– Товар почти даровой, много не запрошу. Угощенье бесплатное. Примите вот. А чуть-чуть купи. Всем скажу, что сам Вожа у меня покупал.
Зверолов засмеялся. Новый продукт ему понравился. Он оделил Васька и Мамона, проверяя, всем ли годится сушеная дыня.
С легкой руки зверолова новый продукт среди переселенцев прижился и распространился, особенно по всему Заволжью.
Возле казармы накрывали длинный деревянный стол. Однако с солдатским обедом пришлось повременить. На сигнальных шестах замечен дым. Вскоре в открытые ворота на полном скаку влетел вестовой казак. Кряжистый, примятая казачья шапка, борода до пояса, распаренное красное от быстрой езды лицо. Он одним махом спешился на плацу.
– Корсаки перешли вал. В пятнадцати верстах. Всадников шестьсот-семьсот будет.
– Драгуны – в поход, – приказал капитан. – Через четверть часа выступаем из крепости.
Взыграли медные боевые трубы. В крепости все пришло в движение.
Из крепости эскадрон вышел в поход в составе двух рот, основной и приданной. Серьезная сила.
Драгуны, конная пехота, рекрутировались из мелкопоместных дворян, белопашенных крестьян, отчасти из мещан и еще разных вольных людей, включая казаков и священнических детей. Они отличались меньшей подвижностью по сравнению с казачьими отрядами, но зато большей дисциплиной и тактической выучкой.
По сравнению с отрядами ордынцев драгуны еще выгоднее отличались железной дисциплиной и продуманными тактическими построениями. Если казаки хороши в перехвате и схватках с подвижными ордынскими шайками, то драгуны сильны в лобовом полевом столкновении.
Российская армия в азиатских степях и в Диком поле применяла незнаемые здесь тактические новинки. Драгуны производили на казачий манер залп из огнестрельного оружия и, выигрывая во времени, сразу шли в кавалерийскую атаку. Стреляющая кавалерия была в новинку и в Европе. Бесфитильные замковые карабины и ружья и опыт казачьих отрядов способствовали появлению новой тактики. В то же время тактические построения драгун могли удивить тактическим разнообразием.
Эскадрон драгун на марше выглядел красочно и впечатляюще. Всадники двигались в боевом порядке в три шеренги. На голове шляпы с железной тульей, украшенные перьями птиц, закреплены подбородочными ремнями. Синие мундиры, белые воротнички и обшлага. Кожаные сапоги. Руки в замшевых перчатках. У офицеров особенно красивы витые эполеты на плечах. Приклады карабинов и рукоятки пистолетов украшены металлической искусной оправой. Сбоку изящные сабли и шпаги, у некоторых тяжелые палаши. Несколько барабанов покачивалось на плечевых ремнях барабанщиков.
Две пушчонки везли на вьючных лошадях на мортирных седлах. Зарядный ящик с ядрами катили на двух колесах.
Впереди на ветру полоскались два сотенных квадратных знамени.
На четырех лошадях на деревянном щите везли огромный барабан-набат. Командир крепости должен вернуть набат в Самару в полк после завершения строительства крепости вместе с прикрывающей строительство ротой драгун. Он был рад, что отсрочил возвращение приданных ему сил. Он подумывал о том, чтобы испросить разрешение на дальнейшее хранение набата. Здесь барабан нужнее, чем в сильно укрепленной Самаре.
Солдаты пели походную строевую песню. Она особенно хороша в пешем строю, попадала в ритм пешего похода. По такому случаю двое запевал и десяток пушкарей и драгун спешились и широким шагом двинулись впереди колонны. Песня полетела вперед, подхваченная всем эскадроном:
"Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши отцы?
Наши отцы – славны полководцы, вот где наши отцы.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши мати?
Наши мати – белые палати, вот где наши мати.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши жены?
Наши жены – ружья заряжены, вот где наши жены.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши детки?
