Марк свистнул - этим пронзительным прерывистым свистом он всегда призывал Волчка, - потом постоял, прислушиваясь. Какая-то сойка, которую он, видно, вспугнул, ответила крикливой бранью, и все стихло. Несколько минут спустя Марк свистнул еще раз. В ответ не раздался лай, не мелькнула пятнистая тень на опушке.
- Он далеко, не слышит, - сказал Эска. - Что ж, дорогу домой он знает, плохого с ним ничего случиться не может.
С Волчком действительно ничего не могло случиться плохого. Его хорошо знали в Каллеве и округе, а поскольку свой волчий запах он давно утратил, городские собаки принимали его за своего и относились с почтением. От волчьего племени плохого тоже не ожидалось, волки и собаки, если только сюда не замешивался человек, отлично ладили и так часто скрещивались между собой, что порой трудно было отличить собаку от волка. Но вот если он вернется к своему племени, люди когда-нибудь устроят охоту на него, как устроили охоту на его мать.
Марку не терпелось обернуться в последний раз, когда они входили в орешник, росший вдоль границы леса, - а вдруг он догоняет их, мчится прыжками вверх по склону. Но оглядываться не входило в условия игры, и Марк решительно направился в сторону дома плечом к плечу с Эской.
Они прошли в город через Южные ворота, и Эска немедленно пошел, как было принято, на три шага сзади. Они срезали путь, пройдя позади храма Суль-Минервы, и вошли в дом через ближайшую калитку, которая вела в помещение рабов и в сад. Волк, если он вдруг вернется, появится скорее всего со стороны земляной насыпи в конце сада, как привык, но на всякий случай Марк предупредил городскую стражу у ворот с другой стороны.
Они достигли дворика, никого не встретив по дороге; Эска пошел за свежей туникой для своего господина, а Марк направился вдоль колоннады к атрию. Приближаясь к двери, он услышал незнакомый голос. Стало быть, гость уже прибыл.
- Ты уверен? - Голос был хрипловатый, резкий, но приятного тембра. - Мне ничего не стоит отослать его в походный лагерь.
И дядин голос ответил:
- Когда я не смогу разместить в доме двух гостей, я так тебе и скажу. Не говори глупостей, Клавдий.
В зале с дядей Аквилой находилось двое незнакомцев, оба в военном, на одном сквозь слой пыли сверкала золоченая бронза легата; другой, стоящий немного сзади, был, очевидно, штабным командиром. Судя по тому, что они успели снять лишь плащи и шлемы, они прибыли только что. Марк заметил это все, стоя на пороге, не зная, войти или нет, но дядя уже обернулся и увидел его.
- А-а, ты вернулся, - сказал он, делая шаг вперед. - Клавдий, представляю тебе моего племянника Марка. Марк, это мой очень старинный друг Клавдий Иеронимиан, легат Шестого легиона.
Марк поднял в знак приветствия руку, глядя прямо в длинные угольно-черные глаза, словно освещенные изнутри солнцем. Легат был египтянин, и притом коренной, решил Марк, ибо в лице его отсутствовала та сирийская мягкость, которую он так часто замечал в лицах уроженцев долины Нила.
- Я очень горжусь знакомством с легатом Победоносного.
Лицо легата сморщилось в улыбке, отчего множество линий углубилось вокруг рта и глаз:
- А я рад познакомиться с родичем моего старинного друга, тем паче что для меня он все равно что вылупился вдруг из черепашьего яйца - до сегодняшнего дня я и не подозревал, что у моего друга имеется родня. - Он показал на своего спутника: - Представляю вам трибуна Сервия Плацида из моего штаба.
