- Я не в силах еще открыть вам великую тайну, которую вы желаете знать, - сказала Наталья торжественным голосом. - Повергнитесь все на землю и вознесите души ваши к небу. Изгоните из сердец все суетные помыслы. Да не смутит слуха вашего никакой земной Звук, и да не прельстят зрения никакие суетные призраки этого мира, ни камень, ни дерево, ни вода, ни свет, ни мрак; все земное заражено прикосновением слуг антихриста. Скоро услышите тайну тайн!
Все раскольники с благоговением легли на пол, лицом вниз, зажали уши и зажмурили глаза.
Бурмистров тихонько встал с пола и, взяв Наталью за руку, пошел из церкви. Бедная девушка едва дышала. Они подошли к двери. Василий начал ее медленно отворять, опасаясь, как бы она не заскрипела. Наконец они вышли из церкви, спустились с лестницы и, пройдя поспешно двор, приблизились к воротам. Они были заперты. Через высокую насыпь перелезть было невозможно, другого же выхода, по словам Натальи, не было. По ее совету Бурмистров вошел в избу привратника, стоявшую близ ворот, и начал искать в ней ключ. Осмотрев все уголки, он в недоумении остановился перед деревянным столом у окошка, не смея выйти к Наталье и сказать ей о безуспешности своих поисков. В эту минуту Наталья сама вошла в избу, держа ключ в руках.
- Он висел на верее, - сказала она шепотом.
Бурмистров осторожно отворил ворота и вывел невесту за насыпь. Оба перекрестились и поспешно начали спускаться с горы к просеке. Вскоре они достигли ее и побежали к тропинке.
Все это время раскольники, лежа на полу, с нетерпением ожидали повеления священника встать для провозглашения тайны. Так прошло около часа. Андреев, долго лежа на полу наравне с другими, наконец потерял терпение и решил тихонько взглянуть на Наталью. Увидев, что ее в церкви нет, он вскочил и закричал:
- Измена! Предательство!
Все раскольники, услышав его крик, вскочили. Вмиг выбежали они вслед за своим главой из церкви, переоделись в стрелецкие кафтаны, схватили сабли и пустились в погоню за беглецами.
Василий и Наталья, добежав до тропинки, поспешно шли по ней к выходу из леса. Видя утомление девушки, Бурмистров вынужден был идти потише и наконец остановиться, чтобы дать ей время отдохнуть. Едва переводя дыхание, она села на кочку, покрытую мхом. Вдруг позади них послышался отдаленный шум.
- Побежим, милая Наталья, за нами погоня! - воскликнул Бурмистров.
Они побежали. Бедная девушка вскоре потеряла последние силы. Схватив Василия за руку и прислонясь к плечу его, она сказала:
- Я не могу бежать далее!
Бурмистров схватил ее на руки и продолжил бег по тропинке. Наклонившиеся до земли ветви и широко раскинувшиеся кустарники часто его останавливали. Наконец, тропинка пресеклась оврагом, и оставалось уже не более версты до выхода из леса, который заметно поредел. Перебравшись через овраг, утомленный Бурмистров остановился для краткого отдыха и посадил Наталью на камень, лежавший между кустами. В это самое время раздался в отдалении голос: "Вон, вон они!" - и вскоре начали один за другим появляться из оврага бегущие толпой раскольники с поднятыми саблями.
Василий хотел снова взять Наталью на руки, но она, вскочив с камня, указала ему в ту сторону, куда им надо было бежать, и произнесла с отчаянием в голосе:
- Мы погибли!
Василий, взглянув туда, куда Наталья ему указывала, увидел Лыскова, ехавшего верхом им навстречу в сопровождении конного отряда стрельцов. Сидоров шел возле него, сняв шапку. Оружия у Бурмистрова не было, потому что он бежал с Натальей прямо из церкви. Деваться было некуда, Василий замер, не зная, на что решиться. А бегущие раскольники и Лысков были к нему все ближе и ближе. Последний, однако, был к нему вдвое ближе, нежели первые. Схватив толстый сук с земли, Василий решил защищать свою невесту до последнего.
