Готовилась к отплытию в Калифорнию шхуна "Чириков". И только на борту "Суворова" было тягостное затишье.
Очередное объяснение с Барановым вновь ничего не дало.
- Скоро, Михаил Петрович, сельдь пойдёт, - говорил Баранов, рассеянно глядя в окно на движение в гавани. - Соберутся дикие на её ловлю в великом множестве. А это их сборище всегда для нас опасно. Но пока "Суворов" со своими пушками здесь, они ни на какие враждебные действия не осмелятся.
Относительно прибытия к ходу сельди полчищ диких туземцев Баранов оказался прав, и зрелище это стоило того, чтобы на него посмотреть. Они приплывали в больших долблёных лодках, батах, и некоторые просили позволения подняться на корабль. Лазарев, предварительно дав команду матросам быть настороже, допускал их на борт, и на палубе начиналось удивительное представление. Босоногие колоши, как называли их русские промышленники из-за обычая этого племени надрезать нижнюю губу и вставлять в неё деревянную втулку - колюжку, с размалёванными чёрной и белой краской лицами, со спутанными волосами, из которых торчали длинные орлиные перья, с перекинутыми через плечи шерстяными одеялами, служившими им верхней одеждой, едва поднявшись на корабль, затевали причудливые пляски под бубен; при этом энергично размахивали руками, строили зверские рожи, совершали огромные прыжки и азартно вопили песни. Кто-то, обычно одетый лучше других, в накидке из горностаевых шкур, и имеющий на голове более перьев, чем его сородичи, равномерно отбивал такт жезлом, украшенным зубами калана. Они были забавны, но отнюдь не воинственны, и Лазарев с досадой думал, что Баранов, должно быть, посмеялся над ним, всерьёз уверяя, будто эти туземцы могут представлять угрозу для поселения.
В один из таких дней, когда сельдь пошла плотно сбитыми косяками и колоши, опуская в воду шесты с набитыми на них гвоздями, легко и быстро наполняли рыбой свои большие баты, Лазарев познакомился на берегу с высоким, лет сорока, американцем, которого звали Уилсон Прайс Хант. Он пришёл в Ново-Архангельск на бриге "Педлер", и ранее уже бывал в Русской Америке, ведя торговые дела с Барановым как представитель базирующейся в Нью-Йорке Американской меховой компании.
- Вы говорите на английском почти как англичанин, - сделал Хант комплимент Лазареву. Тот смущённо улыбнулся:
- Пять лет на службе в английском флоте не прошли для меня даром.
Хант в удивлении поднял брови:
- Поздравляю! В вашем возрасте - и уже такой опыт!
Лазарев пригласил американца пообедать на борту своего корабля и во время обеда не смог скрыть досады на то, что "верховный правитель", как не без иронии стали величать между собой Баранова офицеры "Суворова", маринует их на берегу, не отпуская в плавание.
- Он почему-то решил сделать нас своими телохранителями, - с невесёлой улыбкой сказал Семён Унковский.
- Подождите, он ещё пошлёт вас на острова Прибылова. - Хант осклабился, словно вспомнил что-то крайне занятное. - По милости господина Баранова я успел побывать и там. Три года назад я доставил ему кое-какие товары, но плату должен был взять сам, мехами, на острове Святого Павла. Господин Баранов забыл предупредить меня, что в ноябре море там часто штормит, и, попав на остров, я никак не мог отплыть обратно и две недели жил в хижине, сооружённой из костей кита, наслаждаясь обществом семи русских промышленников, не знавших ни слова по-английски, и столь же говорливых алеутов. Если вам знаком, господа, запах морских котов, во множестве населяющих этот остров, вы поймёте всю меру моих мучений.
Хант как в воду глядел. Не успел Лазарев вернуться в Ново-Архангельск после осмотра места крушения "Невы" и весьма удачной утиной охоты, как Баранов наконец-то предложил ему идти в плавание именно на острова Прибылова, чтобы взять там груз котиковых шкур. Лазарев согласился без колебаний и приказал готовить корабль к отплытию.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ново-Архангельск,
июнь 1815 года
Поход "Суворова" к островам Святого Павла и Святого Георгия, не в пример неудачливому Ханту, прошёл без сучка и задоринки. Погода благоприятствовала, а расторопные служащие компании на островах сделали всё возможное, чтобы не задерживать судно, и в считанные дни загрузили трюм кипами котиковых и песцовых шкур, почти сотней пудов моржового клыка, который в Русской Америке именовали моржовым зубом, а также некоторым количеством китового уса, находившего растущий спрос из-за моды на изготовляемые с его помощью дамские корсеты.
Плавание заняло полтора месяца, и когда Лазарев вернулся в гавань Ново-Архангельска, наступила уже середина июня. Три новых судна появилось на рейде, все американские - "Форестер", "Альбатрос" и "Изабелла".
