Прежде чем фон Бок начал доклад, Гитлер попросил Паулюса и Вейхса встать подле него, и это ближайшее соседство с фюрером как бы определяло главные стратегические направления - на Сталинград и Воронеж. (Странно и даже дико звучит, но вся большая стратегия вермахта летом 1942 года заключалась в краткой формуле: путь на Москву лежит через нефтепромыслы Кавказа с выходом на Волгу в Сталинграде, - неужели, думаю я, Паулюс не замечал примитивности этой задачи?..)
Гитлер сразу сказал, что вечером улетает обратно:
- У меня нет времени, в Хельсинки меня ожидает барон Маннергейм, которому исполняется семьдесят лет, а потому, господа, выявим главную суть того, что определит наши летние успехи согласно планам "Блау". Будем считать, что весна прошла в частных операциях, а теперь предстоит серьезная борьба за обладание стратегическими плацдармами… Барон Вейхс, от вашего удара по Воронежу зависит продвижение шестой армии Паулюса, а от того, как сложится успех шестой армии, зависит и завоевание Кавказа… Будем конкретны, - призвал фюрер. - Вопрос ставится так: Советы должны быть вообще отрезаны от Кавказа, и тогда наш московский партайгеноссе поймет сам, что война проиграна, и ему следует из Кремля выезжать с мебелью, чтобы искать себе новую квартирку…
Кейтель при этом остро блеснул линзой монокля:
- Главное сейчас - скорость танкового прорыва у Воронежа.
Вейхс понятливо кивнул, а Кейтель обернулся к Паулюсу.
- Ваша армия с танками Гота, как бы стекая вниз по течению Дона, должна свертывать русский фронт в гигантский рулон, подобно тому, как скатывают в трубку географические карты или убирают с паркета ковры… Что вам не ясно, Паулюс?
- Ясно все. Но я не вижу совпадения пропорций между задачами моей армии и ее боевой потенцией.
Он хотел сказать, что желал бы ее усиления.
- Не беспокойтесь об этом, - ласково ответил Гитлер - Во втором эшелоне готова итальянская АРМИР Итало Гарибольди, а Клюге из "Центра" передаст вам две танковые и две моторизованные дивизии. Второго фронта не будет, и потому, Паулюс, я безбоязненно пригоню из Европы для вашей армии еще одну танковую и шесть пехотных дивизий… Куда же еще больше?
Паулюс знал, что фюрер третирует Гальдера, но он никогда не думал, что Гитлер позволит себе грубо и бестактно - в присутствии других генералов - оскорбить Йодля.
- В Древнем Риме, - сказал он, реагируя на возражения Йодля, - был прекрасный обычай: за колесницей триумфатора бежали покрытые пылью и с веревками на шее те крикуны-хулители, которые ранее осуждали триумфатора. Так вот, Йодль, учтите: после победы вы с веревкой на шее будете бежать вприпрыжку за моим "мерседесом", въезжающим на Красную площадь…
Во время краткого перерыва, посвященного закускам, распиванию пива и пересудам, Хойзингер тишком предупредил Паулюса, что Гитлер, кажется, решил расстаться с Йодлем:
- Йодль мрачно взирает на будущее. Соответственно готовьтесь занять его место, для чего вам предстоит переместиться из окопов в "Вольфшанце"… ближе к фюреру… Вы не верите?
- Ганс Фриче уже намекнул мне на это, но… верить ли? Разве наш фюрер откажется от услуг ходячего архива вермахта? Голова Йодля так идеально устроена, что он вынимает из нее тысячные номера дивизий, все даты прошлых событий, все имена офицеров, живых и мертвых, и никогда не ошибается…
Дела призвали всех обратно - к картам. Гитлер не сказал ничего нового, он повторял избитые фразы о сырьевых ресурсах, о пшенице и горючем, закончив свою энциклику словами:
- Если я летом не получу от вас, господа, нефть Майкопа и Грозного, я должен буду закрывать эту войну …
Эту многозначительную фразу Паулюс сохранил в памяти и донес ее до судей Нюрнбергского процесса. Но за кулисами совещания Гитлер развил эту фразу до безумия, заявив, что, если Германия не способна победить, он столкнет в пропасть полмира… Вечером Хойзингер сказал Паулюсу:
- До скорой встречи в "Вольфшанце"! Фюрер выразился конкретно: "Йодля я загоню в Финляндию, а все оперативные дела в ОКБ передам Паулюсу сразу же, как только он выберется на Волгу". Возможно, что перемещение случится и раньше, и ваше место займет Манштейн - сразу после падения Сталинграда…
Адам ожидал Паулюса с бутылкой ликера:
- Вы поделитесь со мной впечатлениями от Полтавы?
