнулся в поклоне, спросил, хитро усмехаясь:
- Ты, кажется, хотел жениться?