Марк обернулся к молодому командиру и в тот же миг мучительно ощутил свою хромоту. Ему уже приходилось раза два сталкиваться с людьми, в чьем присутствии он испытывал подобные неприятные ощущения, и симпатии это к ним не прибавляло. Юноши приветствовали друг друга по всем правилам, но без малейшей сердечности. Штабной командир был приблизительно того же возраста, что Марк, на редкость красив, с изящной осанкой, удлиненное лицо его и курчавые волосы наводили на мысль об афинском происхождении. "Гладкий, как девушка", - подумал с неприязнью Марк, и фраза эта показалась ему чем-то знакомой. Собственно, имя Плацид было достаточно распространено и момент был неподходящий, чтобы копаться в памяти. Марк понимал, что пока гости не уйдут смыть дорожную пыль, его долг - взять на себя трибуна и предоставить дяде Аквиле на свободе беседовать со старым товарищем.
Маркипур принес путешественникам вина, и когда оно было разлито по кубкам, молодые люди, оставив старших одних, отошли в сторонку, к окну, через которое вливался солнечный свет. Какое-то время они вели незначащую вежливую беседу, но чем дальше, тем с большим трудом Марк находил темы, трибун же, казалось, скучающим вышел уже из утробы матери. Наконец Марк, совершенно выдохшийся, сделал еще одно усилие:
- Ты возвращаешься с легатом в Рим или только сопровождаешь его до Регна?
- В Рим, в Рим! Слава Бахусу, через два дня я взойду на галеру и с Британией будет покончено раз и навсегда.
- Стало быть, Британия не пришлась тебе по вкусу?
Тот пожал плечами и сделал глоток вина.
- Девушки недурны, охота тоже. Но все остальное! Roma Dea! Я легко переживу разлуку с этой страной! - На лице его вдруг мелькнуло сомнение. - Уж не уроженец ли ты, случайно, сей отсталой провинции?
- Нет, - ответил Марк, - не уроженец. - И, почувствовав, что был излишне краток, добавил: - Собственно, я покинул родину всего три года назад.
- А зачем тебе вообще понадобилось покидать ее? Долгий путь для тебя, вероятно, был очень тяжел?
В словах его не было ничего особенного, но тон заставил Марка, который и так нервничал из-за Волчка, выставить иголки.
- Я покинул Рим, чтобы присоединиться к моему легиону, - холодно ответил он.
- Вот как! - Плацид был слегка обескуражен. - Значит, это ранение?
- Да.
- Я не уверен, что встречал тебя в нашем клубе трибунов на родине.
- Неудивительно. Я был всего лишь центурионом когорты. - Марк улыбнулся, но за его вежливым тоном проглядывало все презрение профессионального военного к аристократу, который в течение года играет роль военного.
Плацид немного покраснел.
- Право? Никогда бы сам не догадался. - Он не остался в долгу, колкость заключалась во вкрадчивом намеке на то, что Марк выглядел почти цивильным. - Вижу ли я перед собой собрата - члена Победоносного? Или твой знак Козерог или атакующий Вепрь?
Прежде чем Марк успел ответить, послышался тихий смешок легата, стоявшего к ним спиной.
- Для того, кто считает себя - и не без оснований - опытным охотником, ты удивительно ненаблюдателен, мой милый Плацид. - Легат повернулся к ним лицом. - Ведь я уже говорил тебе, кто он такой. Ты найдешь значок легиона на его левом запястье, - и он вернулся к разговору с дядей Аквилой.
При этих словах в голове у Марка все разом встало на свои места, и в ту минуту, когда взгляд трибуна обратился на его тяжелый золотой браслет, он вспомнил: "Гладкий, как девушка, но охотник умелый", - сказал Эска. И звали его Плацид. Во рту у Марка пересохло от острой неприязни. Замешательство, мелькнувшее на лице трибуна, - и да, нечто вроде зависти! - доставило Марку мимолетное удовлетворение скорее из-за Эски, чем из-за самого себя.
Впрочем, Плацид тут же оправился от смущения и принял обычный, слегка высокомерный вид.
- Что значит служить под началом легата, который умеет ценить своих младших командиров, - процедил он. - Мой дорогой Марк, я поздравляю тебя… - Неожиданно глаза его расширились, и вкрадчивый ленивый тон сменился живой интонацией: - Roma Dea! Волк!
Марк молниеносно обернулся: в дверях, ведущих с галереи, стоял пятнистый зверь, большая косматая голова была настороженно поднята, глаза с недоверием обращены на незнакомцев, чей чужой запах остановил его на пороге.
