– Если сейчас не дать "молнию",.Эссен плюнет на весь ваш "дым" и все равно прикажет флоту "огонь". Вильгельм не спит, передвигая свой флот из Киля в Данциг…
Хитрый царедворец, умевший ладить и с вашими и с нашими, Григорович наотрез отказался будить Николая II:
– Никаких минных постановок! Что вы, господа? Германия и Австрия войны еще не объявляли, а если Эссену приспичит "метать икру", Берлин и Вена сочтут это деяние вызывающим актом агрессии… Вот тогда-то все и начнется!
Генштабисты, покинув министра, совещались: "Худшее в этой ситуации, что Эссен может нарушить приказ царя и его потом выкинут с флота, как нагадившего щенка. Но еще опаснее, если Эссен исполнит приказ царя и не обеспечит центральной позиции в самом узком месте Финского залива… Давайте думать. Как быть?" Этот же вопрос мучил весь флот, его задавали себе и на отряде минных заградителей, которые во мраке ночи, перегруженные минами, тяжко качались на рейде Порккала-Удд под охраною 4‑го дивизиона "француженок". В темноте позвякивали якорные цепи. Никто не спал. Люди нервничали:
– Дадут нам "буки" или нет, раздери их всех!..
Дым горящих лесов наплывал на затаенные рейды. Коковцев, щелкая подошвами по балясинам трапа, взбежал на мостик, в штурманской рубке скинул на диван тужурку. Циркуль в руке адмирала отмерял точные шаги измерений по карте:
– Неужели там, наверху, не могут понять, что германский флот, имея эскадренную скорость в шестнадцать узлов, завтра уже способен выйти к центральной позиции?..
Это был момент, когда в 04.18 Эссен спросил:
– Есть ответ от олухов царя небесного?
– Нету.
– Дрыхнут… А я ведь предупреждал, что жду четыре часа. Пусть меня хоть вешают, но родина простит… Буки!
Коковцев, не выдержав напряжения, протиснулся в радиорубку "Енисея", спросил – что слышно?
– Дым… дым… дым… Буки! – выкрикнул матрос. Следом за "буки" какофонию эфиров пронзила "МОЛНИЯ".
Все разом пришло в движение, якоря, вырывая из грунта лохмы водорослей и всякую гнилую пакость, поползли в клюзы. Линейная бригада развернулась на траверзе Пакерорта, крейсера выбежали в море, арестовывая все пассажирские и грузовые пароходы, дабы не возникло "утечки информации". В 05.25 утра Балтийский флот занял боевую готовность, а минные заградители вышли в район постановки. Коковцев держал флаг на "Енисее", которым командовал капитан первого ранга Прохоров, прекрасный навигатор, бывший в Цусиме штурманом крейсера "Аврора", а на руле стоял лучший рулевой Балтики – кондуктор Ванька Мылов. Заградители в идеальном строю фронта шли ровно, словно бабы вдоль грядок, сажая в море мины, будто капусту на огороде: мины срывались в море – плюх, плюх, плюх! Поднятые руки минных офицеров сжаты в кулаки, по секундомерам отсчитывались интервалы.
– Сто девятнадцатая партия – товсь! Сто двадцатая…
– Товсь сто двадцатая! – отвечают с кормы.
– Пошла сто двадцатая. Сто двадцать первая.
– Товсь! – кричат в трубки телефонов…
В минных отсеках гудели рельсы, по которым бежали, дергаясь на стыках, будто железнодорожные вагоны, мины, мины, мины… Нет конца этому длиннейшему эшелону! До самой двери лоц-порта мины еще без сахара – их боевые пружины удерживают деревянные калабашки. Карманы минных кондукторов напичканы кусковым рафинадом, как это бывает в цирке у дрессировщиков диких зверей, чтобы ободрить хищников к веселой работе. В самый последний момент кондукторы заменяют калабашки кусками сладкого сахара. "Сосай… зараза!" – говорят они почти любовно и с той же фамильярностью, с какой укротители осмеливаются трепать загривки рыкающих львов, они похлопывают мины по их бокам, жирным от смазки. Море, как лакомка, сразу начинает рассасывать предохранительный сахар. Где-то на глубине раздается щелчок – все: оторвавшись от якоря, мина приводится в боевое положение. На мостике флагманского "Енисея" сам Коковцев и Прохоров, здесь же лучшие минеры отряда – лейтенанты Матусевич и братья Унтербергеры, мичмана Вольбек и Вася Печаткин.
