До сих пор движение 6-й армии к Волге считалось едва ли не вспомогательным, дабы прикрыть северные фланги фельдмаршала Листа, но постепенно сталинградское направление становилось чуть ли не самым главным. Паулюс в разговоре со Шмидтом сказал, что в этой директиве № 45 он обнаружил некоторые детали своего плана "Барбаросса":
- Конечно, смешно было бы мне обвинять фюрера в плагиате. Зато как приятно вспомнить о лирических вечерах в милом Цоссене, когда из сада чудесно благоухало резедой и левкоями.
Артур Шмидт всегда был далек от лирики:
- Но теперь мы хотя бы точно знаем, что от Сталинграда нам уже не отвертеться. А ведь я иногда думал, что за Доном кампания и закончится. Чем только мой "чертик" не шутит!
* * *
Еще день-два, и наступит роковое. 25 июля на которое планировалось захватить Сталинград…
Устремляя свою армию к этой цели, Паулюс был далек от нее, он захватывал лишь пустое пространство, но русские ловко выкручивались из его оперативных клещей, которые он раскалял докрасна в ночные часы раздумий над оперативными картами; выскальзывая из окружений, русские тут же создавали новые очаги обороны. Это немало удивляло Паулюса, и он частенько цитировал слова Фауста, обращенные к Мефистофелю:
- Ты много совершил чудес. Так выиграй сраженье, бес!..
Ганс Дёрр, участник событий, после войны писал:
"Командование русской армии продемонстрировало редко отмечавшуюся ранее гибкость в управлении войсками и уверенно определяло момент для перехода от отступления к упорной обороне".
Недаром же Паулюс в раздражении признавал:
- Наступать русские еще не умеют, но отступать уже научились… Когда же закончится это соревнование? Русские получили от меня достаточно оплеух, но ринга еще не покинули. За это время они даже стали мастерами маневренных отходов, чему раньше их не обучали и к отступлениям не готовили. Но будет скверно, если они освоят приемы охватов и окружений… Впрочем, - сказал Паулюс, - мы наблюдаем только свои трудности, и мы еще не знаем, каковы трудности противника. Думаю, они не меньше наших…
Свою особую директиву № 45 от 23 июля 1942 г . Гитлер открывал голословным утверждением: "Лишь весьма незначительным силам противника из армий Тимошенко удалось избежать окружения…" Далее (цитирую выборочно) Гитлер ставил задачи для группы "А": "форсировать р. Кубань и захватить возвышенную местность в районе Майкопа и Армавира… захватить Черноморское побережье… захватить район Грозного и частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги по возможности на перевалах… ударами вдоль Каспийского моря овладеть районом Баку". Для группы армий "Б" Гитлер ставил такие задачи: "нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и нарушить перевозки по реке (т. е. по Волге)… выйти Астрахани и там тоже парализовать движение по главному руслу Волги… Степень секретности: совершенно секретно. Только для командования".
Первая же фраза возмутила "доктора" Отто Корфеса:
- По мнению Гитлера, противник уже поставлен на колени и с коленей не поднимется. Отсутствие пленных не есть ли прямое доказательство того, что именно значительные силы противника окружения избежали? Наконец, если мы желаем нанести русским решающее поражение, то для этого прежде необходимо знать, что русские собрали против нас именно свои главные силы а потом их уничтожить. Но у меня нет уверенности ни в одном из этих факторов.
- Доктор Корфес, - отвечал Паулюс генералу, - я не смею отказывать вам в парадоксальности мышления но… Что вас смущает в этой директиве и в том, что вы наблюдаете?