Паулюс снабдил его хронологией предстоящего наступления; Сталинград взять не позже 25 июля, Саратов - 10 августа, Самару - 15 августа, Арзамас - 10 сентября, а в Баку вермахт обязан войти в конце сентября.
- Меня, - сказал Паулюс, - сейчас волнует "задний проход".
- Простите, не понял.
Паулюс объяснил Адаму значение этих слов.
- Туда легко забраться, но трудно оттуда выбраться…
…Пройдет время, и фельдмаршал Паулюс (в русском ватнике, в болотных сапогах, с лубяным лукошком в руке) будет бродить в русских лесах под Суздалем, собирая грибы. Но даже здесь, в благословенной тыловой тиши, пронизанной свиристением птиц, его не оставит эта тревожная мысль - об изгибах судьбы, о капризах фатума, о влиянии рока:
- Моя судьба могла сложиться иначе. Если бы я взял тогда Сталинград, я бы уже не гулял в этом дивном лесу, радуясь опятам и маслятам. Йодль на Нюрнбергском процессе как-нибудь выкрутился бы от приговора Международного трибунала. А вот я, заодно с фельдмаршалом Кейтелем, висел бы с головой, замотанной в черный мешок. Теперь думаю: неужели в Сталинграде было мое спасение? Неужели Бог сохранил меня подвале универмага на сталинградской площади Павших Борцов?..
* * *
Чувствую, пора сказать, каков был результат полководческих талантов маршала Тимошенко, - иначе, читатель, нам будет трудно осознать все то, что затем последует
После катастрофы под Харьковом, когда Тимошенко сдал врагу 240 000 наших бойцов, в линии советско-германского фронта образовалась громадная - в сто километров! - брешь , таким образом, фронт, почти оголенный, был практически разрушен. Перед врагом открылся широкий стратегический простор, выводящий его на Кавказ, в степи калмыцких раздолий, прямо к берегам матушки-Волги
А резервов не было (и когда они будут?).
Как и летом 1941 года, перед нами встали задачи - заново восстановить фронт. Предстояло сражаться теми слабыми и разрозненными силами, что остались от разгромленных армий. Мало того, штабам приходилось срочно перестраивать свое сознание, а наступательный дух следовало заменить строго оборонительным, готовя себя к изматывающим боям и большим потерям…
Да, товарищ Тимошенко, это вам не линия Маннергейма!
Отступая с боями, наши бойцы говорили:
- Хлебным мякишем крысиной норы все равно не заделаешь. Теперь вот шагай, и не знаешь, где остановишься…
На рассвете 10 июня Паулюс начал наступление на Волчанск (когда-то дикие Волчьи-Воды, а в гербе города - волк, рысью бегущий). Расхлябанные грузовики ерзали по тем самым дорогам, что в давности были татарской "сакмой", которая выводила крымские орды на Русь - для грабежа, насилий и умыканий в злую неволю… Давно разбежались от Волчанска голодные волки, не стало татар с колчанами, зато наседали с грохотом "панцеры" и, работая одной гусеницей, волчком крутились на одном месте, пока на месте окопа не оставалась из земли, бревен и раздавленных людей…
В суматохе боя Кирилл Семенович Москаленко был с КП на прямом проводе была Москва, был Генштаб, был Василевский, который спрашивал - насколько их потеснили?
