Вернувшись после ужина к себе в комнату, он достал из-за пазухи сложенный листок бумаги, запечатанный большой сургучной печатью. Покрутил его и так и эдак. Поднёс поближе к свечке. Ничего не просвечивало сквозь плотную бумагу. Отрывать печать Фредерико не решился: удастся ли снова её прилепить обратно, он не знал, так как никогда не пытался такое проделать.
"Сначала попробую запечатать обычный лист бумаги. Потом отлеплю и попробую прилепить снова. Вот так и выясню, заметно ли будет, что письмо читали".
Почему Фредерико вдруг захотелось начать читать послания, которые он перевозил, ему самому было непонятно. Но желание прочно засело у него в голове, не отпуская. "И что с того? - размышлял он ночью, ворочаясь с боку на бок. - Какое мне дело до всех этих королевских интрижек? Спокойно возил эти письма, а тут вдруг решил почитать, что они там пишут..."
Так он и заснул под утро, не догадываясь, что порой нашими поступками руководит сам Господь, направляя их туда, куда мы сами иным путём никогда не попадём.
Светало. Скоро в Англии должна была появиться новая королева. Пятая жена Генриха Восьмого, третья мачеха для Марии, Елизаветы и Эдуарда.
ГЛАВА 5. 1540 ГОД. ПРОДОЛЖЕНИЕ
1
Одна рука даёт, другая отбирает. Если бы только на этом король остановился. Но в странном порыве наказать Томаса Кромвеля он пошёл гораздо дальше: Генрих его просто-напросто казнил. То есть сначала, как это принято, посадил в Тауэр, а потом уже отрубил голову. Всем такой поступок казался странным, но если бы Фредерико читал письма, которые он возил из Франции в Англию, то он легко смог бы объяснить, что произошло. Впрочем, до поры до времени испанцу подобное в голову не приходило.
Новоявленный граф Эссекс умолял короля его помиловать, но вокруг было слишком много врагов, заинтересованных в том, чтобы сэра Томаса убрали.
* * *
Елизавета помнит, каким был тогда отец. Он весил сто сорок килограммов, а то и больше, потому что ел часто и много, ни в чём себе не отказывая. Генрих с трудом двигался, но в то время ещё ходил сам. У него страшно болели ноги, особенно та, на которой никак не хотела заживать рана. Он стал гораздо раздражительнее, чем раньше, из-за постоянной, не утихающей боли. Его голос пугал окружающих теперь не потому что грохотал, как волны, обрушивающиеся на берег во время шторма, а потому что гнев короля превратился в неконтролируемый поток, готовый смести со своего пути всякого. Но Бэт отца, как и прежде, не боялась. Она его жалела...
* * *
- Кромвель, - Генрих поднял тяжёлый взгляд на герцога Норфолка, - в чём мы его обвиняем? Он находится в Тауэре и ждёт суда. Надо что-то решать.
- Если ваше величество распорядится, то Кромвеля казнят без суда и обвинительного приговора, - вкрадчиво произнёс герцог. - Зачем устраивать суд, если граф Эссекс всё равно будет твердить, что невиновен?
Нога заболела сильнее, чем обычно. Королю хотелось закончить надоевшую беседу как можно быстрее.
- Он подобрал для вас неподходящую жену, - продолжал Норфолк.
- Он же и исправил собственную ошибку. Кромвель нас развёл. - Генрих, с трудом поднявшись из огромного кресла, пересел к столу.
- Сначала подобрал жену, а потом с ней развёл. Не кажется ли вам такой поступок странным? Стоило ли изначально настаивать на этом браке? Это же была его идея.
Генрих, постанывая то ли от удовольствия, то ли от боли, вонзил зубы в сочный кусок мяса. По массивному подбородку потёк жир. Он капал на рубашку, но король не обращал на это ни малейшего внимания.
- И потом, - не унимался Норфолк, - слишком уж он рьяно проводит церковную реформу. Не много ли денег скопилось в его собственных карманах? И не слишком ли он настаивает на реформировании? Англия не отказывается от католической веры, мы только перестали признавать единовластие папы, - герцог откашлялся, - потому что единственным указом нам служит желание вашего величества.
