- Ах ты, жалкий трусишка! Заносчивый гордец, обидчивый себялюбец! Как ты смеешь посягать на то, что уже не принадлежит тебе?! Ты не прошел еще и четверти пути, не изведал настоящей борьбы, и первое же поражение раздавило тебя, как букашку! Но тебе слишком много дано, чтобы ты имел право так скоро признать себя побежденным.
- Кому сколько дано - знает только Бог! - прошептал Монферран.
- Да, так и не гневи его! Вставай, трусишка, собери чертежи, приведи себя в порядок и отдохни от мыслей, не то все: и силы, и воля - уйдет в нервы, станешь психопатом, а не строителем. А все еще только начинается!.
Огюст медленно привстал с ковра.
- Я схожу с ума! - прошептал он и поспешно, поднявшись на колени, стал собирать бумаги.
Вошел Алексей с чашкой чая.
- Август Августович, вы что же на полу делаете? - испугался он.
- А то ты не видишь? - не поворачивая к нему головы, отозвался Монферран. - Видишь, чертежи развалились. Поставь чай на стол да снеси-ка это все в кабинет.
Допивая чай, он посмотрел на часы. За весь вечер они почему-то ни разу не попались ему на глаза, хотя стояли как раз на проклятом камине… Золоченые стрелки показывали половину десятого.
"Какого черта Бетанкур приказал завтра принести ему исправленные чертежи?! - зло подумал Огюст. - Ведь говорили мы с ним почти перед окончанием службы… Разве что всю ночь с ними возиться, да и то не успеть. Стоп! Но сегодня суббота… Завтра - неприсутственный день. Что он, с ума сошел, что ли? Забыл о времени так же, как и я… Говорят, и у него большие неприятности… Говорят, он теряет расположение государя." Подумав это, он не испытал ни злорадства, ни, напротив, сострадания к человеку, который прежде столько помогал ему. Просто промелькнула такая мысль.
- Алеша! - крикнул архитектор, поленившись протянуть руку к колокольчику.
Алексей, как всегда, вошел тотчас же.
- Посиди здесь, Алеша, - сказал Огюст. - Тошно одному. Моей милой супруге мое общество, кажется, окончательно надоело. Она опять проторчит у полковничьей жены до девяти и явится домой в половине десятого, с блеском в глазах, с румянцем и слегка запыхавшись, будто торопилась… Еще бы! Терпи тут мои огорчения. А там весело!
- Будет вам! - вдруг с упреком произнес Алексей и посмотрел на архитектора взглядом, от которого тот вспыхнул.
- Что значит "будет"? - резко спросил Огюст.
- Будет ее винить! - голос слуги задрожал. - Как вы можете? Элизу Эмильевну!.. И еще супругой ее называете! Разве она вам жена?
Огюст вздрогнул, едва не выронив чашку. Румянец на его щеках стал еще ярче.
- Та-ак! Она тебе рассказала?! Да?
Алеша резко шагнул к столу и проговорил непривычной скороговоркой, глядя прямо в глаза хозяину:
- Ничего она мне не рассказывала! И никому… Разве она о вас где-то когда-то скажет хоть одно слово плохое? Что вы! Да только я не дурак последний! А за столько-то лет догадался бы и дурак. Фамилия у нее не ваша, ваших гостей она сторонится, как зачумленная прячется от них. Письма из Парижа приходят только на ваше имя, будто ее и нет. Я давно понял, что вы не венчаны.
- Не твое дело! - в ярости закричал Монферран, вскакивая.
- Само собой, не мое, - Алексей странно покривился, будто ему больно было говорить. - И вам, барину, ясное дело, на простой жениться стыдно. Мало ли кто из светских что скажет! Как же - циркачка! Спаси Бог от лишнего шуму, когда и так шумят…
- Ах ты, скотина проклятая! - вскрикнул Огюст и замахнулся с такой силой, что чуть не вывернул себе плечо.
Алексей стремительно выпрямился, впервые в жизни Монферран увидел в глазах его чудесный гневный огонь.
- Ударьте меня, ударьте! - воскликнул слуга. - Что-то давно меня не бил никто!