- Обоих на осину! - кричал Андреев своим сообщникам. - Не уйдете, предатели! Бегите, друзья, бегите за мной скорее!
- Тропинка уже близко отсюда, барин, вон там, за оврагом, - говорил Сидоров Лыскову. - Я тебе покажу, куда ехать, а там и ступай все прямо… Господи, твоя воля! - воскликнул он в ужасе.
- Что с тобой, дурачина? - спросил Лысков, - Чего ты испугался?
Сидоров не мог ничего ответить от страха и, дрожа, указал на Василия и Наталью. Они стояли неподвижно. Белая одежда их освещена была вечерней зарей, алое сияние которой проникало сквозь ветви деревьев и кустарников.
- Что за дьявольщина! - воскликнул Лысков, несколько испугавшись и всматриваясь в двух человек. - Они как будто бы в саванах! Это какие-то плутни! За мной, ребята! Схватим этих мошенников!
Он поехал со стрельцами вперед, а Сидоров пустился бежать из леса с такой быстротой, что и гончая собака едва ли бы перегнала его. Прибежав в Ласточкино Гнездо, объявил он там крестьянам, что господин их встретил в лесу двух мертвецов и хотел было бежать, но тут они его, по дьявольскому наваждению, потянули к себе со всеми стрельцами.
Подскакав на близкое расстояние к Бурмистрову, Лысков закричал:
- Кто вы? Отдайтесь нам в руки, а не то я велю изрубить вас.
- Прежде размозжу я тебе голову, а потом сдамся! - отвечал Бурмистров.
Лысков, услышав знакомый голос и всмотревшись в лицо Василия, содрогнулся и от ужаса выпустил из рук повода своей лошади. Он был уверен, что Василию давно уже отрубили голову, и никак не ожидал увидеть его в саване посреди леса. Наталью, вероятно, он не узнал или счел ее за привидение.
- Что же ты медлишь? - закричал Бурмистров. - Нападай на меня, если смеешь!
Лысков дрожащей рукой начал искать повисшие повода, чтобы ускакать из леса без оглядки. Лошадь, приметив, что седок на ней ворочается, и ожидая удара поводом, подвинулась еще ближе к Бурмистрову. Стрельцы остались на прежнем месте, в некотором отдалении, и, ожидая приказаний, смотрели со страхом и изумлением на происходившее. Бурмистров заметил ужас Лыскова и тотчас понял причину его. В голове его блеснула счастливая мысль.
- Час твой настал, злодей! - закричал он торжественным голосом, бросив на землю толстый сук, который держал в руке. - Никто на свете не спасет тебя! Иди за мной!
Лысков, обеспамятев от страха, спустился с лошади и повалился на землю перед Бурмистровым.
- Позволю тебе жить на этом свете еще пять лет, если ты сделаешь хоть одно доброе дело, - продолжил Бурмистров, - Схвати этих разбойников, которые бегут сюда, и предай их в руки правосудия.
Лысков вскочил с земли, сел на лошадь, махнул стрельцам и пустился с ними навстречу раскольникам.
Началась упорная драка. Долго раздавались удары сабель и крики сражающихся; долго ни та, ни другая сторона не уступала. Наконец раскольники побежали, и Лысков со стрельцами пустился их преследовать. Тем временем Василий и Наталья, выбежав из леса, пошли в Ласточкино Гнездо. Заря уже угасла на западе. Бурмистров решил идти в избу Сидорова, выпросить у него телегу, и немедленно ехать с Натальей в село Погорелово, покуда Лысков не воротился еще в деревню, где почти все жители уже спали.
- Кто там? - закричал Сидоров, услышав стук у дверей своей избы.
- Впусти меня скорее! - сказал Бурмистров.
- Ах, это никак ты, Василий Петрович. Слава тебе Господи, видно, ты цел воротился из леса.
Сидоров, отворив дверь и увидев наряд Василия и Натальи, отскочил от них аршина на три и прижался к стене.