- Гитлер, надо полагать, инстинктом определил, что именно под Сталинградом завязывается главный узел русского сопротивления. А смущает меня, - пояснил Корфес, - только календарь, ибо через три дня кончается намеченный ранее срок взятия Сталинграда, но мы, наша хваленая шестая армия, застряли в излучине Дона и…
- Я с вами откровенен! - перебил его Паулюс. - Мы уже на пороге цели. Но, как любит выражаться наш фюрер, "без приближения окончательной победы". Я не наблюдаю осмысления всего происходящего в верхах - на высотах ОКБ или ОКХ, и сколько бы я ни испытывал ювелирные приемы оперативного построения планов, все равно… - Возникшая пауза требовала заполнения, и Паулюс признал: - Нам в чем-то отказано, а в чем именно - этого я еще не могу понять. Думаю, это "что-то" и есть тот роковой фактор удачи, о котором не раз говаривал еще Фридрих Великий. У нас немало побед, зато нет удачи …
Корфес поднялся, чтобы уходить. Но при этом сказал, что Германия, как учит опыт ее истории, способна выиграть лишь молниеносные войны; Корфес погладил себя по вспотевшей лысине и еще раз глянул в директиву:
- Здесь фюрер изложил, по сути дела, отказ от всех законов войны, решив наносить удар не кулаком, а растопыренными пальцами… Вот эта штука под номером сорок пять, - сказал он, - приведет нас в Каноссу, но прежде как бы нашей армии не побывать в Каннах…
Паулюса даже передернуло: Канны, где Ганнибал устроил первый в мире котел гордым римлянам… Возмутительно!
Надо что-то ответить. А - что?
- Я, - ответил Паулюс, - не вижу среди русских полководцев ни одного генерала подобного Ганнибалу, который был бы способен устроить моей превосходной армии Канны. К сожалению, у меня начинает сдавать память, и я забыл имя римского полководца, который угодил в этот котел с тысячами своих воинов.
- Его звали… Пауллюс, - не сразу ответил Корфес.
- Неужели?
- Да, в котел при Каннах угодил Эмилий Пауллюс… И тогда Фридриха Паулюса снова передернуло, а на левой части лица снова - как и раньше - начался нервный тик.
- Всего доброго, доктор Корфес, не смею вас задерживать далее. С вами мне всегда очень интересно… Благодарю!
* * *
Паулюс был приятно взволнован, когда ему представился новый командир 51-го армейского корпуса - невысокий и курносый человек, внешне чем-то очень похожий на русского крестьянского парня. Это был генерал-лейтенант Вальтер Зейдлиц фон Курцбах, имевший громкую славу за удачный прорыв из Демянского котла Зейдлица отличал апломб потомственного генерала, ибо его знаменитый пращур возглавлял кавалерию короля Фридриха Великого. На груди Зейдлица сверкал Рыцарский крест с дубовыми листьями, а рукав мундира украшала особая нашивка.
- Это за Демянский котел, - пояснил он. - Я не знаю, каково побывать в котле, из которого я, слава Богу, удачно вытащил сразу несколько дивизий. Теперь меня в Германии чуть ли не официально именуют специалистом по котлам".
Паулюс смотрел на Зейдлица почти восхищенно:
- Браво! - сказал он. - Если вы признанный "специалист по котлам", то отныне моей армии не грозят никакие Канны и Ганнибалы, а я не останусь в жалкой роли Эмилия Пауллюса… Рад! И не скрываю радости что вы, Зейдлиц, мой генерал…
Конечно, 25 июля победное вступление 6-й армии Сталинград не состоялось, и, наверное, именно по этой обидной для Паулюса причине барон Кутченбах застал своего тестя в некотором унынии. Паулюс перебирал большие картоны с наклеенными на них оперативными картами, как это делает разочарованный художник, пересматривая завалявшиеся эскизы к неосуществленной картине. Шедевра не получилось:
- А не выпить ли нам по этому случаю ликера?
- Вы чем-то удручены? - спросил Кутченбах.
- Просто я сегодня вспомнил забытого английского поэта Джона Донна: "Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол. Может быть, колокол звонит по тебе…" Надеюсь, вы меня поняли?
- Да! Но если не в июле, так в августе мы будем на Волге.
- Желательно, - отвечал Паулюс, смакуя бенедиктин. - Но моя армия прежде нуждается в усилении. Артуру Шмидту я не совсем-то доверяю и потому решил послать в ставку фюрера своего верного Вилли Адама…
30 июля в ставке под Винницей состоялось совещание. Хойзингер - со слов адъютанта Паулюса - доложил, что напряжение маршевой 6-й армии достигло критического предела.