Наши детки – на плечах палетки, вот где наши детки.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши тетки?
Наши тетки – две бутылки водки, вот и наши тетки.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши сестры?
Наши сестры – сабли остры, вот и наши сестры.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши братья?
Наши братья в рати, вот и наши братья".
У этой песни в разные времена имелись свои отличия. Сочиняли и другие песни. Но эта, как никакая другая, отражала саму жизнь и быт ратников, оторванных от семьи для служения Отечеству.
По русскому крестьянскому обычаю на работу в поле шли с песней и с поля шли с песней. Так же и на бранное поле.
Драгуны столкнулись с ордынцами в просторном Малиновом поле, с двух сторон окруженном лесом.
Обменялись несколькими одиночными выстрелами. Драгуны меж тем развернули боевой порядок. Они как двигались в три шеренги, так и выстроились в три ряда, развернув фронт в сторону противника. Снимали с лошадей мортиры.
Ордынцы сбились в большую гомонящую кучу, вокруг которой скакали самые нетерпеливые. По команде они разделились на две части. Самая большая лавиной пошла на цепочку драгун. Другая часть, около сотни всадников, пошла в обход к флангу.
В боевых порядках драгун призывно запела труба, забили боевые барабаны. Затем все разом стихло. Удачно ударили пушки-мортиры. Последовал ружейный залп – стреляла первая шеренга. Ударил второй залп, третий.
Залповая стрельба оказалась успешной в тактическом плане. Перезарядить карабин и выстрелить по быстро приближающемуся противнику драгуны не успевали. Три залпа, подобно трем тяжелым ударам, смешали конную лавину. До сотни всадников оказалось опрокинуто. Часть повернули вспять. Часть ордынцев замешкалась. Но для перезарядки карабинов требовалось время, и образовалась пауза.
И тут в степном доле произошло что-то непонятное и страшное. Многое повидало Дикое поле, в том числе большие сражения, где участвовали в сражении десятки тысяч воинов и кровь лилась рекой, но такого на его просторах еще не было. Оглушительный грохот накрыл необъятное пространство. Его слышали чуть не за сотню верст.
В действие вступил самый большой барабан в мире – набат, на котором барабанщики большими колотушками выбивали гнетущую дробь. Не стало слышно ни криков, ни лошадиного ржания, ни выстрелов, показавшихся легкими хлопушками. Уши заложило напрочь.
Кони заволновались. Вожа, наблюдавший за боем вблизи от капитана, возбужденно оглядывал окрестности блестящими глазами и тяжелой уверенной рукой похлопывал Тополя по морде, успокаивал.
Драгуны натянули поводья. Их первый ряд готовился к рукопашной схватке. Вторая и третья шеренги спешно перезаряжали карабины.
До рукопашной в центре не дошло. Замешкавшиеся ордынцы не выдержали и повернули мятущихся коней. Скакали прочь.
Расположенные на фланге драгуны стреляли в центр. Они встретили конную сотню противника с разряженными карабинами. Но из-за их рядов выскочили человек семь гренадеров с железными ядрами-гранатами и зажженными запалами.
Гранаты мастерили из железных или медных ядер. В них насыпали порох и вставляли трубку с мякотью, которая тлела и не давала гранате взорваться сразу. Запалы тлели секунд десять-пятиадцать. Обычно граната – это шар диаметром полтора вершка и весом до килограмма.
Гренадеры зажигали мякоть в запале с помощью фитиля, который у каждого висел на груди в медной трубке. Перед дюжими гренадерами стояла непростая задача: так метнуть гранату, чтобы запал не сгорел в руках, и в то же время подгадать приближение противника, который набежит на катящийся навстречу шар… Гранату надо бросить или катануть как можно дальше и отбежать под прикрытие боевого построения. При этом следовало бросить не одну, а две, три гранаты одну за другой и не попасть под стрелу или пулю.
