Ну где же тебе помнить! Я подскажу тебе. Это было под Лубном на Войныхе, когда ты встретился с киевскими и черниговскими дружинами. Начало битвы оказалось для нас неудачным. Твой удар на черниговцев, где я был вместе с князем Святославом, откинул нас почти до Сулы. Подо мною убило коня, и твои воины захватили меня и привели к тебе. Как вот теперь тебя ко мне. Но не успели мы перекинуться и двумя словами, как наши так поднажали, что ты кинул и пленника и свою стражу - помчался что есть духу к Хоролу. Да так, что только пыль взвилась за тобой! Мне тогда посчастливилось: через несколько минут я вновь оказался у своих…
- Тебе действительно тогда повезло, - мрачно взглянул исподлобья Кобяк. - А то бы я не стоял сегодня перед тобой. Вай-пай!
- Но не надейся, что и тебе повезёт, как мне. Видишь, вылавливают твоих недобитков! - и Славута рукой провёл по горизонту, где затихал бой. - Некому вызволить своего хана! Закончился твой кровавый поход на Русь, не начинаясь!
Кобяк понурил голову, закусил губу. По тому, как зло поглядывал на победителей, можно было представить, какие страшные чувства бурлили в его душе и какой ненавистью наполнено его сердце.
Вскоре битва утихла совсем. Половцев преследовали в степи до самого вечера. В полон попало семь тысяч степняков и семнадцать ханов. Подобной победы над степняками русские князья не одерживали со времён Владимира Мономаха, то есть на протяжении последних шестидесяти лет.
…Заходило солнце. В его лучах над местом побоища опадала кровавого цвета пыль. На измученных лицах воинов цвели радостные, счастливые улыбки.
Святослав проезжал вдоль войска, останавливался перед каждым стягом и благодарил за ратный труд, за победу:
- Благодарю вас, сыны мои, благодарю вас, соколы! Велика сила половецкая, но вы её подсекли объединёнными усилиями многих княжеств наших. Ещё один такой удар, и я уверен - оставят нас в покое кочевники и никогда больше не посмеют нападать на нас, разорять и опустошать нашу землю, наши окраины! Честь вам, храбрые воины, а князьям - слава! Вечная память тем, кто полёг ныне в поле чужом за родную землю!
Перед полком переяславцев Святослав остановился, сошёл с коня, обнял князя Владимира и трижды поцеловал.
- Благодарю, княже, витязь храбрый! В сегодняшней победе твоих трудов ратных больше всех! Честь тебе великая и слава вечная, Владимир Глебович!
Владимир вспыхнул от радости. В глазах заблестели счастливые слезы. Похвала на людях всегда окрыляет, придаёт сил, и особенно, если воодушевляющие слова произнесены великим князем, за плечами которого не только шесть десятков лет, но и много битв и побед, если похвала произнесена не просто так, для красного словца где-то на пиру, а на бранном поле, когда ещё не остыли трупы поверженных на землю врагов…
Владимир склонил голову, молчал и только улыбался. А за его плечами гремели тысячи голосов, величая его:
- Слава князю Владимиру! Сла-а-а-ва-а!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
А в Новгороде-Северском события развивались по-иному. Когда гонец привёз письмо, в котором Святослав приглашал северских князей принять участие в походе, Игорь созвал к себе на совет брата Всеволода, племянника Святослава и сына Владимира. Те прибыли не мешкая.
- Братья, что будем делать? Великие князья Святослав и Рюрик собирают поход на приднепровских половцев. Зазывают и нас…
- Как что делать - идти! - не долго думая, решительно ответил Всеволод и положил, утверждая весомость своих слов, тяжёлые кулаки на стол.
- Ну, это ещё нужно обдумать, - ответил на его слова Игорь. - Стоит ли нам бросать свою землю без охраны и забиваться на край света, аж до Днепра? А если наскочат донские половцы? Тогда кто спасёт наших жён, детей, ратаев, простой люд?
- Верно, нужно прежде подумать, - сказал рассудительно Святослав Рыльский, глядя на дядек грустными карими глазами. - А Ярослав Черниговский? Он идёт?