Рука Огюста опустилась и повисла, будто тряпочная. Он отвернулся, тяжело дыша, потом опять упал на стул, низко опустив голову. Его губы дрожали, как ни старался он унять их дрожь.
- Август Августович! - через несколько мгновений произнес Алексей. - Вы простите меня, дурака! Простите!
- Это ты прости меня! - чуть слышно выдавил из себя Огюст. - Не понимаю, как я мог?.. Но ты тоже хорош… Рожей своей прямо в мою постель лезешь! И откуда ты знаешь, что Элиза из цирка?
- От нее и знаю, - голос Алексея вдруг выдал какое-то скрытое напряжение. - Она мне говорила, что вы ее в цирке и встретили… увидели то есть… на лошади.
- Нет! - Монферран покачал головой, рассыпав по лбу свои упрямые кудри. - Нет, это она тебе не то сказала, Алеша, совсем не то… Ну-ка сядь, я тебе расскажу, как мы с нею познакомились.
И он рассказал слуге о долине итальянской реки, о сражении, о поляне с разбросанными по ней телами убитых, о сумасшедшем южном солнце, которое тогда сжигало его воспаленный бредом мозг, о маленькой всаднице, прискакавшей искать его, живого среди мертвых, о бессонной ночи возле костра.
- И уже потом, через семь лет, я встретил ее в цирке, - закончил он свой рассказ.
- Во-от оно что! - прошептал совершенно потрясенный Алексей. - Вот она с чего такая… Но я ж не знал… извините!
- А я думал, ты хуже упрекнешь меня, когда узнаешь, - удивленно проговорил Огюст.
- Что вы, нет! - замахал руками Алеша. - Я, выходит, вовсе не то думал. Я не знал, кто она вам. Думал, полюбовница…
Он хотел сказать еще что-то, но тут дверь отворилась, и вошла Элиза, придерживаясь рукою за косяк двери и как-то странно, косо ставя левую ногу. В тот момент, когда она входила, ее лицо было напряжено, губы стиснуты в волевом усилии. Но, увидев, что на нее смотрят, она тотчас виновато улыбнулась.
- Добрый вечер. Прости, я поздно, Анри… Мы долго занимались.
- Что с тобой? - он вскочил и рванулся к ней. - Ты что это хромаешь?
- Я ушибла ногу, - жалобно сказала она. - На лестнице… упала и ужасно расшибла колено. Пожалей меня, Анри, поцелуй, не то будет долго болеть.
И когда он подошел к ней, она вдруг с бесконечной усталостью склонила голову в мокрой от дождя шляпе-кибитке к нему на плечо.
XIV
Следующий за этим воскресный день Монферран решил целиком посвятить злополучным чертежам.
Девять чертежей, которые он испортил, относились к срочному заказу двора. То были приложения к расчетам неких арочных перекрытий и сводов для дворцовых построек в Павловске.
Огюст ясно видел, что допустил в чертежах ошибку, из-за которой весь расчет сошел на нет. Но где ошибка? В чем?
С утра он уселся за рабочий стол и несколько часов подряд разбирал чертежи, все больше и больше приходя в отчаяние. Ему было никак не найти своего досадного просчета, казалось, все сделано верно. И вдруг его точно стукнуло. Он выхватил из папки данный ему Бетанкуром расчетный лист, перечитал его и сразу вспотел. Ошибка была, но только не в его, Монферрана, чертежах, а в изначальном расчете самого инженера! В первое мгновение архитектор испытал злобное торжество. Ему захотелось тут же взять извозчика и поехать на квартиру к генералу с тем, чтобы положить перед ним роковой листок и самым вежливым тоном произнести:
- Не угодно ли, ваше превосходительство, взглянуть, по какой причине произошло вчерашнее недоразумение с чертежами?