- Паулюс задействовал уже восемнадцать дивизий, но не исключено, что русские скоро принудят его перейти к обороне.
Гитлер на это сказал:
- Но даже Тамерлан не имел такую ораву войск, какой обладает сейчас Паулюс! К тому же у Тамерлана не было 740 танков и его не прикрывал с неба воздушный флот Рихтгофена. Я опасаюсь, что удар шестой армии будет нанесен в пустоту, ибо русские части уже разгромлены и деморализованы.
Йодль авторитетно заявил, что недавняя передача 4-й танковой армии Германа Гота на южное направление была тактической ошибкой, а судьба Кавказа зависит от Сталинграда.
- Для поддержания Паулюса необходимо срочное переключение сил из группы "А" в группу "Б". Танковую армию Гота следует развернуть обратно - и пусть она давит на Сталинград с южной стороны, от калмыцких степей, где Сталинград почти не имеет войск и обороны, наши "панцеры" легко выйдут к городу - вдоль железной дороги от Котельниково. Можно снять и резервы с участка станции Вешенская, доверив оборону этого фланга генералу Итало Гарибольди и его кошкодавам…
Адам вернулся из Винницы радостно-возбужденный:
- Тамошние комары совсем одолели нашего фюрера! Сейчас не только Йодль, но даже Кейтель изнывает от страха - как бы их не отправили на передовую, чтобы они заработали нашивку о ранении. Даже Франц Гальдер так запуган, что бродит из барака в барак, словно потерял кошелек, и лишь один Хойзингер процветает… Главное сделано: армия Гота повернула назад!
- Яволь , - радостно отвечал Паулюс.
…Его штабной "фольксваген" тронулся, перед ним расступались колонны марширующих, и он, командующий, почти с нескрываемым удовольствием выслушал обычный рефрен: "яволь, яволь, яволь…" Вовсю стучали штабные телетайпы, кокетливая солдатка-радистка поймала голос Москвы, который день за днем повторял для них одно и то же: "Каждые семь секунд в России…" Обгоняя "фольксваген", мимо моторизованных колон пылил мотоцикл с коляской, в которой отчаянно трясло на ухабах "специалиста по котлам" Вальтера Зейдлица.
- Не раскисать, парни! - покрикивал он. - С нами теперь и Бог, и Гот, а до Волги не так уж много осталось… к Рождеству будем дома! Сталинград - это конец войне…
(Пройдет два года, и этот же генерал Зейдлиц пойдет на запад - в рядах Красной Армии, помогая нам развенчивать славу гитлеровского вермахта. Но тогда, в очень знойное лето 1942 года, он сам душой и телом был предан этому вермахту…)
12. Волга-Волга
Волга-Волга, мать-река, широка и глубока…
Вот когда выпали ей трудные дни! Возле пристаней (заодно с ними) сгорали белые пассажирские пароходы. Чтобы сорвать перекачку горючего из Астрахани, Рихтгофен регулярно бомбил флот "Волготанкера", и только бомбил, но и забросал фарватеры минами, как раз на путях нефтяных караванов. Бакенщики и жены и детишки сутками сидели на берегах, не сводя глаз с реки. Ночь, луна, тихо, стрекот кузнечиков, гул мотора, черная тень, вой, всплеск воды… Мина поставлена! Теперь дай Бог, точнее запомнить место, куда она упала, и сразу звонить морякам Волжской флотилии - это уж их дело, моряцкое.
Но мин было так много, что тральщики не успевали их выуживать. Возле Черного Яра возникла "пробка": караваны с нефтеналивных судов и плавучие госпитали не могли пробиться к волжским верховьям. А время подстегивало, а в Кремле нервничали, а моторы простаивали: страна позарез нуждалась в горючем! Что делать? Контр-адмирал Борис Хорошкин взялся проверить фарватер "на себе": пан или пропал! Он вывел свой бронекатер на минное поле и… все погибли (вместе с адмиралом), но ценой жизни они открыли водный путь к Сталинграду. Каверзны были мины (особые - магнитные): три корабля пропустят над собой, а четвертый - вдрызг! Обнаружить такие мины почти невозможно: тихо, гадюки, дремлют на грунте, а тралами их никак не зацепить. Что делали наши матросы? Скажу, так не поверите. Они ныряли на глубину, на ощупь отыскивая эти мины в иловой слякоти, а иногда шли, нащупывая мины… босыми ногами.