- Нет, - Игорь усмехнулся. - Гонец объяснил, что князь занедужил. Но мне кажется, это только для отвода глаз. А на деле Ярослав думает так же, как и я. Кто защитит наши княжества, если Кза или Кончак в это время нападут на них?
- Как же нам поступить? - спросил Всеволод. - Зазорно отсиживаться в затишье, когда другие воюют.
- А мы и не станем сидеть. Мы тоже пойдём в поход. Только не до Орели и Самары, а за Ворсклу…
- Моя дружина к походу готова! - первым откликнулся Святослав.
- Моя тоже! - прозвенел голос молодого Владимира Игоревича путивльского, ему в конце лета должно было исполниться четырнадцать лет. - Пять стягов ждут твоего слова, княже!
Игорь взглядом приголубил сына.
Мужает Владимир! Набирается сил и военного уменья! И так похож на мать, княгиню Ярославну. Голубые глаза под крутым лбом, по-детски нежные, пухлые губы, прямой нос с чуть заметной горбинкой, русый чуб… Голос уже начал ломаться, но и в нём тоже слышится музыка галичанского говора Ярославны.
- Славно, княже! - похвалил его отец. - Тогда, если князь Всеволод не против, и выступим не теряя времени.
- Я согласен, - сказал Всеволод.
Договорились дружину собрать небольшую: Игорь - тысячу воинов, остальные князья - по полтысячи. Идти всем без обоза, взять с собою в саквах пшена, сухарей и солонины лишь на десять дней. Это даст возможность быстрее достичь рубежей Половецкой земли, нанести неожиданный удар и так же быстро возвратиться назад…
2
За Мерлом, притоком Ворсклы, начиналась никем не заселённая земля. Ничейная. Буйные травы, бурьян да ковыли катили по необозримой равнине зелено-серебристые волны. Золотое солнце, вставая поутру на востоке, приветствовало русское войско ласковой улыбкой и продолжало дальше по небу свой извечный путь. В раскалённом воздухе стоял густой дух чабреца и полыни, тревожа сердца воинов близкой опасностью, подстерегающей их за синим горизонтом. Игорь с князьями и воеводами ехал впереди, не спуская глаз со сторожи, едва виднеющейся вдали. Зной изморил всех, говорить никому не хотелось. Каждый был углублён в свои мысли и воспоминания.
Игорь думал о полученном перед походом письме от тестя, галицкого князя Ярослава. Ярослав отвечал сухо. Нет, он не желает примирения с непокорным сыном Владимиром! У него есть другой сын, Олег, который и займёт после отца галицкий стол. А за Владимира Игорь пусть и не просит - ничего не выйдет…
Игорь печально взглянул на сына Владимира. Неужели и между ними когда-нибудь сможет вспыхнуть вражда? Неужели и его сыны перессорятся между собой и станут грызться, как собаки, за лучший город, за более богатую вотчину? Что за проклятье висит над родом Рюриков и тяготеет над ними вот уже двести лет, ещё со времён старого Владимира! Или это доля всех княжеских родов?
Ход его мыслей оказался прерван. Сторожа издали подавала условные знаки.
Игорь остановил войско.
Приближался гонец, кричал на ходу:
- Княже, княже! Половцы!
- Сколько их?
- Четыре или пять стягов - не больше. Идут нам навстречу.
- Без веж, без жён и детей?
- Одни воины, княже. И все хорошо вооружены.
- Так, сам Бог посылает их нам в руки, - тихо, про себя, произнёс Игорь, а потом спросил: - Они вас заметили?
- Нет, не заметили. Идут по долине.
Игорь переглянулся с князьями.
- Что станем делать, братья? Нападём?
- А если это только передовой полк, а за ним целая орда? - высказал сомнение Святослав.
- Ну и что? - воскликнул Всеволод. У него в предчувствии близкого боя начали вздрагивать ноздри. - Окружим! Молниеносно ударим, уничтожим и, пока подойдёт орда, быстро отступим! Такой удачный случай - уничтожить или захватить в полон полтысячи половцев - каждый день не приходит. К бою, друзья! К бою!