Потом он оставил эту мысль, испугавшись нового гнева Бетанкура, и решил отложить свое заявление до понедельника, когда ему все равно придется явиться к начальнику и объяснить, отчего чертежи не могут быть исправлены. Но через некоторое время архитектора разобрала досада: стало жаль своей работы и работы еще двоих чертежников, которым он давал задание по этим самым аркам…
Сразу после полудня он явился с толстой папкой к своему приятелю инженеру Базену, с которым у него завязались дружеские отношения после памятного заседания в Академии. Базен тогда вместе с Росси и Дестремом поддержал молодого зодчего. В последнее время Базен самым непринужденным образом использовал их дружбу, часто прося Огюста сделать то какой-нибудь "чертежик" к своему техническому проекту, то рисунок-другой для одного из своих частных заказчиков, и на правах друга, само собою, ничего не платил. На сей раз Огюст решил этим воспользоваться.
- Так-так! - расхохотался Базен, выслушав всю историю с допущенной ошибкой и просмотрев записки Бетанкура. - Наконец-то наш "непреклонный воитель" показал воочию слабость. Ишь ты, занервничал! Верно, припекло… А вы ловко поймали его, Огюст. Я бы и то сразу не заметил просчета. Ну так что же? Теперь вам есть резон показать этот генеральский шедевр министру двора, да заодно и пожаловаться. Я слышал, что он вчера безобразно накричал на вас.
Монферран покраснел:
- У секретаря его превосходительства отличный слух, как я вижу. Да, мне от него попало. Но только я не собираюсь жаловаться и не с тем пришел к вам, Базен. Помогите исправить его ошибку. Я не справлюсь сам в такой срок… до завтра.
Серые колкие глаза Базена выразили недоумение.
- Милый вы мой! Простите, это глупо… Он вас оскорбил, а вы собираетесь выручать его. Так, что ли? Не делайте этого! У милейшего дона Августино ныне крупные неприятности, он висит на волоске, и такое вот недоразумение, хорошо поданное вами, может вас раз и навсегда избавить от его тирании… Взгляните сами: если бы расчеты остались такими, какие они есть, все сооружение должно было бы разъехаться в считанные дни. Вы понимаете, чем это пахнет?
- Ничем, кроме лишней работы, - сердито проговорил Огюст. - Такие ошибки не остаются незамеченными, друг мой. Еще раз прошу вас: помогите с расчетом!
- Бесплатно? - с самым невозмутимым видом спросил Базен. - Простите, не привык. А уж тем паче ради этого испанского кровопийцы палец о палец не ударю. К тому же сегодня воскресенье, а я - добрый католик в отличие от вас, мой дорогой. Лучше присаживайтесь, и разопьем бутылочку портвейна, а потом я напрошусь к вам в гости на ужин.
- Извините меня, - спокойно, но с затаенным бешенством произнес Огюст, - но сейчас я нахожусь в стесненных обстоятельствах и принимать гостей не в состоянии. Тем более, что по глупости своей нередко оказываю своим друзьям бесплатные услуги! Простите за причиненное беспокойство!
Возвращаясь домой, Монферран припомнил давно долетевшие до него слухи о том, что будто бы Базен мечтает занять место Августино.
Весь оставшийся день, весь вечер и потом всю ночь архитектор просидел в своем кабинете, не выйдя даже к обеду. Элиза и Алеша по очереди носили ему кофе и пытались несколько раз уговорить его пойти поспать, вызывая на себя громовые разряды его раздражения. В конце концов он заперся в кабинете на ключ.
Но когда в половине девятого утра Огюст вошел в гостиную и с самым непринужденным видом уселся завтракать, глаза его излучали торжествующее сияние и были в три раза синее, чем обычно.
- Вот вам и рисовальщик, господа академики! - пробормотал он себе под нос.
И потом, прощаясь с Элизой, целуя ее, шепнул:
- Лучше отомстить я и не мог бы! Жаль только, он ничего не заметит. А сказать ему - потерять половину мести.
Элиза, рассмеявшись, кивнула. Ей он рассказал все, как было.
Однако Огюст ошибся, подумав, что Бетанкур ничего не заметит и не догадается о допущенном просчете. Едва архитектор вошел, как сразу же увидел там генерала. Тот ждал его, и по его лицу было видно, что он волнуется, хотя, как всегда, он сумел скрыть волнение за абсолютно холодным взглядом.
- Вы еще не смотрели тех чертежей, Монферран? - спросил Августино, ответив на приветствие своего подчиненного. - Ну тех, испорченных?