Коковцев стоял подле рулевого Мылова:
– Ванюшка, проси у меня, что хочешь, но курс…
– Есть, ваше превосходительство! Держу как по нитке.
Настал ясный день. Внутри отсеков по-прежнему гудели минные рельсы, слышались бодрые голоса матросов:
– И останется от кайзера одна бульбочка на воде!
– Кати, Емеля! Хорошо бы и Николашку тудыть…
– Да в рот ему – кусок сахару, пущай сосает.
– Эй, помалкивай, дура! Карцер-то пустой…
Две тысячи сто двадцать четыре мины выстроились поперек Финского залива в восемь точных линий. Прохоров щелкнул крышкой часов и сказал:
– Сколько лет гробились на учениях, а спровадили эту канитель за три часа и тридцать восемь минут…
С этого момента столица была ограждена от нападения германского флота, мины прикрыли от врага мобилизацию северо-западных округов страны. Славная балтийская ночь 18 (31) июля 1914 года вошла в историю флотов мира, как самое талантливое предприятие, проделанное русскими с блистательным успехом. Николай II никогда не простил флоту этой самостоятельности, но… помалкивал. Лишь единожды, в беседе с французским послом Морисом Палеологом, император сознался:
– Балтийский флот нарушил мой приказ: они перегородили море минами до объявления войны и без моего ведома…
Эссен встретил Коковцева с распахнутыми объятиями:
– Я получил от этих невежд из Питера сигнал "молния", когда мины уже качались под водою… Два дня отдыха! Теперь центральная позиция создана, и можно не волноваться.
Коковцев позвонил Ольге на Кронверкский:
– Я сейчас на дежурном миноносце прибегу в Неву, приготовься быть отдохнувшей и нарядной… Надо, чтобы в день выпуска Игоря мы с тобой, дорогая, не выглядели бедными родственниками на богатых именинах. Целую. Пока все.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Перед отплытием его задержал на привале Коломейцев:
– Что вы, сукины дети, натворили этой ночью?
Он был против минной постановки. Коковцев сказал:
– Не хочу тебя даже слушать.
– Нет, выслушай. Я ведь не последний человек в этой банде. Сам знаешь, когда я снял Рожественского с "Суворова", даже английские газеты пришли в восхищение… Так? Я и вправе спросить. С кем война? Ради чего запоганили море?
– Спроси Эссена.
– Спрошу! Пусть он скажет, что ему шлют из Питера… "Шансы на мир значительно окрепли"! Германия уже стала хватать Австрию за фалды, чтобы с сербами она не зарывалась. Посол кайзера вчера заклинал нашего министра иностранных дел не спешить с мобилизацией. Наконец, Ники приятель "Васьки": на кой черт им колошматить один другого?
Прибыв в столицу, Коковцев сказал жене:
– Всю дорогу терзался: а вдруг войны не будет? А я вывалил мины за борт, и теперь, случись мир, экономика России будет подорвана на множество лет, пока все это не протралим.
– Не терзайся, – ответила Ольга Викторовна.
Она протянула ему газеты, в которых жирным шрифтом были выделены заголовки: ГЕРМАНИЯ ОБЪЯВИЛА ВОЙНУ РОССИИ.
– Теперь хоть ясно… Ты готова?
– Да. Ты можешь даже танцевать, но я не стану! Не к добру расплясалась я тогда перед Цусимой с Рожественским…
Морской корпус утопал в живых цветах, было много невест. По углам, будто сычи, сидели затрушенные прабабки, помнившие времена Николая I, чтобы посмотреть на ликование правнуков, ставших офицерами при Николае II. Коковцевы скромненько стояли в Нахимовском зале, где находился фрегат, подаренный корпусу самим адмиралом Нахимовым – целиком, как есть! Продольно обрезанный вдоль ватерлинии, сохранив всю оснастку, корабль, казалось, вечно плывет в океане музыки и восторгов молодого поколения России. На время танцев были включены бортовые и топовые огни, освещавшие ему путь под самым куполом зала.
