На флоте офицеры знали, что его отец, адмирал, начинал службу еще при Петре I. По повелению Екатерины Мордвинов воспитывался вместе с цесаревичем Павлом. Потому был всю службу на виду. Потемкин разгадал в нем офицера "отличнейших познаний" и пригласил на флот императрицы. Четыре года сооружал верфи в Херсоне, обустраивал Севастополь. Дело это у него спорилось. По части руководства эволюциями на море ему не везло. Сказывалась его педантичность и приверженность линейной тактике. Турки упредили планы Мордвинова под Кинбурном, провалился замысел повторить Чесму, сжечь турецкие корабли батареей Веревкина… А тут еще разгорелись распри с светлейшим князем при штурме Очакова по поводу роли флота. Дело дошло до того, что "две горячие головы не уступали друг другу, и если бы не разняли их, то дело до кулаков дошло бы".
Однако Сенявин, присмотревшись, проникся симпатией к Мордвинову, и надолго…
Экипаж "Иосифа", пока корабль достраивали, жил в казармах на берегу, офицеры снимали квартиры. Сенявин поселился у одной пожилой вдовы.
Жизнь в Херсоне отличалась от серых корабельных будней в Севастополе. Город переполняли коммерсанты, торговцы, ремесленники. Бойко торговали магазины и лавки, шумел с раннего утра привоз. На базар съезжались отовсюду - из Малороссии, Крыма, и даже пробирались торгаши из Гаджибея, невзирая на военные действия. С началом войны опустела гавань, реже появлялись купеческие суда из портов Венеции, Триеста, Франции. Купцы опасались за свой товар. И все равно на улицах города то и дело слышался разноязычный говор, мелькали вперемежку с русскими и хохлами татары, армяне, греки, поляки, евреи. Последние, как правило, имели ювелирные лавки или слыли ростовщиками…
Когда же спадал полуденный зной, закрывались лавки, пустели базары, вся эта разномастная публика выплескивалась на чистые и ухоженные улочки и палисады города и предавалась отдохновению. Офицеры, как правило, проводили вечера в своих компаниях, в застолье, курили трубки, играли в карты, если водились лишние деньги, что, впрочем, случалось довольно редко, посещали питейные места. Некоторые, особенно молодежь, искали развлечений в общении с прекрасным полом.
Командиры кораблей и старшие офицеры имели свой, более солидный круг общения. Сенявин всегда слыл компанейским человеком и обычно разделял досуг со своими товарищами.
Излишним увлечениям он не предавался и старался не пускать свои страсти по волнам безудержно…
В город то и дело наезжали в разное время именитые люди - Потемкин, Румянцев-Задунайский, Суворов, жили князья Вяземские, Долгорукие и прочие… Пребывали здесь постоянно некоторые иностранные дипломаты. Они частенько устраивали приемы, приглашали флотских офицеров и, конечно, Сенявина.
Как-то осенью был он на званом вечере у австрийского консула Иоганна Розаровича. Тот состоял несколько лет представителем Австрии при ставке Потемкина. Сенявина представили дочери консула, Терции. "Тереза", - смущенно пролепетала она, приседая и потупив глаза.
Дмитрий отрекомендовался. Оркестр только что начал играть.
- Позвольте пригласить вас?
Тереза взглянула украдкой на отца, перевела взгляд на мать, стройную, чуть худощавую даму. Розарович добродушно улыбнулся, прикрыв глаза. Сенявин не раз встречался с ним в ставке Потемкина и произвел на него самое благоприятное впечатление.
Кавалер был на голову выше Терезы, но тем не менее танцевать с ним было легко и удобно.
- Как давно вы в Херсоне? - начал разговор Сенявин.
- О, уже скоро три года, - смешно сложила пухленькие губки Тереза.
"Небось не один мичман распускал около тебя паруса", - подумал Сенявин, бросая взгляд на раскрасневшуюся партнершу. Словно угадав его мысли, Тереза вдруг призналась:
- Вы первый морской офицер, кто пригласил меня на танцы.