Генрих продолжал есть. В полной мере наслаждаться пищей ему мешал продолжавший говорить герцог. "Надо выставить его за дверь", - подумал король.
- Хорошо. Мы велим казнить Кромвеля без суда. Мне вполне достаточно того, что вы сказали, для вынесения приговора, - Генрих протянул руку за следующим куском, - идите.
- Простите, ваше величество, прежде чем я покину вас, осмелюсь обсудить ещё один, на сей раз последний вопрос. - Норфолк согнулся перед королём в три погибели. - Простите, что мешаю, но он не отнимет много времени.
Король вздохнул. Дела государственные превыше всего.
- Говорите, - Генрих взял серебряный кубок с вином и громко икнул, - только быстро. У меня есть и другие дела.
- Конечно, - герцог успел к тому времени разогнуться, но не счёл для себя за труд поклониться снова, - я о вашей новой жене...
- Вы заблуждаетесь, - загоготал король, - я на днях развёлся с Анной Клевской и просто не успел жениться вновь. Времени было мало, - он продолжал икать, пить вино и смеяться.
- Я заметил, ваше величество, что вам нравится моя племянница, Кейт, - осторожно проговорил Норфолк, - она составила бы вам прекрасную партию.
Генрих вспомнил очаровательную, юную девушку, фрейлину его бывшей жены. Её карие глазки всегда ярко блестели, она мило улыбалась, когда принимала подарки от короля, и искренне его благодарила. Эдакое чудное дитя! Король непроизвольно заулыбался, и неожиданно икота прекратилась. Приняв это за доброе знамение, он покивал:
- Да, Кейт мне нравится. Это правда.
- Почему бы вашему величеству не взять её в жёны? Моя племянница прекрасно воспитана, и её родословная весьма благородных кровей.
Тут королю пришла в голову неприятная мысль: Кейт Говард не только приходилась герцогу племянницей, она ещё и была кузиной второй жены Генриха. Как только он представил себе Анну Болейн, его рот скривился в горькой усмешке.
- Кейт скрасит вам одиночество. Она молода, красива и неиспорченна. Моя племянница будет верной и преданной женой. - Герцог не отставал. Цель женить короля на родственнице придавала сил и смелости. Тем более он видел, что Генрих колеблется. Он побоится брать в жёны ещё одну невесту из Европы. Опять подсунут невесть кого! Одной любимой "сестры" королю вполне достаточно. Пускаться в путешествие, чтобы посмотреть на товар лицом, Генрих не сможет. Слишком уж он стал для подобных перемещений тучен и нездоров...
Самому Генриху в этот момент стало совсем плохо. Он вытер рот и махнул платком в сторону герцога.
- Идите же! - приказал он. - Кромвеля казнить за измену королю без суда. А я и правда женюсь на Кейт. Подготовьте всё необходимое для казни и для свадьбы. Ступайте, ступайте. Вы и так отняли у меня слишком много времени!
Дверь за герцогом закрылась. Никто больше не мешал королю есть. Он представил себе юную невесту и велел привести её к нему. Кейт всегда умела улучшить настроение Генриху. Вот уж поистине радостное и живое существо.
Когда она вошла в комнату, король не заметил и тени отвращения на её лице. Всё-таки когда ты готовишься вот-вот стать королевой, пусть даже пятой по счёту, надо держать себя в руках. Старого, толстого, неповоротливого мужа с гноящейся ногой и похотливым взглядом вполне можно терпеть, если твоя цель ни много, ни мало - корона на голове. Насколько голова глупенькая - неважно, главное - чтоб по эшафоту не покатилась.
