- Это не вопрос, - сказал Головнин. - Переведём, или сам я, или мичман Рикорд.
- Вот и ладно, - добро взглянул на него Баранов. - А тебе, Василий Михайлович, советую познакомиться пока с Эббетсом. Потом легче будет нам договариваться. Я-то с ним уж давненько, лет восемь как знаком. Бывал здесь Джон Эббетс неоднократно. Опытный моряк, да и человек вроде неплохой.
Покидая резиденцию Баранова, Головнин испытывал приятное чувство, что правитель внимателен к его мнению. Надо будет, решил Головнин, всячески посодействовать Баранову в его торговых предприятиях с американцами.
Через несколько дней Головнин пригласил Баранова и капитанов находившихся в гавани американских кораблей отобедать на его шлюпе, и хотя съестные припасы судна не позволяли устроить гастрономическое пиршество в стиле Баранова, но всё же повар и помогавшие ему матросы постарались на славу.
Корабль был празднично украшен флагами, гостей встречал почётный эскорт, и под гром пушечной стрельбы звучали тосты за императора России, за главного правителя колоний и директоров Российско-Американской компании. Американских же гостей особо тронуло, что этот торжественный приём на русском корабле случился в День независимости Соединённых Штатов и тост за президента их республики сопровождался девятью выстрелами из орудий "Дианы".
Покидая поздно вечером корабль, суровый, с внешностью старого морского волка Джон Эббетс протянул капитану Головнину мозолистую руку и прочувствованно сказал:
- Спасибо, капитан Головнин! Откуда вы узнали, что сегодня наш праздник?
Головнин в ответ лишь с заговорщицким видом подмигнул: о празднике ему сообщил многоопытный в таких делах Баранов.
- Вы перехватили у нас честь приёма в наш праздник. Но я на вас не сержусь. Прошу, как только сможете, наведаться ко мне на корабль. Ваш приход сюда очень поможет нашим общим делам с Барановым, - сказал, прощаясь, Джон Эббетс.
Головнин не заставил себя ждать и вскоре навестил Эббетса на борту "Энтерпрайза".
Наконец было решено собраться вместе для деловых переговоров в доме Баранова. Головнин предварительно известил правителя, что прибудет на час раньше. Ему надо было поделиться некоторой информацией, случайно полученной во время визита к Джону Эббетсу.
Баранов, когда Головнин прибыл в его контору, извинился и попросил минут пять обождать, пока он закончит "срочную писанину".
Головнин, стоя у окна, с интересом наблюдал, как при не перестававшем моросить дожде две большие байдары буксируют в гавань корабль под американским флагом. Вот в такую же, почти безветренную погоду вели буксиром на рейд Ново-Архангельска и его шлюп несколько дней назад. "Меркурий", - прочёл Головнин название корабля.
- Ещё один бостонец на рейд пожаловал, - сообщил он Баранову.
- Знаю, - не отрывая головы от стола, сказал Баранов. - "Меркурий" Эйрса. И этот будет клянчить алеутов для совместного промысла. Думаю, он не последний. Летом все они сюда тянутся. Каждый хочет ухватить кусок от нашего пирога.
Баранов наконец закончил свою бумажную работу, поднялся, расправляя плечи, тоже подошёл к окну и посмотрел на гавань.
- Так как, Василий Михайлович, Эббетс тебя принял, был у него?
- Был, и принял он меня хорошо. Вот только казус один по его собственной оплошности случился, о чём и хотел я рассказать.
Баранов перевёл на Головнина внимательный взгляд выцветших голубоватых глаз.
- Что же это за казус?