- Кому повезет, а кому и хана! - говорили матросы…
Алексею Семеновичу как раз в эти дни предстояло повидаться с Гордовым, благо, тот теперь не просто генерал, каких много, а командующий фронтом, от которого зависело - быть или не быть Сталинграду. Правда, Герасименко накануне удивил Чуянова словами сожаления о том, что Тимошенко убрали:
- Кто не без греха? Маршал иногда заливал нам сказки про белого бычка. Но с ним хоть поговорить было можно, а Гордов… Так и напрашивается каламбур: Гордов - человек гордый!
Василий Николаевич Гордов расположил свой командный пункт в обычной городской квартире, из которой еще не выветрился дух прежних хозяев, даже из кухни щами припахивало. При появлении Чуянова тот даже не оторвался от карты (или, точнее сказать, делал вид, что занят ее изучением). На вопрос Чуянова, чем он может помочь армии как представитель местной власти, главком даже не поднял глаз. Постояв для приличия и вежливо покашляв, секретарь обкома, как оплеванный, на цыпочках удалился, дабы не мешать созерцанию карты. "Должен сказать, - вспоминал позже Чуянов, - все мои попытки установить хоть какой-либо деловой контакт с Гордовым успеха не имели". Наверное, главком еще не забыл, как танки Виттерсгейма давили его позиции, и, сознательно отмалчиваясь, он молчанием скрывал растерянность перед грозными событиями. Не только Чуянову - многим тогда казалось, что Гордов, надломленный поражениями, где-то уже, наверное, смирился с той роковой мыслью, что Сталинград все равно придется оставить.
Алексей Семенович созвонился с Москвой, желая информировать ЦК партии о ненормальном поведении главкома.
К аппарату подошел Маленков, сразу и грубо осадив его:
- А что вам не нравится в генерале Гордове?
- Ведет себя странно. Слова ответного не выжать. С таким видом, будто он здесь и царь, и Бог… Ладно уж я, черт со мною, но представляю, каково его подчиненным!
- Мало ли что вам не нравится, - был ответ. - Менять главкома, только что назначенного с личного одобрения товарища Сталина, мы по вашим капризам не станем. Умейте работать с людьми, как учит нас товарищ Сталин, а не занимайтесь собиранием всяких сплетен…
"Сплетни, - думал потом Чуянов". Кому война, а кому так одна хреновина… Живем на военном положении, но чует сердце - грядет положение осадное, вот тогда навоемся…"
* * *
От станции Боковской противник быстрым маневром не только отбросил, но и разгромил закаленную 62-ю армию. Две стрелковые дивизии и одна бронетанковая оказались в окружении.
"Я видел, как танки противника под прикрытием авиации врезались в наши боевые порядки… Наши тяжелые танки (KB) выдержали атаку, зато легкие Т-60 расползались по оврагам, не принимая боя".
От мостов авиация оставила обломки и головешки. На переправах громоздились обозы со скарбом беженцев, переполненные ранеными медсанбаты. Ни одного нашего самолета в чистом и солнечном небе никто не видел…
Чуйков сам и допрашивал пленного немецкого летчика.
- Мы ваших истребителей не боимся, - честно доложил тот. - Во-первых, потому что их у вас просто нету. Во-вторых, по своим боевым параметрам они отстали от наших "мессершмиттов". Если у меня мотор тянет машину в три раза сильнее вашего, так я всегда могут бить вас с любых виражей.
- Возможно, - не стал возражать Чуйков. - Мы хорошо знаем, что из преимуществ в своей авиации Германия извлекла немало побед… Кстати, что вы думаете о конце войны?