Все согласились с его мнением. Игорь тут же распорядился:
- Я бью в лоб. Князья Святослав и Владимир обходят левое крыло недруга, Всеволод - правое. Если ворог окажет сопротивление - порубить всех! А если нет - полонить! Ну и зададим им жару, братья!
Готовились недолго. Спустя несколько минут дружины разделились и каждая часть направилась своей дорогой.
Игоря, как всегда, сопровождали Рагуил и Янь с сотней отборных гридней. Рагуил ничем не отличался внешне от воинов, разве что солидностью. На нём были обычные, без украшений шлем и латы гридня, на левой руке - окованный жестью деревянный щит, в правой - меч. Седло и чепрак - тоже без украшений, и конь под ним не лучше, чем у других воинов. Зато Янь красовался посеребрёнными шлемом и шпорами, новой кольчугой, что не успела потемнеть, богатым седлом и ещё более богатой уздечкой, сверкающей бронзой и серебром. Резвый конь не уступил бы по красе и быстроте княжеским коням.
Он первым домчался до сторожи и из кустов глянул в долину, где медленно, совсем не подозревая лиха, приближался половецкий отряд.
Янь подал знак и князь, остановив дружину, подъехал к холму. Спешился, прикрыл себя веткой и долго смотрел вниз.
- Идут беспечно, - произнёс тихо. - И идут не на прогулку, а на баранжу. И прямиком на Путивль… Думают, клятые, что никто не стережёт северскую окраину, а мы их тут мокрым рядном и накроем!
- Эх, и ударим разом! Аж перья полетят! - пристукнул кулаком по луке седла Янь. - Дозволь, княже, взять молодшую дружину да потешить сердце! Так и свербит десница!
И он сжал рукоять меча.
Игорь отрицательно помахал пальцем.
- Нападём всей дружиной. Со всех сторон и разом, чтоб ни один не выскользнул! Езжай к отцу, скажи - пусть ставит войско в боевой ряд и ждёт моего знака!
Янь ускакал. А Игорь осмотрел долину, не видно ли орды? Он знал, что самой орды, если она далеко, не увидит, но можно заметить пыль, поднятую тысячами конских копыт, а ещё раньше - стаю чёрного воронья в небе.
Однако ни орды, ни воронов не видно. Что ж, это к лучшему. Какой-то бестолковый хан-растяпа сам ведёт своё войско в западню.
Меж тем недруг приближался. Уже видны отдельные всадники. Разомлелый от жары хан дремлет на коне, его воины медленно плетутся за ним.
Игорь пересчитал: четыреста человек. Против его двух с половиной тысяч - горстка. Можно раздавить, как букашку. Но Игорю не хочется потерять ни одного своего воина, и он всю надежду возлагает на неожиданность нападения. Ошеломить степняков! Не дать опомниться! Захватить внезапно! Взять в полон! Чтобы сами сдались!
Мысли скачут, обгоняя друг друга. А время бежит, и половцы всё ближе и ближе.
Пора!
Игорь подаёт знак, и Рагуил с дружиной трогается. Игорь садится на коня, вынимает из ножен меч.
Во главе своих закованных в броню северян вылетает на вершину холма и пологим склоном мчится вниз. Вслед за ним ринулась вся дружина - тысяча опытных в ратном деле воинов, сотрясающих топотом боевых коней землю, а воздух - громом дюжих голосов.
Почти одновременно с обеих сторон долины появились дружины Всеволода, Святослава и Владимира.
Потрясённые, испуганные внезапностью появления русских дружин, половцы остановились, онемели. Затем послышался протяжный вой, перешедший в отчаянный вопль обречённых. Всадники враз развернули коней и обратились в бегство, не выпустив ни одной стрелы в сторону русов.
- Догоняй! Перехватывай их! - закричал во всё горло Игорь и пришпорил коня.
Рядом с ним мчался Янь. Глаза восторженно блестят, меч со свистом рассекает воздух, из-под шлема выбились густые русые кудри…
- Г-ех! - рубанул он отставшего от своих степняка. - Есть один!
И не остановился, не глянул на свою жертву, потому что заметил впереди себя красный кафтан хана.