- Он сначала расписывал мне своего хозяина, Астора, какой это энергичный и дальновидный человек и как удачно, что он проявил интерес к совместным делам с Барановым. Мол, ежели Астор объединится с Барановым для торгового союза, то вдвоём они горы своротить могут и всем другим купцам делать здесь нечего будет. Расспрашивал, как бы между прочим, о торговых делах компании, на подъёме они или, может, спад намечается, и где поселения наши расположены. Я, признаться, по своей неосторожности и нашей русской доверчивости на все вопросы его давал откровенный ответ, говорил, что знал. Потом сам спросил его, трудно ли было Астору снарядить в путь такое большое судно и много ли товаров сюда доставили. И тогда Эббетс, желая отплатить мне за откровенность той же монетой, решил показать бумаги с финансовыми расчётами, что стоила Астору эта экспедиция. Достал свёрток из бюро и протянул мне. Я стал смотреть и наткнулся среди них на бумагу, которую совсем не должен был Эббетс мне показывать, и успел пробежать её глазами. Равнодушно вернул ему бумаги и сказал, что теперь сам вижу: Астор на затраты не скупился.
- Заправский ты разведчик, Василий Михайлович, - хохотнул Баранов.
Головнин скупо улыбнулся и продолжил:
- В той, третьей, бумаге Астор инструктировал Эббетса заходить по пути сюда к гишпанским миссиям на калифорнийском побережье, под видом нужды в пресной воде, и пытаться, хоть гишпанцы и запрещают всякую торговлю, через подкуп завязывать с ними торг. Или приставать к поселениям диких народов и торговать с ними. И ежели будет это выгодно, то не грех распродать по пути весь товар, предназначенный в Ново-Архангельск. А как спросит, мол, Баранов, что же послал Астор, то должен был Эббетс придумать приличное и правдоподобное объяснение: встретили, мол, по пути сюда купца-соотечественника, который сообщил, что у Баранова от других американских кораблей товара уже достаточно и ни в чём он сейчас не нуждается, почему и решили распродать груз. И ещё предписывал Астор по возможности вникнуть в состояние дел российской компании, насколько влиятельна она в нашем отечестве, какой поддержкой правительства пользуется, сколь крепко в ней положение самого Баранова, есть ли у него опора в Петербурге, связи при дворе, как прочна его власть в американских колониях, соответствует ли высокое положение Баранова его личным способностям...
- И зачем, по-твоему, Астору эти сведения? - пытливо спросил правитель.
- Я так полагаю, - заключил Головнин, - хочет Астор, получив эти сведения, помериться силой и прикинуть, не трудно ли будет, ежели понадобится, свалить Российско-Американскую компанию, устранить здесь конкурента, и следует ли в таком случае ожидать противодействия российского престола.
- Так, - весело глядя на Головнина, сказал Баранов, - спасибо тебе, Василий Михайлович, что внимателен к нашим заботам. Теперь я лучше Астора понимаю. Ну шельма, ну хитрец! Опасения твои насчёт возможного единоборства почву под собой имеют, но всё же несколько, по моему разумению, преувеличены. Что положение компании нашей отчётливо хочет он представить, так в этом я его вполне понимаю: иначе и трудно дела вести, коли не знаешь толком, что у тебя за партнёр. Удивляюсь лишь, почему через Дашкова всё необходимое о компании не мог он для себя прояснить. А вот за излишнюю твою разговорчивость с Эббетсом, насчёт селений наших и где они расположены, хвалить тебя не могу. Не все они знать обязаны, а что надо, сам им сообщу. И всё же - спасибо! Для беседы с Эббетсом информация твоя очень кстати подоспела.
В комнату зашёл конторщик Баранова креол Терентьев и доложил о прибытии мистера Эббетса.
- Пусть войдёт, - разрешил Баранов, - и распорядись, чтоб бутылочку мадеры нам принесли.
Все трое встретились как старые знакомые.
- Сколь помню его, - Баранов, глядя на Головнина, кивком головы показал на Эббетса, - всё такой же: крепкий, как дуб, суровый, как мыс Эчкомб.
Головнин с улыбкой перевёл. Длинный, жёсткий рот Эббетса растянулся в ухмылке: сравнение, должно быть, попало в цель, пришлось по душе.
Баранов пригласил всех в кресла вокруг небольшого стола, за которым обычно вёл деловые переговоры. Выпили по бокалу.