- Волчок! - позвал Марк. - Волчок!
И пятнистый зверь прыжком кинулся ему на грудь. Он ласкался, в груди у него что-то клокотало, как в горшке на огне. Бока у него ходили ходуном, он совсем забегался, разыскивая хозяина, и сейчас неистово просил прощения за то, что потерял его. Марк обхватил ладонями громадную голову и потер большими пальцами впадины за ушами.
- Все-таки вернулся, братец, вернулся!
- Волк, самый настоящий, а ведет себя, точно щенок! - недоверчиво и с некоторой брезгливостью произнес Плацид.
- Кажется, мы оказались свидетелями воссоединения. Мы определенно попали сюда в добрый час, - заметил легат.
Марк высвободился из объятий Волчка.
- Воссоединение… да, пожалуй, это именно то слово, - сказал он.
И тут Волчок сделал то, чего никогда еще не делал. Он уткнулся опущенной головой в колени Марка и застыл. Так стоит иногда собака, когда она кому-то всецело доверяет. Волк стоял с довольным видом в той единственной позе, в которой он был абсолютно беспомощен, полностью во власти хозяина.
И пока он стоял, медленно виляя хвостом, Марк достал из-за пазухи ошейник с бронзовыми бляхами и, наклонившись, застегнул его на шее волка.
- И давно он у тебя? - Плацид с пробудившимся интересом наблюдал, как молодой волк с силой встряхнулся и, высунув язык и полузакрыв глаза, сел и привалился к ноге хозяина.
- Я получил его больше года назад, совсем маленьким. - Марк погладил подергивающееся ухо Волчка.
- В таком случае, если не ошибаюсь, я видел, как его забрали из логова после того, как убили волчицу. Его взял татуированный варвар, он хвалился тем, что он - личный раб Марка Аквилы. Теперь вспоминаю.
- Ты не ошибаешься, - спокойно проговорил Марк. - Татуированный варвар рассказал мне про это.
К счастью, в дверях показался Стефанос, и дядя Аквила забрал у легата его пустой кубок.
- Вам, наверное, хочется смыть дорожную пыль, - сказал он. - Хотя мы и живем на краю света, но вода в ванне у нас такая же горячая, как в Риме. Рабы будут ждать в ваших покоях, так ведь, Стефанос? Ну, вот. Встретимся за обедом.
ГЛАВА 10
ПРИКАЗ К ВЫСТУПЛЕНИЮ.
Гости помылись и переоделись, и все четверо снова сошлись вместе в столовой - небольшом, типа ниши, помещении, примыкавшем к атрию. Столовая отличалась такой же аскетичностью, что и остальные комнаты в доме. На беленых стенах никаких украшений, кроме бронзового кавалерийского щита на перекрещенных копьях; четыре ложа вокруг стола покрыты превосходно выделанными оленьими шкурами вместо обычных вышитых и стеганых накидок. Блюда, которые в обычные дни подавали Марку с дядей, в простоте не уступали обстановке. Но сегодня, ради праздника, Сасстикка постаралась угостить собравшихся достойным случая обедом.
Для Марка, благодаря возвращению Волчка, все вокруг казалось праздничным, начиная с самой комнаты, наполненной мягким желтым светом ламп на пальмовом масле, стоящих на столе. Будущее и поиски средств к существованию могли немного обождать. Он чувствовал приятную усталость после долгих часов, проведенных на воздухе; он принял холодную ванну и надел вместо грубошерстной тунику из белой мягкой шерсти. Он готов был даже заключить перемирие с Плацидом, поскольку Эска, узнав о его приезде, только посмеялся.
Главная часть обеда была уже позади. Дядя Аквила вторично совершил возлияние домашним богам, чьи маленькие бронзовые фигурки вместе с солонками стояли по углам стола. Эска и прочие рабы покинули комнату. Мягкий рассеянный свет масляных ламп окутывал стол мерцающей дымкой, отчего красноватые самосские вазы поблескивали, как коралловые, а сморщенные прошлогодние яблоки превратились в плоды Гесперид. Свет играл на рифленом изгибе стеклянной чаши, зажигая язычок алого пламени в глубине приземистой фляги с фалернским вином, и непостижимым образом делал значительными лица тех, кто возлежал за столом, опершись на левый локоть.