– Как красиво, правда? – сказала Ольга Викторовна.
– Очень, – согласился Коковцев, вспомнив свою юность…
Игорь время от времени навещал родителей, возбужденный танцами. Мать спросила его:
– А где твоя пассия? И почему танцуешь с чужими?
– С чужими, мамочка, всегда интереснее…
– Владя, это твоя школа, – недовольно заметила жена.
Возник посторонний шум, забегало начальство, всполошились дамы. В дверях показался полицейский пристав.
– Что случилось? – встревожились родители.
Коковцев со смехом рассказал Ольге Викторовне:
– Случилось то, что случается каждый год. Будущие господа офицеры все-таки умудрились натянуть тельняшку на памятник Крузенштерну… Вот это и есть моя школа!
– А куда же смотрела полиция на набережной?
– Она валяется у памятника. Ее заранее споили…
Когда вернулись домой, Игорь еще витал в кружении вальсов и девичьих улыбок, он беспрекословно решил:
– В мичманах засиживаться не собираюсь. Один благородный подвиг, как у Дюпти-Туара, и я лейтенант! И раньше говорил вам, что сделаю такую быструю карьеру, что вы… ахнете…
– Ложись спать, – велела ему Ольга Викторовна. – Ты, мой миленький, выпил сегодня шампанского больше, чем надо.
Флот в Ревеле буквально сидел на яйцах, конфискованных при задержании германского парохода "Эйтель-Фридрих". Триста тысяч килограммов свежих яиц, которые немцы не успели вывезти в фатерлянд из России, достались морякам. Началось яичное помешательство! Всмятку, в "мешочке", вкрутую. Омлеты, яичницы, запеканки, гоголь-моголи, всюду взбивались пышные яичные муссы, на камбузах химичили яичные ликеры…
Коковцевы (отец и сын) прибыли в Ревель ночным поездом. Игорь сразу же с вокзала отправился на извозчике в гавань, где стояла его "Паллада", а Владимир Васильевич поспешил повидать Эссена. В штабе он наткнулся на веселого флаг-капитана Колчака.
– Наконец-то я счастлив, – сообщил он Коковцеву. – Я ждал этой войны, как жених первой брачной ночи. Я эту войну готовил, начало ее стало самыми радостными днями всей моей жизни… А немцы уже обстреляли с моря Либаву!
Немцы рассадили дома в порту, где были устроены квартиры для офицерских семей. Затем для острастки с кораблей врезали осколочными по пляжной полосе, заполненной купающимися дамами и детьми. Все прыснули в разные стороны.
– Повезло же дамам! – сказал Колчак, смеясь. – Ни одну даже не задело осколком, только растеряли на штранде свои халаты, шлепанцы, зонтики, игрушки…
Эссен пребывал в мрачном настроении – его флот, который он выпестовал для битвы, царь подчинил в оперативном отношении Северо-Западному фронту. Нет, Николай Оттович никогда не отрицал, что взаимодействие флота с армией исключается:
– Но еще не было в истории случая, чтобы флот выигрывал, находясь в подчинении генералов, плохо понимающих морские условия. Нынешнюю войну ведем по секундомеру, а генералы воюют так, будто на их часах отсутствует минутная стрелка.
Из бороды Эссена торчал янтарный мундштук с папиросой. Он рассуждал с уважением к противнику. Германия создала отличный флот, его боевая подготовка лучше нашей, оптика и механизмы замечательные. Иконами тут не закидаешь! Адмирал перебросил Коковцеву телеграмму с маяка Тахкона:
– Служители маяка видели, что кто-то взорвался в море. Наших кораблей там не было… Странно поведение немцев: их крейсера крутятся в устье Финского залива, словно желая выманить нас из-за центральной позиции. Что это значит? Ради чего они вешают у нас под носом кусок жирного сала?