- Вот они, - просто сказал молодой человек, подавая генералу папку. - Как вы приказали, я все переделал.
Бетанкур стремительно развернул чертежные листы, мельком взглянул на приложенные расчеты, увидел вместо своей руки знакомый почерк Монферрана и вдруг заметно побледнел. Несколько минут он сосредоточенно изучал чертежи, потом сложил их, взял со стола и, отвернувшись, сказал:
- Великолепно выполнено. Спасибо. И… зайдите ко мне, Огюст.
Когда они оказались вдвоем в кабинете, генерал, залившись непривычным румянцем, протянул руку архитектору:
- Огюст, я понимаю, это гадко… гадко, что я обидел вас фактически в присутствии своего секретаря, а извиняюсь с глазу на глаз, но в последнее время твердость стала мне изменять. Простите! Я нашел ошибку еще вчера и собирался сегодня отменить свое распоряжение и дать вам новый расчетный лист, но вы меня опередили. Забудьте мои несправедливые слова!
- Хуже всего мне показалось то, что вы сочли меня неспособным вести строительство… - горько заметил Монферран.
- Вы способны его вести! - румянец генерала стал пунцовым и на смуглых его щеках горел огнем. - Вы - порядочный человек. Это уже много. Если говорить честно, я больше всего боялся, что вы обнаружите мой просчет и доведете его до сведения двора… К сожалению, я почти не встречал людей, не способных на мелкую мстительность…
- А я хотел вам отомстить, - вдруг улыбнувшись, сознался Монферран, - честное слово, хотел. Хотел вчера же приехать и показать вам ваши листы, и посмотреть, как вам это понравится.
- И зря не сделали этого! - расхохотался Бетанкур. - А я-то промучился всю ночь! Спасибо, Огюст. И вот что… с проектом не отчаивайтесь пока. Может быть, вы еще сможете отстоять его. Кое в чем я постараюсь вам помочь. Знаю, вы мечтаете об ордене святой Анны на шею.
- Куда мне теперь! - устало махнул рукой Огюст. - Какая там Анна! Знали бы вы, что висит сейчас на моей шее, так не захотели бы вешать на нее и пушинку!
Говоря это, он снова вспомнил о долге ростовщику Семипалову…
Прошла неделя, наступило второе ноября. Откладывать посещение ростовщика больше было нельзя, и рано утром, еще до начала службы, Монферран отправился по адресу, который хотел бы забыть.
Ночью прошел дождь. Заморозки накануне кончились, и с утра на деревянных тротуарах стояли лужи. Прыгая через них, Огюст иногда ударял их тростью так, что фонтаном взлетали брызги. Это мальчишеское развлечение немного отвлекало его от мучительных мыслей.
В конторе ростовщика не было посетителей, и от этого Огюсту стало немного лучше: больше всего он боялся свидетелей. Господин Семипалов тотчас же вышел к визитеру:
- Чем могу служить вам, сударь мой?
Вопрос был несколько странен, но Огюсту некогда было размышлять об этом.
- Я пришел к вам, господин Семипалов, поговорить относительно моего долга, - отрывисто сказал архитектор. - Сегодня срок выплаты, но я…
Лицо ростовщика выразило вдруг настоящее изумление, и затем в глазах его возник какой-то особенный лукавый интерес.
- О-о-о, сударь, сударь! О чем вы говорите?! - вскричал он. - Долг ваш уже неделю назад был уплачен со всеми причитавшимися процентами.
Теперь изумление испытал Огюст, и у него сразу даже не нашлось сил скрыть это.
- Долг уплачен, вы сказали?! - голос архитектора звенел и дрожал. - Кем, сударь?!
- Долг выплачен через третье лицо, господин Монферран. Я не имею понятия, кем именно. Доверенному, производившему оплату, мною выдан соответствующий документ, и ваш вексель он сжег при мне, сударь. Я полагал, что вы знаете…
- Нет, - совершенно смешавшись, испытывая одновременно смятение, неистовое облегчение и стыд, Огюст не мог солгать, - нет, я не знал этого… Что, черт возьми, это значит? Вы, сударь, знаете в лицо этого доверенного?