Розаровичи жили в небольшом доме. Консул приемов не устраивал, но иногда два-три раза в год на скудные средства, выделяемые австрийским министерством иностранных дел, проводил небольшие вечера для решения дипломатических вопросов.
Сенявин еще не успел разобраться в своих чувствах, но его все время тянуло к Терезе. Тем более что с каждым разом она то скрытно, то явно выказывала свою симпатию к нему. Прежние мимолетные встречи не шли ни в какое сравнение и не вызывали у него того особого волнения, которое он испытывал, встречаясь и расставаясь с ней. Родители Терезы нисколько не препятствовали их взаимной привязанности. Наоборот, генеральный консул считал полезным для своего авторитета часто видеть у себя генеральс-адъютанта светлейшего князя и к тому же обаятельного и довольно красивого молодого офицера.
Однако вскоре им пришлось разлучиться. Наконец-то "Иосифа" достроили, и Сенявин повел его в Севастополь.
На переходе в предрассветном тумане за Тендрой с марса вдруг закричал сигнальный матрос:
- Справа вижу мачты!
Сенявин всю ночь провел на шканцах и только что собрался идти в кают-компанию погреться чаем. Схватил подзорную трубу. "Так и есть - турецкий фрегат!"
- Барабанщики наверх, играть к бою!
В десяти кабельтовых, ничего не подозревая, на противоположном галсе следовал турок. Там, видно, никто не заподозрил неладное, на палубах не было никакого движения, порты были наглухо закрыты. "Скорее всего, турок ходил в поиск к Тарханову Куту, а быть может, и к Лукуллу". Сенявин все время смотрел в трубу. Корабли давно прошли траверз друг друга, и теперь с каждой минутой расстояние между ними увеличивалось.
- А ведь могли, Дмитрий Николаевич, и столкнуться ненароком, - проговорил рядом стоявший офицер, - и он и мы огни не несли.
Сенявин опустил трубу. Турок ушел на три-четыре мили.
Силуэт турецкого фрегата уже едва просматривался из-за тумана, как вдруг оттуда донеслись чуть слышные звуки рожка и барабанная дробь. Стоявшие на шканцах минуту-другую прислушивались, а потом не сговариваясь дружно рассмеялись.
- Видимо, долго не могли разбудить капудан-пашу, - проговорил шутливо вахтенный лейтенант, - а быть может, команда была на утренней молитве, у них с этим делом строго.
Фрегат уже скрылся в тумане, торчал лишь клотик фок-мачты с зеленым вымпелом. Внезапно из мглы послышались один за другим несколько пушечных выстрелов.
- Ого, - не переставая улыбаться, произнес Сенявин, - теперь уж достоверно капудан-паша проснулся. Для острастки и собственного успокоения начал палить в свет как в копеечку. Видимо, доложит своему адмиралу, как он нас заставил ретироваться.
Стрельба оборвалась так же неожиданно, как и началась, туман окончательно скрыл неприятельский фрегат.
- Редкий случай, но все могло произойти. Слава Богу, разошлись по-мирному. Погоню делать бесполезно, нам за фрегатом не угнаться, - ухмыльнулся Сенявин. - Кроме того, экипаж у нас не обучен, пушки не пристреляны, да и боевых припасов раз-два и обчелся. Играйте отбой…
Едва "Иосиф" успел разоружиться в Севастополе, пришло указание - Сенявину следовать в Херсон, принимать новостроящийся линейный корабль "Навархию".
У Сенявина поднялось почему-то настроение, душа замерла в радостной и в то же время тревожной истоме. Такого раньше с ним не случалось. "Скоро встречусь с Терезой. Буду ее так звать, это лучше, чем Терция".
В Севастополе ему пришлось задержаться. Сенявин узнал, что вместе с ним назначен в Херсон командиром нового корабля "Святой Николай" Михаил Львов. В эскадре он командовал фрегатом и тоже состоял при Потемкине генеральс-адъютантом. Назначение его к Потемкину состоялось давно, еще до Сенявина, но у князя он как-то не бывал. Тот его не требовал. Морской корпус Львов окончил раньше Сенявина, но все ходил в капитан-лейтенантах.