Все это время беседу вели исключительно двое старших, они вспоминали былое: стычки на границе, пограничные стоянки, друзей и врагов, - а Марк и Плацид лишь изредка вставляли слово или обменивались короткими репликами, - перемирие им удавалось соблюдать неплохо, но по большей части они обедали молча.
Наконец, добавив в кубок с фалернским воды, дядя Аквила спросил:
- Клавдий, сколько лет прошло с тех пор, как ты ушел из Десятого?
- В августе будет восемнадцать.
- Клянусь Юпитером! - Дядя Аквила задумался, а потом неожиданно бросил возмущенный взгляд на старого друга: - Восемнадцать лет прошло с тех пор, как мы с тобой сидели последний раз за одним столом, и ты, прожив почти три года в Британии, даже попытки не сделал повидаться со мной!
- Ты тоже. - Клавдий Иеронимиан взял себе медовый коржик, испеченный Сасстиккой, и пришлепнул сверху горсть изюма. Потом поднял голову, и на его экзотичном лице появилась мимолетная, но выразительная улыбка. - Разве не всегда так бывает, когда связываешь жизнь с легионами? Мы завязываем дружбу то тут, то там, в Ахее, Цезарее или Эбораке, потом наши пути расходятся, и мы делаем удивительно мало усилий, чтобы поддерживать связь друг с другом. Но если, благодаря богам, которые вершат людские судьбы, наши пути опять перекрещиваются, тогда…
- Тогда мы соединяем нити старых связей там, где они порвались, - закончил дядя Аквила. Он поднял наполненный кубок: - Я пью за старые связи. Нет, не так. Только старики глядят назад. Я пью за возобновление старых связей.
- Надеюсь, ты не откажешься возобновить их в Эбораке после моего возвращения из Рима? - Легат поставил осушенную чашу.
- Не исключено, что я так и поступлю в один прекрасный день. В Эбораке я не бывал ни много ни мало двадцать пять лет. Я не прочь поглядеть на городок.
Тут он спохватился, что плохо исполняет обязанности хозяина, и обратился к молодому трибуну:
- Однажды во время беспорядков я ходил туда с отрядом из Второго легиона, поэтому я немного знаком с лагерем.
- Вот как? - Плацид умудрился произнести это тоном одновременно вежливым и скучающим. - Очевидно, это было во времена испанцев. Теперь вы вряд ли узнали бы лагерь. Он почти пригоден для жилья.
- Нынешние строят из камня, а в прежние времена рубили лес и строили из дерева, - заметил дядя Аквила.
Легат задумчиво уставился на свой кубок.
- Порой мне чудится, будто в Эбораке старому фундаменту неуютно лежать под новым зданием, - проговорил он.
Марк с живостью обернулся к нему:
- Что ты имеешь в виду, командир?
- Эборак все еще… как бы это выразиться?.. все еще населен тенями Девятого легиона. Я, конечно, не хочу сказать, что туда наведываются призраки с полей Ра. И все же тени не покинули гарнизон. Они там - около алтарей испанским богам, которые возвели испанцы, и где молились; около их имен и цифр, нацарапанных от нечего делать на стенах; около местных женщин, которых они любили, и детишек, которых породили. Все это лежит, так сказать, как некий осадок на дне нового вина - нынешнего легиона. А пуще всего призраки продолжают жить в людских чувствах, и это самое страшное. - Он повел рукой. - Слова неубедительны, ими не передать тамошней удручающей атмосферы. Я не отличаюсь богатым воображением, но в те дни, когда с верхних болот наползает туман, мне иногда мерещится, будто из него сейчас выйдет пропавший легион.