Баранов остался доволен благополучно прошедшей экспедицией и, выслушав в своём замке короткий отчёт командира "Суворова", почти сразу сделал предложение, заставившее сердце Лазарева радостно вздрогнуть:
- Что ж, Михаил Петрович, спасибо. От бездействия больше страдать не будешь. Лето пришло, самая горячая пора. Готовься, скоро вновь в поход отправишься. Хочу послать тебя вместе с "Открытием" Подушкина на Сандвичевы острова за сандаловым деревом. Дерево то продать надо будет в Маниле. Из Манилы путь будешь держать на берега Перу, в Кальяо, где надо мягкую рухлядь выгодно сторговать. А уж оттуда - прямой путь обратно, в Кронштадт. Вместе с Подушкиным на Сандвичевых ещё одно деликатное дело сделаете, но о том потом поговорим.
- Когда отплывать велите? - стараясь сдержать охватившее его возбуждение, деловито спросил Лазарев.
- О том будет моё распоряжение. Сначала надобно мне бриг "Мария" в Охотск с мехами отправить. На нём штурман Петров пойдёт. Отправим бриг - тогда уж и твоя очередь настанет.
Вернувшись на корабль, Лазарев поспешил поделиться с офицерами приятным известием. Кажется, изменчивая фортуна наконец-то повернулась к ним лицом. Перу, Манила, Сандвичевы острова - все эти названия зазвучали в сердцах моряков победной музыкой.
- Там будет немножко потеплее, - мечтательно сказал Повало-Швейковский.
- И можно даже рассчитывать на светские рауты, - весело поддержал его Семён Унковский.
- И кто знает, друзья, - заключил Лазарев, - вдруг и на этом извилистом пути мы опять натолкнёмся на никем ещё не открытые острова.
Через пару дней, вечером, на корабль пожаловал уже знакомый американец Уилсон Хант. Он был встречен как дорогой и желанный гость. Лазарев распорядился подать в каюту лёгкое угощение и, удовлетворив преувеличенное любопытство Ханта по поводу того, как поживает на острове Святого Павла его давний друг Иван Черкашин, с которым так много было съедено чуть не из одной миски мяса птицы ары и сивучьих языков, Лазарев не преминул небрежно заметить, что, вероятно, скоро они покинут эти берега и пойдут сначала на Сандвичевы - за сандаловым деревом, потом - в Манилу, а оттуда, уже по пути в Россию, зайдут к берегам Перу.
Хант не смог скрыть своего удивления. Он расширил глаза, вскинул голову, его короткая рыжеватая бородка дёрнулась вверх. Однако он не торопился поздравить русских моряков с такой, без сомнения, радостной для них новостью.
- Вот как? На Сандвичевы, за сандаловым деревом? Я вижу, Баранов решил расширить свои торговые операции. И как скоро?
- Уже скоро, - уверенно заявил Лазарев.
Хант поднял бокал.
- Что ж, господа, желаю успеха и надеюсь, вы не забудете позвать меня на прощальный банкет. Я дважды бывал на Сандвичевых, и, клянусь Богородицей, если на этой земле где-то есть рай, то он находится там. Вам трудно будет покинуть эту землю, вы никогда не забудете её и будете стремиться вернуться туда вновь. Какая природа, какие женщины и как умеют все они радоваться жизни! Я прошёл с востока на запад весь американский континент, встречал на пути массу племён, но ни одно из них не было столь дружественным и гостеприимным, как эти славные канаки-сандвичане.
- Но они же убили капитана Кука, - показал свою осведомлённость Унковский.
- Да, - кивнул Хант, - я даже видел место на острове Гавайи, где это произошло. Матросы Кука сами были виновны в этой трагедии. А что касается сандвичан, то с тех пор король Камеамеа не уставал внушать своему народу, что так поступать нехорошо, так поступать некрасиво, и теперь любой иностранец может жить там в полной безопасности.
- Вы не говорили раньше, Уилсон, - сказал Лазарев, - что когда-то пересекли Американский континент. Как давно это было?
Хант вытащил из кармана замшевой куртки трубку, посмотрел на Лазарева.
- Вы разрешите, Майкл, мне немного подымить? Слишком много волнений, слишком много воспоминаний связано у меня с этим походом. Это, может быть, самая радостная и, без сомнения, самая печальная страница моей жизни.