- Ударили крепко! Заметно направление на Купянск, однако, товарищ Василевский, продвинулись фрицы немного, немного, говорю! Километра три-четыре, не больше… Держимся, закопав танки в землю. Простите, такой грохот… я плохо слышу! На Купянском шоссе, думаю, немцы потеряли с полсотни танков. Горят… Но жмут! Жмут, сволочи… трудно! Очень трудно…
В ответ еле расслышанный голос Василевского:
- У вас еще ничего, а со стороны Чугуева немцы нажимают сильнее. Помните, что врага надо остановить на Купянском шоссе, иначе они проскочат и дальше, и это недопустимо…
Москаленко грубо пихнул трубку связисту, выругался:
- А! Много они сейчас там, в Москве, понимают Странно перебирать немецкие фотографии того времени: Паулюс, без фуражки, рот постоянно перекошен в разговоре - он что-то доказывает своим офицерам, в чем-то их убеждает, он явно озабочен, и ни разу его лицо не осветилось улыбкой… Наступление его армии вступало лишь в первоначальную стадию оперативного развития. Паулюс в этот день мог похвастать лишь энергичным нажимом на Волчанск, а правые фланги его армии терялись на изюмском направлении. Но эти скромные результаты давались ценою адского напряжения пехоты и моторов, а фон Кутновски, его квартирмейстер, доложил:
- Что у вас тут творится? Такое впечатление, что передовые цепи попали в мясорубку… потери немыслимые с первого дня!
Конечно, немецкая организованность работала четко, и там, где дело касалось подвоза боеприпасов или воздушной поддержки с воздуха - там перебоев не возникало, но к вечеру и она дала первую осечку. В самом неожиданном месте - вдруг кончился морфий в передовых лазаретах обработки раненых. Генерал-лейтенант Отто Ренольди, начальник медицинской службы 6-й армии, срочно выехал туда, и его встретили вопли искалеченных.
- Если в Германии нет больше морфия, - орал фельдфебель с оторванной ногой, так, наверное, еще найдется пуля, чтобы прикончить меня сразу.
Один гренадер не выпускал из руки гранату:
- Я взорву себя и всех вас! - кричал он. - Воткните мне шприц, или я сейчас угроблю всю вашу контору…
На узких носилках тихо стонал обгоревший танкист:
- О, майн готт! О, моя Даниэлла, о, мои дети…
Слова очевидца: "Я наглядно ознакомился с кровавой палитрой полевой хирургии… самое тяжкое впечатление от попавших в зону минометного обстрела".
В операционной палатке хирург с сигарой в зубах задержал скальпель над развороченной раной, когда увидел генерала Ренольди.
- Ну, что? - спросил он. - Вошли мы в Купянск?
- Не пройти, - отвечал Ренольди.
- Сотня трупов на одном этом шоссе… Мы их держим в штабеле, надеясь свалить на кладбище в Купянске.
- Зарывайте здесь… у шоссе, - отвечал Ренольди. - Сейчас настал такой момент, когда не до церемоний…
К ночи разразилась гроза, хлынул оглушительный ливень
Начался отход наших частей, сильно поредевших, измотанных динамикой суточного боя. Колеса телег застревали в глубоких лужах, лошадиные копыта слякотно вырывались из раскисшей грязи. Слышались приглушенные разговоры:
- Чует сердце, живым нам отсель не выбраться.
- Опять назад… Ну, сколько ж можно?
- Хана! И закрепиться не знаешь где - степь.
- Э, братцы! Зато в лесу-то как хорошо.
- Хоть бы зима поскорее, чтобы мороз…
- Дурень! До зимы-то еще дожить надо…
Утром фельдмаршал Рихтгофен засыпал отступающих не только бомбами, но и листовками на разноцветной веленевой бумаге, из которой не скрутишь цигарки и даже не подотрешься, ибо бумага у немцев - первый сорт, только бы стихи писать на такой… На этот раз вражеское командование обращалось не к ним, бойцам, а через их голову - прямо к политическим комиссарам, дружески советуя верно оценить обстановку и уговорить своих солдат сложить оружие.