Гренадеры сработали как надо. Каждый забросил по две-три гранаты. Они катились навстречу стремительно приближающейся лавине ордынцев. Гранаты взорвались среди ордынцев, нанеся им урон и сбив наступательный порыв.
Часть корсаков все же на полном скаку врезалась в ряды драгун. Произошла сеча жестокая и короткая. Драгуны потеряли несколько человек, но выстояли. Особенно отличился гренадер высокого роста. Он вскочил на коня и размахивал тяжелым палашом, точно легкой саблей. Палаш раз за разом разрубал очередного всадника надвое и врубался в хребет лошади.
Здесь драгуны понесли наибольшие потери. Полдюжины убитых и дюжина раненых. Но из вязкого рукопашного боя никто из противной стороны не вышел.
Отступившие ордынцы частью сбились в кучу в версте от построения драгун. Но второй атаки не последовало. Из леса ударили подоспевшие с кордона бородатые казаки с пиками наперевес. Их оказалось всего два десятка, но появились они так неожиданно, что кочевники пустились наутек.
По сигналу набат смолк. Последовала команда, и драгуны тоже ударили в атаку. Для контраста выждав время, громовой голос набата снова перекрыл все звуки. Даже брани не стало слышно.
Шайка бежала, рассыпаясь в разные стороны, и была преследуема много верст. Не многим удалось уйти.
Офицеры и солдаты возвращались довольные победой, исполненным долгом, но без особых восторгов. Как исполнив привычное дело.
– Не пойдете в кочевья? – спросил Вожа.
Капитан отрицательно покачал головой:
– Сейчас весть о нашей победе – лучший посол. Где это по степи собирать дырявые юрты кочевников и зачем? После хорошего удара они бегут долго. Ближние кочевья уйдут далеко. На время испарятся. Моя ближайшая цель – достроить крепость своими и приданными силами. В нынешнем году за это с меня главный спрос учинят. При царском дворе считают, что кочевники, принявшие покровительство белого царя, станут нашими людьми. Изничтожать их не велено. Создается великое государство, где многие народы будут жить в мире с россами и строить империю, неподступную противникам с большими притязаниями.
– Мы люди простые, – сказал Вожа, думая о своем, о чем-то далеком. – В этом мало понимаем. Кто руку протянет, поможем. Кто по руке ударит, ответим или отойдем. Так всегда жили.
Отбили орду, не дали ей блокировать крепость и рассыпаться по уезду для грабежа. Усталые воины возвращались домой в крепость тихим, неспешным шагом. Не торопили лошадей, не трясли раненых.
Пастушья свирель зверолова заиграла что-то лирическое, умиротворяющее, соответствующее настроению часа. Молчали трубы и барабаны. Притихли люди, вслушиваясь в незнакомую, но такую понятную и близкую мелодию, напоминавшую о родной деревне, отчем доме. Лица солдат, заматеревших на полях брани, разглаживались. На них проступало что-то детское. Один усач даже смахнул слезу умиления:
– Размягчил душу. Как играет.
17
В крепости Вожа и его спутники разжились порохом и даже приобрели несколько ручных гранат. Переночевав, отправились к усадьбе Калачева.
Табунщики, питаемые надеждой, встретили звероловов как самых дорогих гостей. В доме было поднялась суета. Затопили печь… Для гостей решили забить телка. Максим велел сыновьям натаскать воды в баню.
Вожа жестом остановил Максима и Прасковью:
– Теперь время дорого. Пора в дальнюю дорогу собираться. Товар для мена есть. Оружейные припасы есть. Съестного запасем. Пирогов не надо.
– Что возьмете? – спросила Прасковья.
– Пойдем скрытно. Может статься, что и костра разжечь не придется. Дичи набили. Мяса накоптили. Оно легкое. Хозяйку просим сыр изготовить. Вот и все приготовления. Сухарей возьмем немного. А кумысу сколько найдете.
– Едешь на день, припасов бери на неделю, – сказал Максим. – А тут дорога длинная. Все, что у нас есть, дадим.