* * *
Ей было почти семь, и свадьбу Елизавета помнила хорошо. Никакого великолепного зрелища, никаких балов и больших празднеств. Позже, правда, отец регулярно устраивал для молодой жены праздники и даже сам пытался с ней танцевать. Но нога болела, а большой вес не позволял много двигаться. Кейт всегда была в хорошем настроении и постоянно улыбалась. Отец заваливал её подарками. Восторгам не было предела: меха, драгоценности и даже замки сыпались на Кейт в изобилии.
Бэт относилась к ней хорошо. Один был недостаток у мачехи - уж больно она была глупа. Всё образование Кейт сводилось к тому, что в доме тётки она отлично научилась флиртовать с мужчинами. Эта наука Елизавету пока не интересовала, а больше с Кейт и говорить-то было не о чем. Они, тем не менее, сдружились. Бэт искренне полюбила Кейт, потому что других подруг у неё не было, а со старшей сестрой отношения никак не складывались. Мария постоянно Елизавету обижала и категорически отказывалась вести себя как-то иначе. Да и виделись они редко: Мария жила в замке вдали от Лондона.
Конечно, всех поданных более всего радовало отличное настроение короля. Несмотря на постоянные боли, он стал меньше жаловаться и срываться на окружающих. Генрих даже пожалел о скоропалительной казни Кромвеля. Длилось его раскаяние недолго - ведь часть замков сэра Томаса он подарил Кейт. Ей также достались и бывшие владения Джейн. Генрих был готов делать что угодно, только бы увидеть радость на лице жены.
Но глупость есть глупость: there is no sin except stupidity. Кейт хотелось внимания мужчин помоложе. Она позволяла себе слишком многое в отношениях с ними. До поры до времени ей это сходило с рук. А что Бэт? Ей-то и подавно было всё равно - Кейт была забавна, мила и прекрасно с ней ладила. Елизавета старательно стирала из памяти прошлое, надеясь, что завтрашний день принесёт ей чуть больше тепла и душевного покоя. Иногда она прислонялась своей головкой к плечу мачехи, закрывала глаза и представляла рядом с собой мать. Одиночество и боль ненадолго оставляли Бэт, принося на время долгожданное облегчение.
2
Перед глазами Фредерико разворачивался захватывающий спектакль: король развёлся, король велел казнить своего лучшего советчика и помощника в делах альковных, король женился. Передав письмо по назначению, испанец думал, что пройдёт некоторое время, пока Генриху подыщут жену. Но нет, к удивлению многих, он выбрал фрейлину своей любимой "сестры" и, не долго думая, обвенчался.
Вестей от графа не было, да и не могло быть так скоро. Конечно, Фредерико времени зря старался не терять. Он изучил все возможные способы незаметного вскрытия писем и изготовления сургучных печатей. Но просто сидеть в Лондоне, колдовать над бумагой, сургучом и наблюдать за английским двором Фредерико позволить себе не мог. Он решил не ждать дальнейших распоряжений и ехать в Кадис самому. В этот-то момент ему и передали очередные письма: одно в Париж, другое графу, находившемуся в Испании. Фредерико был рад снова пуститься в путь.
Приехав в Дувр, он нашёл себе комнату для ночлега и, поужинав, сел за изучение писем. Первый раз приступать ко вскрытию тайных посланий было страшно. У него слегка дрожали руки, и, чтобы успокоиться, Фредерико несколько раз прошёлся по маленькой каморке с низким потолком.
- Надо решаться, - сказал он себе, - или не решаться. Но что-то делать надо. И почему раньше Господь не вкладывал в мою беспутную голову такие мысли?
Присев обратно за стол, Фредерико аккуратно срезал нагретым над свечой ножиком печать на первом письме и начал читать. В Париж писали о том, что всё прошло так успешно, как и не ожидали. Кромвель обезглавлен без суда.
- Ага, вот почему Генрих принял такое непонятное решение, - пробормотал Фредерико, - оказывается, его к нему умело подтолкнули. Правда, думали, что посадить Кромвеля в Тауэр и затем казнить будет долгим делом. Но король особенно в суть не вникал и сделал всё быстрее, чем кто-либо предполагал.