- Что ж, потеха кончилась, время для дела наступило, - уже серьёзно сказал он и подождал, пока Головнин переведёт. - Консул наш Дашков в письме мне хорошо мистера Астора представил и рекомендует поддержать его соглашение насчёт торгового союза. Рад бы я сделать это, но мыслю ещё чуток подождать. Сложное у меня сейчас положение, Джон. Жду я замену из России, о чём давно главное правление компании прошу. Всё же двадцать лет здесь, устал, на покой пора. И будет ли правильно, ежели подпишу я сейчас соглашение, а преемник мой с ним не согласится? Как сам думаешь, Джон, серьёзный мой довод или нет?
Эббетс, выслушав перевод, согласно потряс головой:
- Это серьёзно.
- Имея в виду обстоятельства личного характера, - продолжал Баранов, - хочу посоветовать мистеру Астору, не лучше ли ему послать своего уполномоченного прямо в Петербург, там и заключить соглашение с директорами компании: в любом случае одобрить его они должны.
Эббетс опять согласно кивнул, подтверждая, что вполне позицию Баранова понимает.
- А что касается товаров, которые послал для меня Астор, то я готов взглянуть на список, ежели он, Джон, при тебе, и узнать ваши цены.
Джон Эббетс раскрыл свою папку, протянул Баранову бумагу.
- Внизу, под ценами, - пояснил он, - собственноручная подпись мистера Астора.
Баранов внимательно просмотрел список, справляясь по поводу некоторых терминов у Головнина, и, придвинув бумагу к Эббетсу, стал тыкать пальцем по графам:
- Рис, сахар, чай, крупы, мука - это всё хорошо. Ружья и пушки тоже нужны. Мадера, - вроде бы недовольно хмыкнул он, - тоже пригодится. Но нам нужны инструменты, сукна, железо, семена". Неужели ты не мог подсказать Астору? Ты-то знаешь, Джон, что нам нужно...
- Не всё сразу, - попытался успокоить его Эббетс, - в следующий раз будет и это.
- Что же касается цен, - поставив локти на стол, Баранов сцепил перед собой руки, что выражало у него решительный настрой, - твои соотечественники предложили мне тот же товар по более сходной цене и я уже сделал некоторые закупки. Ежели б ты пришёл раньше, я мог бы поторговаться. А теперь не могу. Узнает Дейвис - обидится, что продешевил. Не могу я себе в убыток торговать. Чтобы ты не считал, что напрасно пришёл сюда, возьму товар, но только по своей цене.
Баранов взял перо и против каждого товара вписал собственную цену, протянул лист Эббетсу.
- Готов уплатить сорок процентов стоимости наличными, шестьдесят процентов - мехами. И меха готов отдать по сходной цене - скажем, четыре талера за морского бобра. Ты сам знаешь, Джон, сколь можешь получить за одну шкуру в Кантоне. Так как, подходят мои условия?
Эббетс насупился.
- Астор не велел мне сбавлять цену.
- Вот те на! - будто удивился Баранов. - Так пусть следующий раз пришлёт прейскурант, сколько стоят эти товары в Нью-Йорке, во сколько он оценивает доставку, и тогда я буду видеть, разумна ли его прибыль или меня грабят из-за моей неосведомлённости. Я тебе, Джон, как старому другу откровенно скажу: есть у меня опасение, что соглашение, которого добивается мистер Астор, свяжет меня по рукам и ногам. Сейчас я могу выбирать, торговаться. Не устраивают ваши цены - возьму у другого. А ежели Астор, как он того хочет, будет иметь монопольное право на поставку товаров, то, что ему стоит свои цены диктовать и за горло этой монополией меня держать, а? Вижу по лицу твоему, что доводы мои ты понимаешь. Ежели расторжку совершим мы с тобой, то мои меха доверю тебе в Кантон на продажу отвезти, с оплатой фрахта и, как положено, комиссионных. Поверь, Джон, и ты, и я внакладе не останемся. Астору же передай: Баранов, мол, соображает, что к чему, почём нынче товар идёт.