Хант неторопливо раскурил трубку, затянулся и начал свой рассказ:
- Надеюсь, пока вы находитесь здесь, вы уже слышали о нью-йоркском меховом торговце Якобе Асторе. Это мой компаньон. Несколько лет назад мы вместе основали Американскую меховую компанию. Вели дела и с Барановым, но у Астора были большие планы относительно побережья Калифорнии. Он решил основать там постоянное поселение - в устье реки Колумбия, чтобы скупать меха у индейцев - и по побережью, и внутри континента. Туда четыре года назад был направлен корабль "Тонкин" с людьми и материалами для постройки форта. Мне же мистер Астор поручил возглавить сухопутную экспедицию, которой следовало достичь будущей фактории Астория - так её было решено назвать - с верховьев Колумбии. Мы должны были завязать по пути деловые отношения с окрестными племенами и убедить их в выгоде торговли с нами. Для этого предстояло пройти всю Америку с востока на запад, перевалить через Скалистые горы. Поверьте мне, господа, что на моей родине людей, которые сделали это до меня, можно сосчитать по пальцам одной руки. И Астор поручил эту экспедицию именно мне, поскольку я хорошо знал бассейн Миссисипи и Миссури, несколько лет занимался там коммерцией, живя в Сент-Луисе. Итак, я прибыл в Монреаль, чтобы набрать в поход подходящих спутников, закупить припасы, товары для торговли с индейцами и, что было не последним делом, большие прочные каноэ, способные выдержать немалый груз и дальнее плавание. Мне повезло: удалось перевербовать нескольких отличных парней из канадской Северо-Западной компании, соблазнить своими планами опытных трапперов, и вот всё готово, и в июле мы двинулись давно проложенным водным путём меховых торговцев, по реке Оттаве, по озёрам Гурон и Мичиган, пока через Верхнее озеро не вышли к истокам Миссисипи, откуда спустились до Сент-Луиса...
В этот вечер Хант был явно в ударе. Покуривая трубку и неторопливо попивая вино, он живо повествовал о том, как с превеликими трудностями добрался до Скалистых гор. Уже наступила зима, когда отряд Ханта начал преодолевать горы, следуя узким ущельем вдоль русла небольшой реки с бешеным течением и многими порогами, делавшими её совершенно непригодной для навигации.
- И когда мы спустились наконец с гор и повстречали на равнине индейский лагерь, выглядели мы, вероятно, от перенесённого голода и тягот пути, так страшно, что индейцы, едва увидели нас, разбежались кто куда. В лагере осталось несколько лошадей и собак. Господа, - мечтательно вздохнув, сказал Хант, - раньше я и не подозревал, что мясо собаки может быть таким вкусным... Встреченные по пути племена давали нам ориентир, как лучше идти к реке, которая течёт к Большому Солёному Озеру, как они называли океан. Сплавляясь по Снейку, мы в конце концов вышли на Колумбию и к середине февраля достигли Астории. Но радость встречи была омрачена горестным известием о том, что бриг "Тонкин" с частью наших людей был захвачен в заливе враждебными племенами. Они вырезали всю команду, а на следующее утро вновь поднялись на палубу, чтобы разграбить корабль. И тут последовал ужасный взрыв, разметавший обломки брига и тела индейцев по заливу: на судне оставался один раненый, наш торговый агент Льюис, и вот таким образом, взорвав пороховой погреб и себя вместе с ним, он отомстил за смерть своих товарищей...
Хант попыхтел трубкой, минутой молчания чтя память коллеги.
- Когда до оставшихся в Астории дошли вести о гибели корабля, положение их стало критическим. Их было не так много, и они не чувствовали себя в безопасности. И знаете, что спасло их? - хмыкнул Хант. - Начальник партии, Дункан Мак-Дагл, узнал, что местные племена как огня боятся заболевания оспой, несколько лет назад скосившей значительную часть населения, и решил сыграть на этом страхе туземцев. Он созвал в свой дом индейских вождей, показал им небольшую бутылку с каким-то лекарством и сказал, что в этой бутылке у него надёжно закупорена оспа, но стоит открыть пробку - и болезнь выйдет наружу и произведёт страшный мор. Понятно, что такая перспектива очень напугала доверчивых индейцев, и те стали умолять Дункана не делать им вреда, клянясь, что они верные друзья белым. Что же касается резни на "Тонкине", заявили индейцы, то это сделали люди из другого племени, их враги. С тех пор наш изобретательный Дункан Мак-Дагл получил у индейцев прозвище Великого Повелителя Оспы...
Офицеры весело рассмеялись, а Повало-Швейковский, пользуясь паузой, сказал:
- Это напоминает истории, которые я слышал здесь о Баранове. Он ведь тоже считается у местных племён великим шаманом, и такую репутацию Баранов заработал некоторыми хитроумными трюками. Рассказывают, что он ставил перед собой пленных туземцев, давал им в руки лук и приказывал стрелять в него, целясь прямо в сердце. Но стрелы отскакивали от надетой под рубаху стальной кольчуги, и это повергало индейцев в священный трепет. Потом он продемонстрировал какие-то фокусы с магнитом, и так они окончательно уверились, что он колдун. Туземцы зовут его На ну ком, и одно это имя держит в страхе местные племена.
