Лаптев, которому забота не дала уснуть после обеда, немедленно пошел к дьяку Земского приказа. Вскоре после его ухода, возвратились домой Наталья с братом.
- Садитесь-ка обедать, мои голубчики. Чай, проголодались? - обрадовалась Варвара Ивановна.
Брат Натальи тотчас после обеда ушел. Он каждое воскресенье бродил по Москве вдоль и поперек, в надежде случайно узнать что-нибудь о судьбе матери. Варвара Ивановна и Наталья сели у окна. Наталья была печальна.
Варвара Ивановна все думала, чем бы ей утешить Наталью. Не сказать ли ей, что матушка ее жива и здорова? Что за беда? Хоть муж и запретил говорить, да мало ли что он без толку приказывает.
Эти размышления мучили ее до самого вечера. Она не могла даже уснуть после обеда по обыкновению и все сидела у окна с Натальей, которая принялась вышивать на пяльцах.
- Эх, ладно, скажу я тебе добрую весточку, - сказала наконец Лаптева. - Я давно бы тебя порадовала, да муж не велел.
- Что такое, Варвара Ивановна? Уж не узнали ли что-нибудь о матушке?
- Матушка твоя жива и здорова.
- Боже мой! Не обманываешь ли ты меня, Варвара Ивановна? Где же она? Скажи, ради Бога!
Наталья, вскочив со своего места, бросилась целовать руки Лаптевой.
- Где она, нельзя еще тебе сказать, моя ласточка. Потерпи маленько. Ты скоро увидишься с родительницей. Не сегодня, так завтра.
- Почему же ты не хочешь сказать, где она? - сказала печальным голосом Наталья. - Может быть, она в руках недобрых людей? Скажи, ради Бога!
- Нет, нет, что ты! Она в руках у доброго человека.
- Отчего же ты не хочешь назвать его? Ах, нет! Я поняла: она в руках Милославского!
- Милославского? Что ты! Да кто это тебе сказал?
- Знаю, знаю! Она у него! Наверно, он ее до тех пор держать будет, пока меня не сыщут. Братец узнал от своего товарища, которого встретил в саду, что меня по приказанию Милославского искали по всему городу. Прощай, Варвара Ивановна!
- Куда, куда ты это? Господь с тобой, - закричала испуганная Лаптева, бросаясь за Натальей в погоню. Выбежав за ворота, Варвара Ивановна посмотрела во все стороны и, не видя Натальи, пустилась бегом к ближнему переулку, думая, что увидит ее там. Но Натальи там не было. Не имея сил бежать дальше, она, едва переводя дух, побрела к дому. Недоумение, раскаяние, сожаление, страх - вот что она теперь испытывала. "Что я скажу, - думала она, - мужу, когда он возвратится домой и спросит: где Наталья? Дернул же лукавый меня за язык!"
Едва она зашла в дом и присела на скамью, как раздался стук у калитки. "Муж!" - подумала Варвара Ивановна, вскочив со скамьи в испуге.
Дверь отворилась, и вошел Бурмистров.
- Дома Андрей Матвеевич? - спросил он.
- Нет еще.
- Что с тобой, Варвара Ивановна? Ты побледнела и вся дрожишь.
- Ничего, Василий Петрович. Так, что-то зябну!
- А где Наталья Петровна?
- Она все еще гуляет с братцем.
- До сих пор гуляет? Да как же это, Варвара Ивановна? Я братца ее встретил одного на улице, вскоре после обеда. Он сказал мне, что Наталья Петровна осталась с тобою.
- Ох, Василий Петрович! Если бы ты знал, как мне тяжко и горько! Ума не приложу, что мне делать окаянной. Лукавый меня попутал!
- Да что такое?
- Эх, батюшка. Пристала я давеча к мужу: о чем вы с ним шептались, когда мы шли с обедни? Он крепился, крепился да наконец мне, все и рассказал, не велел только говорить Наталье Петровне.
- А ты, верно, не утерпела, Варвара Ивановна? Так?