- Я подумаю, Александр, - сказал Эббетс, произнося имя Баранова на американский манер, с заменой "с" на "з". - Да, вот ещё... Якоб Астор дарит вам в знак своего расположения бочку мадеры. Можете забрать её с моего корабля в любое время.
- Весьма благодарен, - довольно улыбнулся Баранов. - Мадеру я люблю. Для приёма гостей мадера мне весьма потребна.
Он вновь взял в руки лежавший на столе список товаров, исправил одну цифру.
- Из расположения к мистеру Астору и имея в виду потребности селений в муке я немножко набавляю свою цену. Но пусть это останется между нами. Дейвис ничего не должен знать об этом. - Баранов усмехнулся про себя: несмотря на небольшую надбавку, Дейвису он заплатил больше.
- Ия рассчитываю, Джон, - как бы подводя итог переговорам, заключил Баранов, - что из Кантона ты тоже привезёшь кое-какой нужный мне товар, за который я готов платить мехами.
- Я подумаю, - сказал, вставая, Эббетс.
- Надеюсь, мы с тобой договоримся, - протянул ему руку Баранов.
Головнин коротко рассмеялся, когда американец вышел из конторы. Баранов, вздёрнув брови, безмолвно посмотрел на него.
- У нашего американского гостя был очень озадаченный вид, - разъяснил свою весёлость Головнин.
- Ничего, - со спокойной уверенностью сказал Баранов. - Пусть поразмыслит. Условия мои разумные. А ему деваться всё равно некуда: не сунется же он с этим товаром в Кантон. У них там своего риса хватает. А тебе, Василий Михайлович, за толмачество спасибо. Что бы я без тебя делал!
А Головнин подумал, что, похоже, годы лишь укрепили деловую хватку главного правителя российских колоний в Америке.
Джон Эббетс, как и предполагал Баранов, всё же согласился продать товар по более низким ценам, но был мрачен и бубнил, что мистер Астор едва ли останется доволен сделкой.
Вслед за "Меркурием" на рейд встало ещё одно "бостонское" торговое судно - "О'Кейн" Джонатана Уиншипа, и однажды все американские капитаны решили, что теперь их очередь угощать русских, и устроили в их честь пикник на лоне природы. Угощение проходило на лесистом островке посреди залива. Американцы натянули палатки, вокруг избранной для пиршества поляны установили пушки для пальбы, собрали поваров со всех своих кораблей, извлекли из трюмов самые изысканные вина, французские, испанские, итальянские, и закатили такое, что даже привыкший к лукулловым трапезам Баранов в изумлении охнул: "Вот это да! Вот это приём!"
Пока длился пир, с острова и кораблей прогремело в честь России и Соединённых Штатов более двухсот орудийных выстрелов. Над водой и вершинами елей кружили напуганные вороны и чайки. В перерывах звучали на английском сочинённые бостонскими корабельщиками вирши, прославлявшие российско-американскую торговлю, губернатора Баранова и доблестного капитана Василия Головнина. Захмелевший Баранов, обняв за плечи своих торговых партнёров Эббетса и Уиншипа, хрипловатым голосом спел собственную песню в честь российских промышленников, утвердившихся на далёких берегах.
Разъезжались с острова уже затемно, в шлюпках опять звучали песни и на русском, и на английском языках.
Утром, едва в кают-компании закончился завтрак, Головнину доложили, что с ним хотят говорить два прибывших с берега матроса. Капитан вышел на палубу, где ему представили ожидавших на шканцах заросших мужиков, одетых в тёмные рубахи и заправленные в сапоги штаны из нерпичьих шкур, в которых любили щеголять промышленники.
- Где же матросы? - недоумённо спросил Головнин.
- Мы и есть, ваше благородие, матросы, - с робостью ответил один из промышленников.
- Что за вид! - вскипел Головнин. - И не стыдно являться в эдаком образе на военный шлюп?