Хан, который только что ехал впереди отряда, теперь остался позади. И хотя сильный, быстроногий конь вынес бы его из этого кипящего водоворота, он уже ничего сделать не мог. Бежать некуда, всюду перед глазами лишь сплошная пыль да сгорбленные спины ошалелых от страха ордынцев.
Янь быстро догнал его. Хан даже не достал саблю.
- Не убивай меня! Я хан Обовлы Костукович! Я выкуп дам! Только не убивай!
Янь сдержал взмах руки, схватил повод коня хана, одним ловким движением меча срезал с пояса ханскую саблю. Глазами поискал князя, чтобы похвалиться добычей. Но золотой шлем Игоря уже сверкал далеко впереди, в самой гуще половцев. Тогда Янь свернул в сторону и с половецким скакуном в поводу, на котором отяжелевший, словно куль мякины, хан Обовлы склонился к самой гриве коня, выбрался из безумной круговерти. Здесь он увидел, как сначала князь Всеволод, а потом Святослав и Владимир преградили беглецам выход из долины. Лишь не более десятка половцев вырвалось из окружения и умчалось без оглядки в степь.
Короткий бой вспыхнул, как жгут сухой соломы, и сразу угас.
Князья съехались счастливые, весёлые. Поздравляли друг друга с победой, обнимались, целовались.
- Вот это победа! - гремел раскатисто Всеволод, снимая шлем и рукавом шёлковой рубахи, что выбилась из-под кольчуги, вытирая потное лицо. - Я рад за племянника Владимира, он стал настоящим воином. Да и Святослав проявил себя храбрым витязем. Я вижу - княжеские мечи обагрены кровью ворогов! Это славно!
Он обнял юных князей сильными ручищами и прижал их к груди. Те счастливо улыбались.
К ним подъехал Янь. Подтолкнул к Игорю связанного пленника.
- Хан Обовлы, княже. Ехал на Путивльскую землю, чтобы пограбить: взять полон, скотину. Сам сознался… Что делать с ним, княже? Голову снять или выкуп взять?
Князья стояли перед ханом, молча смотрели на его согнутую в почтительном поклоне спину.
- Распрямись! - негромко приказал Игорь. - Ты же хан, а готов ползать, как червяк…
Тот поднялся. Однако подобострастная улыбка не сходила с его лица. В коричневых глазках затаился страх. Тихо спросил:
- Ты казнишь меня, княже?
- Если тебя в бою не зацепила стрела и не коснулся меч, то нет - живи! Твоё счастье, что встретили тебя с пустыми руками, когда только шёл на Русь. Но попадись ты мне с добычей, а руки твои были бы в крови наших людей, то, клянусь небом, я сам снёс бы твою голову! А так - живи! Заплатишь выкуп - отпущу на все четыре стороны!
- Благодарю, княже! - Обовлы поклонился. - Тогда отпусти одного пленённого, моего доверенного, чтобы я мог, не теряя времени, послать домой за деньгами… Во сколько оцениваешь мою голову?
- Думаю, больше ста гривен она не стоит.
- Сто гривен! - воскликнул поражённый хан. - Да весь мой род, если его ободрать, как липу, столько не наскребёт! Лучше руби голову!
Почувствовав себя в относительной безопасности, поняв, что смерть обошла его стороной, он осмелел и начал торговаться.
Но Игорь сурово отрезал:
- Знаю, что ты голодранец! И сто гривен для тебя слишком много. Но пятьдесят найдёшь! Это моё последнее слово!.. А доверенного можешь послать хоть сегодня…
3
Мать рвалась домой, на Сейм, и Ждан, только что прибыв с Поля в Киев, снова начал готовиться в дорогу. Теперь он стал богатеем: имел шесть половецких коней. Трёх оседлал для матери, Любавы и для себя, а на других нагрузил много всякого добра, на которое Славута и Самуил не поскупились жита и пшеницы, чтоб осенью было чем засеять нивку, ножей, серпов, сошников, топоров, сухарей, солонины.
Выступили в субботу, с восходом солнца. Ждан ехал домой со страхом. Боялся, что от их жилища ничего не осталось, кроме пепелища поросшего бурьяном, но ещё большее опасение вызывала возможность встречи с князем Игорем. Как-то он его встретит?