- Что ты, что ты, брат! - сказал Василий, входя с Натальей в избу. - Ты, верно, подумал, что к тебе мертвецы в гости пришли? Не бойся, мы тебе ничего не сделаем. Заложи-ка поскорее телегу да ссуди меня каким-нибудь кафтаном и шапкой, а для Натальи Петровны достань где-нибудь сарафан и повязку. Мы теперь же уедем в Погорелово. Приезжай завтра туда за своим платьем. Да нельзя ли, братец, все это сделать попроворнее? Я тебе завтра дам три серебряных рубля за хлопоты. Только смотри: ни слова не говори Лыскову.
- Да ты никак и впрямь не мертвец! - сказал Сидоров, все еще посматривая с недоверчивостью и страхом то на Василия, то на его невесту. - Да кто вас угораздил этак нарядиться? Святки, что ли, справляете? Раненько что-то…
- Однако, братец, нельзя ли поскорее? - сказал Василий. - Нам дожидаться некогда. Да одолжи мне, кстати, до завтра свое ружье.
- Сейчас, сейчас, Василий Петрович. Все мигом будет готово!
Сидоров проворно заложил лошадь в телегу, сбегал к замужней сестре своей за сарафаном и повязкой, вытащил из сундука свой праздничный кафтан и шапку, достал из чулана ружье с сумкой и отдал все Бурмистрову.
Когда Василий и Наталья, переодевшись, сели уже в телегу, Сидоров Сказал:
- А кто же будет лошаденкой-то править? Разве мне самому, Василий Петрович, вас прокатить!
Без шапки сел он на облучок телеги, взял вожжи, приосанился, ударил лошадь плетью и поскакал по дороге к Погорелову, присвистывая и крича:
- Ну, родимая, не выдай! Знатно скачет, только держись.
Еще прежде полуночи он приехал в Погорелово. Нужно ли описывать радость Натальиной матери, которая так неожиданно увидела дочь свою после долгой разлуки? Отец Павел не мог удержаться от слез, глядя на обрадованную старуху и на восторг дочери. Мавра Саввишна, вскочив со сна, второпях надела на себя вместо сарафана подрясник отца Павла и выбежала здороваться с нежданными гостями, а потом от восхищения пустилась плясать, несмотря на свою одежду.
- Мавра Саввишна, - сказал, улыбнувшись, отец Павел, - погляди на себя: ты, кажется, мой подрясник надела. Полно плясать-то!
- Ничего, батюшка, от такой радости не грех и в подряснике поплясать - прости, Господи, мое согрешение!
Сидоров, которому Мавра Саввишна после пляски поднесла стакан настойки, остался ночевать в доме отца Павла и, получив свое платье, ружье и обещанную награду, на другой день возвратился в Ласточкино Гнездо в полной уверенности, что барина его, Лыскова, утащили мертвецы в преисподнюю и что никто не спросит его, куда он и с кем ночью ездил.
IV
Было около полудня, когда Сидоров подъехал к своей избе. На беду его, Лысков сидел на скамье перед своим домом, под тенью березы, отдыхая после вчерашней безуспешной погони за раскольниками и ломая голову над встречей его в лесу с Бурмистровым. Увидев Сидорова, махнул он ему рукою. Впустив лошадь с телегой во двор, бедняга почувствовал холод и жар в руках и ногах от страха и побежал к своему барину.
- Куда ты ездил, мошенник?
- А в лес за дровами, батюшка.
- Неужто ты шатался целую ночь напролет по лесу, а? Говори же, разбойник! Ты и днем боишься в лес ходить!
- Виноват, батюшка!
- Так куда же ты ездил? Федька, палок!
- Взмилуйся, отец родной, Сидор Терентьич, за что?
- Я тебе покажу, за что. Катай его! - закричал Лысков своему холопу Федьке, главная обязанность которого состояла в том, чтобы иметь всегда запас палок и колотить без пощады всякого, кого барин прикажет.
Сидоров повалился в ноги Лыскову и признался, что он ездил в село Погорелово.
- В Погорелово? А зачем? Небось к прежней помещице? Ах ты, бездельник! Она-то вас и избаловала! Федька, принимайся за дело!
- Помилуй, Сидор Терентьич! - продолжал Сидоров, кланяясь в ноги Лыскову. - Я не к помещице ездил.