- Совсем уже спятили! - говорили красноармейцы. - Вчера комиссар талдычил "ни шагу назад", а теперь в плен, что ли, зазывать станет…
14 июня танки Паулюса прорвались у Волчанска. На раскладном штативе стола в походной палатке Паулюса запрыгала штабная "лягушка" (телефонный аппарат зеленого цвета, связующий его палатку даже ОКХ в Цоссене, даже с ОКБ в "Вольфшанце"). На этот раз звонил Артур Шмидт:
- Хочу напомнить, чтобы вы в горячке событий не забывали об оперативном совещании в Харькове, которое взялся вести сам Штумме - наша "шаровая молния".
- Благодарю, Шмидт, - вялым голосом отвечал Паулюс. - Но я не тот человек, который забывает о том, что необходимо исполнить. Русские опять отходят и возникла пауза, а действие противника слабеет. Мне уже расстилают походную койку… сейчас я рухну и буду спать, как убитый!
22. Пропавший самолет
Представьте, война закончилась нашей победой и весь мир блаженно вдыхал долгожданную тишину., 17 июня 1945 года группа наших офицеров въехала в люксембургский городишко Бад-Мондорф, где американская администрация устроила им свидание с Кейтелем, ожидавшим суда в Нюрнберге.
Сохранился очень интересный протокол этой беседы, опубликованный в нашей печати только в 1961 году. История войны со многими ее тайнами в 1945 году еще не была расшифрована, многое от нас было сокрыто, и, я думаю, что наши офицеры попросту не обратили внимание на одну из фраз Кейтеля, которая сейчас имеет особое значение для познания сложной предыстории Сталинградской битвы. Вот она, эта загадочная фраза:
- В самый последний момент перед наступлением на Воронеж стало известно, что майор Рейхель, один из офицеров генерального штаба… видимо, попал в руки русским. Кроме того, в одной из английских газет проскользнула заметка о планах немецкого командования (на Востоке), в которой упоминались точные выражения оперативной директивы генерального штаба. Мы ожидали контрмер со стороны русских и впоследствии были очень удивлены, что наступление на Воронеж сравнительно быстро увенчалось нашим успехом…
Я тоже удивлен! И пусть удивится читатель, почему Сталин, поверив в фальшивую операцию "Кремль", все-таки пренебрег подлинными документами, сочтя их дезинформацией.
* * *
19 июня в Харькове закончилось оперативной совещание офицеров, которое проводилось при штабе 40-го танкового корпуса генерала Георга Штумме. Здесь были доложены результаты свидания с Гитлером в Полтаве, планы высшего командования на летний период 1942 года… Ближе к ночи Паулюса навестил серый от пыли полковник Вильгельм Адам.
- Не знаю, чем все это кончится, - сказал он, - но сейчас по всему фронту идет такой перезвон, будто мы попали на междугородную телефонную станцию.
- Что еще могло случиться, Адам?
- Ерунда какая-то… Пропал "фезелер-шторх", на котором из Харькова вылетел в свою дивизию майор Иоахим Рейхель.
- Напомните о нем.
- Рейхель - начальник оперативного отдела двадцать третьей дивизии. Он вылетел из Харькова, но в свою дивизию не попал. А при нем был портфель, набитый секретными документами и картами… Сейчас штабы обзванивают весь фронт, всех подряд.
Паулюс поначалу никакого внимания не выказал:
- Найдется. И самолет. И майор. И его портфель…
Нашли ! В ночь на 20 июня советский Генштаб получил сообщение с фронта, что в районе поселка Белянка (Нежеголь) воины 76-й стрелковой дивизии подбили "фезелер-шторх", который и сел прямо на брюхо. Два офицера и летчик сгорели.
Но один майор с портфелем выскочил из "шторха" и, отстреливаясь, хотел драпануть в кусты. Его шлепнули наповал. В портфеле оказались оперативные планы германского командования относительно операции "Блау".
Николай Федорович Ватутин, бывший тогда заместителем начальника Генштаба, вопросительно глянул Василевского:
- Не фальшивка ли, Александр Михайлович?
- Но тогда к чему же такой спектакль с посадкой на брюхо, с двумя сгоревшими и стрельбой? Это не кино…
С. М. Штеменко вспоминал: "В Генштабе взволновались: такое случается нечасто… К нам попали карта с нанесенными на нее задачами 40-го танкового корпуса (Штумме) и 4-й танковой армии немцев (Гота) и много других документов, среди них шифрованных. К шифру быстро удалось найти ключ…"
Паулюс утром спросил Вильгельма Адама!