Фредерико снял слепок со срезанной печати и сделал точно такую же. Письмо было снова запечатано. Со вторым он расправился уже быстрее и увереннее. Но вот содержание письма его удивило - в нём шла речь о самом Фредерико.
"Из Франции он будет отправлен в Испанию самой опасной дорогой из всех. Думаем, его смерть не вызовет никаких подозрений. В Париже подготовят письмо, которое будет необходимо передать в Пиренеях. Если его до этого не съедят волки, то убьют местные разбойники, коих в горах полным-полно. Будьте уверены, Фредерико до Толедо не доедет, а значит, не доедет и до Кадиса".
Второе письмо предназначалось лично графу. В последнее время тот переезжал с места на место, нигде не останавливаясь надолго. Но так ли это было в самом деле? Фредерико задумался. Точного местонахождения де Вилара он никогда не знал, кроме тех случаев, когда где-то был вместе с ним. А вот где находился Фредерико, граф знал всегда. У них было условлено, что Фредерико даёт о себе знать через людей графа, где он, когда и куда прибыл. А люди у де Вилара были везде.
Выходило, что, получив в Париже послание для графа, который якобы находится в Испании, Фредерико отправится на верную смерть.
"За что? Почему? Чем я ему не угодил, служа верно и преданно семь лет?" - задавал он себе вопросы и не находил ответа.
Тем не менее Фредерико решил ехать, как и было условлено, в Париж. Судя по всему, опасность там его не поджидала. Заодно он выяснит, что же его попросят отвезти в Испанию. А вот дальше придётся рассчитывать каждый свой шаг.
Ла-Манш, обычно неспокойный, бурлящий и постоянно штормивший, словно застыл. Водная гладь, по которой не пробегала даже рябь от ветра, отражала яркое летнее солнце. Вдали белели многочисленные паруса. Фредерико не верилось, что в кои-то веки он сможет пересечь пролив, не борясь ни с ветром, ни с волнами. Но мысли о графе не давали ему покоя. Он прекрасно помнил о том, что Матильду разыскали по поручению де Вилара, и выходит, что она тоже в опасности. Раз хотят избавиться от Фредерико, то и узнавать о Матильде незачем, и спасать её некому.
Больше всего Фредерико беспокоила собственная беспомощность - ведь когда не знаешь, почему тебя хотят убить, то трудно это убийство и предотвратить. Не понимаешь, за что оправдываться.
- Возможно, я просто слишком много знаю? - бормотал себе под нос Фредерико. - Граф не верит в мою верность и преданность? Считает, что я могу его предать? Рассказать что-то, чего и сам не ведаю?..
Бесполезно: сколько он ни ломал себе голову, ничего путного в неё не приходило. Так он и попал во Францию - со страдающей, не находящей покоя душой и разбегающимися во все стороны мыслями. В Париже у него забрали письмо и передали новое.
- В этот раз задание сложное, - послание передавал один из шотландских гвардейцев, служивших французскому королю, - тебе предстоит тяжёлый путь через Пиренеи. В горах тебя должен встретить наш проводник. Он проведёт дальше вглубь страны. Но где он сумеет тебя перехватить, неизвестно. Будь предельно осторожен - это самая опасная часть путешествия.
Фредерико молча покивал в ответ. Уверен он был в одном: вернувшись к себе, вскроет письмо. И, возможно, узнает правду.
"Человека, который передаст это послание, следует убить", - вот и всё, что прочитал чуть позже Фредерико. На листе бумаги были написаны лишь эти слова. Они не добавили ничего нового - ни ответа на вопрос "почему", ни ответа на вопрос "зачем". Он снова запечатал письмо и пошёл на улицу. Скоро он обнаружил то, что хотел. На земле, прислонившись к стене собора, в некотором удалении друг от друга сидели попрошайки. Фредерико выбрал самого молодого и крепкого. Поманил его к себе, показав монету. Попрошайка гут же поднялся с места.
- Как тебя зовут? - поинтересовался Фредерико.
- Лион. А чего хочет господин? - спросил тот, сплёвывая и утирая грязным рукавом рот.