- Согрешила, грешная! Хотела было ее утешить и сказала только, что матушка ее жива и здорова, а она и привязалась ко мне. Я ей больше ничего не открыла. Пусть провалюсь сквозь землю, если лгу! Она сама догадалась. Побледнела, задрожала, да и кинулась вон из горницы. Я за ней. Куда там! И след простыл! Выручи меня из беды, Василий Петрович, помоги как-нибудь, отец родной!
- Она, верно, пошла к Милославскому! Дай Бог, чтоб я успел остановить ее.
Бурмистров сбежал с лестницы и, вскочив на свою лошадь, пустился во весь опор по берегу Яузы к мосту. Он вскоре скрылся из глаз Варвары Ивановны, смотревшей из окна ему вслед.
Опять раздался стук у калитки, и в горницу вошел брат Натальи. Бедная Лаптева вынуждена была и ему покаяться в своем грехе! И тот бросился опрометью в погоню за сестрою.
А тут еще стучат в ворота. "Ну, это муж, сердце чувствует!" - шепнула Варвара Ивановна, вскочив со скамьи и отирая платком пот с лица.
- Куда ушел хозяин? - спросил решеточный приказчик, войдя в горницу. - У ворот сказали мне, что его дома нет.
- Не приходил еще домой! - ответила Варвара Ивановна.
- Да где ж это он до сих пор шатается? Уж солнышко закатилось, пора бы, кажется, и домой прийти. А ты хозяйка, что ли?
- Хозяйка, батюшка.
- Кто еще у вас в доме живет?
- Приказчик Ванька Кубышкин да работница Лукерья.
- А еще кто? Чай, дети есть?
- Были мальчик и девочка, да от родимца еще маленькие скончались.
- А нет ли еще кого в доме?
- Жила у нас крестница моего сожителя, Ольга Васильевна Иванова.
- Где же она?
- Пропала, батюшка.
- Пропала? Как так? Давно ли?
- В стрелецкий бунт, отец мой.
- В бунт? Да кто тебе сказал, что был бунт?
- Слухом земля полнится! Да вот и соседа нашего стрельцы ограбили.
- Врешь ты! Не смей этого болтать! Бунта никакого не было. Не только говорить, и думать об этом не велено, а не то в Тайном приказе язык отрежут.
- Виновата, батюшка! Мне и невдомек, что бунта не было. Мое дело женское.
- То-то, женское…
- А подана ли челобитная о пропаже?
- Не знаю, отец мой. Об этом у мужа спроси.
- Без тебя знаем, у кого спросить! А какова приметами крестница?
- Невдомек, батюшка. Волосы, кажись, рыжеватые, глаза карие, рот и нос как водится.
- Ну, ну, хорошо! Засвети-ка фонарь да ступай за мной.
- Куда? Зачем, отец мой?
- А тебе что за дело? Скорей поворачивайся!
Варвара Ивановна, дрожа как в лихорадке, пошла в находившуюся в конце двора поварню, достала огня и засветила фонарь. Лукерья, спавшая на полу, приподняла голову, поправила впросонках лежавшее у нее в головах толстое полено и снова заснула.
- Где лестница на чердак? - спросил приказчик. - Что глаза-то на меня уставила? Показывай лестницу!
Лаптева, едва передвигая ноги от ужаса, вошла со двора в сени и отперла дверь на чердак. Проходя по двору, приказчик закричал:
- Эй, вы! Не зевать! Двое встаньте у ворот. Никого не выпускайте и не впускайте!.
Лаптева ни жива ни мертва взошла на чердак. Приказчик, осмотрев все углы, сказал:
- Веди теперь на сеновал. Да нет ли еще у тебя горницы какой или чулана? Во всех ли я был?
- Во всех, батюшка!
Осмотрев сеновал, конюшню, сарай, погреб и кладовую, приказчик возвратился с Варварой Ивановной в ее светлицу. В погребе взял он мимоходом фляжку.
- Ну, прощай, хозяйка! За твое здоровье мы выпьем. Что в этой фляжке?
- Вишневка, отец мой!.
- Ладно! Не поминай нас лихом! Да смотри впредь не болтай пустого про бунт. Бунта не было!