- Я ничего не думаю. Но где-то наш фюрер просчитался. Он мог бы ограничить себя Европой, а в Россию полез напрасно. Так что, простите, я не знаю, каков будет конец…
В Чирской станице Чуйкова обступили женщины-казачки, навзрыд плакали, спрашивали - что же будет дальше? Но одна из бабенок демонстративно отошла, усевшись на бревнах.
- А чего с ним гутарить? - издали покрикивала она. - Сколь веков казаки на Дону жили, а такого сраму не видывали, чтобы чужаков сюды допущать… Теперь нарыли нор, будто кроты худые, хотят в земле отсидеться. Им-то што? А у меня пятеро на руках виснут. Муж без вести пропал. Скотины - двор полный. Всю жизнь трудились, себя не жалея. Куда ж ныне деваться?
- Уходи с детьми, - мрачно отозвался Чуйков.
- Куда? И все нажитое бросить?..
Наши войска немцы теснили за речку Чир (правый приток Дона), оборона трещала, как худой забор. Трудно было артиллеристам: лошади давно пали, а колхозные тракторы ЧТЗ развалились; пушки перекатывали вручную, на переправах тащили их по дну реки на веревках, орудия вылезали из воды, все в тине и водорослях. Бойцы, переплыв реку под пулями, потом выливали из сапог воду, выжимали гимнастерки:
- Ведь скажи кому - не поверят. Раньше мы такое только в кино смотрели… да и то про Чапаева!
- А вон и Чапаев, - показывали на Чуйкова, - тоже Василий Иванович, только нам от того не легше… Вояки!
Генерал-майор Михаил Степанович Шумилов в эти тяжкие дни известил Чуйкова, что его желает видеть Гордов.
- Я тут справлюсь, - сказал он Чуйкову, - а ты езжай в Сталинград да с Гордовым лучше не собачься: сам, наверное, знаешь, что на Руси святой поверх воды плавает…
Гордов два дня мурыжил Чуйкова, отказывая ему в приеме. Наверное, сказать было нечего. Случайно он занял высокий пост, явно не подготовленный - ни как полководец, ни даже как человек. Кажется, он еще не выбрался из того транса, в который его погрузили прошлые неудачи… Наконец, встреча состоялась. Чуйков вспоминал: "Возражений со стороны подчиненных Гордов не терпел, моего доклада слушать не стал".
- Противник, - свысока декларировал он, - уже прочно увяз в наших оборонительных рубежах. Пора его уничтожить.
Это была отрыжка былого: мол, пилотками закидаем. Василий Иванович пытался убедить Гордова в обратном.
- Я не хуже вас знаю положение на своем фронте, - резко перебил его Гордов. - Вы мне лучше отчитайтесь, почему осмелились отвести правое крыло армии за реку Чир?
- Удар противника оказался намного сильнее нашей обороны. Войска давно измотаны. А противник наращивает удары.
- Это слова, - сказал Гордов. - Но словам требуется письменное подтверждение. С меня тоже наверху спрашивают. И не как с вас - покруче. Вот и составьте доклад по всей форме…
Уходящему Чуйкову хотелось хлопнуть дверью так чтобы из нее все филенки вылетели к чертовой матери.
- Бюрократы несчастные! - сказал он в сердцах. - Страшны они в мирные дни, но еще страшнее на войне…
Вышел на улицу, огляделся, стал думать - где бы перекусить. Кто-то вдруг пожал его руку выше локтя - дружески. Стоял перед ним гражданский - вроде бы знакомый.
- Извините, - сказал Чуйков, - у меня с памятью стало паршиво. Где-то вас видел, а где - не припомню.
- Чуянов Алексей Семенович, секретарь обкома, виделись еще у маршала Тимошенко… А вы чего тут дежурите?
Чуйков в двух словах поведал о визите к Гордову, а Чуянов изложил о нем свои впечатления.
- Глупость пришла в голову, - вдруг стал смеяться Чуйков. - Случись ведь такое, что попадем мы с вами в историю, так в энциклопедии стоять нам на одной странице.
- Как так?
- А так: Чуйков, а потом Чуянов - рядышком. По законам алфавита… Алексей Семеныч, есть давно охота, на обед к Гордову не напрашивался, а у вас в обкоме можно перекусить?