- Ты умеешь ездить на лошади? Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Испанию, - произнёс Фредерико, - я тебя одену, буду кормить и поить. Доедем до одного места, а дальше ты поедешь один. Денег на путешествие я дам.
Попрошайка почесал в голове. Сидеть возле одного и того же парижского собора надоело. Поездка в Испанию представлялась весёлым приключением, да ещё за которое неплохо заплатят.
- Хорошо, хозяин, пошли. С лошадью я как-нибудь справлюсь, - не оглядываясь на оставшихся товарищей, решил попрошайка.
Фредерико заставил своего нового попутчика помыться, дал ему новую одежду и накормил.
- Завтра выезжаем. Тебе следует выспаться. Ехать предстоит долго...
* * *
Вместе они добрались до подножия гор. Теперь, чтобы попасть в Испанию, путешественник, которому не достало ума ехать как-то по-другому, должен был углубиться в леса, окружённые горами и кишащие разным зверьем и разбойничьим людом. Бывший попрошайка из Парижа совершенно очевидно не подозревал о том, что ему предстояло. Фредерико стало его жаль - он посылал человека на верную смерть. Даже если он не погибнет от руки убийцы, то всё равно вряд ли сможет добраться до сколько-нибудь безопасной местности. Но собственная жизнь была испанцу дороже. А главное, он не мог рисковать жизнью Матильды - погибнет он, погибнет и она.
Лион попрощался с Фредерико и поскакал в сторону гор. У него было две возможности: ехать дальше, вперёд, куда велел хозяин, или повернуть назад. Назад повернуть он не мог, так как Фредерико сделал вид, что следует за ним.
- Дальше мы разделимся, - объяснил он, - дорога опасная. Так на нас обоих одновременно не нападут. Ты поедешь первым. Я тебя прикрою. Если мы потеряем друг друга из виду, езжай в Кадис. Буду ждать тебя там. - Зачем Фредерико добавил последнюю фразу, он и сам не знал...
Фигура Лиона скрылась вдали. Фредерико вздохнул и направил лошадь в сторону Ла-Рошели. Ему тоже предстоял долгий путь, но, как он надеялся, менее опасный, чем через Пиренеи. Фредерико собирался плыть в Кадис, чтобы разыскать там жену.
- Если мне понадобится стучать там в каждый дом, то буду стучать в каждый дом, - объяснял он лошади. Та вела ухом и делала вид, что слушала и всё понимала, - то есть сначала лучше проследить за каждым домом, а потом стучаться. Впрочем, надо следить только за богатыми домами, а это существенно экономит время.
Лошадь фыркнула, выражая своё согласие...
В Ла-Рошели, как и в Дувре, не штормило. Потратив на поиски полдня, Фредерико нашёл судно, которое шло в Кадис.
ГЛАВА 6. ФЕВРАЛЬ, 1542 ГОД
1
Елизавета всё больше привязывалась к Кейт, но подружка из мачехи была никудышная. Слишком уж юная королева любила развлечения. Кейт окружала себя поклонниками, ей хотелось внимания. Она не ограничивала себя ни в чём, принимая щедрые подарки от короля и льстивые комплименты от фаворитов. Кейт с удовольствием общалась со всеми, включая "любимую сестру" короля Анну, устраивая романтические ужины, на которых присутствовал Генрих, Анна и сама Кейт. Короля эта черта жены умиляла, и он был даже готов простить ей отсутствие наследников.
То, что муж вызывал в ней чувство брезгливости, Кейт тщательно скрывала, но ничего не могла поделать со своим желанием получить в любовники более привлекательного и молодого мужчину. Весь двор замечал, как она флиртует то с одним, то с другим, но никто не осмеливался доложить об этом королю. Ведь Генрих был счастлив: несмотря на постоянные боли в ногах, незаживающую рану и огромный вес, он старался во всём соответствовать поселившейся рядом с ним молодости. Его настроение почти всегда было приподнятым, он улыбался и шутил, забывая обо всём вокруг.