Приказчик ушел. Варвара Ивановна, проводив его, перекрестилась. Не успела она сесть на скамью и поставить фонарь на стол, как на лестнице послышался шум шагов. Вошел Лаптев.
- Что ты, жена? - воскликнул он, взглянув на Варвару Ивановну. - Здорова ли? А фонарь на столе зачем?
- Сейчас ушел отсюда решеточный. Напугал меня до смерти! Весь дом обыскивал.
- Как так?
Выслушав подробное донесение, Лаптев похвалил жену; Она, между прочим, сказала ему, что скрыла Наталью на сеновале.
- Что же ты за ней не сходишь? Сходи за ней скорее!
Поправив тускло горевшую лампаду и взяв фонарь, Варвара Ивановна отправилась на сеновал. Возвратясь оттуда через некоторое время, она сказал:
- Наталья Петровна на сене уснула. Будить жалко.
- Вот вздор какой! Неужто ее на всю ночь оставить на сеновале?
- А что, погода теплая. Пусть поспит немножко.
- Ну, ладно, пусть. Вот, подумаешь, спокойная-то совесть. Беда над головой у бедняжки, а она спит себе, словно младенец!
При словах "спокойная совесть" Лаптева тяжело вздохнула.
- А знаешь, - продолжил Лаптев, - матушку-то Натальи Петровны выручили!
- Как? Кто выручил?
- Наш кум, Иван Борисыч, по просьбе Василия Петровича. Василий Петрович узнал, что сегодня Милославский, отобедав и отдохнув, поехал на весь вечер в гости к приятелю своему, князю Хованскому, а Лысков с дюжиной стрельцов пошел искать по Москве Наталью Петровну, Василий Петрович позвал к себе тогда Борисова да человек десять стрельцов Сухаревского полка и послал их в дом Милославского. За старшего в доме оставался дворецкий боярина, Мироныч. Когда стемнело, Борисов стук в ворота. "Кто там?" - закричал холоп. "Стрельцы Титова полка, от князя Хованского". Это, слышь ты, любимый полк боярина, потому что в нем множество раскольников, а он сам такой старовер, что сохрани Господи! Ворота отворили, и Борисов со стрельцами вошел во двор, вызвал дворецкого и сказал ему, что его де прислал боярин Милославский с приказом: тотчас привести старуху Смирнову в дом князя. "Да как же это?" - молвил дворецкий. - "Боярин накрепко наказывал без него старуху не выпускать из дому". "Я этого ничего не знаю, - сказал Борисов. - Что нам приказано, то мы и делаем. Пожалуй, мы воротимся и скажем боярину, что ты боишься отпустить без него старуху". Дворецкий призадумался. "Постой, постой, - молвил он, - я сам приведу ее к боярину". "Как хочешь!" - ответил Борисов и пошел со двора. Перейдя мост, он спрятался со стрельцами на дровяном дворе и сквозь щелку в заборе стал наблюдать. Глядь: дворецкий идет на костылях впереди со старухой, а за ними четыре боярских холопа с дубинами. Лишь только поравнялись они с забором, Борисов и кинулся на них со стрельцами. Всех втащили на дровяной двор; связали приставили ружья ко лбу. "Если не перестанете кричать, тут вам и смерть!" Делать было нечего, замолчали. На крик их прибежал мужик, который сторожил двор. И мужика пугнули да велели молчать. Борисов приказал стрельцам продержать дворецкого с холопами и мужика на дворе до ночи, а сам увел матушку Натальи Петровны на постоялый двор. Там уже готова была повозка. Пришел Василий Петрович и растолковал все дело старухе. Она и поехала с Борисовым в Ласточкино Гнездо. Василий Петрович сам ее проводил до заставы и сказал на прощание, что через день и Наталья Петровна к ней приедет.
- Слава Богу! Спасибо Василию Петровичу!