Мало ли что выпустил из темницы. Выпустил вопреки своему желанию, по просьбе княгини. А сам? Не схватит ли снова, не запрячет ли в ещё более мрачную клеть в Путивле?
Ни матери, ни Любаве об этих сомнениях не говорил. Зачем тревожить их сердца? Им, бедолагам, и так нелегко. Дорога трудная, непривычная верховая езда вконец измучила женщин. Любава-то молодая, выдюжит, а мать старенькая, едва в седле держится.
За дневной переход до Вербовки, оставив в стороне Путивль, Ждан свернул с дороги, облюбовал тихую долину с небольшим журчащим ручейком и свежей зелёной травой, отпустил поводья.
- Отдохнём здесь.
Мать наклонилась к луке седла, бессильно сползла с коня и сразу легла на постеленную Жданом кошму. Любава присела возле неё, сняла платок, рукавом вытерла пот с лица.
- Может водицы принести, мамочка?
- Принеси, доченька.
Тяжёлая дорога их сблизила. Не было ещё у них ни общего жилища, ни общего добра, что часто разъединяют не только невестку со свекровью, но и мать с дочкой. У них была только общая любовь к Ждану и желание видеть его счастливым. А такая любовь, если к ней не примешается слепая ревность, быстро сближает женщин - старую и молодую.
Пока Ждан стреноживал коней, Любава принесла из ручья холодной воды, нарезала хлеба и сала.
- Ешьте, мамочка, пейте. А неволю половецкую не вспоминайте.
Подошёл Ждан, присел возле них.
Мать приподнялась на руке, съела кусочек хлеба с салом, запила водой. На её утомлённом, осунувшемся лице появилось подобие горькой улыбки.
- Спасибо, доченька… А неволю до смерти не забыть, нет на свете ничего тяжелее, чем неволя на чужбине да у лютых ворогов, разве что смерть, голод или хвороба неизлечимая…
У Ждана от этих слов сжалось сердце. Ему, молодому, сильному было тяжело. А каково же ей? Потерять мужа, детей, кров…
Ну, теперь он никому не позволит обидеть мать. Построит хатку возле Сейма, вспашет кусок земли и засеет житом-пшеницей, разведёт скотину, птицу - и заживут они втроём тихо и любо…
Он жевал чёрствый хлеб с салом, а мечты уносили его в будущее, и оно казалось ему ясным и счастливым. Только бы всё сбылось!
Из раздумий его вывел приглушенный крик Любавы. Он поднял голову и глянул в ту сторону, куда указывали расширенные от ужаса глаза девушки. Там, на горе, где проходила дорога, на фоне синего неба темнели фигуры нескольких всадников.
- Половцы! - помертвелыми губами прошептала Любава.
Ждан вскочил на ноги, приложил руку козырьком над глазами. Нет, на половцев не похожи. Красные щиты за спинами, мечи на боку. Свои! Северяне!
Всадники тоже заметили их и начали спускаться в долину.
- Не бойтесь, это наши люди! - успокаивал женщин Ждан, хотя у самого сердце билось тревожно. Ведь он хорошо знал, что каждая встреча с незнакомыми людьми таила в себе опасность.
Незнакомцы быстро приближались. Ждан встрепенулся: впереди ехал Янь!
Янь тоже удивился не меньше.
- Ждан! Вот не думал! Откуда ты тут взялся?
- А ты?
- Ну, мы с князем Игорем малость потрепали половцев в степи и возвращаемся домой, - не без гордости ответил Янь. - Я сам своими руками хана Обовлы взял в полон!
- Вот как! Выходит, и князь Игорь ходил в поход?
- Ходил. С князьями Всеволодом, Святославом и Владимиром… А почему это тебя так удивляет?
- Да потому, что я тоже из похода. Был аж на Самаре с князьями…
Ему хотелось спросить, почему Игорь не присоединился к Святославу и Рюрику, но вовремя прикусил язык. Не его это дело. Пусть князья сами выясняют свои отношения. Его дело - молчать и ни единым словом не обмолвиться, что он полонил самого хана Кобяка.