Ростовщик вздохнул:
- Увы. Мне знакомо пол-Петербурга. Этого человека я никогда не видел. Он явно лицо подставное, верьте моему опыту.
Два часа спустя, едва дождавшись прихода в Комитет Бетанкура, Монферран как буря ворвался в его кабинет.
- Послушайте, ваше превосходительство! - еще с порога закричал он, в волнении забывая обо всех приличиях. - Не кажется ли вам, что это слишком?! Если я имел счастье оказать вам услугу, это не означает, что вы получили право благодетельствовать мне без моего ведома и ставить меня в самое дурацкое положение!
Генерал едва не лишился дара речи от такой атаки, но потом опомнился и рявкнул, когда Огюст умолк:
- Вы что, сошли с ума?! О чем вы говорите?!!
- О том лишь, что я не говорил вам ни слова о моих денежных затруднениях и не просил вас, коли уж вы узнали о них, оплачивать мои долги!
Бетанкур, привставший было в своем кресле, тут же опять упал в него. Его лицо было маской изумления.
- Я?! - только и выговорил он. - Ваши долги?
- Не прикидывайтесь! - чуть ли не со слезами в голосе воскликнул Огюст. - Кроме вас никто не мог узнать о моем долге и тем более никто не мог его оплатить!
Генерал схватился за голову.
- Черт возьми, это уже слишком! - возопил он. - Вы что, хотите меня свести на тот свет, Огюст?! Или все-таки сами не в себе?!
Монферран в изнеможении прислонился к двери кабинета. У него тряслись руки.
- Так значит, - прошептал он, - это не вы?
- Не я, конечно, и глупо, что вы на меня подумали, сударь. А велик ли был долг?
- Больше половины моего годового дохода в настоящее время, - еле слышно ответил архитектор. - И мне бы ни за что не уплатить этого долга, ни за что… Но кто мог это сделать, а?
- Это вам виднее, - уже сердито отрезал генерал. - Припомните всех своих знакомых и подумайте. А может быть, - и тут он пристально и очень выразительно взглянул на молодого человека, - может быть, это услуга кого-либо не совсем знакомого?..
Вечером, когда Элиза спросила Огюста, чем закончилось свидание с Семипаловым, он мгновение раздумывал и ответил, отвернувшись:
- Ростовщик согласился дать отсрочку на год. За год у меня будут заказы, мне уже обещали. Во всяком случае, можно не продавать библиотеку.
- Слава богу! - с искренним облегчением воскликнула Элиза.
В последующие дни через своих знакомых Монферран попытался осторожно выяснить, не проявляло ли к нему интереса какое-либо высокопоставленное лицо. Разумеется, никто не сообщил ему ничего особенного, и он понял, что благоразумнее будет не разыскивать благодетеля: тот явно не хотел быть узнанным.
XV
В один из последних дней ноября, вернувшись домой раньше обычного, Огюст нашел поджидавшее его в кабинете письмо в небольшом желтоватом конверте, надписанном незнакомым ему почерком. Внутри конверта оказалась только одна короткая записка без подписи:
"Если господин придворный архитектор желает испытать острые ощущения, очень советую ему посетить на этих днях цирк "Шапито".
"Что это значит? - подумал Монферран, вертя в руках записку. - На что мне цирк?" И тут вдруг его кольнула неприятная догадка, еще неясная, но болезненная. Он посмотрел на часы. Они показывали без двадцати семь.
- Алеша! - крикнул Огюст в приоткрытую дверь кабинета.
Слуга немного замешкался на сей раз, и хозяин встретил его сердитым вопросом:
- Ты что, из Москвы сюда шел? Быстро подай мне одеться!
- Август Августович, да вы же одеты! - удивился Алексей.
- Штатское платье мне подай! Мне в мундире за день надоедает таскаться. Принеси и беги на улицу ловить мне карету.
На лице слуги вдруг появилось беспокойство, которое подтвердило догадку Огюста.
- Куда ж это вы собрались? - тихо спросил Алеша. - Скоро ведь Элиза Эмильевна вернуться должна.