Наступило молчание, по комнате пробежала дрожь, как пробегает ветерок по высокой траве. Лицо дяди Аквилы оставалось непроницаемым. Лицо Плацида ясно выражало его отношение к подобным бредням. Марк сказал:
- А каково твое мнение, командир?.. Как ты считаешь, что случилось с испанцами?
Легат бросил на него проницательный взор:
- Их участь тебе небезразлична?
- Да. Мой отец командовал Первой когортой. Он брат дяди Аквилы.
Легат повернул голову:
- Аквила, я ничего не знал.
- Да, это так. Я разве никогда не говорил тебе о нем? Мне его редко приходилось видеть, мы с ним были на разных концах семейной лестницы - между нами пролегла разница в двадцать лет.
Легат кивнул и после минутного размышления снова перенес внимание на Марка:
- Не исключена, конечно, вероятность, что их отрезали от своих и уничтожили начисто, так что в живых не осталось никого, и некому было известить о катастрофе.
- Помилуй, командир, - вставил Плацид, всячески подчеркивая свою почтительность, - разве мыслимо без следа уничтожить более четырех тысяч человек в провинции такого размера, как Валенция или даже Каледония? Не правдоподобнее ли предположить, что службой в легионе они были сыты по горло, поэтому они просто перебили тех командиров, которые не захотели присоединиться к ним, и переметнулись к племенам?
Марк промолчал - трибун был как-никак гостем дядюшки, но губы его зло сжались в тонкую ниточку.
- Нет, это не очень похоже на правду, - отозвался легат.
Однако Плацид выпустил еще не весь яд.
- Я, видимо, неправ, - вкрадчиво добавил он. - Предположить, что это единственное возможное объяснение загадки Девятого легиона, меня побудила весьма дурная слава испанцев. Но я счастлив узнать, что я ошибался.
- Безусловно, ошибался, - в словах легата просквозила ирония.
- Но и предположение о засаде, я вижу, командиру тоже кажется невероятным. - Марк сделал вид, что с увлечением накладывает себе изюму, которого ему вовсе не хотелось.
- Мне неприятно думать, что какой-то из легионов империи мог пасть так низко, стать до такой степени гнилым плодом, а именно это подразумевает недавнее объяснение. - Легат запнулся, линии на его лице обозначились еще резче. Они принадлежали уже не человеку, наслаждающемуся вкусной пищей, а солдату. Потом он опять заговорил: - Последнее время вдоль всего Вала распространился слух, и, кстати, это дало мне повод горячо пожалеть, что сенат именно в это время отзывает меня оттуда; к счастью, вместо меня остаются комендант лагеря и командир Первой когорты, оба куда опытнее меня в таких делах… да, распространился слух, который доказывает, если он верен, что испанцы и впрямь пали в бою. Пока этот слух не более чем рыночные толки, но и в них подчас кроется зародыш истины. Поговаривают, будто орла видели, будто ему воздают почести как божеству в племенном святилище где-то на крайнем севере.
Дядя Аквила, вертевший в пальцах кубок, так резко поставил его на стол, что немного вина выплеснулось ему на руку.
- Продолжай, - сказал он, когда легат остановился.
- Это все, добавить больше нечего и опереться не на что, а это скверно. Но ты понимаешь, к чему я клоню?
- О да, понимаю.
- Боюсь, что я не совсем понимаю, - вставил Марк.
- Легион, если бы он дезертировал, скорее всего спрятал бы орла, или изрубил в куски, или просто бросил в ближайшую речку. Сами солдаты едва ли возымели желание или возможность водрузить его в храме чужого божества. Но совсем иное дело, если орел завоеван в бою. Племена по ту сторону границы воображают, что они захватили в плен бога легиона, и вот они с триумфом приносят его домой, зажигают факелы, и, наверное, закалывают черного барана, и помещают орла в храме собственного божества, чтобы орел помогал юношам становиться сильными воинами, а зерну созревать. Понятно теперь?
Да, Марк понял.
- И как ты намерен поступить?
- Никак. Все собранные факты ничего не доказывают, в слухах может не быть и капли правды.
- Но если есть?
- И все же я ничего не могу поделать.