- Точно, спасибо! Прежде дочь спас, а теперь и мать выручил, да и меня из беды выпутал. Я уже подал челобитную в Земский приказ. Пусть себе ищут мою крестницу! А теперь вот что: завтра утром приедет за Натальей Петровной ее братец. Он отпросился на неделю в отпуск из академии для свидания с родительницею, которая будто бы умирает. Наталье Петровне надобно было бы сегодня из Москвы уехать, да не успели всего приготовить. Сходи-ка за ней теперь да разбуди. Пусть собирается.
Варвара Ивановна, вздохнув, взяла фонарь и вышла из комнаты. В ожидании ее возвращения Лаптев нетерпеливо зашагал по комнате.
- Все пропало! Она уже в руках злодея Милославского! - воскликнул брат Натальи, внезапно войдя в комнату и бросив на пол свою суконную шапку.
- Что с тобой?
- Я бежал за нею, что было силы, как Гиппомен или Меланий за Аталантой, но не мог догнать.
- Господи помилуй! Да про кого ты говоришь? Что за Маланья с талантом?
Объяснив Лаптеву сравнение свое, взятое из греческой мифологии, Андрей прибавил:
- Перебежав мост, увидел я вдали, что сестра подходит к дому Милославского. Сердце у меня замерло! Я не мог бежать далее. Она остановилась у ворот, перекрестилась и вошла. Бедная сестра! Бедная матушка!
Андрей не мог говорить более и заплакал.
Во время рассказа его сострадание и гнев попеременно наполняли душу Лаптева. Наконец он вскочил и, ударив по столу рукою, воскликнул:
- Ах она, окаянная! Наделала делов да еще и обманывать меня вздумала! Погоди ужо! Видно, не смеет сюда идти-то. Пускай же сидит всю ночь на сеновале! Пускай терзается Андрей, ничего не слыша от горя, сидел у окна и смотрел на улицу. Густые облака, покрывавшие небо, превратили майский вечер в осеннюю ночь. В душе Андрея было еще темнее, нежели на улице. Лаптев то вскакивал, то садился, то ходил, то опять садился и опять вставал. Наступила ночь, и крупные капли дождя застучали по стеклам.
Тем временем Бурмистров, поскакав во, весь опор вслед за Натальей от дома Лаптева, вскоре въехал в многолюдные улицы и должен был пустить лошадь рысью. В одном переулке встретился он с Борисовым, который шел с матерью Натальи к постоялому двору. Узнав от него, что он выманил дворецкого из дома Милославского и велел его продержать до ночи на дровяном дворе, Василий поехал к дому боярина. Привязав у вереи свою лошадь и постучась в ворота, сказал он, что прислан от князя Хованского. Во всем доме Милославского один Лысков знал Бурмистрова в лицо, но Василию было известно, что он ушел со стрельцами отыскивать Наталью.
- Пришла сюда молодая девушка? - спросил он холопа, отворившего ему калитку.
- Беглая-то? Пришла недавно.
- Где же она?
- Спроси об этом у других холопов. Мое дело стоять у ворот.
Василий вошел в дом. В сенях остановил его слуга вопросом:
- Кого твоей милости надобно?
- Я прислан боярином Иваном Михайловичем. Он из дома князя Хованского велел сюда прийти какой-то девушке. Где она?
- Мы отвели ее в горницу Сидора Терентьевича крестного сына боярина, заперли и послали Федьку-садовника сказать об этом Ивану Михайловичу.
- Хорошо! Отведи меня к ней.
- А зачем? Я твоей милости не знаю.
- Ты вздумал еще умничать? Делай, что велят! - закричал Бурмистров грозным голосом.
Слуга, оробев, повел Василия вверх по крутой лестнице к светлице, где жил Лысков. Сняв со стены висевший на гвозде ключ, он отпер дверь и вошел за Бурмистровым в горницу. Наталья сидела у окна. Бледное лицо ее выражало безнадежность и отчаяние. Увидев Василия, она вскочила и закричала:
- Ради Бога, скажи: где моя бедная матушка?
- Успеешь еще с нею увидеться! - отвечал Бурмистров сурово. - А теперь ступай за мной: боярин Иван Михайлович велел теперь же привести тебя к нему..
- Постой, постой, - сказал слуга, - Я отпустить ее не могу.
- Разве ты не слыхал, дурачина, что боярин приказал привести ее сейчас же к нему?