- Да, - подтвердил Хант, - я тоже слышал такие истории о нём. Ваш Баранов, без сомнения, мужественный и весьма находчивый человек.
- Так что же случилось с Асторией? - вернулся к рассказу Ханта Лазарев. - Она процветает?
- Вот это и есть самая грустная страница моей жизни, - вздохнул тот. - В августе двенадцатого года я ушёл из Астории на судне "Бивер", которое доставило грузы на Колумбию, для нужд форта. По соглашению Баранова с Астором часть товаров предназначалась и для Ново-Архангельска. Вот тогда я и попал на острова Прибылова. Потом отплыл на Сандвичевы, чтобы подрядить там группу островитян для работы в форте. Тем временем началась известная вам война, которую англичане объявили Соединённым Штатам. В моё отсутствие в Асторию явился уполномоченный нашего давнего конкурента - Северо-Западной компании и заявил, что наша песенка спета: сюда идут британские военные корабли для захвата поселения. Он предложил моим партнёрам в виде компромисса продать форт со всем его имуществом. Что им оставалось делать? Они не имели никаких известий о "Бивере", никаких известий обо мне. Их мучили самые худшие предположения, и в конце концов они уступили нажиму и продали форт со всеми находившимися там мехами за сорок тысяч долларов, что составляло не более трети его реальной стоимости. Когда я всё же добрался туда с Сандвичевых островов, всё было кончено: мне пришлось поставить свою подпись под этой грабительской сделкой. Только прошу, господа, - Хант опять пыхнул трубкой и потёр пальцами бородку, - не надо слов сочувствия. Это немалое испытание, но оно позади. Вот только стоило ли всё это смерти нескольких моих спутников на нашем долгом, одиннадцатимесячном пути к Астории через весь Американский континент? Определённо, не стоило.
Лазарев в юном порыве встал с места и протянул руку Ханту. Рассказ глубоко тронул его.
- Я не буду, Уилсон, как вы просили, говорить слова сочувствия, но позвольте предложить вам свою дружбу. Если я когда-нибудь смогу помочь вам, можете рассчитывать на меня.
Хант тоже приподнялся и молча скрепил уговор крепким рукопожатием.
- Я засиделся у вас. Пора возвращаться к себе, на "Педлер". Между прочим, Майкл, Баранов не упомянул вам о некоторых неприятных известиях с Сандвичевых островов?
- Нет, об этом он ничего не говорил, - встрепенулся Лазарев.
- За день до того, как вы вернулись с островов Прибылова, с Сандвичевых на "Альбатросе" прибыл капитан Беннет. Он сообщил, что в эту зиму судно Баранова "Беринг" с большим грузом продовольствия, закупленного на островах, было выброшено штормом на рифы острова Кауаи. Островитяне растащили весь груз и, кажется, даже сняли медную обшивку с корабля: медь у них в большой цене. Так что не удивляйтесь, если Баранов попросит вас завернуть на остров Кауаи и переговорить с местным королём по поводу возврата груза.
- Если это необходимо для компании, я это сделаю.
Хант откланялся, и Лазарев вышел вместе с ним на палубу, чтобы распорядиться об обратной доставке гостя на "Педлер".
Небо немного прояснилось. Луна проглядывала в тучах над горой Верстовой. С берега доносились песни подгулявших промышленников.
- Спокойной ночи, Уилсон! - крикнул Лазарев, когда американец спустился в поджидавшую его шлюпку.
- И тебе того же, Майкл! Если будет настроение, подгребай к моему кораблю. Всегда рад встретиться с тобой.
- Непременно, - пообещал Лазарев.
Июль 1815 года
В этот июльский вечер Баранов допоздна засиделся в своей конторе. Он ждал известий о результатах допроса трёх колошей, захваченных днём на одном из небольших островков посреди залива. Накануне поступила жалоба от женщин-алеуток, собиравших на острове малину, что они подверглись вооружённому нападению. Бывший с ними русский промышленник открыл огонь, и колоши скрылись. Женщин успокоили и вновь послали на сбор ягод. Ночью в кустах была организована засада с целью захвата воинственно настроенных туземцев, если те снова объявятся на острове. План удался.
Несколько дней назад Баранову донесли, что кто-то из находящихся в гавани американцев, поставив палатку на лесной тропе, по которой дикие ходили в крепость, организовал контрабандную продажу оружия и пороха в обмен на меха. Палатку убрали прежде, чем Баранов успел предпринять розыскные действия. Но сейчас допрос захваченных колошей, у которых найдено американское оружие, мог прояснить, кто же этот корыстолюбивый храбрец, посмевший нарушить известный всем строжайший запрет главного правителя на продажу туземцам ружей и боеприпасов.