Самарское Заволжье стало единственным краем в необъятной России, где переселенцы переняли выдающееся изобретение кочевников – кумыс. Густое жирное кобылье молоко забраживали в кожаных мешках. И оно долго не портилось даже в самое знойное лето. Кумысом утоляли жажду. Кумысом питались. Кумысом лечились от простуды, цинги и болезни легких… Кумысом веселились. Степняки могли неделями жить на одном кумысе и только здоровели от того. Лето – благодатная пора.
Жеребую кобылу табунщики привели во двор и два дня доили, пока звероловы жили на усадьбе. Кобылье молоко добавляли к уже имевшемуся кумысу.
Прасковья готовила сыр из коровьего молока, из творога. Мамон и Васек помогали ей отжимать творог. В холщовый рукав положили творог и двумя досками отжимали что было сил. Далее творог поставили под гнет сушиться. На верхнюю доску водрузили камни. Затем сухую массу засушивали в печи до каменной твердости.
В первый же день Вожа сказал Максиму:
– Решайте, кто поедет с нами. Невольниц меняют неохотно. Мужиков за деньги выдают, а невольниц не всегда. Может, придется уволоком брать. Соседи не подмогнут? Еще каждому всаднику нужна вторая заводная лошадь для сшибки с ворогом.
Максим все понял и молча кивнул.
– Через день выходим, – добавил Вожа.
К вечеру Максим привел верхами пятерых бородачей.
– Трех сыновей даю тебе, – сказал Максим. – И пятеро овражных согласились идти. И еще садчик Евлампий.
– Пять плюс четыре и нас с Мамоном двое, – прикинул и повеселел Вожа. – Одиннадцать ратников не так себе.
– И меня можно считать, – не без обиды сказал Васек.
Вожа внимательно посмотрел на него. Мальчишка характером на глазах превращался в парня.
– Думал тебя здесь оставить до нашего возвращения.
– Я с тобой.
– Тогда двенадцать.
Вожа передал прибывшим четыре ружья и несколько пистолетов. Предложил упражняться с оружием. Вечером Вожа устроил состязание с Мамоном.
– Мамон, повторим стрельбы взапуски, – предложил зверолов. – На четыре выстрела. Ставлю запасное седло против твоего турецкого пистолета.
Мамон подумал и согласился, раззадорившись тем, что предлагают стрелять не на простой интерес, как обычно, а на существенный интерес.
– Идет. Увидишь, что не зря меня считали лучшим стрелком в полку. Пять моих выстрелов против твоих четырех.
Изготовились к стрельбе. По команде началась работа. На втором выстреле Мамон обогнал Вожу. На третьем солдат чуть замешкался, и два выстрела прозвучали одновременно. Четвертый выстрел солдат, не вскидывая ружья, произвел немного раньше.
За минуту на лбу у Мамона выступили крупные капли пота. Он с удовлетворением утер лоб:
– Вот стрельба-а. Аж взмок.
Вожа с досадой махнул рукой и улыбнулся:
– Опять проиграл. Вернемся, еще пальнем. Все равно выиграю.
– Не тужи, – Мамон коротко стиснул предплечье зверолова. – Зато это самый меткий стрелок.
Через два дня Вожа и его спутники собрались в дорогу. Старый Максим поцеловал сыновей. Он вспомнил старый закон Дикого поля и напутствовал всех, собравшихся в путь:
– Ничего не страшитесь, но идите с оглядкой.
В Диком поле так и жили сторожко, чутко и ходили с оглядкой. Первые переселенцы твердо соблюдали старые заветы и выработанные ими законы Дикого поля. И потому выжили.
Прасковья перекрестила небольшой отряд. Двенадцать всадников и несколько заводных и вьючных лошадей ушли в степи на восток, откуда вернуться, что с того света прийти. Уже в первую ночевку они остановились в небольшой излучине реки с безлесыми берегами, на всякий случай окружив себя водой от неожиданного нападения. Выставили караул.