- Дмитрий Николаевич, - просил он Сенявина, - мне без ордера и приказа Ушакова ехать нельзя, подождем Федора Федоровича и вместе отправимся в Херсон.
- Пожалуй, - согласился Сенявин и, как оказалось, не напрасно.
Вернувшись от князя, Ушаков собрал командиров и изложил план на кампанию:
- Его светлостью повелено нам безотлагательно отрядить корабли для поиска неприятельских судов у берегов анатолийских и кавказских. Где завидим оные, надлежит их брать, как приз, а нет - так истреблять.
Флоту вменялось искать неприятельские эскадры, атаковать их и сколько можно уничтожать.
Прежде Сенявин хорошо знал, что Войнович избегал подробно посвящать командиров в замыслы Потемкина, тем более не высказывал своих намерений, ибо не имел их. Ушаков же, наоборот, старался не только не упустить что-либо из планов на кампанию, но и обсуждал их с подчиненными командирами.
- Главнокомандующий князь Потемкин замысливает образовать особый ударный отряд фор-зейлей из фрегатов и держать оный под рукой, как крепкий кулак. Полагаю, сие надобно для решающего удара по неприятелю, по слабейшему месту в удобный момент. Подобно атаке авангардии при Фидониси…
Прохаживаясь по каюте, Ушаков всматривался в лица капитанов. Раньше он отвечал за свой корабль, своих офицеров, своих матросов… Год назад ему доверили Севастопольскую эскадру. Нынче он назначен командующим Черноморским флотом. Ноша нелегкая, но почетная. На "Святом Павле" он спрашивал строго, но справедливо. В его присутствии подчиненные избегали рукоприкладства, а за глаза старались это делать так, чтобы он не мог обнаружить… Матросы всегда были сыты, ели добротную пищу…
- На кораблях замечены чрезмерные строгости и битье матросов. - Командиры прекратили переговариваться, затихли. Ушаков остановился и посмотрел в упор на сидевшего командира фрегата "Легкий", капитана второго ранга Вильсона: - Кроме прочего, есть жалобы на плохую пищу. Сие называется воровством. Предупреждаю господ капитанов о недопустимости сего. - Ушаков взял со стола ордер Потемкина и продолжал: - Его светлость препоручает наблюдать в подчиненных строгую субординацию и дисциплину военную, отдавать справедливость достоинствам и не потакать нерадивым. Старайтесь о содержании команды, подавая возможные выгоды людям, и удаляйтесь от жестоких побоев. - Ушаков опять кинул взгляд на Вильсона и закончил: - Упомянутое спрашивать буду неукоснительно.
Отпустив командиров, Ушаков задержал Сенявина. Подробно расспросил его о прошлогоднем поиске, попросил начертить, как расположены береговые батареи в Синопе и других местах, имеются ли пристани, склады на берегах. Внимательно выслушал.
- Светлейший князь назначил вас командовать переводом фрегатов "Матвей" и "Лука" для ремонта в Николаев. Поспешайте, с Богом. Старайтесь быстрей ввести "Навархию" в строй. Линейные корабли для эскадры потребны весьма. Турки нас в них превосходят.
Сенявин повел фрегаты в Лиман, а Ушаков без промедления вышел в море - искать и истреблять неприятеля. За месяц эскадра "прожгла" орудийным огнем берег от Синопа до Анапы. В Севастополь эскадра вернулась с призами, и вскоре, пополнив припасы, опять ушла в море искать неприятеля…
Не задержался и Сенявин в Николаеве, торопился в Херсон. Томительно тянулись дни, пока он сдавал фрегаты.
Вернувшись в Херсон, он не сразу пошел к Розаровичам. Квартировали они, как условились раньше, вместе с Львовым. Так выходило экономней и скрашивало житье-бытье.
- О тебе спрашивал как-то австрийский консул, - сообщил Львов. - С чего бы это стал ты с австрияками якшаться?
Сенявин весело хмыкнул:
- Стало быть, дела у меня, Мишель, заплеснулись с венским двором. Приглядываюсь в некотором виде к его апартаментам, интерес там имею.