- Так к черту, что ли, мошенник? Говори мне всю правду, не то до полусмерти велю колотить.
- Скажу, батюшка, всю правду-истину! Лаптишки у меня больно изорвались, так я и собрался в Погорелово за покупкой. Там кума моя, Василиса, знатные лапти плетет.
- Да что ты, бездельник, меня обманываешь?! Понадобились лапти, так ночью за двадцать верст за ними поехал? Ах ты, разбойник! До смерти прибью, если не скажешь правды. Привяжи его к этой березе, Федька, да принеси палки потолще. Я из тебя выбью правду!
Холоп потащил беднягу к березе.
- Скажу, Сидор Терентьич, все скажу, только помилуй! - закричал крестьянин, вырвавшись из рук холопа и снова упавши в ноги Лыскову. - Я отвез в Погорелово Василия Петровича с Натальей Петровной.
Лысков, несмотря на свое изумление, схватил палку и собственноручно излил гнев свой на бедного крестьянина. Потом велел оседлать свою лошадь и, взяв с собой Сидорова и еще четырех крестьян, вооруженных ружьями, поехал немедленно в Погорелово, чтобы отнять у Бурмистрова Наталью.
Приехав в село, он остановился у дома священника, зная, что у него живет тетка Бурмистрова, и потому полагая, что Наталье более негде быть, как здесь.
Лысков вошел прямо в горницу. Мавра Саввишна ахнула, старуха Смирнова заплакала, Наталья, побледнев, бросилась на шею матери, а отец Павел, не зная Лыскова, смотрел на всех в недоумении. Бурмистрова не было в горнице.
- Ну, голубушка, теперь не уйдешь от меня! Изволь-ка собираться проворнее. Простись с родительницей да поедем.
- Прежде умру! - отвечала Наталья, рыдая и обнимая мать свою.
- Вот пустяки какие! Есть от чего умирать! Да тебе, моя красоточка, будет у меня не житье, а масленица. Эй, Ванька, Гришка, подите все сюда: тащите ее в телегу!
- Хоть я не знаю твоей милости, - сказал отец Павел, с изумлением и негодованием смотревший на Лыскова, - однако, как хозяин этого дома, кажется, могу спросить: по какому праву разлучаешь ты мать с дочерью?
- Ха, ха, ха! По какому праву! Она моя холопка, вот и все тут. Ну, поворачивайтесь!
- Это что? - воскликнул Бурмистров, входя в горницу, - Прочь, бездельники! Вон отсюда!
Крестьяне, испуганные грозным голосом Бурмистрова, отошли от Натальи.
- Не лучше ли тебе идти вон? - сказал Лысков. - Я сегодня же донесу царевне Софье Алексеевне, что ты живехонек. Она ведь голову велела тебе отрубить.
- Доноси кому хочешь, только убирайся вон! - закричал Василий.
- Да как ты смеешь отбивать у меня мою холопку? Ты думаешь, что я тебя испугался? Только меня тронь, так я стрелять велю! Хватайте его, ребята, вяжите! У него сабли нет, чего вы трусите? Хватай его, Ванька!
- Как, это ты, Сидоров, на меня нападаешь? Ну, ну, смелее! Попробуй схватить меня!
- Да что ж, Василий Петрович, делать, воля господская: велят, так и на отца родного кинешься!
- Полно, Сидоров, отпусти-ка лучше мою руку; ведь я посильнее тебя. Мне не хочется с тобой драться.
- Мошенник ты, Ванюха! - закричала Мавра Саввишна, - Забыл мою хлеб-соль?!
Бурмистров между тем схватил ружье Сидорова. Последний притворился, будто старается удержать ружье всеми силами, и тихо шептал Бурмистрову:
- Дай мне тычка, а ружье-то отними!
Другие крестьяне хотели броситься к Сидорову на помощь, но отец Павел остановил их, закричав:
- Грешно, дети, грешно пятерым нападать на одного!
Бурмистров для вида толкнул своего противника и вырвал у него ружье.
- Ой, мои батюшки! - закричал Сидоров, упав на пол. - Экий медведь какой, никак мне ребро переломил!
Лысков задрожал от злости и закричал крестьянам:
- Стреляйте! Я ответчик!