Чем дальше на восток шел отряд, тем меньше лесов и колков встречалось им. Долы становились шире и превращались в настоящую степь.
Через несколько дней отряд вышел к известному Воже кочевью. Зверолов о чем-то пошептался с азиатским побратимом. Спутникам он сообщил место, где могут быть плененные сестры и другие полонники. Кочевник Ерали присоединился к отряду.
Спустя время, зверолов и его спутники переправились через Яик… Впереди расстилалась бескрайняя степь без лесочка и гор. Ровная как стол. В овражке, поросшем мелким кустарником у слабенького родничка, остановились.
– Ждите здесь, – сказал Вожа. – Дальше пойду один. Да еще степной человек Ерали. Если увидите погоню за мной, пропустите и ударьте сбоку. Если через неделю не вернусь, уходите домой. Мамон остается за старшего. Васек, держи Волчка. Пусть остается с вами.
18
В это самое время, когда отряд Вожи переправился через Яик, судьба угнанных сестер сделала крутой поворот.
На киргизское кочевье прибыли сарты – бухарские торговцы, странствующие караванами. Сарты отличались от обычных бухарских и хивинских торговцев тем, что сами ранее были в плену у киргизов. Совершив побег, они частью осели среди башкир на Южном Урале, где их назвали сартами. Но связей с Серединной Азией не утеряли. Они приспособились к степным жителям. Знали их язык, обычаи и платили им дань с каждого вьючного верблюда. Неплохо знали дороги и вели торг и с Россией, и со степными народами, и с памирскими.
Для большинства торговцев главный бог – нажива. Потому торговали всем, что приносило прибыль. И хоть степняки не всегда соблюдали договоры, случалось, взявши положенную мзду, погодя сами же или их соседние кочевья грабили те же караваны, но приходили новые торговцы. Хоть рискованной слыла торговлишка на степных и пустынных просторах, порой затухала, но совсем не прекращалась.
Дважды в год, весной и осенью, большие караваны в несколько десятков и даже сотен верблюдов и лошадей, растянувшись унылой цепочкой на несколько километров, брели на северо-запад. Не только опасная, но и трудная дорога. В знойных песчаных пустынях шли от колодца к колодцу. Только после весеннего снеготаяния и во время осенних дождей пустыня несколько оживала и подавала скудный корм вьючным животным и людям. И солнце не так палило.
Искушенные сарты ходили в Серединную Азию небольшими караванами и среди лета. Иногда, запасши товара, останавливались на полпути и кочевали в каменистой степи. Только с наступлением прохлады начинали путешествие через пустыню. Приходили на базары раньше других караванов и имели выгоду.
В кочевье киргиз-кайсаков сарты приехали малым числом, присмотреть товары: меха, лошадей и невольников. Чтобы купить и отогнать на свою стоянку. Они о чем-то переговорили с кочевниками. Посмотрели табуны лошадей, поворошили меха корсаков, лисиц, волков… прошлись среди невольников. Они приметили трех беленьких сестер и зацокали языками.
Сарты с киргизами ушли в юрту, взвеселились каким-то дурманом… Долго спорили, рядились, пока не столковались.
Выйдя из юрты, сарты, не мешкая, погрузили закупленный товар на лошадей и верблюдов и отбыли, гоня перед собой два десятка невольников. Среди этих несчастных оказались и сестры Калачевы.
Караван с невольниками уходил все дальше на юго-восток. Постепенно зелено-белая ковыльная степь переходила в желтую типчаковую. Желтоватое растение типчак вытесняло здесь белый ковыль, битый жарой и стадами кочевников. А впереди каменистая степь, переходящая в почти безжизненную пустыню.
Все чаще встречались солонцы и каменистые россыпи, и песчаные барханы. А то и просто из-под жиденькой сетки травы белел песок, едва скрепленный корнями засохших растений и живучей горькой серебристой полыни.