- Виноваты, ваше благородие, - подал голос второй. - За два года, что мы здесь, вся форма изорвалась.
- Фамилии, с какого судна, как здесь оказались? - отрывисто спросил Головнин.
- Василий Васильев я, - сказал старший из промышленников, - а со мной Данило Попов. Матросы первой статьи, приписаны к порту Охотск.
- Так что здесь делаете? Дезертиры?
- Не дезертиры мы, ваше благородие, - взмолился старший. - Обманом сюда увлечены. Не чаем, как назад выбраться, опутали, не отпускают. Заступитесь, ваше благородие, Христом Богом просим вызволить нас отсюда.
Старший сделал было попытку преклонить колени.
- Встать! - резко приказал Головнин. - Толком докладывайте, как здесь оказались, кто вас назад не пускает.
Васильев, путаясь от волнения в словах, начал повествовать, как два года назад начальник Охотского порта капитан второго ранга Бухарин предписал им своей властью идти на компанейском судне, на коем не хватало матросов, в Америку, обещав, что по прибытии в Ново-Архангельск они на ближайшем корабле вернутся в Охотск. С ними отправлены были ещё три матроса второй статьи. Но хоть с тех пор не раз уходили корабли компании в Охотск, их начальство компанейское не отпускает, держит насильно, угнетая тяжкой хозяйственной и промысловой работой.
- Да разве ж может такое быть? - не совсем поверил Головнин.
- Истинную правду говорим, - подтвердил второй матрос.
- Я проверю и, ежели сообщённые вами факты подтвердятся, сделаю всё возможное, чтобы вернуть вас к флотской службе, - пообещал Головнин.
Записав фамилии всех пятерых страдальцев, Головнин велел матросам из селения пока не отлучаться и ждать выяснения дела.
Возмущение Головнина насильным удержанием флотских служащих было столь велико, что он тут же съехал на берег и пошёл объясняться к главному правителю.
- Всех не упомнишь, - недовольно сказал Баранов, когда Головнин изложил суть. - Такое иногда случается. Выясним, нет ли за ними долгов компании, и, ежели нет, я их отпущу. А коли должны, то долг сперва отработать надобно.
Этот разговор Баранову был крайне неприятен. Капитан Головнин явно не понимал, как дорог здесь каждый человек, особливо опытный матрос. Летом, в самую страдную пору, и отобрать у него пятерых людей!
Но и Головнин уехал на корабль в негодующем состоянии. Действия компании, и самого правителя, нельзя было расценить иначе как произвол, о чём с непривычной горячностью он и написал Баранову в послании, подчеркнув, что чинить препятствия насильно задержанным матросам противозаконно.
Встревоженный тоном послания, Баранов сам приплыл на "Диану".
- Не извольте волноваться, - суховато сказал он Головнину. - Я проверил бумаги этих людей и трёх из них отпускаю. Но Дмитриева и Абросимова отпустить не могу. Они служат в компании по контракту. Вот, взгляните, Василий Михайлович, на копию контракта.
Головнин взял в руки протянутый ему Барановым документ, заверенный подписью и печатью начальника Охотского порта Бухарина.
- Ну и ну! - не выдержал Головнин. - Ни срока действия контракта не обозначено, ни условий возврата матросов, ежели в них будет нужда на казённой службе. Да как же можно такими методами вербовать людей!
- Это законный документ, и этих людей вернуть вам я не могу, - твёрдо сказал Баранов. - У меня людей и без того не хватает, а на просьбы мои прислать пополнение главное правление в Петербурге не отвечает.
С этого инцидента в отношениях между Головниным и Барановым обозначилась трещина. Она заметно разрослась после того, как Баранов обратился к капитану "Дианы" с просьбой не торопиться с отплытием на Камчатку и задержаться в Америке до начала сентября.
- Извещён я, Василий Михайлович, надёжным источником, - говорил Баранов, - что в августе подойдёт сюда английское судно с целью учинить разбой и разорение наших селений. Тут бы подмога ваша очень была нам кстати.