Крестьяне, исполняя приказ господина, прицелились в Бурмистрова.
- Застрелите, дети, тогда и меня! - сказал отец Павел, встав возле Василия.
Все ружья опустились.
Бурмистров, прицелясь в Лыскова, сказал:
- Ты хотел меня застрелить, как разбойник, а против разбойников, по закону, позволено защищаться. Сейчас уйди отсюда, а не то выстрелю.
- Хорошо! - воскликнул Лысков, задыхаясь от злобы. - Я уйду, только сегодня же пошлю челобитную к царевне Софье Алексеевне.
- Да уж поздно, хамово поколение, поздно, семя крапивное! - закричала Мавра Саввишна, которая вместе со старухой Смирновой старалась привести в чувство упавшую в обморок Наталью. - Я уже с племянником сама написала на тебя сегодня челобитную батюшке царю Петру Алексеевичу!
- Очень рад, - сказал Лысков. - Пусть нас царь рассудит.
- Племянник-то мне растолковал, что ты в моем поместье не владелец и что Ласточкино Гнездо мое!
- Не рассказывай всего этому плуту, тетушка. Убирайся вон! Чего ты еще дожидаешься?
- Уйду, сейчас уйду, дай только слово сказать. Ты ведь, святой отец, хозяин этого дома. Если укрываешь у себя мою холопку, так и отвечать должен за нее, если она убежит. Тогда я за тебя примусь. Не забудь этого. Прощай! Авось скоро увидимся. Пойдемте, мошенники! - закричал Лысков крестьянам. - Я с вами дома разделаюсь! Пятеро не могли с одним сладить!
- Если хочешь, тетушка, то прикажи твоим крестьянам остаться здесь, - сказал Василий. - Лысков не помещик их; он завладел твоим имением не по закону, а самовольно. Ты - настоящая помещица.
- Коли так, - воскликнула Мавра Саввишна, посадив пришедшую в чувство Наталью на скамью, - то я вам всем приказываю не уходить отсюда!
- Слушаем, матушка! - сказали в один голос обрадованные крестьяне.
- Кормилица ты наша! - прибавил Сидоров; бросаясь к Мавре Саввишне. - Дай поцеловать твою ручку! Опять ты наша госпожа! Слава тебе, Господи!
- Врешь ты, разбойник! - закричал Лысков. - Я ваш господин! Осмельтесь не пойти со мною: до полусмерти всех велю батогами запороть.
- Не прикажешь ли, матушка Мавра Саввишна, самого его образумить и проводить отсюда? - спросил Сидоров, сжав кулаки.
- Вон его толкай, Ванюха! - закричала Мавра Саввишна. - Живет, мошенник, в моем доме да еще над моими крестьянами смеет издеваться! Вон его!
- Ребята, не отставай! - закричал Сидоров, выталкивая Лыскова в шею из горницы. - Проводим его милость за ворота, ведь госпожа приказала!
- Прибавь ему, Ванюха, прибавь! - кричала Мавра Саввишна.
Крестьяне, вытолкав Лыскова за ворота, возвратились в горницу и спросили помещицу: что им еще делать?
- Пусть они покуда останутся у меня в доме, - сказал отец Павел, - да не велишь ли им, Мавра Саввишна, помочь моей работнице? Она пошла в огород грядки полоть.
- Слышите, ребята? Ступайте грядки полоть да смотрите: не пускайте козла в огород. Если Лысков сюда воротится, так опять его в шею!
- Слушаемся, матушка! - сказали крестьяне и вышли из горницы.
- Ну, племянник, - сказала Мавра Саввишна, - потешили мы себя: вытолкали мошенника. Только что-то будет с нами? Ведь разбойник на всех нас нажалуется царевне Софье Алексеевне!
- Пусть его жалуется. Твоя челобитная прежде придет к царю Петру Алексеевичу.
- Разве он за нас заступится, а не то - беда: все пропадем!
- И, полно, тетушка! Правому нечего бояться. Я теперь же поеду в село Преображенское и ударю челом царю.
- Да, да, поезжай скорее, пока нас всех еще не перехватали да не заковали.