– Надо подумать, – отвечал Коковцев.
– Думай по секундомеру!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Утром к берегу Даго подгребла шлюпка, переполненная мокрыми ранеными и обожженными людьми. Это были голландцы с парохода, идущего с грузом из Петербурга. Именно они-то и взорвались, после чего стало ясно: крейсера кайзера выманивали русских в устье Финского залива, чтобы навести их на минное поле, которое они тайно поставили, перед русской центральной позицией. Эссен сделал стратегический вывод:
– Постановка немцами минной банки свидетельствует о том, что у противника сейчас нет сил для прорыва в Финский залив, чтобы высадить десант, уничтожить наш флот и разрушить главную в России базу судостроения. В этом случае, если противник переходит к пассивным действиям, мы с вами должны переходить к действиям активным. Единственное, что может остановить нас, это подчиненное положение Балтийского флота, ибо армейские начальники указывают нам одно: "флот должен сохранять бдительность". Но одной лишь бдительностью войны не выиграешь! Бдительность хороша в отношениях с любовницей, а с женою… Чего скрывать? Она видела нас во всяких видах.
Англия включилась в войну, и дредноуты кайзера заторопились в Немецкое море, форсируя Кильский канал с такой поспешностью, что волна, отраженная их бортами, размывала слабо укрепленные берега. Русская агентура в Германии докладывала, что экипажи германского флота горят желанием испробовать силы в открытой битве с лучшим флотом мира – с Грандфлитом Англии! Впрочем, "Василий Федорович" оставил на Балтийском театре достаточно кораблей для успешного единоборства с русским флотом. Коковцев, помнивший появление первых спичек, удивлялся значению авиации, кружившей над гаванями, а зарождение в России радиопеленгации даже умиляло его, как забавная игрушка, из которой со временем выйдет толк, подобно тому, как из детского волчка родились гироскопические компасы Сперри и Аншютца. Всего полвека – и такие разительные перемены в технике! Это при том, что в России жило еще множество людей, умиравших, так и не увидев паровоза, а дачников, катавшихся по деревне на велосипедах, мужики и бабы не раз побивали камнями, как явление сатанинской силы…
Балтийский флот имел пока ничтожные потери в тральщиках, зато кайзер уже потерял на Балтике свой лучший крейсер "Магдебург", который в тумане выскочил на камни острова Оденсхольм.
6 сентября Коковцев ночевал на "Рюрике", вызванный в Ревель по делу: на Даго наивные рыбаки стали подбирать выброшенные прибоем непонятные для них "железные бочки с рожками" (мины!). Проснувшись, Владимир Васильевич сразу вспомнил об этих "рожках" – взрывателях.
– Гальваноударного типа! – сказал он Колчаку за чаем в кают-компании "Рюрика". – Не дай-то бог, если эстляндцы надумают тяпнуть топором по этим рожкам, желая посмотреть – что там внутри, не потечет ли керосин, нужный в хозяйстве?
Колчак был озабочен: на рассвете у Виндавы видели плотное облако дыма на горизонте. Он спросил Коковцева:
– Вы сами поковыряетесь в немецких минах?
– Со мною братья Унтербергеры, уже ковыряются…
В полдень Эссен оповестил флот: южнее маяка Богшер появились пять германских линкоров типа "Виттельсбах" и "Мекленбург", в плотном дыму двигается вражеская завеса из крейсеров типа "Ундина" и "Газелле". Назревало сражение.
Коковцев спросил оперативников – где "Паллада"?
– "Паллада" вместе с "Баяном", – пояснили ему, – сейчас на меридиане Дегерорта в сорока милях к весту от Оденсхольма, где крейсер "Аврора" охраняет работу наших водолазов. Они там ползают по грунту, подбирая даже покойников…
Коковцев оставался пока спокоен. В самом деле, почему бы его мальчику не хлебнуть соленой воды и не понюхать, чем пахнут сгоревшие пироксилины? Волнение пришло к нему после трех часов дня, когда немцы забили эфир своими переговорами, а с Дагерорта докладывали, что дым германской эскадры уплотняется, наши крейсера вынуждены отходить к зюйду. Но почему к зюйду? Как же они вернутся обратно?