- - Ну, что там наш майор с портфелем?
- Никаких следов. Перезвон продолжается. Очевидно, при низкой облачности "фезелер-шторх" нечаянно перелетел линию фронта. Если это так, то кое-кому в ближайшее время предстоит облизать мед с лезвия бритвы.
Командующего 6-й армией вскоре навестил Иоахим Видер:
- "Фезелер-шторх" найден. Сейчас из одной дивизии сообщили, что вчера вечером над ними пролетал в сторону русских окопов самолет, который и упал на ничейной земле. Сейчас эта дивизия ходит в атаки, чтобы добыть самолет и пленных, показания которых сейчас крайне необходимы…
Тревога в нижних фронтовых инстанциях перебралась на верхние этажи германского руководства. Гальдер записал в дневнике: "Самолет с майором Рейхелем с исключительно важными приказами по операции "Блау", по-видимому, попал в руки противника". Гальдер при этом сказал Хойзингеру:
- Узнает фюрер, в ОКХ посрывают головы.
- Заодно пусть летят головы и в ОКБ… Кейтель проявил несвойственное ему легкомыслие!
- Я знаю русских, - сказал он (совсем их не зная). - Если этот самолет и достался им, они из дюраля наделают себе портсигаров, из плексиглаза кабины пилота намастерят расчесок, а секретные документы изведут на махорочные самокрутки. К чему лишняя нервотрепка. Случай с генералом Самохиным не может служить прецедентом для ситуации с нашим майором Рейхелем.
В тот же день Василевский вышел на связь с Тимошенко.
- Ставка просит кратко доложить ваше отношение перехваченным у немцев документам. Какие у вас сомнения?
- Документы майора Рейхеля сомнении не вызывает. Рейхель летел самолетом боевого назначения, который в условиях плохой погоды потерял ориентировку . По нашей оценке, - докладывал Тимошенко, - замысел противника сводится к тому, чтобы нанести поражение нашим фланговым армиям, создать угрозу советским войскам с фронта Валуйки - Купянск.
К аппарату подошел сам Сталин - с указаниями:
- Строго держите в секрете, что удалось нам узнать. Возможно, перехваченный приказ вскрывает лишь один участок оперативного плана противника… Мы тут думаем, что двадцать второго июня немцы постараются выкинуть какой-либо номер, чтобы отметить годовщину войны, и к этой дате они приурочивают начало своих операций…
В конце разговора Тимошенко снова просил для своего фронта хотя бы одну стрелковую дивизию. Сталин ответил:
- Дивизиями, к сожалению, на базаре не торгуют. Если бы торговали, я бы пошел на базар и купил вам дивизию. Умейте воевать не числом, а умением. Вы не один там держите фронт. У нас, не забывайте, много других фронтов…
Ночью заодно досталось от Сталина и Хрущеву: кажется, Сталин не был трезв, подвыпив в компании своих верных опричников - Молотова, Берии, Маленкова, Жданова и прочих - он сказал, что, если немцы вознамерились брать Воронеж, то лишь затем, чтобы от Воронежа ринуться на Москву; Сталин начал попросту издеваться над Хрущевым, спрашивая:
- Ну, что еще там немцы подбросили? Неужели вы это всерьез принимаете? Даже самолет прислали и генерала вам с картами подкинули, а вы во все верите?..
Наверно, он опять ни во что не верил, по-прежнему собираясь оборонять Москву, как и в прошлом году, чтобы утверждать свой "престол" в Кремле. Хрущев вспоминал - с явной горечью:
"Вместо того чтобы правильно разобраться (с этим самолетом) и усилить нашу группировку войск, чтобы быть готовыми к отражению врага, не было сделано ничего…"
Это дало повод для удивления Кейтеля, который после войны говорил нашим офицерам в Бад-Мандорфе:
- Мы были удивлены, что наступление на Воронеж сравнительно быстро увенчалось нашим успехом…