- Эге-ге, - присвистнул Львов, - никак ты волочиться вздумал за юбками? Не замечалось прежде за тобой особой слабости по дамской линии.
- Да как сказать, - Сенявин почесал смущенно затылок, - есть у консула дочь младшая. Ну, вот мы с ней и любезничаем с некоторых пор.
- Постой, так она, мне кажется, еще с куклами играет, - удивился Львов, - а впрочем, извини, я тут не советчик.
Они помолчали немного, а Львов осторожно продолжал:
- Ты же знаешь, у меня тоже романтические чувства были, еще в Кронштадте. Только нынче нашему брату семью содержать не по карману. Жалованье скудное, а наследства кот наплакал. Вот за моряков и не идут порядочные девицы. А с богатым приданым - где их здесь сыщешь? Разве купчиху какую посватать? Кстати, греческий негоциант приглашает нас на вечер.
К радости Сенявина, Розаровичи тоже приехали к негоцианту. Как всегда, начались танцы. Вальсируя с Терезой, Сенявин подумал: "Кажется, она быстро схватывает суть и верно понимает сигналы флагмана. А это весьма важно в совместном плавании…"
* * *
Отовсюду - из Очакова, Тарханова Кута, Балаклавы и Еникале казачьи пикеты сообщали о появлении в море турецкой эскадры. Не иначе, турки затевали нападение на Крым.
…Утром 8 июля эскадра Ушакова стояла на якоре у мыса Такиль в Еникальском проливе. Восточный ветер гнал мрачные тучи от устья Кубани, горизонт затянуло свинцовой пеленой.
Дозорный корабль поднял сигнал:
- Вижу неприятеля!
Кораблей турок было в полтора раза больше, шли они под всеми парусами, полным ветром. По общепринятой морской тактике француза Поля Госта, надлежало принять бой на якоре. Ушаков не мог ждать, когда по нему ударят, он верил своим экипажам.
- Всем сниматься с якоря! - скомандовал флагман.
Эскадра быстро построилась в боевой порядок, а турки уже атаковали ее авангард. Но они не знали, что приготовил им русский адмирал. Резерв кораблей - решающий козырь в этом сражении. Сигнал понятен всем капитанам:
- Фрегатам выйти из линии, идти на помощь авангарду, эскадре сомкнуть строй, атаковать неприятеля на близком расстоянии!
Ушаков смело перестраивал корабли не по шаблону.
Бой был скоротечен и жесток. Мощный прицельный огонь крушил надстройки, пробивал борта, зажигал палубы. Залпы картечи сметали все живое на всех деках. Сокрушенные неприятельские суда с побитыми мачтами сваливались сквозь линию нашей эскадры. Здесь их добивали окончательно… Горели турецкие флагманы, там сбили вице-адмиральский флаг. Матросы лихо спустили шлюпку и подобрали ценный трофей. Спасая корабли, турки спешно отходили…
Спустя четыре дня де Рибас по летучей почте отправил Потемкину донесение Ушакова о разгроме турок в Еникальском проливе. Узнав подробности боя, Сенявин подумал об Ушакове: "Молодец, право, никто еще не держал наготове резерва и не сбил так быстро атаку неприятеля. Он же отступил от правил линейной тактики Госта, сего еще не бывало в истории. Но на его стороне - победа. А все потому, что он выиграл бесценное время".
Де Рибас поторапливал Сенявина с выходом "Навархии". Без ее поддержки гребной флотилии не выйти из Лимана. Но Сенявин и сам подгонял себя. Последние недели он жил на корабле. Во второй половине июля "Навархия" вытянулась на рейд против Кинбурна. Экипажи ставили рангоут и обтягивали такелаж, крепили готовые паруса. Недоставало орудий, которые застряли где-то по дороге в Херсон. На корабль грузили боеприпасы, продовольствие, шкипера сбились с ног.
Днем и ночью на верхней палубе, на марсах и салингах сновал новый боцман "Навархии" Тимофей Чиликин. Уезжая в Херсон, Сенявин забрал его с фрегата у Вильсона и не пожалел - тот отменно знал свое дело, а главное, ладил по-доброму с матросами. Не обходилось порой без подзатыльников, но "учеба" шла с шутками и прибаутками, и матросы старались на совесть.