За обедом Колчак сказал, что "Паллада" с "Баяном" уже попали в немецкие клещи. Возможно, противник погонит их на мелководье "банки Глотова" или заставит крейсера выброситься на минное поле в "квадрате № 39". Эссен уже вызвал из Гельсингфорса бригаду линкоров, "Громобою" и "Адмиралу Макарову" указано следовать на помощь. Коковцев подумал об Ольге Викторовне: как хорошо, что она следит за войной по газетам, но ей никто не приносит радиограммы с моря. Посты оповещения докладывали: наши крейсера на повороте форсировали скорость до 15 узлов. На огонь противника они не отвечали, и это было умно: зачем же показывать немцам, какова дальность их стрельбы? Шифровальщики не успевали раскодировать сообщения, поступавшие с "Паллады". Крейсер извещал штаб, четко нумеруя свои доклады: № 179, № 180, № 181, № 182, предупреждая флот аншлагом: "ВСЕМ, СРОЧНО". Из радиограммы № 182 Коковцев выделил одну фразу, радостную для его отцовского сердца: "Попаданий еще не имею". Затем с моря отбили новость: немцы ведут поспешные переговоры прожекторами. После этого в "переписке" возникла пауза…
– И я ничего не понял, – сознался Эссен. – А ты?
– Тем более, – ответил ему Коковцев.
Случилось невероятное: германская армада, оставив преследование крейсеров, разом отвернула, будто увидела дьявола. Двадцать три боевых вымпела энергично отступили перед двумя.
– Что могло их так напугать? – недоумевал Эссен.
Перед Балтийским флотом немцы поставили громадный знак вопроса. Когда "Паллада" и "Баян" вернулись из боя, их командиры сами удивлялись поспешному отходу неприятеля.
– Для нас это тоже загадка! – разводили они руками…
Загадка вскоре разрешилась: оказывается, в самой гуще боя между кораблями сверлила винтами глубину подводная лодка "Акула", которая никак не могла выйти в атаку на противника, и тогда командир "Акулы" решился на отчаянный поступок – он всплыл на виду немцев, которые, увидев субмарину, в панике и бежали. Вывод: немцы придавали подводным лодкам несколько иное значение, нежели моряки других наций…
Повидав сына, Коковцев потрепал его за ухо:
– Щенок! Из-за тебя я тут вибрировал нервами…
Игорь, захлебываясь от восторга, радовался тому, что он пережил и увидел в бою на своей "Палладе":
– Первые выстрелы немцев были для меня, как для дебютанта первые аплодисменты в жизни… Иногда сближение с противником было таково, что мы слышали даже возгласы немецких матросов "Hoch Kaiser!", как и ты, папа, в Цусиму слышал крики японских моряков, оравших "Хэйка банзай!".
– Напиши маме, – сказал Коковцев. – Она волнуется. Ведь она читает газеты, а там такие трепачи.
– Напиши ей сам, а мне, поверь, некогда…
Браслет с руки отца Игорь более не просил – офицеры крейсеров имели золотые перстни с именами своих кораблей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вскоре агентство Рейтер известило мир, что германской подлодкой потоплены один за другим сразу три британских крейсера: "Кресси", "Хуг" и "Абукир"… Вот это новость! Множество государств, идя на поводу признанного морского авторитета Англии, держали свои народы впроголодь, бухая миллиарды золотом на дредноутизацию флотов, но из глубины тихо подкралась субмарина и четкими попаданиями торпед заявила миру о своем первостепенном престиже на море.
Мир был шокирован. Русские флоты тоже.
Англия облачилась в траур: не часто бывает, чтобы три крейсера легли рядом на грунт за несколько минут. Британские адмиралы, явно растерянные, составляли инструкции: впредь, дабы подобного не повторилось, кораблям не заниматься спасением экипажей, а удирать от подлодок как можно скорее!