- Воля твоя, господин честной, а один я отпустить ее не могу. О! Кто-то идет по лестнице, - сказал слуга, пойдя к двери. - Никак Сидор Терентьич! Он и есть. Изволь его спросить.
Слуга, пропустив Лыскова в горницу, пошел вниз в сени.
Сидор Терентьевич остолбенел от удивления. Услышав от слуг, что Наталья заперта у него в комнате и что за нею прислал крестный отец его какого-то стрелецкого пятисотенного, он вовсе не ожидал увидеть Бурмистрова.
- Послушай, бездельник, - сказал ему Василий, - если ты пикнешь, я тебе снесу голову.
- Что это значит?.. Открытый разбой, что ли?
- Молчать, говорю я тебе! - сказал Василий, вынув саблю.
Лысков замолчал, дрожа от страха и злости. На храбрость холопов Милославского не мог он надеяться, да и знал, что Бурмистров всегда исполнял свои обещания.
- Проводи нас с Натальей Петровной за ворота. И не вздумай хитрить.
Вложив в ножны саблю и взяв Лыскова под руку, он пригласил Наталью идти впереди. Увидев толпу слуг на дворе, он начал дружески с Лысковым разговаривать:
- Приходи завтра ко мне обедать. Грешно, забывать старых приятелей, - сказал он громко. - Не забудь, что жизнь твоя на волоске, - прибавил вполголоса.
Они вышли за ворота. Лысков по приказанию Бурмистрова отвязал, от верей лошадь Василия, и тот повел ее одною рукою за повода, держа другою Лыскова. Окруженные густою темнотою вечера, приблизились, они к мосту. Бурмистров, отпустив руку Лыскова; вскочил на лошадь, посадил Наталью вместе с собою и полетел как стрела.
- Держи! - закричал во все горло Лысков.
Через несколько минут Бурмистров был уже у своего дома и приказал Гришке, переодевшись ямщиком, заложить повозку. Взяв с собою все свои деньги и небольшой чемодан с вещами, Василий поехал с Натальей к Лаптеву.
Андрей все еще сидел у окна, а Лаптев расхаживал большими шагами по горнице. Вдруг услышали они шум на лестнице, дверь отворилась, и вошли Наталья с Бурмистровым. Она бросилась на шею брату. Долго не могли они оба ни слова выговорить. Бурмистров смотрел на них с умилением. Лаптев шакал от радости как ребенок.
- Ну, Василий Петрович, - сказал он наконец, отирая рукавом слезы, - ты настоящий ангел-хранитель Натальи Петровны! Как это ты ее выручил?
- После, Андрей Матвеевич. Теперь надобно подумать о том, как бы скорее отправить Наталью Петровну с братцем в дорогу.
- Как, неужто теперь, ночью? Да и лошадей нигде не достанешь!
- Повозка уже у ворот! Нельзя терять ни минуты.
- Коли так, то я мигом.
- А где Варвара Ивановна?
- На сеновале. Ушла туда и не возвращается. Глаза показать стыдно.
- Пойдем к ней.
Все сошли вниз. Лаптев засветил свечу и повел всех к сеновалу. Дождь уже перестал, облака редели, и месяц, с усеянного звездами небосклона светил гораздо яснее, нежели свеча Лаптева.
- Жена! - закричал он.
- Виновата, Андрей Матвеич, виновата! - раздался голос на сеновале. - Попутал меня лукавый!
- То-то, лукавый! Вперед слушайся мужа. Сойди скорее, Наталья Петровна уже здесь.
- Здесь?! Ах ты, моя жемчужина! Где она, мое ненаглядное солнышко?
Варвара Ивановна слезла по крутой лестнице с сеновала и бросилась обнимать Наталью. Через полчаса все - вещи были уложены. Лаптев тихонько положил в чемодан кожаный кошелек с рублевиками; Потом все вошли в светлицу Варвары Ивановны и сели. Помолчав немного, они поднялись, помолились и начали прощаться. Бурмистров помог Наталье сесть в повозку. Брат сел возле нее, и повозка поехала.