Во второй половине августа 1790 года флотилия во главе с "Навархией" вышла в Лиман. Казачьи пикеты доносили: "Турецкая эскадра в сорок - пятьдесят вымпелов дефилирует от Гаджибея до Очакова".
Де Рибас подозвал Сенявина к карте:
- Умысел их ясен - запереть нас в Лимане. Нам надлежит быть в готовности. Эскадра вышла из Севастополя, Ушаков намерен выбить турок из Лимана. - Он досадливо поморщился. - Некстати задул ветер и гонит воду в Лиман от Гаджибея.
…На рассвете 26 августа флаг-офицер разбудил Ушакова:
- Ваше превосходительство, на горизонте неприятель, видимо на якорях. Всего вымпелов более сорока.
Эскадра с ночи шла в строю трех кильватерных колонн. Адмирал поднялся на шканцы. Вдали из-за горизонта постепенно вырисовывались мачты турецких кораблей. "Гуссейн, кажется, не ждет нас, - Ушаков взглянул на вымпела, - и ветер нам в помочь". Он спокойно отдал команды. Не перестраивая колонны, эскадра с ходу решила сблизиться с противником.
…На турецких кораблях приближение эскадры Ушакова заметили, когда солнце поднялось над горизонтом. В полдень капудан-паше Гуссейну удалось построить корабли, он понял, что на этот раз ему не уклониться от боя, рассчитывал на преимущество в пушках.
Но пушки не помогли.
Мощный удар по флагману турок, решительный картечный огонь в ближнем бою по кораблям - и к вечеру разбитый неприятель обратился в бегство. На фалах "Святого Павла" затрепетали на ветру флаги знаменитого ушаковского сигнала: "Гнать неприятеля!"
Наступившая ночь помешала преследованию. С рассветом атака на турецкие корабли возобновилась. Вскоре захватили линейный корабль "Мелек-Бахри", подожгли младшего флагмана "Капитанию". Там оказались неожиданно пленные русские матросы, прикованные цепями к орудиям. Им помогли отклепать оковы, спасли раненого адмирала Саид-бея и только успели доставить его на русский корабль, как "Капитания" взлетела на воздух…
Потемневшее то ли от пороховой копоти, то ли от бессонницы лицо Ушакова засветилось улыбкой. Хриплым голосом он подозвал флаг-офицера Денисова:
- Пишите в шканечный журнал: флот наш гнал неприятеля под всеми парусами и бил его беспрестанно. Во время сего сражения более всех разбиты неприятельский авангард и кордебаталия.
Турецкому флагману стало ясно, что малейшее промедление окончится для него катастрофой. Распустив паруса, турки бросились наутек.
В полдень фрегаты и "Навархия" вышли из Лимана и направились на помощь Ушакову.
Эскадра де Рибаса подошла к месту сражения после полудня. Турецкие корабли один за другим исчезали в далеком мареве. Корабли, участвовавшие в сражении, приводили себя в порядок. На "Рождестве Христове" перебило фок-мачту, на "Святом Павле" разорвало пушку, проломило верхнюю палубу, грот и фок-реи разбило. На всех кораблях повредило мачты, бушприты, реи, изорвало паруса, в корпусах зияли пробоины от ядер.
В последний день августа лавирующая вдалеке, у Гаджибея, бригантина известила сигналом о прибытии Потемкина. Ушаков послал за ним "Навархию". Навстречу ей шла бригантина с кайзер-флагом главнокомандующего флота. На рассвете в сопровождении "Навархии" она подошла к эскадре, и Ушаков сразу же направился с рапортом.
Потемкин встретил его на шканцах и при всех расцеловал. Выслушав рапорт, сказал:
- Поутру сделаю смотр эскадре. После чего соберешь командиров на "Рождестве". А сейчас вызови моего генеральс-адъютанта Львова, надобно его отправить в Петербург к государыне с реляцией о твоей виктории.
Князь не скрывал своей радости. Наконец-то и он мог оповестить Петербург о своих успехах в схватках с неприятелем на море…